С чем вы смешиваете свои краски? - 2

***





Глава 1

Всех приветствую! Разрешите представиться, Александр Дмитриевич Петров. Почему не Увахин? Да вот так мне пришло в голову при получении паспорта взять фамилию деда. Есть же у певцов и писателей псевдонимы. Вот и у меня псевдоним. Отец не возражал, буркнул: «Твоя жизнь, Шурка, тебе решать». Я и поменял фамилию на ту, которая не вызывала никаких ассоциаций.

Как там пел Визбор: «…Имеет личность он секретную и кров.

Он так усердствовал над бомбой гробовой,

Что стал членкором по фамилии Петров…»

Небольшой курьёз случился в Союзе художников, когда мне меняли документ. Теперь я там числюсь как Петров-Увахин. Был такой художник Петров-Водкин, ну и я к нему в пару. Свидетельство об окончании школы я тоже получил на новую фамилию. Директриса немного запнулась, когда оглашала золотых медалистов, потому что для всех в школе я оставался Увахиным, а по документам был уже Петров.

Дядя Вова похвалил за такую инициативу. Сам он не сообразил, как можно легко и просто сделать новую биографию. Безусловно, многие люди помнят мальчика Сашу Увахина. Но согласитесь, по прошествии десяти и более лет не так-то просто узнать меня в лицо. На самом деле скрываться я не собирался, просто немного приглушил свою популярность.

В МГУ поступил как отличник-медалист, спортсмен-самбист. Не поверите, но за все пять лет я умудрился не показать своих умений рисовать, хотя на ежегодные выставки и ко всяким юбилеям представлял что-то публике. По-другому нельзя, я же член Союза, должен имидж поддерживать, чтобы не лишиться мастерской. Нелегко мне это далось. В том плане, что там не только учёба, но и поездки «на картошку», и прочая общественная нагрузка.

Выдал одну серию фантастических картин в технике гуаши. Светка позировала в облегающем трико. Она у меня была запечатлена в симпатичном скафандре с бластером в руке. Ещё несколько друзей, включая Мишку, на картинах «сражались» на далёких планетах с членистоногими тварями.

Критики по этому поводу прошлись знатно. Где социалистический реализм? Где «комсомолка и спортсменка»? Я на эти выпады особо не реагировал. А чего мне переживать, я же Петров. И вообще, для критиков есть Илья Глазунов со своими берёзками и портретами. Становиться, подобно ему, «придворным живописцем» я не собирался. К тому же мне хорошо заплатили за работу (картины пошли на оформление одного кафе), а на всех никогда не угодишь.

В этом случае я всегда вспоминаю притчу о старике, мальчике и осле. Там, где они куда-то идут и осёл везёт мальчика. Народ осудил, чего это молодой едет, а не старик. Поменялись местами, опять не так. В результате, после нескольких перестановок старик взгромоздил осла себе на шею, не удержал и уронил с моста в реку, где бедное животное и утонуло. Мораль: будешь слушать всех критиков и советчиков — приготовься, твой осёл обязательно утонет и ты останешься ни с чем.

Пять лет учёбы в МГУ пролетели быстро. Многое за это время случилось как хорошего, так и не очень. В январе шестьдесят восьмого умер первый секретарь Союза художников РСФСР Владимир Серов. Некоторые перемены в среде членов Союза были заметны, но опять же меня это не касалось. Я поддерживал имидж среднестатистического студента: немножко ботаника, отличника и комсомольца.

Знаете, что оказалось самым сложным во время учёбы? Отбиваться от назойливого внимания девиц. На общем фоне студенческой братии я заметно выделялся. Не буду хвалить свою внешность. Что досталось от природы, то досталось. Вернее, от маман. Она одно время неплохо копировала Бриджит Бардо, особенно с причёской «бабетта». У меня же, кроме симпатичной мордахи, была отличная спортивная фигура. Да и одевался я в основном из «Берёзки».

