Санктуарий

– Когда-нибудь ты будешь ее учить, – сказала мне бабуля, когда родилась Харпер.

Мы обе любовались ее ясными невинными глазенками и пухленькими ручками и ножками. Моя бабушка не дожила до тринадцатого дня рождения Харпер и не узнала, что ее правнучка – никакая не ведьма.

Стук в заднюю дверь вытаскивает меня из воспоминаний. Прежде всего я проверяю зелье. Я не пропустила ни шага, но песочные часы говорят мне, что скоро настанет время добавлять волосы.

Наверное, это пришла Бриджит. Только у нее есть ключи и амулет, который пропустил бы ее через защитные чары. У нее будут новости об Эбигейл. Мы втроем составили расписание визитов: этим утром Бриджит, днем – Джулия, а я – вечером, когда закончу работу и привезу Харпер из больницы.

Бриджит придется подождать на крыльце, пока я не закончу.

Но дверь трясется – а потом распахивается. Я поворачиваюсь, собираясь отругать подругу… но это не Бриджит.

– Господи, ма. Варишь?

Голос у нее хриплый, словно она полоскала горло горячими углями. Ее что – просто взяли и выпустили из больницы?

Я тянусь ее обнять, но она увертывается изящным движением. Она делает так все чаще, и хоть я и понимаю, что это просто подростковый период, это все равно меня ранит.

– Почти закончила, – говорю я. – Еще чуть-чуть. Ты как?

Я указываю на кресло, которое занимают мои клиенты во время консультаций. В какой-то момент своей жизни тут бывал почти каждый житель города. Однако Харпер игнорирует приглашение. Она обходит ритуальный стол и смотрит на рецепт.

Однако ее внимание надолго не задерживается. Ее детский интерес к колдовству однажды просто исчез. Не помню, когда именно, но это случилось до ее тринадцатилетия. Когда я в тот день провела Обряд Определения и обнаружила, что у нее нет дара, это меня чуть не сломало. Я ужасно боялась, что ее это уничтожит.

Но она справилась. Казалось, она была почти рада. И потом, оглядываясь назад, я поняла, что потеря интереса к моей работе была связана с тем, что Харпер уже ощутила отсутствие дара. Она заставила себя прекратить любить то, что ей недоступно. Конечно, нам всем когда-то приходится так делать, но мне ужасно больно, что моей малышке пришлось научиться этому так рано.

– А это что за хрень?

Она увидела пакетик с волосами Дэниела.

– Следи за языком, Харпер!

– Что ты делаешь с волосами парня, который умер два дня назад? Его смерть расследуют копы! Ты хоть представляешь, насколько подозрительно это выглядит? Одна приходила в больницу поговорить со мной.

Коп допрашивала Харпер? Это надо обсудить. Но сначала ей надо успокоиться. Она уже начала повышать голос, а врачи предупредили, что крики и перегрузка могут привести к серьезным повреждениям. Я, наверное, смогла бы это поправить, но будет лучше, если она вообще не пострадает. Мои пальцы складываются в слабый знак умиротворения, который я обычно использую для кусачих собак и злобных работников парковок, но она это замечает.

– Не лепи на меня это дерьмо, мам.

– Харпер, не надо. Это зелье безобидное. Я просто… оно для тебя.

– Для меня? – она заглядывает в чугунный котелок. – Фу, воняет!

Запах горя. Даже те, кто ничего не знает о магии, могут определить, зачем оно. Зелья, дающие любовь, радость или счастье медово-сладкие. Зелья от горя, печали и отчаяния вонючие и горькие на вкус. Зелья против вспышек ярости и жажды мести почти невыносимо мерзкие.

– Оно поможет тебе и Эбигейл. Оно утешает. Просто классический напиток для успокоения с добавкой от разбитого сердца.

В песочных часах проваливается вниз последняя песчинка, и я тянусь за семью отсчитанными волосками. Я бросаю их один за другим, и каждый раз мои пальцы показывают новый знак. Символ тут – древнегреческий. Слова, которые я произношу – это фрагменты прощальной песни: кто-то стоит на берегу реки подземного царства, глядя, как ладья увозит любимого человека.

Сердце у меня ноет. Я тоже прощаюсь с Дэниелом. Он стал частью моей жизни еще до своего рождения, когда мы с Эбигейл познакомились в группе дородовой подготовки. Они с Харпер росли рядом, а Иззи ковыляла за ними – всего на год младше. Он ночевал у меня дома. Завтракал у меня на кухне. Всего два дня назад мы поднимали бокалы за его светлое будущее. И вот его нет.

Готово. Руки безвольно падают, и я чувствую себя опустошенной. Я как спортсмен: мое тело – это моя работа, и такое сложное зелье оставляет меня выжатой. Вот почему у нас, ведьм, есть ковены: ассистенты-немаги, которые делятся с нами энергией.

Харпер наблюдала. Вот только это было не жадное любопытство из ее детства. Не могу понять, что она чувствует. Не хочу понимать. Нечто очень похожее на презрение. Я иногда вижу это в ней, и это глубоко меня ранит. Как будто привыкая не любить магию, она стала ее презирать.

От зелья поднимается легкий туман. Испаряющаяся горечь плывет между нами.

– Ему надо остыть. Оно поможет тебе смириться с тем, что случилось с Дэниелом, чтобы ты смогла начать без него обходиться.

– Обходиться без него? Господи! Кто бы сварил мне эликсир забвения, чтобы я забыла, что он вообще существовал!

Я смотрю на дочь, сила ее горя меня поражает. Я даже не догадывалась, насколько ей нужно это зелье.

– Оно будет готово вечером, – говорю я ей.

