Семь дней до Мегиддо
Часть 12 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Если это и впрямь Инсеки… — Дарина помолчала. — Тогда я стану возрождать Гнездо. Пройду путь к хранителю. Наську придётся вести ускоренным циклом к матери. Есть и ещё хорошие новости, как ни странно… — она осеклась. — Но о мести не может быть и речи. Обязанности с тебя я сниму. Не волнуйся.
— Да я и не волнуюсь.
— Я же чувствую… — просто ответила она. Потянулась, из-под халата высунулись голые ноги. Лодыжки были тоненькие, подошвы розовые, как у младенца.
— Ты без комбинезона, — удивился я.
— А ты в штанах и рубашке моешься?
— Нет, но… вы же всегда в своей чешуе, — я попытался улыбнуться. — Не думал, что увижу жницу без одежды.
— Ты ещё и не видел, — сказала Дарина.
Повисла неловкая пауза.
— Дарина, извини, это прозвучало двусмысленно, — сказал я.
— Знаю. Я так и хотела.
Она смотрела куда-то мимо меня. Потом опустила взгляд.
— Я, пока, очень похожа на человека, — сказала Дарина. — Жницы недалеко уходят по пути изменений. Если я стану хранителем, то всё будет иначе… Максим, я вызываю у тебя отвращение?
— Нет, — честно сказал я. В горле пересохло.
— Мне вчера показалось, когда ты меня обнимал…
— Тебе не показалось.
— Максим, это у меня первый и последний раз, наверное. Если… если я тебе не противна…
Я встал. Подошёл к ней. Дарина тоже поднялась, глядя в пол. Её пальцы теребили поясок халата.
— Может меня кто-то посчитает… психом, — сказал я. — Но ты мне нравишься.
Она повела плечами и халат соскользнул к ногам.
Головы она так и не поднимала.
Я осторожно взял её за подбородок и поцеловал. Она ответила, целуясь жадно, неумело и отчаянно, как бывает только в первый раз.
— Открой глаза, — попросил я.
Дарина замотала головой.
— Не бойся, — сказал я. — Я хочу их видеть.
Она посмотрела на меня — и я утонул в сиреневом сиянии. Тысячу раз я слышал «такая скука, мутантку бы трахнул» или что-то подобное. Десятки раз я слышал похвальбу «а я тут жницу поимел» — с обилием деталей, касающихся в основном скользкой кожи или нестандартного женского органа. Одна девушка всем рассказывала, что у неё был парень-страж, с «вот таким вот огромным и раздвоенным».
Я и раньше-то в эти истории не верил.
Теперь я знал на тысячу процентов, что это враньё.
Потому что никто этого рассказывать не станет.
А если всё же станет, то будет говорить про глаза.
Светящиеся жадным сиреневым светом.
Нечеловеческие глаза на человеческом лице.
Мы целовались, глядя друг на друга, в полутёмном, заваленном мягкой рухлядью кабинете бывшего минкульта, я сжимал её плечи, и не было никакой скользкости из пошлых анекдотов: «запрыгнул на неё и проскользнул всё Гнездо», просто гладкая влажная кожа, словно ты с девушкой в душе. Дарина, путаясь в пряжке, расстегнула мне ремень, я сбросил влажные, липнущие к ногам джинсы и увлёк её на пол. Она совершенно ничего не умела и не знала, у неё действительно всё было в первый раз, и, кажется, Дарина ужасно нервничала, что я сейчас сравниваю её с другими и сравнение окажется не в её пользу.
И это было трогательно и смешно, потому что я понимал: все девчонки на свете по сравнению с ней ничего не стоят, у меня никогда такой не было… и скоро снова не будет.
Но сейчас она была рядом, я ещё раз шепнул ей «не бойся» и вошёл, ловя испуг и восторг в сиреневых глазах. Дарина вцепилась мне в плечи так сильно, что я застонал, и тут же отпустила в испуге — она была куда сильнее, чем человек и я вдруг понял, что она боится причинить мне вред не меньше, чем я боюсь причинить ей боль.
