Самая настоящая Золушка

И те, с которыми я просто флиртовал — дочери бизнесменов средней руки, певицы, модели и актрисы — тоже вышли вон.

Таким образом я оказался у разбитого корыта: охуенно богатый, красивый и в полном вакууме, куда в принципе не могла попасть простая, наивная малышка, влюбленная в меня просто так.

Я смотрю в окно, по которому внезапно начинает барабанить дождь, и мысленно спрашиваю себя, как я докатился до такой жизни. И где бродит та самая, которую я с чистой совестью использую и отпущу на свободу с хорошим приданым.

— Где моя… — Лиза застревает в дверях моего загородного дома, куда я пригласил ее погостить на время бракоразводного процесса. — Не могу найти сумочку. Посмотрю в машине.

Няни сгребают близнецов в охапку, а я расслабленно опускаюсь в свое любимое жесткое, как осиновый кол, кресло. В таком хрен уснешь или расслабишься, зато почти наверняка можно получить порцию мыслей, просветленных болью в копчике.

Лиза возвращается через пару минут, бледная и с красными глазами.

— Ее там нет.

— Наверное потому, что ты забыла ее в магазине, — подсказываю я.

Еще один врожденный бонус — хорошая память. И умение подмечать детали. Я читаю людей, словно бесхитростные детские писульки: по морщинам, улыбкам, глазам и жестам. Замечаю детали одежды, форму сережек и тонкости бижутерии. Минутного взгляда обычно достаточно, чтобы в следующий раз заметить все несоответствия. Как игра в «найти десять отличий».

И сейчас на экране моей памяти хорошо видно, что Лиза вышла из магазина без сумки.

— Купишь новую, — пожимаю плечами.

— Кир, ты просто…

Я успеваю заарканить ее взгляд за миг до того, как сестра успевает казать глупость.

— Бессердечная тварь? — подсказываю я.

Лиза морщится.

Хорошо, признаю, моя формулировка грубовата, но, ей-богу, мне проще назвать себя бездушной, не умеющей чувствовать скотиной, чем каждый раз объяснять, что у меня — половинчатый синдром Аспергера[1]. И что даже когда в один день я лишился обоих родителей, мне было все равно.

Не потому, что я их не любил, а потому что просто не мог их полюбить.

Как не могу полюбить вообще никого.

Меня не умиляют пушистые котята, я срать хотел на толстых щеночков и мне фиолетово до розовых младенцев.

Я — эмоциональный импотент.

И мир, чтобы не охуеть окончательно, отвечает мне взаимностью.

— Успокою детей и вернусь за сумкой, — на длинном медленном выдохе озвучивает свои намерения Лиза. — Там остался мой телефон.

Она поднимается по лестницу вслед за няньками.

Цок-цок-цок, каблуки достают до мраморных ступеней, прокалывая дорогую ковровую дорожку ручной работы по индивидуальному заказу.

Мне все равно, даже если бы сестре вздумалось свернуть ее и поджечь, словно сигару. Только немного зудит в затылке. Ядовитая мысль, которая снует в хитросплетениях моих мозговых извилин и намекает, что я что-то упустил. Мелочь, штрих, деталь. Что-то важное.

Невозможно объяснить это чувство словами: это почти непосильная задача для здорового человека, а для аспи[2] — абсолютная «миссия невыполнима». Я просто знаю, что рядом мина, но пока не могу ее найти. Это словно гнать по проселочным дорогам, которых нет на карте, выйти в незнакомом поле и понять — где-то здесь зарыт клад. Ну или полная жопа.

Цок-цок-цок.

Звуки шагов сестры ускользают, и моя зудящая пчела тоже начинает затихать.

Я жмурюсь, пока за веками не растекается подкрашенное кровью молоко. И из него, словно в сюрреалистическом видеоклипе, выныривает лицо: выбеленное, но хорошо узнаваемое.

Та замарашка из книжного.

Ее серебристый взгляд с дымкой.

Нервно подрагивающие кончики пальцев.

Поплывший голос.

Кончик языка на полураскрытых губах, когда она смотрела на мой кадык.

— Лиза! — Поднимаюсь, стряхиваю пиджак и небрежно закатываю рукава рубашки.

— Что случилось? — Сестра смотрит с лестницы второго этажа и явно не понимает, почему я снова иду к выходу.

— Съезжу за твоей сумкой.


А заодно проверю, на самом ли деле замарашка — съедобная, влюбленная в меня по уши дурочка.

