Руины веры
Часть 7 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Много других, кто подойдет под это описание.
— Не думаю, — полковник дарит мне внимательный взгляд, явно раздосадованный моим упорством, и тянется к ящику стола. Снова снимки. Коннери медленно, словно смакуя мою реакцию на каждое свое движение, раскладывает фотографии в ряд. Одну за одной, одну за одной…
Сглатываю. Каждый снимок как удар под дых.
— Других много, — произносит полковник, — но никто из них не умудрился в течение четырех лет водить за нос кучу народа, прикрываясь только опечаткой в документах.
Больше ничего не следует говорить. Вот теперь карты раскрыты. Смотрю на Коннери, не моргая, поражаясь и, признаю, даже восхищаясь этим человеком. Зная правду, рискнуть отправить меня…
— Питер не в курсе, — получаю ответ еще прежде, чем успеваю задать вопрос. — Это ни к чему. Этот разговор только между нами, буду обращаться к тебе так же, как и раньше, — придушенно киваю, все еще не найдя в себе сил оторваться от снимков. Четыре года эти лица оставались лишь в моей памяти. — Итак, — Коннери приподнимается, — едем в банк?
— Можно еще минуту? — голос звучит придушенно.
По лицу полковника скользит понимание, и он смущенно отводит глаза.
— Конечно, — отходит к окну.
А я еще целую бесценную минуту сижу и смотрю на яркие снимки. На смеющуюся девочку и ее счастливых родителей, которых так часто вижу во сне.
Минута истекает. Решительно поднимаюсь. Нет смысла продлевать агонию. Этих людей больше нет.
— Ты в порядке? — кажется, полковник обеспокоен моей сентиментальностью.
— Разумеется, — отвечаю уже твердым голосом. Полковник удовлетворен.
***
А уже через час мы, и правда, оказываемся в отделении Центрального банка и закладываем договор в ячейку.
Выгляжу нелепо в вещах с чужого плеча в компании одетого с иголочки эсбешника. Люди удивленно оборачиваются на нас, провожают взглядами, когда выходим из флайера, когда заходим в банк и идем через огромный зал к менеджеру, с которым у Коннери заранее назначена встреча. Да и сам клерк смотрит на меня с плохо скрываемым любопытством, но под тяжелым взглядом полковника не решается ничего спросить и усиленно клеит на лицо профессиональную улыбку доброжелательного идиота. Клиентоориентированный сервис, мать его…
А когда возвращаемся во флайер, и молчаливый водитель несколькими уверенными движениями поднимает его в воздух и ловко встраивается в транспортную магистраль, Коннери склоняется ко мне и спрашивает:
— Все нормально?
Непроизвольно дергаюсь. Чертовы рефлексы — не терплю приближения посторонних. А посторонние для меня все.
Пожимаю плечом:
— Порядок.
Полковник хмурится, но не настаивает на откровенностях. Просто сидит напротив, сложив руки на груди, и наблюдает. Стискиваю зубы. Ощущение, что его взгляд сейчас протрет во мне дыру. Что он вообще пытается разглядеть?!
К черту Коннери. Отворачиваюсь и всю дорогу смотрю в окно. Узнаю некоторые районы, отмечаю множество новых высоток, выросших то там, то здесь за прошедшие несколько лет. Холодные острые шпили смотрят в небо, напоминая иголки дикобраза…
***
Питер встречает нас в гараже и провожает меня до комнаты, где на столе уже дожидается самоподогревающий пищу поднос с ароматным обедом. Проводник оставляет меня пировать в одиночестве и обещает прийти через час.
Принимаюсь за еду, пытаясь выкинуть из головы лишние мысли и просто наслаждаться вкусом.
Я не из тех, кто готов продаться за тарелку еды. Таких на заводе было большинство, и не мне их судить. Но где-то в глубине души приятно осознавать, что мне удалось продаться за нечто большее, а вкусная пища — всего лишь бонус.
Питер возвращается ровно через час. Вид у него не слишком радостный, кто его знает, отчего, но мне почему-то кажется, что все из-за того, что его не посвятили с утра в наши с полковником дела.
Тем не менее, Пит не спрашивает, куда мы ездили и что делали, а я не горю желанием делиться впечатлениями. Между мной и содержимым банковской ячейки еще целая пропасть.
— Куда мы идем?
Питер бросает на меня удивленный взгляд, не ожидая вопроса.
— Для проведения первого инструктажа.
— А сколько их будет?
Пожимает плечами:
— На усмотрение полковника.
Звучит, как “На все воля Божья”. Оставляю свое мнение при себе. Вряд ли оно кому-нибудь интересно.
К моему удивлению, мы не идем в кабинет полковника, а проходим по коридору дальше и входим в двери с внушительной табличкой “Конференц-зал”.
