Рутинер

— Интригуют-интригуют!

Я кивнул, но меня сейчас не особо интересовало, какую именно каверзу задумали разобидевшиеся на бретера юнцы, куда больше занимали тут и там зеленевшие листвой рощицы, словно специально предназначенные для укрытия в засаде. Впрочем, волновался на этот счет я недолго. Дорога оказалась оживленной, навстречу нам то и дело попадались катившие в сторону границы обозы, иногда мы и сами, хоть ехала телега не слишком быстро, обгоняли процессии пеших путников и тяжело нагруженные возы. Да и армейские разъезды в цветах герцога поначалу встречались едва ли не каждую четверть часа.

Помимо кавалерийских отрядов, в приграничных землях герцогства хватало опорных пунктов, на околицах деревень и дворянских усадьб маячили сторожевые вышки, а замки окрестных сеньоров внушали уважение основательностью строений и высотой оград. Постепенно солдаты герцога перестали попадаться на глаза, на смену им пришли наемники и местное ополчение. Те по дорогам уже не разъезжали и бездельничали в поселениях, куда мы заворачивали, чтобы дать отдых лошадям и перевести дух самим. Солнце сегодня жарило просто немилосердно.

Немного легче сделалось лишь к вечеру, когда телега, вслед за ней и мы, свернула с торного тракта и запылила по дороге, проложенной напрямик через поле. Солнце к этому времени уже начало касаться верхушек деревьев, одуряющая жара перестала давить своей незримой дланью, в траве застрекатали кузнечики, принялись с писком носиться над самой землей ласточки.

— К дождю, — со знанием дела отметил Микаэль.

— Скорее уж к грозе, — хмыкнул я и стал обмахиваться снятой с головы шляпой.

Парило и в самом деле изрядно, и на горизонте понемногу сгущалось марево прозрачных пока еще облачков.

После развилки дорога заметно сузилась и потянулась через не самую оживленную местность. Поначалу поля перемежались рощицами и лесочками, тут и там виднелись небольшие селения, затем на обочинах выросли высоченные сосны, и мы поехали напрямик через лес — светлый, поскольку деревья-великаны не давали разрастаться подлеску.

Когда по шаткому мостку перебрались через быстрый лесной ручей, впереди показалась сторожка, у которой расположилась четверка угрюмых бородачей в темной одежде, явно намеренно выкрашенной так, чтобы не бросаться в глаза на фоне листвы. У всех были луки и длинные кинжалы, трое вдобавок вооружились топорами, на поясе последнего висели ножны с фальшионом. Тут же скалилась на привязи парочка здоровенных волкодавов.

Но добротный брус, коим перекрывали проезд, сейчас был поднят, да и к нам вопросов не возникло, Георг лишь перекинулся с егерями парой фраз на местном наречии и покатил дальше. Мы поскакали следом.

— Барон Лауниц велел пошлину с паломников не брать, — пояснил правивший лошадьми кмет, стоило мне поравняться с ним. — У него соглашение с настоятелем. Нас тоже не обирают, а мы не задираем пошлины на товары людей его милости.

— С паломников много не возьмешь, — усмехнулся Микаэль.

— Ваша правда, сеньор, — не стал спорить Георг. — Но курочка по зернышку клюет, а паломники к нам идут ежедневно и ежечасно.

И точно — очень скоро мы нагнали длинную вереницу путников, многие из которых от усталости едва переставляли ноги. Все были одеты в серые рубища, и каждый держался за плечо идущего перед ним. Зрячим оказался лишь проводник; на предложение подвести кого-нибудь из подопечных он покачал головой и затянул молитвенный гимн.

Я оглянулся и спросил:

— Зачем тогда пост? Кто здесь еще ездит?

— Его милость нетерпим к браконьерам, контрабандистам, заезжим циркачам и проповедникам всяческих ересей, смутьянам и подстрекателям, бунтовщикам, жуликам, ворам, грабителям, насильникам и убийцам, не говоря уже о бродягах, особенно из числа сарциан.

