Сапер
Часть 11 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И тут из кустов на немецком берегу раздался взрыв. И через секунду – еще один. Сработали мои гостинцы. Над ночной рекой раздался протяжный стон, почти вой. Прямо бальзамом на душу пролилось. Вой, немчик, вой. Чтобы все твои, что слышат, почувствовали, как тебе хреново сейчас.
Берег вдруг ожил. То тут, то там были видны вспышки выстрелов. Из танка раздался пушечный выстрел, полетели трассеры пулеметных очередей. Мы тоже вступили в бой.
Через какую-то минуту стрельба стихла. Я прошелся напоследок по берегу парой очередей из МГ. Последняя лента на пятьдесят патронов улетела, будто и не было. От кустов, из которых раздавалась стрельба, остались одни воспоминания. Да уж, серьезная машинка, ничего не скажешь. И только раненый немец продолжал выть протяжно и безнадежно. Вскоре и он затих. Интересно, что ж его свои не утащили? Или тащить было некому? Так хоть бы упокоили, если надежды на спасение нет.
Остаток ночи прошел тихо. Никто к нам больше не приперся, да и мы сидели без движения. Мы с Оганесяном даже немного подремали по очереди.
* * *
Утро порадовало облаками, такими низкими, что, казалось, еще немного, и они будут цепляться за верхушки деревьев. Вот и хорошо, значит, воздушной разведки и последующей бомбежки нам пока ждать не приходится.
Невыспавшиеся танкисты выглядели одинаково потрепанными, и варево, приготовленное спозаранку отбывающим свой первый наряд Оганесяном, съели без нареканий. Тем более что утреннее рагу было сдобрено выловленной из реки оглушенной рыбой. Даже Ваня поклевал что-то, признавшись потом мне в разговоре наедине, что головная боль никуда не отступила и тошнит временами так, что кажется – вывернет наизнанку.
А чем я ему могу помочь? Понятно, что парня надо в медсанбат сдавать, добром контузия без лечения не кончится, да только где те врачи? Знать бы хоть, где сейчас наши вообще, потому что подмога так и не появилась.
Так что в отсутствие приказов от вышестоящего начальства нам пришлось думать, что делать дальше, самим. Деятельность для командира среднего звена не совсем привычная, но на войне еще и не такое случается.
Ваня сразу занял позицию, которую ему вдалбливали на политзанятиях.
– Надо стоять до конца! Боезапаса еще не на один бой хватит! Нас с этого брода сбить у немца не получится! – с пылом доказывал он мне, когда мы отошли в сторону от ушей рядового состава. – А там и наши подойдут. Не могут они нас здесь бросить, Петр Николаевич, как ты это не поймешь?
Наши догорают уже у Радехова. Удар мехкорпуса немцы отразили и сами перешли в атаку. Собственно, первую группу мы уже наблюдали. И даже обоняли.
– Ваня, головой надо думать, а не вспоминать фильм «Если завтра война». Сбить нас с этого брода для немцев хоть и непросто, но вполне возможно. Дождутся, когда небо прояснится, пришлют сначала разведчика, потом отбомбятся, то, что от танка останется, сдернут тягачом, и все. А если без авиации, то притащат зенитки восьмидесятивосьмимиллиметровые, жахнут со всей дури, ну а дальше, как я и говорил: тягач, наши трупы плывут вниз по течению, немцы пошли дальше.
– Что же нам, вот так все бросить и уйти? – Иван, похоже, был зол на себя, что отдал командование мне и не додумался до таких простых вещей, которые ему как на блюдечке преподносит даже не танкист, а какой-то незнакомый лейтенант. А может, это у него опять голова заболела, и от этого он побледнел.
– Будем ждать самолетов или зениток, что там первое появится, потом отходим. Танк, Ваня, страна еще сделает, а танкиста, чтобы в него посадить и бить врага дальше, Родина где возьмет, если ты тут сдуру погибнешь смертью храбрых?
– Что это они собрались делать? – Иван смотрел в сторону танка. Повернулся и я.
Оганесян, как оказалось, затею вытащить машину из реки не бросил. Бойцы притащили два не очень толстых кривых бревна, и сейчас кто-то пытался затолкнуть одно из них под гусеницу.
– Танк вытащить собрались, – подсказал я очевидное.