Отец отдал мне все сертификаты, которые у него накопились. Причиной этому стала маман. Она запустила свои ручки в мою сберкнижку и умудрилась потратить на шубки и прочие шмотки почти пять тысяч. Отец, когда узнал, просто взбесился, возмущаясь такому поступку. Сберкнижку убрал подальше, матери выволочку устроил и отдал мне все сертификаты на товары Внешпосылторга в количестве трёх тысяч (точнее, на тот момент просто спрятал).

Это были именно сертификаты, чеки появятся позже. Сертификат с синей полосой означал, что покупатель имеет право на валюту социалистических стран. Ассортимент товара по такому сертификату был ограничен. Второй тип, с жёлтой полосой, указывал на то, что гражданин работал в развивающихся странах (Африка, Индия). Товаров по такому сертификату продавалось больше. С белой полосой означали западную валюту. У отца же были сертификаты серии «Д», которые получали дипломаты.

Впервые отовариваться в «Берёзку» я пошёл в конце первого курса. Предполагаю, что приобрёл джинсы чуть ли не из первой партии поставок в Москву. К слову, американская продукция в «Берёзке» не продавалась, всё было из Европы. Позже у меня появились джинсовая куртка и дублёнка, и как следствие — много девушек, заинтересованных в развитии отношений. Не только для приехавших, но и для столичных барышень я выглядел лакомым кусочком. Весь такой «упакованный», у родителей квартира в центре и автомобиль.

Приходилось быть очень осторожным в общении, иначе глазом моргнуть не успеешь, как поведут в ЗАГС по причине беременности. Вообще-то в это время и за поцелуи в общественном месте могли на комсомольском собрании осудить. На мой взгляд, парни женились довольно рано по той причине, что «мочи нет терпеть». Природа.

Мне в этом плане повезло со Светкой. Не то что вы подумали. Светка — муза и друг. От неё не укрылось наличие у меня мастерской. Не часто, но раз месяц она устраивала танцульки (у меня был немецкий магнитофон) и притаскивала разных творческих личностей, как правило, из артистической среды. Никаких оргий мы не устраивали. Общество приходило исключительно интеллигентное. В него также вошли Анна и Лиза Жаровы и Мишка, конечно. Кстати, этот лось вымахал после школы так, что я на его фоне терялся.

— Хорошему еврейскому мальчику положено быть сутулым, носить скрипочку и очочки, — подкалывал я Мишку.

— Угу, давай спарринг. Я из тебя скрипочку сложу, — усмехался этот кабан.

— Ты же математик. Где твоя рассеянность и погружённость в мир цифр?

— Там же, где твоя живопись, комсомолец Петров.

Друг у меня что надо. Светка так и не просекла, что я уже Петров-Увахин. Для неё и приятелей на встречах в мастерской я был всё тем же Сашкой Увахиным. Почему изучаю экономику, никого не заинтересовало. Мало ли, может, папа велел? Мишка был в курсе многих вещей, что происходило с моей жизни. Его я единственного предупредил, что мастерская и телефон в ней, возможно, на прослушке: лишнего не болтать и следить за темами разговоров, вовремя пресекая провокационные. Один раз Светка привела в мастерскую парочку хиппи, и я её серьёзно предупредил, что не стоит больше их приглашать. И больше подобных личностей в мастерской не было.

Компания, которую собирала Светка, часто менялась. Разве что Лена Кондратьева задержалась чуть дольше. Девица оказалась более чем свободных нравов. Я её без труда отбил у Андрея (Светкиного однокурсника), в результате чего мне обломился секс без обязательств, а Лене изредка доставались портретные наброски и небольшие подарочки, чтобы удерживать девушку подле себя. Обычно жвачка или подобная импортная мелочовка из «Берёзки».

Сертификаты я старался не тратить. Отец уже на пенсии, кормушка прикрылась. Пару раз сводил Мишку в одну из московских «Берёзок», где на двери висело объявление, что население не обслуживается. Вахтёр в дверях притормозил Мишку, но я показал сертификат на пятьдесят рублей, и мы прошли, чтобы купить другу джинсы.