Маэстро Салазар хохотнул:

— Да он просто образец для подражания!

— Истину глаголете, — кивнул Георг, посмотрел на сидевшего рядом паренька, который при этих словах явственно фыркнул, и отвесил ему затрещину. Рука у возницы была широкая и мозолистая, голова юнца так и мотнулась, да и стук вышел знатный.

Парнишка втянул шею в плечи и ссутулился, а Георг оглянулся и с тяжким вздохом произнес:

— Еще б он со своих кметов три шкуры не драл…

— А вам какая с того печаль? — полюбопытствовал я.

— Так они на дорогах шалят от безысходности! — заявил возница. — Не во владениях барона, разумеется, таких быстро на виселицу отправляют, на окрестных землях промышляют. Раньше на тракт ходили, а теперь сами видели, сколько там вояк! Нынче в нашу сторону выбираются. Подрубают деревья, валят перед телегами, всех до исподнего обирают. А то и режут, бывает…

Меня заботы собеседника нисколько не заботили, заинтересовало совсем другое.

— Говоришь, вояк на тракте прибавилось? — сказал я. — С чего бы это?

— Так война у нас, сеньор! Вот пограничные гарнизоны и усилили.

— Да где та война? — фыркнул Микаэль. — До Остриха ехать и ехать!

— Болтают, светлейший государь его высочеству ультиматум объявил, чтоб не нарушал законность, значит. Да только какое тут нарушение законности, когда Острих испокон веков под герцогами Лоранийскими был?

Маэстро Салазар рассмеялся:

— Поможет вам это укрепление, если император решит войска двинуть!

— А решит ли? — резонно заметил Георг. — Чай, договорятся до чего-нибудь. А вот соседи могут попытаться пограничные споры под шумок в свою пользу разрешить. — Он вздохнул. — Это не я придумал, так баяли, когда дополнительный сбор на прокорм войск содрали.

Тема оказалась для возницы неприятной, он посмурнел и замолчал. И так же посмурнела природа. Потемнело, подул свежий ветер, начали со скрипом раскачиваться высоченные сосны, с бешеной скоростью замелькали в прорехах меж их крон облака. Откуда-то донесся раскат грома, затем еще один, и окончательно стемнело, а потом и вовсе ливануло как из ведра, но все мы были только рады полетевшим с неба крупным теплым каплям.

Я стянул шляпу и подставил им лицо, остальные последовали моему примеру. Долго дождь не продлился, нас накрыло самым краем тучи, очень быстро она ушла в сторону, и вновь стих ветер, посветлело. Впрочем, впереди так и продолжал порыкивать гром, по дороге бежали мутные ручьи. Мы то нагоняли непогоду, и с неба начинало моросить, то отставали, и тогда о ней напоминали только лужи да мокрая листва.

Вторую сторожку проехали уже в сумерках, там я не выдержал и спросил:

— Долго еще?

Георг поскреб затылок под соломенной шляпой и не слишком понятно ответил:

— От черного дуба час ехать.


— Что за черный дуб? — не понял я, но тут дорога вильнула, и открылась просторная поляна, почти поле, на краю которой высилось мощное дерево, невесть с чего показавшееся удивительно знакомым.

Миг спустя пришло понимание, что никогда не видел этот дуб с раскидистой кроной прежде, просто он до мурашек по спине напоминал лесного великана, росшего неподалеку от хижины Марты. Я словно бы даже мрачный изучающий взгляд уловил, столь изводивший меня в преддверии Йоля. Вот только с ветвей того дуба не свисали полуразложившиеся тела висельников, а землю вокруг не усеивали обглоданные зверьем кости.

Маэстро Салазар присвистнул и спросил:

— И кто здесь так развлекается?