– Не выйдет, – вздохнул лейтенант. – Я вчера уже смотрел – правая сторона выше катков в ил провалилась, без тягача никак, да и с ним тоже повозиться придется.
И тут кто-то из танкистов, стоявший на броне с биноклем и наблюдающий за окрестностями, замахал руками, призывая нас с лейтенантом подойти поближе.
– Там… немцы едут… – сказал Нургалиев, когда мы вышли на берег. – На мотоцикле, с белым флагом!
– Ну что, лейтенант, пойдем, послушаем, какие такие печенья с вареньями нам фашисты предложат, – позвал я Ивана и полез в воду. С этой беготней и высохнуть толком не получается. Хорошо, что сейчас тепло и белье быстро сохнет.
– Так, может, их того, из пулемета? – предложил Антонов.
– Молчи уже, стратег, – хмыкнул Ваня. – Иди за пулемет и смотри в оба. Это может быть ловушка.
– Есть продолжать наблюдение, – грустно сказал наблюдатель.
– Вы бы вместо бревен еще патронных ящиков из танка притащили, – проворчал я. – Все больше пользы вышло бы.
– Так притащили, тащ лейтенант! – влез в разговор Копейкин. – Последние два ящика и принесли, там больше не осталось.
– Ну что, потребуем пару часов на размышления? – предложил я, пока мы шли к пригорку. – Один хрен, соглашаться на их предложения нельзя.
– Товарищ Сталин нас учит… – Иван развернул целую лекцию на тему того, что немецкий пролетариат скоро восстанет и каждый день, который мы выторгуем у фашистов, приближает нас к Победе.
Знаем, слышали. Этот пролетариат спит и видит поместья с черноземом на этой самой Украине, где мы сейчас воюем.
Немцы остановили мотоцикл в сотне метров, демонстративно поставив его кормой, к которой было прикреплено древко с наспех прикрепленным к нему белым полотнищем. Ну и пулемет они сняли перед поездкой, если он там был.
Водитель остался сидеть за рулем, а пассажиры вдвоем отправились к нам. Один из них, офицер, помахивал белым носовым платком, держа в вытянутой вверх руке.
– Боятся, сволочи, – тихо сказал Иван, наблюдая за ними.
– А ты бы не побоялся? – ответил я. – Они же всех по себе меряют, вот и ждут кипежа каждую секунду.
– А вы, Петр Николаевич, часом не сидели? – вдруг спросил лейтенант. – А то словечки у вас такие, знаете, особенные, время от времени возникают.
– Сидеть не сидел, – ответил я как можно спокойнее, ругая себя при этом последними словами за то, что не слежу за языком, – а с сидельцами по работе часто приходилось общаться, вот и нахватался. Ладно, потом поговорим, подходят, – кивнул я на парламентеров – рядового с совсем не арийской, славянской рожей и обер-лейтенанта, высокого, прямого как палка, с неприятным на вид хрящеватым носом, у которого на погонах виднелось по одинокой четырехугольной звездочке. Обер-лейтенант шагал как на параде, взбивая пыль сапогами, а рядовой, не поспевая за ним, время от времени срывался на бег, догоняя своего спутника.
Мы перешли реку, сошли с пригорка и остановились в каких-то пяти шагах друг от друга. Так близко живых вражин в этот раз я видел впервые – убитый мной летчик был далеко, лицо его я не разглядел. Убил и убил. А этих разглядываю внимательно…
Первым заговорил обер-лейтенант. Он быстро шпрехал по-немецки – я его еле успевал понимать. Рядовой же был при нем переводчиком – точно не немец, нос картошкой, скорее всего, местный какой-то. По-русски он говорил с акцентом, только вот каким, и не поймешь даже.
Ну, поначалу он представил себя и спутника, я их собачьи фамилии и запоминать не стал, нечего лишним голову засорять. А потом запел про непобедимую германскую армию и трехразовое питание с теплым сортиром и соткой шнапса на ужин. «Бей жида-политрука…» – знаем, слышали.
Наконец, дело дошло до дела. Переговорщики запросили допустить на поле боя похоронную команду, чтобы, значится, забрать трупы камрадов.
– Что, фон Клейст за порученца своего с вас спросит? – поинтересовался я.
Лицо переводчика сморщилось, обер-лейтенант тоже приуныл.
