Самая настоящая Золушка

Глава девятнадцатая: Катя




Глава девятнадцатая: Катя

Я начинаю понимать, что чувствуют невинно осужденные.

Ты знаешь, что ничего не совершал, но, когда все вокруг тычут в лицо неоспоримыми фактами, начинаешь сходить с ума и думать: а, может, я просто чего-то не помню? Может, я правда убил человека? Может, я правда украл деньги или угнал машину? Можно ли верить одному единственному человеку, который выступает против логики десятков других, даже если этот человек — ты сам?

Я не знаю.

Я даже не помню, хотела ли стать матерью, придумала ли имя ребенку, готовила ли Кириллу сюрприз или… совсем ничего не знала?

— Прости, — сухо, словно силой выталкивает из себя слова, говорит Кирилл, поджидая меня у кабинета. — Это было неожиданно.

«Неожиданно увидеть тебя здесь», — про себя отвечаю я, но на людях показываю лишь понимающую улыбку.

Кирилл пододвигается, явно с намерением взять меня на руки, но я слишком сильно, бесконтрольно, шарахаюсь от него на добрых пару метров. И, врезаясь коленями в диван, медленно оседаю, теперь уже окончательно теряя самообладание.

Последние сутки я держалась изо всех сил. Не устраивала истерику даже когда просыпалась посреди ночи и осознавала, что не могу вспомнит собственное имя. Набирала стакан воды, пила мелкими глотками и убеждала себя, что со временем над сумерками моей памяти взойдет солнце и все кусочки мозаики встанут на свои места. И что терпение всегда вознаграждается.

Но сейчас мне уже все равно.

Трясусь так сильно, что диван подо мной начинает стучать ножками. Или так только кажется?

— Катя.

Я закрываю лицо ладонями, потому что как маленькая стыжусь своих слез.

Этот человек — уже год мой муж. Мы жили под одной крышей, виделись каждый день, успели узнать привычки друг друга. Мы спали в одной постели и… занимались сексом. У нас теперь общий ребенок, а я даже не знаю, что он любит на завтрак.

— Катя, нам нужно поговорить.

Кирилл настойчиво отводит мои руки, секунду как будто заглядывает в лицо, а потом кладет пятерню мне на затылок и с силой прижимает голову к своему плечу. Мне знаком этот жест: я не помню, делал ли он так много раз или я все придумала, но от скупой мужской поддержки внутри становится теплее.

— Я растерялся, понятно? — Он не оправдывается. Он как будто даже обвиняет меня в том, что не нашел для меня ни единого слова поддержки. Понимает это — и еще крепче прижимает мою голову. — Не каждый день мужчина узнает, что станет отцом.

У меня даже кивнуть не получается, если только не схлопотать взамен до крови стертый об его пиджак лоб.

— Кирилл, мы хотели этого ребенка, как ты думаешь?

Его мышцы напрягаются, и на несколько секунд я не чувствую его дыхания мне в макушку. Как будто я спросила о чем-то запретном. Может, в этом все дело? Год брака — не повод заводить совместных детей.

— Конечно, мы его хотели, — говорит он, когда паника начинает разъедать меня изнутри. — Ты будешь прекрасной матерью. Вставай, я провожу тебя в палату.

Мы почти не успеваем поговорить: Кирилл ссылается на работу и уезжает, обещая заехать вечером и привезти кое-что из моих личных вещей: психиатр считает, что знакомые мелочи помогут мне меньше нервничать.

А еще через час, когда я снова бессмысленно переключаю каналы, стараясь пока не думать о своей беременности, медсестра приносит букет: красивые голубые розы. Экзотика, которую мне даже немного страшно трогать руками.

Я уверена, что в записке, которая торчит из букета, приятное послание от Кирилла. Все-таки, сегодняшний наш разговор тяжело назвать приятным.

Но в записке лишь пара строк: «Нужно поговорить, Кошка. Не верь ему, он лжет. «Пианист»

Номер телефона, написанный ниже, мне абсолютно точно знаком. Если бы у меня был под рукой телефон, я бы запросто набрала цифры по памяти.