— Барон Лауниц, — бесстрастным голосом начал Георг, — нетерпим к браконьерам, контрабандистам, заезжим циркачам и еретикам, смутьянам и ворам, грабителям и убийцам, не говоря уже о бродягах…

— Да-да, — кивнул Микаэль, — особенно из числа сарциан.

Мы непроизвольно придержали лошадей, разглядывая жутковатый вид, и приблизившаяся Марта негромко произнесла:

— Дурное место.

Не доверять чутью ведьмы в таких вопросах было попросту глупо, да еще изменивший направление ветер принес вонь разложения, и я махнул рукой:

— Едем!

Георг медлить не стал и взмахнул вожжами, подгоняя усталых лошадей, а его юный родич достал лук, навалился на него, согнул и приладил тетиву. Как видно, шанс наткнуться на лесных разбойников и в самом деле был велик.

— Проедусь, проверю дорогу, — предупредил Микаэль и поскакал вперед.

А я оглянулся и прикрикнул на вновь отставшую парочку:

— Подтянитесь!

— Да, магистр! — отозвался школяр и продолжил что-то втолковывать Марте.

— Уве! — рявкнул я, и на этот раз мой окрик действие возымел.

На поляне с дубом обнаружилась развилка, после нее неширокая тропа пошла в обход чащобы по опушке леса, а разбитая тележными колесами дорога затерялась меж деревьев. Именно туда и ускакал Микаэль.

Сосны остались позади, на смену им пришли ели и лиственные деревья, под их кронами стало темно. Ливень здесь прошел куда более продолжительный, в выбоинах скопились лужи, тут и там текли ручьи, с листвы срывались и падали на землю, на лошадей и поля шляпы крупные капли.

Микаэль никак не пропустил бы загородившее проезд дерево, и все же поначалу я ехал с ладонью на рукояти пистоля. Более того — смежил веки и размеренными глубокими вдохами погрузил себя в легкий транс. Но никакого волнения незримой стихии уловить не удалось. Ощущение присутствия чего-то невыносимо могучего сгинуло, стоило только поляне с дубом остаться позади.

Марта и Уве какое-то время следовали за телегой, потом успокоились и вновь отстали. Вернулся маэстро Салазар, сообщил, что все в порядке, и снова ускакал вперед. Очевидно, нашел предлог пить вино и не выслушивать при этом бестактных комментариев с моей стороны.

Ну и пусть его. Сегодня в монастырь ехать уже поздно, завтра прямо с рассветом посетим с Уве святое место, затем перекусим и отправимся в Ренмель. Скоро, уже совсем скоро мы прибудем в столицу и…

И, честно говоря, я имел весьма смутное представление о своих дальнейших действиях. Гепард замешан в этом деле по уши, герхардианцы точно с ним заодно. А кто еще? Кого я могу привлечь в союзники, не опасаясь получить удар в спину? Сообщить обо всем маркизу цу Рогеру? Но снизойдет ли канцлер Вселенской комиссии по этике до опального магистра? И поверит ли он выдвинутым обвинениям? Одних лишь слов может оказаться недостаточно, а откровенничать с ищейками Кабинета бдительности никак нельзя. За такое, даже если впоследствии коллеги и признают мою правоту, один черт, призовут к ответу и спросят по всей строгости. Грязное белье на публике не пристало перетряхивать.

Дорога нырнула в неглубокий овраг, по дну которого тек шустрый шумный ручеек, копыта лошадей и деревянные колеса взбаламутили прозрачную воду, телега до предела замедлилась. Вылетевший из кустов дротик ударил паренька с луком в плечо, тот заверещал, выронил оружие и свалился с борта. Георг запаниковал и взмахнул вожжами, но добился лишь того, что колеса увязли в грязи и лошади встали как вкопанные. На дорогу с диким воем, гоготом и улюлюканьем полезли темные кудлатые фигуры, я рванул из перевязи пистоль, и тут же в бок угодила вскинутая одним из разбойников рогатина.