— Ты мне не навредишь, — прошептал я. — Ты… моя…
И только тогда она расслабилась до конца, и мы вошли в ритм, она не отрывала от меня взгляда, потом зрачки её расширились, будто глядя куда-то за пределы мироздания и Дарина застонала, вздрагивая подо мной и цепляясь всё сильнее, не желая отпускать, но мы и без того уже были единым целым и быть ближе было просто невозможно.
А вокруг нас рокотала беззвучная, могучая будто океанский прибой, песня Гнезда.
Я опустился на пыльные истоптанные ковры, Дарина прижалась ко мне, положила голову на грудь, движением, которое любая женщина знает со времён Евы. Прошептала:
— Так… так всегда, да?
— Нет, так не всегда, — ответил я, обнимая её, и понял, что не вру.
— У тебя же были девчонки.
— Тебя не было…
Дарина тихо, но с гордостью, засмеялась. И лизнула меня в плечо.
— Эй, — сказал я. — Надеюсь, у вас не принято после секса откусывать голову?
— Такую пустую? — фыркнула Дарина.
И снова прижалась ко мне. Она подрагивала, будто никак не могло успокоиться, руки скользили по моему телу. Потом Дарина прошептала:
— Помнишь, Наська ляпнула, что я в тебя была влюблена в детстве?
— Ну? — насторожился я.
— Враньё. Я, конечно, на всех одноклассников Роськиных заглядывалась. Как положено младшей сестре. Но мне нравился такой весёлый, в очках, на Гарри Поттера похожий, его и звали…
— Гарик! — поразился я. — Да ну, он балабол…
— И ещё такой плотный, серьёзный, молчаливый…
— Мишка? — я нахмурился. — Он не плотный, а толстый. Они уехали на Дальний Восток…
— И смуглый такой парень, восточный. Имя такое красивое, Тимур…
— Ты сейчас всех ребят из класса переберешь, — пробормотал я. — Эй! Да ты же издеваешься! Ты всех подряд называешь!
Дарина захихикала, прижимаясь крепче. Я потянул, она оказалась на мне, села, лукаво улыбнулась. Сказала:
— Ты, впрочем, тоже ничего так…
Я привлёк её — и мы целовались с минуту, пока не поняли, что этого снова для нас мало.
А потом просто лежали, прижимаясь и тихо гладя друг друга. Я целовал её лицо, сиреневые глаза больше не сияли, но я знал, что этот свет где-то тут, внутри, рядом.
— Больше всего на свете я хотела бы стать обычной… — прошептала Дарина.
Я молча поцеловал её. Мы оба знали, что это невозможно.
От Гнезда до Комка — всего-то метров сто. Я вошёл, у стойки были две женщины, изучавшие выставленный товар: какие-то мелкие банки и пакеты с рационами. Рационы — понятное дело, они вкуснее, чем государственные пайки, и питаться ими дешевле, если ты хотя бы немножко умеешь искать кристаллы. В нормальных супермаркетах можно купить что угодно, хоть стейк из мраморной говядины, хоть французский коньяк, но всё это дорого, а работы у многих нет. Либо госпайки в картонных коробках, либо рационы из Комков.
А в баночках были витаминные добавки, я такие покупал родителям. Действительно крутая штука, даже меня штырит, если съесть пять-шесть таблеток, можно всю ночь не спать и на следующий день никакой усталости. Главное, не есть их больше двух дней подряд, тогда накатит отходняк.
Я дождался, пока женщины ушли со своими продуктами и подошёл к стойке. Продавец, кажется, улыбнулся.
— У меня вопрос, — сказал я. — Найдутся какие-нибудь патроны к этому пистолету?
Я выложил «Макаров» на стойку. Продавцы оружия не боятся.
— Найдутся, — сообщил продавец. — Найдётся всё.
— А какие-нибудь особые?
— Насколько особые?
— Чтобы можно было… — я запнулся. — Поразить Изменённого.
— Под словом «поразить» вы же не имеете в виду крайнюю степень удивления?
— Нет. Под этим словом я имею в виду нанести тяжёлые травмы, повреждения, а возможно и смерть, — разозлился я.