– Поймите, – начал вещать офицер. – Я ничего не имею против славян. Пусть каждый занимается тем, что ему свойственно. Если ваша нация умеет хорошо выращивать хлеб и петь грустные песни…
Ваня повернулся ко мне, посмотрел дикими глазами.
– Они это серьезно??
– Ага, послушай дальше.
– …то пусть они этим занимаются, предоставив нам, немцам, решать судьбу Европы…
– На хер.
– Что, простите? – переводчик вопросительно на меня посмотрел.
– Идите на хер. С песней. Можете грустной, можете веселой.
Ваня засмеялся, рядовой начал долго переводить, пытаясь и смысл донести, и начальника не обидеть.
– Да что ты телишься, не знаешь, как сказать? – решил я выручить горе-переводчика. – Fick Dich, Herr Oberleutnant! – И повторил для задумчивых: – Fick Dich!
– Мы даем вам один час подумать… – лицо лейтенанта помертвело. – Потом уничтожим. Как диких собак.
Он механически развернулся и пошел прочь.
– Час – это окончательный срок, – добавил рядовой и побежал догонять своего начальника, еще четче прежнего печатавшего шаг по украинской пыли.
Я плюнул под ноги – это еще вопрос, кто кого тут уничтожит как собак, и мы тоже пошли к своим. По дороге я глянул в кусты у берега. Да, тут тоже было месиво – сразу несколько обезображенных трупов немцев. Разведка нарвалась на растяжки, и они сработали как надо.
На берегу Ваня позеленел, и его чуть опять не вырвало.
– Как же мне хотелось эти хари прямо там, на месте, положить, Петр Николаевич, – сказал он, умываясь. – Думал, не выдержу. Ишь ты, питание три раза в день, – очень похоже передразнил он переводчика.
– Ладно, хватит лирики, – оборвал его я. – Злее будешь. Через час нас начнут атаковать. Коль скоро ты встал на ноги, в танке я могу не уместиться. Поэтому предлагаю следующее: ты мне отдай Оганесяна. Он там, внутри танка, все равно не нужен, и мы с ним занимаем позицию на берегу у пулеметов. Вдруг вас прикрывать придется. Да и с тылу присмотрим, опять же.
В лесочке за нами послышался гул мотора, мы схватились за оружие.
Глава 6
Как раз к этому моменту мехвод показал почти хорошие навыки землекопа и заканчивал рытье окопа, в котором должен был оборудовать пулеметную позицию. Поначалу фантазия армянского воина работала в том направлении, что можно спрятаться за холмиком, и нас там никто не достанет, но обещание дать ему возможность вырыть еще один окоп полного профиля направило его на истинный путь. Пожалуй, немного потренировать, и можно даже отдать парня в саперы.
Мысль о копании земли силами отдельно взятого танкиста промелькнула и исчезла. Звук мотора мог значить что угодно – в теперешней неразберихе наши и немцы перемешались в слоеный пирог, и ожидать можно было всего. Лучше готовиться к худшему, так что я, рявкнув на прислушивающегося к новым звукам, а потому бросившего копать Оганесяна, начал на скорую руку разворачивать немецкий пулемет.
Через пару минут из-за холмика на нашем берегу выехало пыхтящее и гудящее чудо под названием БА-10. Так себе бронеавтомобиль, из пулемета я из него быстренько решето сделаю. Еще и в старых моделях бензобак почти не защищен, так что сначала прибьют, а потом зажарят. Если это немцы на трофее катаются, то тут и останутся, мне даже помощь ничья не понадобится. У него, конечно, и свои два пулемета имеются, но я-то его вижу, а он меня – нет.
Бронеавтомобиль допыхтел почти до брода, остановился метрах в ста. Мне стрелять не совсем удобно, но ничего, надо будет – достану.
Гостей заметил не только я, но и танкисты. Я махнул им рукой, и пока БА-10 останавливался, лейтенант Ваня последним нырнул в башню и задраил за собой люк.
Однако еще через минуту стало понятно, что тревога как раз ложная: на божий свет вылез краском. Звание мне в бинокль видно не было: нарукавный шеврон на таком расстоянии слился в желто-красное пятно, не понять, капитан или майор. Выпрыгнувшие за ним двое подчиненных встали рядом, ожидая команды.
– Наши, – прошептал сзади Оганесян. – Наши же!
– Не понял, – похоронил я восторг подчиненного, – когда я давал команду «Прекратить копать»?