Тот вложился в движение всем корпусом и неминуемо проткнул бы меня насквозь, окажись выпад самую малость точней. На мое счастье, наконечник вспорол кольчугу, скользнул по ребрам и ушел в сторону, не причинив серьезного вреда. И даже так усидеть на лошади не вышло — тычок поперечины оказался достаточно силен, чтобы выбить меня из седла. Падение в ручей с липкой грязью на дне вышло жестким, и воздух вырвался из отбитых легких. Я ушел под воду с головой, инстинктивно вскинул над собой руку с пистолем, следом вынырнул сам. Лишь помянул ангелов небесных и сразу потянул спусковой крючок.

Прикрытый полкой порох не успел промокнуть, дымно вспыхнул затравочный заряд, из ствола хлестануло пламя. Вновь замахнувшийся рогатиной разбойник даже дернуться не успел. Пуля угодила в древко и расщепила его, попутно изувечила кисть мужика. Брызнула кровь, на землю полетели оторванные пальцы.

И тут же в овраг влетел шар раскаленного до невозможности эфира; с оглушительным хлопком заклинание рвануло в кустах, обдав сгустками жидкого пламени листву и ринувшихся к телеге негодяев.

— Колдун! — завопили лихие людишки и бросились врассыпную. — Спасайся!

Я начал подниматься на локтях, но на меня обрушился раненый разбойник. В лицо дыхнуло кислым перегаром, а в следующий миг голова скрылась под перебаламученной водой; даже толком вдохнуть не успел.

Ангелы небесные!

Громила, видно, совсем обезумел от боли и ярости, он не ослабил хватки, даже когда я выдернул из ножен на поясе кинжал и вслепую ткнул им, метя противнику в бок. Попал, ударил вновь, и все без толку, хватка не ослабевала — поначалу острие увязло в овчине и вошло в тело совсем неглубоко, а второй тычок громила умудрился блокировать предплечьем. Мокрая рукоять выскочила из пальцев, и я потянул из-за пояса магический жезл, да только его зажал своим весом разбойник, высвободить волшебную палочку не получилось, пальцы соскользнули с гладкой поверхности.

Перед глазами уже вовсю мелькали искры, и воздуха катастрофически не хватало, ничего не оставалось, кроме как попытаться выдавить противнику глаза. Разбойник запрокинул голову и попытался отодрать от лица мою руку; тут-то я и перехватил его кисть и со всех сил стиснул изувеченные пулей пальцы. Громила дернулся, но, прежде чем удалось спихнуть его с себя, вдруг обмяк и сам отвалился в сторону.

Я вынырнул из лужи, хватанул распахнутым ртом воздух, и грудь тотчас пронзила боль, но далеко не столь острая, как если бы треснули ребра или оказалось проткнуто легкое. А значит — плевать! Не до того!

Левая рука смахнула с лица грязь, правая зашарила по перевязи, только мог бы уже и не суетиться: стычка завершилась нашей безоговорочной победой, не успев толком начаться. Уве подвесил над дорогой сгусток сияющего эфира и настороженно водил из стороны в сторону магическим жезлом, а едва не утопивший меня громила валялся рядом с раскроенной головой. Его ноги еще мелко подрагивали, кровь выплескивалась из жуткой раны, смешивалась с мутной водой и подкрашивала ее бурым. Маэстро Салазар сидел в седле на раздраженно похрапывавшем жеребце, по клинку шпаги в его опущенной руке медленно скатывались алые капли.

— Дерьмо! — хрипло каркнул я, выбрался из ручья и уселся прямо на дорогу, зажав ладонью рану на боку, неглубокую, но длинную и обильно кровоточившую.

— И не говори, — согласился со мной Микаэль. — Уронил мех, все вино вылилось.

— Филипп! — послышался крик Марты, опоздавшей к скоротечной сшибке.

Девчонка выскочила из седла, я и моргнуть не успел, как она оказалась рядом и положила руки поверх моей ладони, из-под которой медленно сочилась кровь.