Очевидно, этот зал предназначен для очень скромных конференций, потому как там обнаруживается только большой экран в человеческий рост и три ряда скамеек.
А еще здесь Коннери.
— Здравствуй, Кэмерон, — приветствует он, будто мы с ним не виделись чуть больше часа назад.
— Здравствуйте, — бормочу.
— Присаживайся, присаживайся.
Не задаю вопросов, послушно сажусь на мягкую скамью в первом ряду, полковник тоже устраивается на ней, но на приличном расстоянии от меня. Видимо, уже сообразил, что лучше не нарушать мое личное пространство.
Пит в это время подходит к экрану, который тут же оживает, стоит тому взять в руки пульт управления.
— Питер расскажет все, что тебе необходимо знать о банде Проклятых, — поясняет Коннери.
— Хорошо, — отвечаю только потому, что мне кажется, от меня ждут ответа.
На несколько секунд повисает молчание, будто от меня ожидают еще каких-то реплик, но я молчу.
Тогда Питер откашливается и начинает. На экране появляется лицо.
— Это главарь банды, Фредерик Коэн…
Прищуриваюсь, внимательно вглядываясь в незнакомую физиономию. Это парень лет двадцати с небольшим. Тощий, как и все обитатели Нижнего мира. Впалые щеки с трехдневной щетиной. Глубоко и близко посаженные глаза. Мохнатые брови и кривой шрам от внешнего края брови до уголка губ. Словом, совсем непривлекательный тип. Выражение глаз злое.
Кадры сменяются. Вот камера запечатлела Коэна, выходящего из подземки в Верхнем мире. Вот он идет по улице. Вот стоит на стоянке флайеров…
— Коэну двадцать один год, — продолжает Питер, — он самый старший среди Проклятых. Сирота, о его родителях ничего не известно…
Зачем мне эта информация? Родился, учился… Хотя учился, конечно, не наш вариант.
— Как он стал главарем? — невежливо прерываю лектора. — Он основал банду?
Мне наплевать на биографические данные этого парня, мне важно знать, что он из себя представляет. Человек, собравший людей и заставивший их делать одно дело, должен обладать недюжинными организаторскими способностями и, непременно, мозгами.
— Нет, — Питер подготовился, и мой вопрос его не смущает. — Его взял под крыло бывший основатель, Джек Смирроу. В прошлом году, Смирроу был убит Коэном, к которому и перешла вся власть. До совершения терактов, во время или после, узнать не удалось.
— Понятно, — киваю. Уже легче.
— Второе важное лицо, правая рука Коэна, — продолжает Брюнет, — Райан Кесседи, восемнадцать или девятнадцать лет, — на экране появляется новое лицо, куда менее кровожадное и озлобленное, чем у главаря. Впрочем, и добродушием этот тип явно не отличается. По мне, так лицо заместителя Коэна вообще ничего не выражает. Обычный парень. Худой. Темные коротко остриженные волосы и карие до черноты глаза. Тонкий белый шрам вертикально пресекает левую бровь ближе к виску. — Четыре года назад, когда произошел глобальный крах базы данных, информация об этом парне была безвозвратно утеряна, — докладывает Пит, — поэтому, кроме имени у нас ничего нет. Даже неизвестно, дано ли это имя ему при рождении, или он сам его придумал.
Киваю, принимая информацию к сведению. О крахе системы четырехлетней давности известно всем. Долгое время это происшествие считалось диверсией, а не несчастным случаем, но виновных так и не нашли.
Думаю, многие возблагодарили Бога, а заодно и того, кто действовал от его имени, взламывая систему. И я в том числе. База “полетела” как раз во время судебного процесса над моим отцом, а во время ее восстановления в мои документы закралась ошибка, которая до сих пор здорово помогала мне выжить.
Пытаюсь сосредоточиться и не думать о постороннем. Коннери не сводит с меня глаз, а Питер серьезен, как на экзамене.
— Брэдли Попс, — фото меняется. — Четырнадцать…
Курносое веснушчатое лицо рыжего Брэдли Попса сменяется другим. Этот парень постарше. Прямой нос. Тонкие губы. Светлые, почти бесцветные глаза и светлые отросшие волосы до плеч.
— Филипп Каповски. Девятнадцать, — рассказывает Питер. — Родился и вырос в Нижнем мире, его отец до самой смерти работал в “нижнем” патруле, а потому они неплохо жили, — кривлюсь при слове “неплохо” из уст “верхнего”. — После его смерти отказался работать на заводе и в возрасте шестнадцати лет сбежал, якшался с различными бандами, пока не прибился к Проклятым.
Снова смена фото, на этот раз на смену одному блондину приходят сразу два, притом одинаковых.
— Кир и Рид Олсены. Близнецы. История стандартная. Числились за одним из заводов, пока однажды ночью не пропали и не объявились уже в банде.
