Сейчас и навечно

Она подняла на меня полные неуверенности глаза.

– Сойер…

– А я буду держаться за тебя, хорошо? – прошептал я. – Так же крепко.

Она тихонько всхлипнула и обвила руками мою шею. Я держал ее в своих объятьях долгое, эгоистичное мгновение, пока ее тело не напряглось от боли, выдавив из нее стон. Я положил цветы ей на колени и осторожно поднял ее на руки, придерживая за спину и под коленями.

– Герберы прекрасны, – сказала она, вдохнув в себя аромат. – Такие яркие и жизнерадостные.

Я кивнул. Даже в темноте, мучаясь от боли, Дарлин не утратила способность отдавать, оставалась щедрой и полной жизни. Я прижал ее крепче и понес через весь театр, устроив ее голову под своим подбородком, а руку на груди. Мы вошли в зеленую комнату, где труппа моментально прекратила свое маленькое торжество.

– Ты сломал ей чертову ногу, – огрызнулся я на ее партнера.

– Это была случайность. – Дарлин схватилась за меня крепче.

– Случайность или нет, он должен был быть аккуратнее, – добавил я, по-прежнему пристально глядя на парня, а затем осмотрев всю труппу целиком. – Все вы. Должны были позаботиться о ней.

«Я должен был позаботиться о ней».

– И, кого бы вы ни нашли ей на замену, он не будет стоить и одной десятой ее таланта. – Я посмотрел на Дарлин. – Где твои вещи?

– В шкафчике, – указала она.

– Вот, держи. – Низкая женщина в очках принесла сумку и серый потрепанный свитер Дарлин, который она тут же положила на колени рядом с цветами.

– Ты была великолепна сегодня, – проговорила женщина, переводя взгляд то на меня, то на Дарлин. – Он прав. Надеюсь, ты быстро поправишься. Любому танцевальному коллективу будет за счастье заполучить тебя.

– Спасибо, Паула, – прошептала Дарлин.

Я вынес ее из театра на прохладную ночную улицу, где ветер заставил платье Дарлин скользнуть по ноге. Она задрожала, издав слабый всхлип.

– Боже, как же больно.

– Не против вызвать такси или «Убер»? – спросил я, пытаясь отвлечь ее от мыслей. – Я бы и сам сделал это с радостью, но у меня заняты руки.

Она улыбнулась и достала из своей сумочки телефон.

– Опусти меня, я тяжелая.

– Совсем нет, – ответил я.

«Я не отпущу тебя».

Через несколько минут подъехало такси, и я ужасно обрадовался, что в салоне оказалось тепло. Мы залезли на заднее сиденье, и я прижал Дарлин к себе, обнимая. И, когда она прильнула ко мне, почувствовал, что она моя, что никогда в жизни еще не испытывал такого счастья. Немного надломанное счастье, учитывая ситуацию с Эбботами. Мне показалось, что я слишком многого прошу, на слишком многое надеюсь, но уже мысленно потянулся к будущему, в котором есть и она, и Оливия. Настоящая жизнь.

«Семья?»

– Спасибо, что пришел на выступление, – сказала Дарлин, вырывая меня из плена мыслей. – Я даже не могу выразить словами, как много это для меня значит.

Меня охватило чувство стыда за то, что я практически сдался. Как близко подошел к тому, чтобы позволить собственному страху удержать меня дома. Я не стал бы свидетелем ее прекрасного танца, не смог бы поддержать, когда она травмировала ногу.

Я ничего не ответил на ее слова и лишь крепче прижал к себе.

– Я звонила родителям несколько дней назад, – сообщила Дарлин, уткнувшись мне в грудь. – Я так долго тянула, чтобы рассказать им о шоу, потому что боялась получить отказ, если бы предупредила бы их заранее. Я думала, что будет не так больно, если расскажу им в последнюю минуту. Тогда они откажутся, и это будет иметь какой-то смысл. Что-то вроде страховки, понимаешь?

– Да, понимаю.

– И я даже не рассказала своим лучшим друзьям. Я так жалею теперь об этом. Хотелось бы мне быть чуть смелее.

– Ты храбрая, Дарлин. Храбрее всех, кого я знаю.

– Однажды нечто подобное сказал мой лучший друг Бекетт. Не знаю, верить ли, но я медленными шажками приближаюсь к этому. Возможно, это не лучшее выступление, но оно было первым. Первым с тех пор, как я избавилась от зависимости.

Она вытянула шею и посмотрела на меня.

– Сегодняшний вечер был настоящей катастрофой, но он также стал лучшим, чем я могла себе представить. Мне нужна была чья-то поддержка. – Ее глаза заблестели. – И ты пришел.