Продавец постоял, будто раздумывая. Потом сказал:
— Такие патроны найдутся. Магазин будет стоить хорошую рэдку.
Я кивнул.
— Вся ответственность за ваши действия ложится на вас, — добавил продавец.
— Да я и не волнуюсь.
— Я же чувствую… — просто ответила она. Потянулась, из-под халата высунулись голые ноги. Лодыжки были тоненькие, подошвы розовые, как у младенца.
— Ты без комбинезона, — удивился я.
— А ты в штанах и рубашке моешься?
— Нет, но… вы же всегда в своей чешуе, — я попытался улыбнуться. — Не думал, что увижу жницу без одежды.
— Ты ещё и не видел, — сказала Дарина.
Повисла неловкая пауза.
— Дарина, извини, это прозвучало двусмысленно, — сказал я.
— Знаю. Я так и хотела.
Она смотрела куда-то мимо меня. Потом опустила взгляд.
— Я, пока, очень похожа на человека, — сказала Дарина. — Жницы недалеко уходят по пути изменений. Если я стану хранителем, то всё будет иначе… Максим, я вызываю у тебя отвращение?
— Нет, — честно сказал я. В горле пересохло.
— Мне вчера показалось, когда ты меня обнимал…
— Тебе не показалось.
— Максим, это у меня первый и последний раз, наверное. Если… если я тебе не противна…
Я встал. Подошёл к ней. Дарина тоже поднялась, глядя в пол. Её пальцы теребили поясок халата.
— Может меня кто-то посчитает… психом, — сказал я. — Но ты мне нравишься.
Она повела плечами и халат соскользнул к ногам.
Головы она так и не поднимала.
Я осторожно взял её за подбородок и поцеловал. Она ответила, целуясь жадно, неумело и отчаянно, как бывает только в первый раз.
— Открой глаза, — попросил я.
Дарина замотала головой.
— Не бойся, — сказал я. — Я хочу их видеть.
Она посмотрела на меня — и я утонул в сиреневом сиянии. Тысячу раз я слышал «такая скука, мутантку бы трахнул» или что-то подобное. Десятки раз я слышал похвальбу «а я тут жницу поимел» — с обилием деталей, касающихся в основном скользкой кожи или нестандартного женского органа. Одна девушка всем рассказывала, что у неё был парень-страж, с «вот таким вот огромным и раздвоенным».
Я и раньше-то в эти истории не верил.
Теперь я знал на тысячу процентов, что это враньё.
Потому что никто этого рассказывать не станет.
А если всё же станет, то будет говорить про глаза.
Светящиеся жадным сиреневым светом.
Нечеловеческие глаза на человеческом лице.
Мы целовались, глядя друг на друга, в полутёмном, заваленном мягкой рухлядью кабинете бывшего минкульта, я сжимал её плечи, и не было никакой скользкости из пошлых анекдотов: «запрыгнул на неё и проскользнул всё Гнездо», просто гладкая влажная кожа, словно ты с девушкой в душе. Дарина, путаясь в пряжке, расстегнула мне ремень, я сбросил влажные, липнущие к ногам джинсы и увлёк её на пол. Она совершенно ничего не умела и не знала, у неё действительно всё было в первый раз, и, кажется, Дарина ужасно нервничала, что я сейчас сравниваю её с другими и сравнение окажется не в её пользу.
И это было трогательно и смешно, потому что я понимал: все девчонки на свете по сравнению с ней ничего не стоят, у меня никогда такой не было… и скоро снова не будет.
Но сейчас она была рядом, я ещё раз шепнул ей «не бойся» и вошёл, ловя испуг и восторг в сиреневых глазах. Дарина вцепилась мне в плечи так сильно, что я застонал, и тут же отпустила в испуге — она была куда сильнее, чем человек и я вдруг понял, что она боится причинить мне вред не меньше, чем я боюсь причинить ей боль.
— Ты мне не навредишь, — прошептал я. — Ты… моя…
И только тогда она расслабилась до конца, и мы вошли в ритм, она не отрывала от меня взгляда, потом зрачки её расширились, будто глядя куда-то за пределы мироздания и Дарина застонала, вздрагивая подо мной и цепляясь всё сильнее, не желая отпускать, но мы и без того уже были единым целым и быть ближе было просто невозможно.
