Самая хитрая рыба

Но, поговорив с Андреем Семеновичем, осознала, что оно ему ни к чему. Довольно будет и того, что он выступит на защиту своего сына. На это я надеялась всей душой.





9


Скандала не получилось. Коростылев-старший обратился в полицию с заявлением об умышленном причинении вреда здоровью, но был уверен, что дело переквалифицируют в административное.

– У Тимофея даже нет сотрясения мозга, – сказал он, зайдя ко мне. – Похоже, Мансуров отделается штрафом в десять тысяч. Побои нынче не очень дороги.

В магазине продавщица разговаривала с покупательницей.

– И правильно врезал! – в сердцах говорила первая. – Гоняют как сумасшедшие! А если ребенка задавит? А если кошку?

– Это на кого еще надо было в полицию заявлять – большой вопрос! – поддакнула вторая.

Я хотела вмешаться и объяснить им, что бить нельзя никого, тем более шестнадцатилетнего подростка, но вспомнила, как переживала за Тяпу, и отчего-то промолчала.

Общественное мнение определенно было на стороне Мансурова.

Этим дело не кончилось. Младший Коростылев прибежал к моим соседям и объявил, что я рассказала о случившемся его отцу. «Я не предатель! – вопил он на весь двор. – Это бабка – трепло!»

Я не стыдилась сделанного и, уж конечно, не намеревалась скрываться. Но мне невольно подумалось, что сломанный нос – слишком легкое наказание для этого юноши.

Мансуров дождался меня у калитки, когда я возвращалась из магазина.

– Я не пойму, Анна Сергеевна, – задушевно начал он, – вы за все хорошее против всего плохого или у вас персонально ко мне есть какие-то счеты? Иными словами: идейная ли вы стукачка? Или так, сиюминутно, по велению души?

– Дайте мне пройти.

– Коммунистические идеалы не дают спать спокойно! Понимаю.

– Вы лицо мальчику разбили!

– Мальчики в детском саду в горшок писают. А это – взрослый пацан, придурок и лоботряс.

Обидно, что в глубине души я была согласна с Мансуровым. Что не отменяло подлости его поступка.

– Может быть, мне вы тоже хотите сломать нос? – не удержалась я.

– А поможет? – без улыбки спросил Мансуров. Оценивающим взглядом прошелся по моему лицу и направился к себе.





10


После этого разговора на некоторое время установилось перемирие. Мансуров вел себя прилично, здоровался при встрече и как-то раз даже отогнал от моего сада стаю бродячих псов, проявив удивительное бесстрашие. Бродячая собака – существо, лишенное всего собачьего, как бы странно это ни звучало. Злобные отродья едва не разорвали Тяпу! Слава богу, она успела шмыгнуть в палисадник, где я поливала цветы. Мы с ней оказались в положении жителей города, осажденного армией, и каждый враг жаждал нашей крови, рыча и лая за калиткой.

Но тут явился Мансуров, бросился на вожака и дважды огрел его поленом. Тот кинулся прочь. За ним ретировались и остальные.

– Анна Сергеевна, путь свободен! – Антон отвесил шутовской поклон.

– Спасибо… – неловко пробормотала я в ответ.

– Всегда рад помочь соседям!

Еще и подмигнул.

Крокодил! Крокодил против стаи шакалов на берегу реки.

Наташа на две недели уезжала в город вместе с ребенком и не была свидетельницей этих событий. Я никак не могла познакомиться с Лизой: девочка была то ли диковата, то ли крайне стеснительна и не показывалась на глаза. Интересно, доложил ли Мансуров жене о том, что происходило в ее отсутствие?

Однажды я узнала, что у них разные фамилии. Выяснилось это случайно: Наташа зашла ко мне, возвращаясь с почты, и я прочитала на конверте другое имя. Меня это не на шутку удивило. Мне казалось, что и Мансуров не тот человек, чтобы позволить жене оставить хоть что-то свое, и Наташа слишком тиха и влюблена в него, чтобы настоять.

