Сама дура виновата
Часть 36 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты сам не слышишь, как это звучит?..
— Слышу… Но Дар… — Егор обнял меня за плечи, но я стряхнула его ладонь.
— Я видела твое интервью. То, где ты говоришь, что тебе не может понравиться толстая девушка, — сообщила я ему.
— Ну это же ерунда… — он снова потянулся ко мне, но…
Я села на постели, отодвигаясь и поправляя платье.
— Думаешь, я не в курсе, что в современном мире ценят сиськи и жопу и не ценят личность? Еще как в курсе, Егор! Даже про твою Агату говорят…
— Она не моя! — быстро возразил он.
Я только хмыкнула.
— Даже про твою Агату говорят, что она тебе не пара, потому что у нее плоская жопа! Думаешь, я не догадываюсь, что сказали бы про меня? Но ты ведь…
Неожиданно для себя я всхлипнула, хотя была уверена, что совершенно спокойно и разумно обсуждаю наши отношения, а не устраиваю истерику.
— Ты ведь… — я забыла, что хотела сказать.
Что он?
Что?
Где-то в районе переносицы что-то жглось, словно там скопились слезы и разом превратились в кислоту.
— Ты ведь тоже думаешь, как все они… — сумела выдавить я из себя. — Тебе стыдно меня показывать. Я понимаю, ты не первый такой…
Прикусив губу, чтобы не расплакаться, я отвернулась, уперлась ладонями в матрас, чтобы встать и… уйти? Куда? Я этот чертов комод даже не отодвину. А если отодвину — то там, за дверью, дикая веселая толпа друзей, перед которыми я сейчас не хочу появляться.
— Дарина… — Егор поймал меня в последний момент, не дав подняться, обнял двумя руками, прижав к себе спиной, запутался в волосах и еле слышно прошептал: — Я тебя люблю.
— Меня? — взвилась я. — Меня? Толстую? Старше тебя? Такую, что стыдно показать? Влюбиться в меня может только полный дурак!
Я отпихнула его руки и все-таки вскочила, попутно стирая слезы с лица.
— Сама дура! — неожиданно зло буркнул Егор, оставшись сидеть на коленях среди измятых простыней.
Красив он был в этот момент — феерически. Хоть снимай и показывай всем шести миллионам за дополнительную плату. Взъерошенный, злой, в одних джинсах, низко сидящих на бедрах. И с выражением злого отчаяния на лице.
— Еще какая, — отозвалась я, глядя на него. — Еще какая, Егор.
— А ты мне ничего не хочешь сказать? — сощурился он, глядя на меня снизу вверх.
— Нет.
— Жаль.
— Нисколечко, — мотнула я головой. — Было бы глупостью любить человека, который тебя стесняется. Как тебе еще не западло меня трахать было! Пацаны же засмеют!
Да, и так выражаться я тоже умею.
Такое филологическое кунг-фу — иногда к ситуации подходит только определенная лексика.
Тут я уже готова была переходить к обсценной.
— Я обожаю тебя трахать! — упрямо возразил Егор.
— Такую жирную?
— Да! Такую сочную и мягкую!
— Значит ты врешь не мне, а своим подписчикам?
— Я даю им то, что они хотят!
— Нет, Егор. Ты даешь им то, что не боишься дать…
Я отошла от постели к окну, оперлась на подоконник и долго стояла, глядя в осеннюю темноту. Молчала. И Егор молчал, хотя я спиной чувствовала его напряжение.
— Что я должен сделать, чтобы ты вернулась ко мне? — спросил он, прервав слишком долгую паузу.
— Сам догадайся, не маленький.
— Я не буду рушить всю кампанию по раскрутке ради твоих капризов!
— Или маленький… — задумчиво сказала я, в оконном отражении глядя на то, как он встает, делает несколько неслышных шагов в мою сторону, но останавливается.
А потом разворачивается и идет к двери.
Я ждала скрежета отодвигаемого комода, но все равно вздрогнула всем телом, когда услышала его.
Когда дверь открылась и снова закрылась, я даже поворачиваться не стала. Просто рванула запечатанное уже на зиму окно, распахивая его, потому что запах подаренных им роз, пропитавший всю комнату, почему-то стал меня душить.
Глава тридцать девятая, в которой героиня встречается со своей истинной любовью, а мы узнаем кое-что про Элку
Как это часто бывает на многолюдных вечеринках, все давно забыли, в честь чего гульба. А кто помнил — им было уже все равно, где именинница, у них были свои развлечения.
Судя по взрывам хохота за дверью — нескучные.
Это было к лучшему — можно было запереться и всласть порыдать.
Вот такие мои тридцать лет случились — у меня все было хорошо, а потом стало очень-очень плохо. И миллион разноцветных роз и не только роз никак не помогал почувствовать себя лучше.