Тётя Роза отдала мне потом деньги обычными рублями. На всякий случай я предупредил, что спекулировать и перепродавать ничего не собираюсь. Небольшая помощь другу, и не более того, чтобы он не чувствовал себя в моём обществе ущербным. До моего образа «золотого мальчика» Мишке было далеко, но и колхозником он не выглядел.

В целом Михаил смотрелся солидным, серьёзным парнем. Так оно и было. Спиртного ни я, ни он практически не употребляли — спортсмены. Да и после одного случая зареклись. Дело было на первом курсе. Прибился я к Мишкиной группе, наверное, впервые в жизни мы с ним столько выпили. Сил дотащить друг друга до метро нам хватило. Я вроде даже помнил, что мы зашли в вагон.

— Осторожно! Двери закрываются, следующая станция «Спортивная»! — сообщил голос в вагоне.

Нормально, едем. А глаза-то не открываются. Чувствую плечо друга и стараюсь не уплыть в дрёму, это получается с трудом, потому что снова слышу:

— Осторожно! Двери закрываются, следующая станция «Спортивная»!

Где-то после пятого одного и того же объявления Миша предложил:

— Может, уже поедем?


Оказалось, что всё это время мы на скамейке на платформе сидели, пропуская поезда. С тех пор со студентами я больше не пил и вообще мало употреблял спиртные напитки, предпочитая водить девушек в кафе. В Москве этих заведений благодаря Никите Сергеевичу открылось много. Большинство вполне себе бюджетные. Мне-то средства позволяли хоть каждый день в «Праге» или «Арбате» обедать, а Мишка комплексовал, не разрешая платить за себя.

«Лиру» мы не посещали. Мне не нравилось скопление народа на подступах: какие-то хиппи и прочие пацифисты. Мы предпочитали кафе «Московское» или «Космос». Ходили обычно вчетвером — Света, Лена, Мишка и я. За девчонок платил обычно я. Бывало, что и Михаил гордо выискивал свои резервы, чем вызывал у меня улыбку. На четверых посиделки в «Космосе» обходились в десять рублей, но это при условии, что мы брали спиртной коктейль.

Где добывал деньги на такие походы в кино и кафе Михаил, это отдельная история. Кроме того, что экономил свою стипендию, он умудрялся преподавать самбо два раза в неделю в одной из школ, а ещё на Мосфильме подрабатывал не то каскадёром, не то кем-то, кто драки демонстрирует. Один раз целых семьдесят пять рублей заработал на съёмках и потратил их на поездку на море. Мы нашей четвёркой рванули в июле дикарями в Геленджик. Я машину взял, и поехали!

Отец перед уходом на пенсию поменял «Победу» на «Волгу». Маман настояла на чёрном цвете, он казался ей более солидным. Права я получил в восемнадцать лет и мог в любое время взять машину, покатать девчонок. Ну и порисоваться. Куда без этого? Опять же балагуром, весельчаком и свободным художником был Сашка Увахин. Александр Петров, комсорг курса, ходил со значком «дружинник» по вечерней Москве, пресекая хулиганства и недостойное поведение советских граждан.

Бабушка и дед особых изменений во мне не замечали и всегда были готовы послушать о моих успехах в университете. Закончил я его с отличием, имел преимущество при распределении на работу, но меня перехватили товарищи генерал-майор и подполковник. Расшифровываю для тех, кто не понял, — дядя Вова и Илья. Наконец-то Владимир Петрович дождался, когда я попаду ему в загребущие ручки. Самое интересное, что ни он, ни Илья особо меня не спрашивали. Как-то это посчитали само собой разумеющимся, что я пойду учиться в высшую школу КГБ, но серьёзную беседу Владимир Петрович со мной провёл.

— Сашка, о твоих «озарениях» знают всего два человека — я и Семичастный, — пояснил он. — Ни в каких документах это не отражено и не фигурирует. На тебя завели анкету, только когда ты в институт сунулся. Шелепин был в курсе талантливого мальчика-художника, который ко всему прочему склонен к иностранным языкам. Некоторое время он за тобой приглядывал. Потом ему стало не до этого.

— Но досье на меня существуют? — уточнил я.