Хоть, ответ очевиден, и он у меня в кармане.



[1] Синдром Аспергера — форма высокофункционального аутизма. Это расстройство сказывается на поведении человека, его восприятии мира и процессе формирования отношений с окружающими. Люди с синдромом Аспергера испытывают сложности в трех областях: коммуникации, взаимодействии и социальном воображении. Так же синдром Аспергера — скрытая дисфункция, при которой по внешнему виду человека нельзя понять, что у него аутизм (от автора: привет, Шерлок^^!)

[2] Аспи — сокращенное от «аспергер»





Глава третья: Катя




Глава третья: Катя

Расставить книги обратно на полку получается только с третьего раза.

У меня дрожат руки, а мир то и дело превращается в соленую лужу моих слез.

Это было так унизительно. Я миллион раз укорила себя за то, что взяла деньги, хоть сначала это казалось логичным и правильным: мне не платят за то, чтобы я ликвидировала последствия двойного торнадо. С другой стороны — в наше время электронных книг и удобных читалок консультанты книжных не то, чтобы завалены работой.

Зачем я взяла те деньги?

Становлюсь на носочки, пытаясь дотянуться до самой верхней полки, куда нужно вместить последнюю книгу. Вроде все расставила, убрала лестницу и только потом заметила еще один экземпляр двухкилограммового экономического справочника.

Нужно было отвернуться и уйти.

Мой внутренний голос в ответ на это невразумительное «уйти» издает нервный смех. Кого я обманываю? Я еще минут пятнадцать не могла оторвать ступни от асфальта, а взгляд — от черного внедорожника, хоть его уже и след простыл.

— Катенька, закроешь магазин? — Из-за полки появляется жалобное лицо Марины Сергеевны. — У меня дочка приехала на выходные, а так толком и не поговорили еще ни разу.

Даже неудобно отказывать: все знают, что дома меня никто ждет, парня у меня нет и вся моя личная жизнь уместится на одной странице тетрадки в косую линию. Но как раз сегодня я собиралась в кино.

— Я… не знаю…

Марина Сергеевна складывает ладони в умоляющем жесте, и я согласно киваю.

В кино можно и на следующей неделе сходить, и даже со скидкой.

Когда до закрытия остается полчаса, я делаю стандартный обход: проверяю все окна, слежу, чтобы в магазине не осталось посторонних, разношу на места стопку книг у кассы, выравниваю журналы на стеллаже, поливаю наши цветы-водохлебы.

И чуть не падаю, спотыкаясь об еще один справочник-невидимку. Как не заметила? Он же лежит практически на лбу.

— А потому что нужно меньше думать об одном красавчике, — журю себя вслух, проталкивая книгу на законное место на полке.

Приходится приложить усилия: плашмя, двумя ладонями, словно нажимаю на кнопку застаревшего от времени механизма. Еще чуть-чуть — от усердия даже прикусываю губу.

И с удивлением гляжу, как поверх моих пальцев ложится крепкая и крупная мужская ладонь.

Короткий резкий толчок — и упрямая книга становится на место, словно шар в лузу.

— Спасибо за помощь, но мы уже закры…

— Я знаю — график работы магазина написан крупным шрифтом на двери. Еще четыре минуты.

Этот голос.

Я разворачиваюсь: слишком резко, до россыпи искр перед глазами и мурашек по всей коже. Пятиться уже поздно, но Кирилл Ростов стоит так близко, что тепло его тела обжигает меня свозь пару слоев одежды. Ему совсем не холодно в одной рубашке в октябре? Ему…

Остатки трезвых мыслей вылетают из головы, когда он упирает ладонь чуть выше моей голову и заметно наклоняется, чтобы наши взгляды оказались хотя бы приблизительно на одном уровне. Он все та же ленивая лавина, только теперь на ее пути стою я, и меня вот-вот снесет: острым, как стекло, серым взглядом, жесткой линией губ, плавным скольжением кадыка под кожей, когда Ростов сглатывает.

Вторая ладонь ловит мой подбородок, крепкие пальцы царапают кожу, прижигают словно восковые капли — больно и приятно одновременно.

Еще одно движение — моя шея просит пощады, потому что пальцы задирают подбородок, словно спусковой крючок перед выстрелом.

— Значит, Катя? — вопрос без вопроса. Как такое вообще возможно?

Какая-то часть моего ослепленного мозга еще способна издавать импульсы, потому что я успеваю вспомнить, что имя написано на бейджике.