Проснулась я в стылой комнате — забыла закрыть окно. За ним уже занимался мрачный питерский рассвет, на телефоне не было ни одного сообщения и надежда, что все мне только приснилось, оказалась обманкой.
В коридор я вышла на цыпочках, опасаясь, что кто-то где-то еще догуливает. Но никаких признаков вечеринки, кроме безумного количества пустых бутылок на кухне, о которые я чуть не споткнулась, обнаружить не удалось.
Есть у Элки такая привычка — ловить вусмерть пьяных гостей и заставлять мыть посуду, убирать со стола и оттирать заблеванные унитазы. Они потом с утра все равно ничего не помнят, а утром зато просыпаешься не как в борделе после набега Золотой Орды, а будто девочки-институтки чаепитие с куклами проводили.
Я поставила чайник и отправилась чистить зубы и на поиски выживших.
Против удивления в ванной не было обнаружено ни одного спящего гостя, в коридоре под вешалкой тоже, а дверь в комнату Базиля так и была распахнута и там не было ни души.
Понятно — гостей выпроводили. А сами-то куда делись?
Элкина дверь была закрыта, но я на правах подруги тихонечко ее толкнула. В конце концов, что я там нового увижу? За четыре года соседства чего только не случалось…
Гм.
Ну разве что этого.
На Элкиной кровати из-под одеяла торчали четыре башки.
Собственно Элкина, Базиля, курьера и Андрюши.
Ну вот все и нашлись.
А хорошо ребята погуляли…
Так же тихо я прикрыла дверь, вернулась обратно на кухню, где как раз выключился чайник и принялась делать себе чай, время от времени по-дурацки хихикая.
Ну Элка дает…
Однажды я спросила ее, почему она тащит в постель всех подряд, а она пожала плечами и ответила, что в детстве брала в кровать все свои плюшевые игрушки, чтобы им не было скучно и они не грустили.
Я как-то не нашлась, что ответить, и на этом тема была закрыта.
Так что я просто занялась своим чаем, не заморачиваясь чужой личной жизнь. Я еще от своей-то не очухалась. Думать о чае было безопаснее, чем о Егоре.
Чай я делаю по собственному рецепту.
«Особый осенний» — для замерзающих гидов, которые все время на ногах.
Чабрец, мелисса, лаванда, листья черной смородины, имбирь, шиповник — это раз.
Кардамон, гвоздика, корица, сушеная клюква — это два.
Хороший черный чай — это три.
— Слышу… Но Дар… — Егор обнял меня за плечи, но я стряхнула его ладонь.
— Я видела твое интервью. То, где ты говоришь, что тебе не может понравиться толстая девушка, — сообщила я ему.
— Ну это же ерунда… — он снова потянулся ко мне, но…
Я села на постели, отодвигаясь и поправляя платье.
— Думаешь, я не в курсе, что в современном мире ценят сиськи и жопу и не ценят личность? Еще как в курсе, Егор! Даже про твою Агату говорят…
— Она не моя! — быстро возразил он.
Я только хмыкнула.
— Даже про твою Агату говорят, что она тебе не пара, потому что у нее плоская жопа! Думаешь, я не догадываюсь, что сказали бы про меня? Но ты ведь…
Неожиданно для себя я всхлипнула, хотя была уверена, что совершенно спокойно и разумно обсуждаю наши отношения, а не устраиваю истерику.
— Ты ведь… — я забыла, что хотела сказать.
Что он?
Что?
Где-то в районе переносицы что-то жглось, словно там скопились слезы и разом превратились в кислоту.
— Ты ведь тоже думаешь, как все они… — сумела выдавить я из себя. — Тебе стыдно меня показывать. Я понимаю, ты не первый такой…
Прикусив губу, чтобы не расплакаться, я отвернулась, уперлась ладонями в матрас, чтобы встать и… уйти? Куда? Я этот чертов комод даже не отодвину. А если отодвину — то там, за дверью, дикая веселая толпа друзей, перед которыми я сейчас не хочу появляться.
— Дарина… — Егор поймал меня в последний момент, не дав подняться, обнял двумя руками, прижав к себе спиной, запутался в волосах и еле слышно прошептал: — Я тебя люблю.
— Меня? — взвилась я. — Меня? Толстую? Старше тебя? Такую, что стыдно показать? Влюбиться в меня может только полный дурак!
Я отпихнула его руки и все-таки вскочила, попутно стирая слезы с лица.
— Сама дура! — неожиданно зло буркнул Егор, оставшись сидеть на коленях среди измятых простыней.
Красив он был в этот момент — феерически. Хоть снимай и показывай всем шести миллионам за дополнительную плату. Взъерошенный, злой, в одних джинсах, низко сидящих на бедрах. И с выражением злого отчаяния на лице.