— А как же! — подтвердил дядя Вова, чуть помолчал и добавил: — К новому руководству оно попало в очень урезанном виде. До восьми лет я вообще не считал нужным заводить на тебя какие-либо дела.

В это вполне поверил. Владимиру Петровичу я был нужен для личных целей. С приходом Андропова многое поменялось, как и планы на мою персону.

Своё «озарение» об отставке Семичастного Владимиру Петровичу я передал ещё в школе. Нарисовал нечто абстрактное: силуэт Индии и подписал фамилии — Аллилуева и Семичастный. И чуть ниже текст, что его снимут с должности. Это один из немногих фактов, дату которого я хорошо помнил. Причиной тому была не личность Семичастного, а книга Светланы Аллилуевой, которая меня в своё время заинтересовала.

Когда дочь Сталина сбежала на запад, она написала книгу своих воспоминаний «Двадцать писем к другу». Спецслужбы знали об этом. Да никто и не скрывал скорого выхода книги. Некоторые анонсы зачитывали по радио, в СССР можно было поймать их на приёмники и послушать выдержки из текста.

В двадцать первом веке многие писатели столкнулись с тем, что пираты копируют книги и загружают на свои сайты. В 1967 году впервые в роли такого «пирата» выступило целое государство. Руководству страны в рукописи Аллилуевой не нравились некоторые моменты описания личности Сталина и их решено было подправить.

У детей Светланы изъяли черновики, сомнительные места подтёрли, вставили немного другой текст и, найдя издательство за рубежом, которое согласилось на такую авантюру, издали книгу! Весь ажиотаж от выпуска воспоминаний дочери Сталина был сбит. Потом вышла и настоящая книга, но это было уже не то. Пошли разговоры, люди спорили, какая из них настоящая, где ложь, а где правда.

Я вполне искренне считал, что именно эти события стали причиной отставки Семичастного, и дал информацию об этом дяде Вове, но в судьбе главного комитетчика ничего не изменилось. Моя информация не сработала. Семичастный не подписал разрешения Аллилуевой на поездку в Индию и это ни на что не повлияло. Его, как и в прежней реальности, отстранили от должности и отправили заместителем председателя Совета министров УССР. Аллилуева, к слову, всё равно сбежала на Запад, но другим путём.

В общем, я по-прежнему буду передавать «озарения» дядя Вове и никому другому. Он на этот счёт меня немного попугал, расписал прелести закрытых психбольниц и рекомендовал, очень рекомендовал никому не рассказывать. После описания того, как «лечат» в тех больницах, меня три дня потряхивало от страха. Самый, так сказать, гуманный вариант — это когда колют аминазин. Он якобы устраняет бред, галлюцинации, снижает возбуждение, беспокойство, понижает двигательную активность. Побочных действий у этого препарата целый список, начиная с проблем со зрением и сердцем и заканчивая импотенцией.

Другое «лекарство» — сульфозин — применяют для шокового метода лечения. Из-за того что препарат давал сильнейшую боль и температуру за сорок в течение трёх дней. Его в основном использовали не в терапевтических, а карательных целях.

Но самым действенным методом в психушках считалось связывание пациента смирительной рубашкой или простынёй. Для лучшего понимания процедуры ткань смачивалась водой. При высыхании это самодельное орудие пыток причиняло страшную боль по всему телу. Добавьте к этому полное бесправие пациентов в больнице и подобранный персонал с садистскими наклонностями.

То, что в КГБ работают не «белые пушистые зайчики», я и сам знал. Владимир Петрович же ещё раз убедился в том, я полностью ему доверяю и готов сотрудничать при любом руководстве. Сам он, похоже, несильно жаловал Андропова, но и меня упустить не хотел. Для проформы спросил, желаю ли я в 101-ю школу, и получил отрицательный ответ. Внешняя разведка меня никогда не интересовала. Пусть мой английский безупречен и испанский неплох, но я предпочёл «контрразведку и внутреннюю безопасность» и пообещал прибыть на учёбу после небольшого отпуска.