– Белоусова, – сказала она, стеснительно улыбаясь. – Я никогда не отказалась бы от этой фамилии. Больше не осталось носителей, я последняя из нашего рода.

– Вы росли одна?


– С братом. Он пропал, когда мне было пятнадцать. Я долго надеялась на его возвращение, но прошло слишком много времени, чтобы можно было продолжать в это верить.

– Пропал? – изумилась я.

Ее личико без улыбки выглядело несчастным.

– Мы жили в Щедровске, я, папа и Максим. Однажды Макс сбежал… его вынудили обстоятельства… и не вернулся.

– А папа?

– Папа погиб.

Я всплеснула руками. Господи, еще и сирота!

– Бедная вы моя…

– У меня есть Антон и Лиза. – Она задумчиво смотрела в окно. – А теперь и этот дом. Он такой огромный и запутанный! Жаль, пока не удастся восстановить оранжерею. Остекление стоит безумных денег…

Чем дольше я присматривалась к этой девочке, тем больше проникалась к ней симпатией. Да, она из тех, кто возьмет с книжной полки не Вирджинию Вульф, а Пауло Коэльо. И что же! Зато ей в голову не придет учить соседского подростка зуботычиной.

Стоило мне подумать о ней, и Наташа возникала неподалеку, но не раньше и не позже. Люди подобного рода никогда не потревожат вас. Когда они рядом, их будто нет, но стоит им исчезнуть, и вы каждую минуту ощущаете их отсутствие. Не вспоминаете, нет-нет; просто чувствуете, будто вам чего-то не хватает, – точно ветерка в знойный день.

Она приносила пироги, которые пекла сама, и покупала мне в городе книги. Она расспрашивала меня о моей жизни, и, кажется, ей действительно было интересно слушать. При готовности общаться она вовсе не была болтлива и обладала бесценным умением молчать так, что это не тяготило собеседника.

Казалось, все идет хорошо.

Но какой-то червячок по-прежнему точил меня, и страх, который я испытала, увидев их на пороге своего дома, время от времени возвращался.

А седьмого августа случилось то, что положило конец нашей спокойной жизни.





11


Изредка меня мучает бессонница. Эта ночь выдалась из тех, когда не принадлежишь ни сну, ни яви, а барахтаешься в вязком киселе полудремы.

Промаявшись до утра, я выползла наружу. Тихо, прохладно. Трава в росе.

Из-за поворота появился Мансуров с корзиной в руке. Я и не знала, что он грибник! Увидев меня, он сделал движение, будто собирался развернуться, но было поздно.

– Доброе утро, Антон!

– Рановато вы, Анна Сергеевна, – подойдя, сказал он.

– Но до вас мне далеко.

– Да, решил пробежаться с утречка по ближним рощицам, до жары. Лето грибное в этом году.

– Неудивительно – дожди!

– Вот и я говорю: дожди…

От нашей светской беседы повеяло абсурдом.

Полная доверху корзина была покрыта тряпицей.

– Хорошие грибы, чистые? – спросила я.

– Да так, сыроежки, подберезовики… Всего хорошего, Анна Сергеевна.

Мансуров сделал шаг к дому, и я неожиданно для себя самой дернула за край лоскута. Тряпица сползла. Трофеи моего соседа открылись как на ладони.

Сверху действительно были навалены подберезовики и маслята. Но под ними, среди сыроежек, бросалась в глаза нежно-зеленая шляпка на длинной ножке с муаровым узором. Я пригляделась и ахнула: под ней лежала еще одна. Бледные края шляпки, насыщенный оливковый цвет в центре – этот гриб опытному человеку невозможно спутать ни с каким другим.

Amanita phalloides, бледная поганка.

Смертельная доза для взрослого человека – треть шляпки.

– Что… что это у вас… вы с ума сошли? – забормотала я.

– В чем дело?