Секундная радость от просвета на горизонте тут же меркнет, когда я замечаю вставшие дыбом волоски на руках. И не потому, что замерзла.

Мне друг становится очень страшно.

Как будто тот охотник из темноты, из-за которого я разучилась спать без света, все-таки меня нашел.

Мне приходиться сделать громче звук телевизора, хоть на музыкальном канале играет какая-то похабщина — и полуголые девицы пошло трясут задницами прямо в объектив телекамеры. Я пытаюсь поймать какую-то трезвую мысль, найти логичное объяснение неприятному смыслу записки. Даже вызываю медсестру и, стараясь не выглядеть окончательным параноиком, спрашиваю, нет ли ошибки и действительно ли этот букет принесли мне. Ну и что, что номер телефона въелся в память и совершенно точно мне знаком. Все может быть, когда играешь в кошки-мышки с собственной памятью.

Но медсестра уверенно, как по бумажке, повторяет, что цветы принес курьер, что они на мое имя и ошибки точно нет.

Я не знаю никакого «Пианиста».

Но кому я не должна доверять? Доктору, который за мной присматривает? Мужчине, который называет себя моим отцом?

Кириллу?


От последнего предположения по позвоночнику пропускают электрический ток, и я, превозмогая боль, скручиваюсь в калачик, накрывая себя одеялом почти до самого носа. Морозов сказал, что это Кирилл толкнул меня с лестницы, а теперь это письмо. Такие совпадения правда случаются?

Невольно вспоминаю день, когда в моем магазине появилась та женщина и ее близнецы, и как я не могла поверить, что прямо передо мной появился мужчина мечты, которого я боготворила почти как ненормальная. Тогда я не боялась совпадений, я считала, что в длинной очереди за счастьем, наконец, подошел мой черед обналичивать билет.

Мне страшно. Не до дрожи в коленях, не до холодной испарины. Это что-то внутри, непонятная паника. Как будто сидишь на берегу маленького островка в огромном океане и смотришь, как солнце перекрывает огромная волна цунами. Понимаешь, что спустя пару часов она накроет тебя и размозжит о камень, как муху, но ничего не можешь сделать, потому что бежать некуда, и куда-то делся спасательный жилет.

Нужно быть сильной хотя бы ради ребенка, который уже целых шесть недель живет внутри меня. Найти в голове светлые мысли и поддержать маленькую жизнь, потому что ему там тоже страшно: в темноте, тишине и неизвестности.

Нужно закрыть глаза и просто уснуть.

А когда проснусь… все может быть по-другому.





Глава двадцатая: Катя




Глава двадцатая: Катя

Год назад

Каждая девушка мечтает о том, что когда-то в ее жизни случится маленькое чудо.

Я сижу на лекции, смотрю в окно и думаю о том, что прошедшие несколько дней моей жизни можно смело обвести красным в календаре и назвать их «Начало сказки про Золушку».

Потому что сегодня мы с Кириллом едем выбирать платье, а потом — кольца и писать заявление в ЗАГС. Он говорит, что все уладит, что нам не придется ждать месяц одобрения, и я безусловно верю каждому его слову. В этом городе ему просто не смогут сказать нет: слишком много денег Ростова положено в фундамент почти каждого здания.

Мы спешим, но меня это не пугает.

Кирилл любит меня, я люблю его и то, что между нами пока все немного натянуто — нормально, учитывая, как в сущности мало мы знаем друг о друге. Это просто моя сказка: немного торопливая, но особенная. Когда любовь просто валится на голову, то не хочется искать подводные камни, потому что в жизни должно быть место чудо. Особенно в моей, раз уж минувшие двадцать лет она меня совершенно не баловала. Много-много лет назад такая же история произошла с другой юной девушкой, и кто-то написал об этом красивую сказку, которая до сих пор не утратила своей прелести и волшебства.

История имеет свойство повторяться не только с звездами, но и с простыми смертными.

За несколько минут до окончания лекции мой новенький телефон вибрирует входящим сообщением от Кирилла. Он пишет, что прислал за мной машину и охранника, но сам задерживается по неотложным делам и приедет сразу в салон. Подробно — это немного разбавляет романтический флер в моей голове — пишет, что я должна выбрать платье, туфли, украшения, ленты и не смотреть на ценник, потому что наша свадьба привлечет много внимания.