Погулять напоследок я решил на море. Лето 1972 года в Москве выдалось «дымным». Горели торфяники, с этим пытались бороться, но безуспешно. Все мои пенсионеры перебрались на дачу, а мы с Мишкой отправились на море вдвоём, без дам, рассудив, что не стоит ездить в Тулу со своими самоваром, в смысле с девушками. Это мы ещё по предыдущему разу поняли.

Перед поездкой для Владимира Петровича я одну картинку подготовил. Пожары торфяников напомнили мне, что 1974–1975 годы будут засушливыми во многих регионах, и как результат — низкий урожай зерновых. Мне даже припомнилась какая-то схема покупки пшеницы у американцев. Вообще-то там и без меня должны справиться. Советские агенты как-то хитро купят зерно по низким ценам, но показать дяде Вове свою осведомлённость в этом вопросе не помешает.

Отдохнули мы с Мишкой отлично. Вернулись в Москву в начале августа морально и физически удовлетворённые. Я пейзажей много привёз, друг — фотографии. Светке из них показали далеко не все. Она немного пробурчала на тему того, что если бы мы с ней заранее согласовали, то она бы изменила летние планы. Заверили, что на будущее так и поступим. На самом деле как у нас сложится с отпусками на будущий год, ещё неизвестно. У Михаила аспирантура, у меня высшая школа КГБ.

Спектр обучения в школе был широким. Там же я перешёл с самбо на дзюдо. По стрельбе из пистолета показывал неплохие результаты. Иностранный у меня шёл автоматом, прочая теория марксизма-ленинизма проблем не вызвала по причине того, что я это все сдавал в университете.

Самый большой напряг случился, когда нам сообщили, что мы обязаны иметь тридцать человек в качестве осведомителей. Тридцать! И где их взять?! Родить, что ли? Серьёзно, при всей моей общительности и наличии приятелей из числа тех, кого приводила на вечеринки Светка, набрать столько осведомителей в ближайшие несколько лет я физически не мог. Это же не ОБС (одна баба сказала), это должны быть люди, которые осознанно сотрудничают и передают некую информацию. С каждым из них должен быть подписан ряд документов.

По общепринятому мнению, комитетчики буквально жаждали заиметь агентов среди простого народа. На самом деле это было не так. Зато срабатывала своеобразная пирамида: завербовав одного осведомителя (поймав его на чём-то горяченьком) легче и проще через этого человека выспросить, кого бы он рекомендовал в качестве «стукачей», и так далее. При условии, что каждому новому ученику школы полагалось обзавестись тридцатью осведомителями, то получалась своеобразная лавина. Не думаю, что жители деревень и сёл завербовались в массовом порядке (кому они нужны!). Зато в той же Москве, где до фига было неформалов, фарцовщиков и околокриминальных элементов, единицы. Опять же повторю — не все эти люди подходили для конкретных задач.

Строчить доносы и писать всевозможные докладные на имя вышестоящего начальства наш народ любил. И не только наш. Был у нас на первом курсе один курьёзный случай.

В это время СССР активно обучал студентов из разных «банановых республик». Селили их в обычное студенческое общежитие, не делая разграничений по цвету кожи (в стране Советов не только секс, но и расизм отсутствовал). На самом деле условия в общаге были отличные, в комнате по два человека, а нашему студенту по какой-то причине сосед-африканец не понравился и он решил немного пошутить.

В первую же ночь без пяти двенадцать ночи он растолкал спящего, пояснив, что ровно в полночь по радио исполняется гимн Советского Союза и слушать его нужно по стойке смирно. Прикалывался он так несколько дней подряд, пока в один из вечеров не завалился в комнату вдупель пьяным и проспал ритуал с гимном. Наутро после попойки он еле доплёлся до факультета. Я лично, как комсорг курса, с деканом и старшим преподавателем встречали бедолагу, поскольку в деканате лежала докладная от африканца, что студент такой-то проявил гражданскую несознательность и не прослушал государственный гимн в положенное время предыдущим вечером.