А вокруг нас рокотала беззвучная, могучая будто океанский прибой, песня Гнезда.
Я опустился на пыльные истоптанные ковры, Дарина прижалась ко мне, положила голову на грудь, движением, которое любая женщина знает со времён Евы. Прошептала:
— Так… так всегда, да?
— Нет, так не всегда, — ответил я, обнимая её, и понял, что не вру.
— У тебя же были девчонки.
— Тебя не было…
Дарина тихо, но с гордостью, засмеялась. И лизнула меня в плечо.
— Эй, — сказал я. — Надеюсь, у вас не принято после секса откусывать голову?
— Такую пустую? — фыркнула Дарина.
И снова прижалась ко мне. Она подрагивала, будто никак не могло успокоиться, руки скользили по моему телу. Потом Дарина прошептала:
— Помнишь, Наська ляпнула, что я в тебя была влюблена в детстве?
— Ну? — насторожился я.
— Враньё. Я, конечно, на всех одноклассников Роськиных заглядывалась. Как положено младшей сестре. Но мне нравился такой весёлый, в очках, на Гарри Поттера похожий, его и звали…
— Гарик! — поразился я. — Да ну, он балабол…
— И ещё такой плотный, серьёзный, молчаливый…
— Мишка? — я нахмурился. — Он не плотный, а толстый. Они уехали на Дальний Восток…
— И смуглый такой парень, восточный. Имя такое красивое, Тимур…
— Ты сейчас всех ребят из класса переберешь, — пробормотал я. — Эй! Да ты же издеваешься! Ты всех подряд называешь!
Дарина захихикала, прижимаясь крепче. Я потянул, она оказалась на мне, села, лукаво улыбнулась. Сказала:
— Ты, впрочем, тоже ничего так…
Я привлёк её — и мы целовались с минуту, пока не поняли, что этого снова для нас мало.
А потом просто лежали, прижимаясь и тихо гладя друг друга. Я целовал её лицо, сиреневые глаза больше не сияли, но я знал, что этот свет где-то тут, внутри, рядом.
— Больше всего на свете я хотела бы стать обычной… — прошептала Дарина.
Я молча поцеловал её. Мы оба знали, что это невозможно.
От Гнезда до Комка — всего-то метров сто. Я вошёл, у стойки были две женщины, изучавшие выставленный товар: какие-то мелкие банки и пакеты с рационами. Рационы — понятное дело, они вкуснее, чем государственные пайки, и питаться ими дешевле, если ты хотя бы немножко умеешь искать кристаллы. В нормальных супермаркетах можно купить что угодно, хоть стейк из мраморной говядины, хоть французский коньяк, но всё это дорого, а работы у многих нет. Либо госпайки в картонных коробках, либо рационы из Комков.
А в баночках были витаминные добавки, я такие покупал родителям. Действительно крутая штука, даже меня штырит, если съесть пять-шесть таблеток, можно всю ночь не спать и на следующий день никакой усталости. Главное, не есть их больше двух дней подряд, тогда накатит отходняк.
Я дождался, пока женщины ушли со своими продуктами и подошёл к стойке. Продавец, кажется, улыбнулся.
— У меня вопрос, — сказал я. — Найдутся какие-нибудь патроны к этому пистолету?
Я выложил «Макаров» на стойку. Продавцы оружия не боятся.
— Найдутся, — сообщил продавец. — Найдётся всё.
— А какие-нибудь особые?
— Насколько особые?
— Чтобы можно было… — я запнулся. — Поразить Изменённого.
— Под словом «поразить» вы же не имеете в виду крайнюю степень удивления?
— Нет. Под этим словом я имею в виду нанести тяжёлые травмы, повреждения, а возможно и смерть, — разозлился я.
Продавец постоял, будто раздумывая. Потом сказал:
— Такие патроны найдутся. Магазин будет стоить хорошую рэдку.
Я кивнул.
— Вся ответственность за ваши действия ложится на вас, — добавил продавец.