– Это не было катастрофой. Ты танцевала невероятно. – Я сглотнул. – Да, я появился там, но я должен поддержать тебя намного раньше.

Она вздрогнула и улыбнулась, кончиками пальцев касаясь моей щеки.

– Теперь ты рядом, Сойер. И это самое важное.






Глава 25. Дарлин





Сойер велел водителю подвезти нас ко входу в отделение неотложной помощи больницы Сан-Франциско. К нам сразу же подоспела бригада с каталкой. Сойер помог мне выйти из машины и нежно, почти благоговейно, держал меня, как будто не хотел выпускать из своих объятий. Он усадил меня на каталку, и я с трудом подавила крик боли, когда пятка коснулась земли. Но не смогла сдержать тихий стон, когда мы наехали на кочку. Сойер тут же схватил меня за руку и крепко сжал. Я пожала ее в ответ.

В отделении суетились медсестры, врачи и испытывающие боль пациенты; воздух в помещении был стерильно-холодным. Меня завезли в небольшое пространство и задернули занавески по бокам. Медсестра подложила под ногу подушку и сверху положила пакет со льдом. Я стиснула зубы, когда леденящая боль пронзила до глубины души. Под ярким светом больничных ламп нога выглядела ужасно: распухшая, вдоль и поперек покрытая букетом фиолетовых, сине-красных синяков. Последние два пальца пульсировали от ужасной боли, которая никак не утихала.

Сойер подвинул один из стульев и взял меня за руку, переплетая свои теплые пальцы с моими ледышками.

– Врач скоро осмотрит вас, – сообщила медсестра. – Похоже, сломан палец или два. Точный диагноз будет поставлен после рентгена. А пока я могу дать обезболивающее.

– «Адвил», – быстро ответила я.

– Вы уверены, что не нужно что-то посильнее?

– Нет, лучше дайте самый сильный «Адвил», пожалуйста.

– Милая, самый сильный «Адвил» тут не поможет. Но как скажешь, ты здесь босс, – улыбнулась медсестра.

Я приняла маленькую таблетку и запила большим стаканом воды, не глядя на Сойера.

– Я стараюсь держаться подальше от всего, что может повлиять на мой разум, – тихо сказала я, когда медсестра ушла.

– Тебе не нужно мне ничего объяснять.

– Я чувствую, что должна. – Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. – Ненавижу то, как ты узнал о моем прошлом. Мне жаль, что все вскрылось во время слушания, в самое неподходящее для тебя время и место.

– Это не повлияло на дело в отношении Оливии, – сказал Сойер.

– Я никогда в жизни не посмела бы приблизить к ней что-то плохое. – Слезы щипали мои глаза. – Я обещаю. Никогда не сделаю ничего подобного.

– Знаю, – ответил он. – Я запаниковал из-за того, что случилось с моей мамой. С Молли тоже. И потому что у меня всегда были свои представления о справедливости. Но все, во что я так верил, теперь вывернуто наизнанку, и единственное, что сейчас имеет значение – это ты.

Я всхлипнула и промокнула глаза.

– Это прекрасное чувство.

– Какое?

– Когда тебе доверяют.

Как только Сойер взял мою руку, прижав ее к своим губам, вошел молодой доктор с лысой головой и теплой улыбкой и принялся осматривать мою ногу.

– Судя по синякам и размеру отека, переломов несколько, – сказал врач. – Давайте сделаем рентген, чтобы знать наверняка.

Меня отвезли в радиологическое отделение, где выяснилось, что у меня микротрещины четвертой и пятой средних фаланг. Я выдохнула с облегчением: микротрещина звучало куда лучше, чем перелом.

Вернувшись в приемный покой, доктор обрадовал меня.

– Скоро сможете вернуться в танцы.

– Вы уверены?

– Если будете соблюдать постельный режим, через шесть недель сможете пуститься в пляс.

– Шесть недель, – повторила я. – А что насчет работы? Мне приходится долго находиться на ногах.

Док поджал губы.

– Не стоит рисковать лишний раз. Мы выдадим специальный ботинок для ходьбы, но чем реже вы будете вставать на ногу, тем быстрее все заживет. Скоро зайдет медсестра, чтобы забинтовать ногу, и даст инструкции по уходу.

Он вышел, но медсестра все не появлялась. Очевидно, отделение неотложной помощи было заполнено более серьезными травмами и заболеваниями, чем моя микротрещина. Я дрожала в этом холодном, стерильном воздухе, и острая боль простреливала мою ногу.

– Дай свитер, пожалуйста, – попросила я.

– Я должен тебе кое-что сказать. – Сойер потянулся за старым, поношенным свитером с дырками на манжетах. – Это самый уродливый свитер, который я когда-либо видел.

Я хихикнула и тут же охнула от боли, поморщившись.