Как мне хотелось ржать, когда я понял подоплёку дела, не буду рассказывать. Понимал, что шутник немного перегнул палку, но реагировать на такой проступок пришлось на полном серьёзе. С трудом отстоял парня, не выгнали его, обошлось всё выговором.

Все эти докладные писались, так сказать, по порыву души. Мне же требовались осведомители, сознательно занимающиеся стукачеством. Перебрав в уме знакомых, я понял, что никто из них не подходит. Не было в нашей компании подходящих людей. Я бы сказал, что даже слишком порядочные попадались. Светка каким-то образом познакомилась с Натальей Белохвостиковой и один раз пригласила на вечеринку. Наталья не танцевала, парней не кадрила, а сидела за столом и листала альбомы по истории искусств. Романова её больше к нам не звала.

Прикинув и так и эдак, пошёл я Мишку подбивать. Пусть он не тот осведомитель, который требуется по будущему профилю моей службы, но нужно же с чего-то начинать. Я вообще сильно удивился, когда Михаил поступил в мехмат. Оказывается, в это время действовали негласные ограничения при приёме на этот факультет. Можно сказать, что это были годы антисемитизма в математике.

Хорошо, я раньше посоветовал Мишке получить паспорт с указанием в графе национальности «русский». Это ему удалось по той причине, что в свидетельстве о рождении его мать каким-то образом оказалась русской. Глядя на тётю Розу, я бы так не сказал, но Мишке конкретно повезло с документом. От него потребовалось лишь заявление, и более ничего. Выражение «бьют по морде, а не по паспорту» с моим другом не срабатывало. В большей степени он напоминал грека или даже араба, но не еврея, хотя фамилию свою он не менял.

Разговор по поводу того, чтобы стать осведомителем, получился долгим. Не сразу Мишка понял, чего я от него хочу и зачем. Пришлось оперировать фактами. Михаил собирался идти в аспирантуру. Как дальше пойдёт его научная карьера — неизвестно. Завистливых людей среди учёной братии хватает. Случись какая ситуация, он сможет сказать, что о своих действиях докладывал непосредственно сотруднику КГБ.

Сейчас диссидентов и всяких «политических» сажают по двум статьям. Раньше была только 70-я за «антисоветскую агитацию и пропаганду», которая предполагала лишение свободы до семи лет и после ссылку. При Брежневе ввели ещё одну статью — 190-ю с разными подпунктами «за распространение в устной и письменной форме заведомо клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Наказание: исправительные работы до года, лишение свободы до трёх лет или могли просто оштрафовать на сто рублей.

По идее, ничего особенного в этой 190-й. Типа пожурили, отпустили, штраф выписали. Однако человек попадал в списки неблагонадёжных со всеми вытекающими последствиями. А осудить по такой размытой формулировке можно было каждого второго жителя страны. В серьёзных случаях обвиняемых по этим статьям посылали на экспертизу в Институт психиатрии, откуда после заключения врачей человек попадал на принудительные медицинские процедуры. Потому что в стране Советов нет врагов, а есть шизофреники, не ощутившие до конца прелестей социалистического строя.

В общем, с Михаила подписку по всем пунктам я взял, обязав писать докладные хотя бы раз в месяц. Он писал. Добросовестно так. Возможно в будущем издам их отдельной книгой.

Вот как пример: «Студент Иванов имел близкие знакомства со студенткой из Кубы. Вероятно в порыве страсти и переполнявших его чувств он скакал по её комнате голым, прикрыв причинное место флажком отличника соцсоревнования. Сам я не видел, о чём очень сожалею. Свидетелями этому происшествию стали студенты Белов и Гаврилов, курившие на площадке пожарной лестницы и наблюдавшие за разворачивающимся действием через окно». И так далее на подобные темы.

Толку от этих донесений никакого не было, но видимость работы с осведомителем создавалась. Всего у меня имелось три таких осведомителя. Я из бывших однокурсников двоих «подписал». Тоже не особо надеясь получить что-то полезное от их писанины, но куда деваться, приходилось работать с тем материалом, что был под рукой, надеясь в будущем заиметь более полезных людей.