Я успела заметить, что он любит все систематизировать. Иногда проговаривает вслух какие-то абсолютно очевидные вещи, словно ему нужно их услышать, материализовать, чтобы понять. Но он ведь в большом бизнесе, правил которого я абсолютно не знаю. Может, там так заведено, и Кириллу просто пока сложно перестроиться на наши близкие отношения.

После окончания занятий я выхожу в коридор — и снова, как державу, передо мной возникает тот самый мужчина, кажется, Константин. Он привез цветы и подарки от Кирилла, и уже тогда интуиция подсказывала держаться от него подальше. На этот раз он без цветов, подходит и галантно отодвигает в сторону толпу студентов, которые горохом высыпаются из лектория. Предлагает помочь мне спуститься и как-то… слишком близко, до неприятной сухости во рту. Я не испытываю дискомфорт в общественном транспорте, привыкла к давке и не корчу из себя принцессу, но сейчас мне хочется отгородиться от Константина большим шаром из небьющегося стекла.

Странную тревогу немного скрашивает тот самый момент триумфа, который так любят показывать в мелодрамах: серая мышь выходит из университета и ее встречает дорогой автомобиль и красивый мужчина. Только в моем комплекте мужчина отсутствует, но на Константина тоже пялятся, как на музейный экспонат.

Он помогает мне сесть на заднее сиденье, и я мысленно уговариваю судьбу сделать так, чтобы Константин сел рядом с водителем. Но нет, я исчерпала свой лимит счастья на сегодня, потому что он усаживается рядом, и машина медленно трогается с места.

— Ваши отношения пока не стали общественным достоянием, — говорит он, и я вспоминаю, что его фамилия — Малахов, как у известного телеведущего. Они даже немного похожи, только в Константине нет ничего гламурного, и большую часть времени его взгляд выглядит более хищным. Он как будто в постоянном поиске жертвы, и даже мой статус невесты начальника не выводит меня из категории «разрешено охотиться». — Кирилл Владимирович не хочет себя компрометировать.

«Поэтому был со мной везде?» — с недоверием мысленно переспрашиваю я, а на деле лишь пожимаю плечами.

В мире людей его круга свои законы и порядки. А я точно не из тех женщин, которые умеют устраивать революции. Даже если именно таким пробивным практически всегда удается стащить с тарелки самый лакомый кусочек.

— Вы счастливы, Катя? — снова пытается завязать разговор Константин. — Попали в сказку?

— Я просто счастлива, — отвечаю я, нарочно игнорируя издевку во второй части его вопроса.

Он усмехается, открывает рот — и замолкает, потому что мы одновременно замечаем взгляд водителя в зеркале заднего вида, который следит за нашим диалогом. Константин говорит что-то о будущей холостяцкой вечеринке, одновременно вынимая из кармана пиджака пачку сигарет и ручку. Думает о чем-то, аккуратно обрывая крышку и разворачивая ее, словно испорченное оригами. Пишет что-то и, заговаривая водителю зубы какой-то одним мужчинам понятной ерундой, незаметно вкладывает обрывок мне в руки.

Я не хочу читать, но взгляд непроизвольно цепляется за первое слово.

«Не верь ему».

Хорошо, что мы почти на месте — и на этот раз я не жду, пока Малахов откроет дверь и поможет мне выйти. Вылетаю из салона, как пробка, с облегчением и вздохом радости налетая на стоящего прямо в дверях Кирилла.

— Хорошо, что ты приехал, — говорю сбивчиво, краснея от того, как неприкрыто и жадно глотаю воздух с запахом его лосьона.

— Все хорошо? — переспрашивает Кирилл, отодвигая меня на расстояние, но я снова притягиваюсь к нему в поисках тепла и безопасности.

— Ты меня правда любишь? — спрашиваю немного севшим от волнения голосом.

— Люблю, — без паузы, как будто ждал именно этот вопрос, отвечает Кирилл.

Но смотрит снова как будто сквозь меня.