— Еще какая, — отозвалась я, глядя на него. — Еще какая, Егор.
— А ты мне ничего не хочешь сказать? — сощурился он, глядя на меня снизу вверх.
— Нет.
— Жаль.
— Нисколечко, — мотнула я головой. — Было бы глупостью любить человека, который тебя стесняется. Как тебе еще не западло меня трахать было! Пацаны же засмеют!
Да, и так выражаться я тоже умею.
Такое филологическое кунг-фу — иногда к ситуации подходит только определенная лексика.
Тут я уже готова была переходить к обсценной.
— Я обожаю тебя трахать! — упрямо возразил Егор.
— Такую жирную?
— Да! Такую сочную и мягкую!
— Значит ты врешь не мне, а своим подписчикам?
— Я даю им то, что они хотят!
— Нет, Егор. Ты даешь им то, что не боишься дать…
Я отошла от постели к окну, оперлась на подоконник и долго стояла, глядя в осеннюю темноту. Молчала. И Егор молчал, хотя я спиной чувствовала его напряжение.
— Что я должен сделать, чтобы ты вернулась ко мне? — спросил он, прервав слишком долгую паузу.
— Сам догадайся, не маленький.
— Я не буду рушить всю кампанию по раскрутке ради твоих капризов!
— Или маленький… — задумчиво сказала я, в оконном отражении глядя на то, как он встает, делает несколько неслышных шагов в мою сторону, но останавливается.
А потом разворачивается и идет к двери.
Я ждала скрежета отодвигаемого комода, но все равно вздрогнула всем телом, когда услышала его.
Когда дверь открылась и снова закрылась, я даже поворачиваться не стала. Просто рванула запечатанное уже на зиму окно, распахивая его, потому что запах подаренных им роз, пропитавший всю комнату, почему-то стал меня душить.
Глава тридцать девятая, в которой героиня встречается со своей истинной любовью, а мы узнаем кое-что про Элку
Как это часто бывает на многолюдных вечеринках, все давно забыли, в честь чего гульба. А кто помнил — им было уже все равно, где именинница, у них были свои развлечения.
Судя по взрывам хохота за дверью — нескучные.
Это было к лучшему — можно было запереться и всласть порыдать.
Вот такие мои тридцать лет случились — у меня все было хорошо, а потом стало очень-очень плохо. И миллион разноцветных роз и не только роз никак не помогал почувствовать себя лучше.
Проснулась я в стылой комнате — забыла закрыть окно. За ним уже занимался мрачный питерский рассвет, на телефоне не было ни одного сообщения и надежда, что все мне только приснилось, оказалась обманкой.
В коридор я вышла на цыпочках, опасаясь, что кто-то где-то еще догуливает. Но никаких признаков вечеринки, кроме безумного количества пустых бутылок на кухне, о которые я чуть не споткнулась, обнаружить не удалось.
Есть у Элки такая привычка — ловить вусмерть пьяных гостей и заставлять мыть посуду, убирать со стола и оттирать заблеванные унитазы. Они потом с утра все равно ничего не помнят, а утром зато просыпаешься не как в борделе после набега Золотой Орды, а будто девочки-институтки чаепитие с куклами проводили.
Я поставила чайник и отправилась чистить зубы и на поиски выживших.
Против удивления в ванной не было обнаружено ни одного спящего гостя, в коридоре под вешалкой тоже, а дверь в комнату Базиля так и была распахнута и там не было ни души.
Понятно — гостей выпроводили. А сами-то куда делись?
Элкина дверь была закрыта, но я на правах подруги тихонечко ее толкнула. В конце концов, что я там нового увижу? За четыре года соседства чего только не случалось…
Гм.
Ну разве что этого.
На Элкиной кровати из-под одеяла торчали четыре башки.
Собственно Элкина, Базиля, курьера и Андрюши.
Ну вот все и нашлись.
А хорошо ребята погуляли…
Так же тихо я прикрыла дверь, вернулась обратно на кухню, где как раз выключился чайник и принялась делать себе чай, время от времени по-дурацки хихикая.
Ну Элка дает…
Однажды я спросила ее, почему она тащит в постель всех подряд, а она пожала плечами и ответила, что в детстве брала в кровать все свои плюшевые игрушки, чтобы им не было скучно и они не грустили.
Я как-то не нашлась, что ответить, и на этом тема была закрыта.
Так что я просто занялась своим чаем, не заморачиваясь чужой личной жизнь. Я еще от своей-то не очухалась. Думать о чае было безопаснее, чем о Егоре.
Чай я делаю по собственному рецепту.
«Особый осенний» — для замерзающих гидов, которые все время на ногах.
Чабрец, мелисса, лаванда, листья черной смородины, имбирь, шиповник — это раз.
Кардамон, гвоздика, корица, сушеная клюква — это два.
Хороший черный чай — это три.