– Ну, а меня вечером здесь не будет. Я уеду отсюда на пару дней, подальше от всего этого. Я зашла тебя предупредить.

– Из Санктуария? Что? Подожди…

Я хочу ее обнять, сказать, что бегством от боли не спастись, но она снова уворачивается. Дверь с шумом за ней захлопывается, и я остаюсь одна.






8

Мэгги





Не всем приемам учат в академии: многим ты учишься еще в старших классах. И один из них заключается в том, что, когда девочка не хочет с тобой говорить, за нее с тобой может побеседовать ее лучшая подруга. По словам присутствовавших на вечеринке, таким «переговорщиком» оказалась некая Беатриз Гарсия по прозвищу «Королева Беа».

– Чем могу вам помочь?

Дом Гарсия – стеклянное творение той архитектурной школы пятидесятых годов, которая в этих местах нафиг испортила цены на недвижимость, сделав ее недоступной для всех нормальных людей. Беа открывает входную дверь с видом президента студенческого сообщества, видящего незваного гостя на клубном вечере. На ней мешковатый свитер с монограммой, косметика наложена безупречно, хоть и не может скрыть припухшие веки. Изо рта торчит палочка леденца, в руке – телефон и… под мышкой учебник криминалистики?

– Готовились к моему визиту? – Я указываю на книгу.

Это шутка, но Беатриз остается невозмутимой. Я пыталась ее немного успокоить. Она потеряла одноклассника и друга детства, а теперь у нее на пороге стоит коп. Но, может, Беа не понимает шуток. А может, просто получилось не так уж и смешно.

– Обязательная литература. Я осенью уезжаю в Коуден: политология и подготовительный курс юрфака. Подождите здесь, пожалуйста.

Она разворачивается и орет:

– Ма!

Стены и полы тут из бетона, так что ее голос отражается эхом.

– Вообще-то я пришла к вам. Я следователь по делу о смерти Дэниела Уитмена.

Она лишь скашивает глаза, будто я настолько ее не впечатлила, что не заслуживаю полноценного фейспалма.

– Конечно. Но я бы хотела, чтобы моя мама присутствовала, если вы не против. Случившееся меня потрясло, и я не хотела бы сказать что-то такое, от чего у кого-то возникнут проблемы.

Когда Беатриз говорит «у кого-то», мой коповский мозг слышит «у меня». Тем не менее это вполне уместное пожелание. И она собирается изучать юриспруденцию. Я как-то наблюдала у подростка истерику из-за штрафа за парковку: он решил, что это лишит его перспектив в юриспруденции.

Джулия Гарсия выходит к дочери. Она одета так, словно ходила вместе с Эбигейл Уитмен по «Саксу» и говорила: «А в черном цвете такое есть?» каждый раз, когда ее подруга что-то покупала. Она поднимает очки на лоб и рассматривает меня.

– Агент.

Без очков ее лицо кажется… знакомым? У меня было такое же ощущение, когда в отделение заявилась Эбигейл Уитмен со своей подружкой Бриджит, но тогда я решила, что просто видела снимки семейства Уитмен. Но фотографий этой женщины я не видела.

– Агент?

– Извините, миссис Гарсия. У меня просто ужасно странное чувство, будто я раньше вас где-то видела.

– Ну, кажется, Тэд Болт говорил Эбигейл, что несколько лет назад вы здесь работали. Санктуарий такой маленький город, что, конечно же, мы должны были неоднократно пересекаться у…

Она отбрасывает эту мысль, поскольку, как и я, не может придумать ни единого места, где мы могли бы встречаться. Говор у нее с восточного побережья, но сглажен многими годами жизни на западе.

– Я могу войти?

– Я рада быть полезной, агент, но можно как-то побыстрее? Вы можете себе представить, каким потрясением это стало для всех нас. Дэн был первым, с кем Беа подружилась в пятом классе, когда мы переехали сюда из Сан-Диего, а я очень сблизилась с его мамой, Эбигейл. По правде говоря, мне скоро надо будет пойти ее проведать: мы не хотим надолго оставлять ее одну.

Я неопределенно киваю. Разговор будет настолько коротким или долгим, насколько потребуется.

Пока Джулия заваривает нам ароматный японский чай, я веду с Беатриз светский разговор. Выясняется, что, хотя ее папа-архитектор и мама-технический иллюстратор – люди «творческие» (это подчеркивается нарисованными в воздухе кавычками), Беатриз хочет «внести свой вклад» в успешной конторе по корпоративному праву. Половиной мозга я слушаю, а половиной – рассматриваю ошеломляющий интерьер дома.

В гостиной одна стена стеклянная, и выходит она не столько на задний двор, сколько на настоящую березовую рощу. Стены покрыты фотографиями и гравюрами, включая две слащавые свадебные фотографии Джулии и ее мужа на самом видном месте. Скользя по ним взглядом, я зацепляюсь за еще одну работу. Под предлогом похода в туалет я рассматриваю ее внимательнее.

Это колдовская схема.

– Чудесная, правда?

Джулия возникает у меня за спиной с подносом.

– Это похоже на…

– Схему чар? Да. Но, конечно, это не она.

– Да?

– Да. Можно сказать, что она «по мотивам». Сара Фенн – моя близкая подруга. Вы явно знаете, что наши дочери дружат… или дружили. Как художник, я нахожу Сарины схемы интересными и красивыми, и она разрешает мне кое-что копировать. У меня в доме есть еще несколько. Однако только ведьма может создать схему, которая будет иметь магические свойства.

Мне ужасно хочется расспросить побольше, но в том, что она сказала, отношение к расследованию имеет только одно слово.

– «Дружили»? Беатриз с Харпер поссорились?