Следующий тип поражает пухлыми щеками, что в Нижнем мире вообще редкость.
— Курт Нусс. Шестнадцать…
Тощий парень лет восемнадцати с маленькими глазками и вздернутым носом:
— Олаф Хьюри…
Парень совершенно незапоминающейся внешности:
— Пол Грэмз, — среднего размера лицо, среднего размера нос и губы, русые волосы.
А вот следующий член банды заставляет шире распахнуть глаза, потому что это еще ребенок. На экране появляется мальчишка лет десяти-одиннадцати с раскосыми глазами и светло-русыми волосами.
— А это Мышь, — объявляет Питер, довольный тем, что на моем лице промелькнули хоть какие-то эмоции.
— Это имя? — он, что, издевается? — Почему Мышь?
— Не думаю, — полковник дарит мне внимательный взгляд, явно раздосадованный моим упорством, и тянется к ящику стола. Снова снимки. Коннери медленно, словно смакуя мою реакцию на каждое свое движение, раскладывает фотографии в ряд. Одну за одной, одну за одной…
Сглатываю. Каждый снимок как удар под дых.
— Других много, — произносит полковник, — но никто из них не умудрился в течение четырех лет водить за нос кучу народа, прикрываясь только опечаткой в документах.
Больше ничего не следует говорить. Вот теперь карты раскрыты. Смотрю на Коннери, не моргая, поражаясь и, признаю, даже восхищаясь этим человеком. Зная правду, рискнуть отправить меня…
— Питер не в курсе, — получаю ответ еще прежде, чем успеваю задать вопрос. — Это ни к чему. Этот разговор только между нами, буду обращаться к тебе так же, как и раньше, — придушенно киваю, все еще не найдя в себе сил оторваться от снимков. Четыре года эти лица оставались лишь в моей памяти. — Итак, — Коннери приподнимается, — едем в банк?
— Можно еще минуту? — голос звучит придушенно.
По лицу полковника скользит понимание, и он смущенно отводит глаза.
— Конечно, — отходит к окну.
А я еще целую бесценную минуту сижу и смотрю на яркие снимки. На смеющуюся девочку и ее счастливых родителей, которых так часто вижу во сне.
Минута истекает. Решительно поднимаюсь. Нет смысла продлевать агонию. Этих людей больше нет.
— Ты в порядке? — кажется, полковник обеспокоен моей сентиментальностью.
— Разумеется, — отвечаю уже твердым голосом. Полковник удовлетворен.
***
А уже через час мы, и правда, оказываемся в отделении Центрального банка и закладываем договор в ячейку.
Выгляжу нелепо в вещах с чужого плеча в компании одетого с иголочки эсбешника. Люди удивленно оборачиваются на нас, провожают взглядами, когда выходим из флайера, когда заходим в банк и идем через огромный зал к менеджеру, с которым у Коннери заранее назначена встреча. Да и сам клерк смотрит на меня с плохо скрываемым любопытством, но под тяжелым взглядом полковника не решается ничего спросить и усиленно клеит на лицо профессиональную улыбку доброжелательного идиота. Клиентоориентированный сервис, мать его…
А когда возвращаемся во флайер, и молчаливый водитель несколькими уверенными движениями поднимает его в воздух и ловко встраивается в транспортную магистраль, Коннери склоняется ко мне и спрашивает:
— Все нормально?
Непроизвольно дергаюсь. Чертовы рефлексы — не терплю приближения посторонних. А посторонние для меня все.
Пожимаю плечом:
— Порядок.
Полковник хмурится, но не настаивает на откровенностях. Просто сидит напротив, сложив руки на груди, и наблюдает. Стискиваю зубы. Ощущение, что его взгляд сейчас протрет во мне дыру. Что он вообще пытается разглядеть?!
К черту Коннери. Отворачиваюсь и всю дорогу смотрю в окно. Узнаю некоторые районы, отмечаю множество новых высоток, выросших то там, то здесь за прошедшие несколько лет. Холодные острые шпили смотрят в небо, напоминая иголки дикобраза…
***
Питер встречает нас в гараже и провожает меня до комнаты, где на столе уже дожидается самоподогревающий пищу поднос с ароматным обедом. Проводник оставляет меня пировать в одиночестве и обещает прийти через час.
Принимаюсь за еду, пытаясь выкинуть из головы лишние мысли и просто наслаждаться вкусом.
Я не из тех, кто готов продаться за тарелку еды. Таких на заводе было большинство, и не мне их судить. Но где-то в глубине души приятно осознавать, что мне удалось продаться за нечто большее, а вкусная пища — всего лишь бонус.
Питер возвращается ровно через час. Вид у него не слишком радостный, кто его знает, отчего, но мне почему-то кажется, что все из-за того, что его не посвятили с утра в наши с полковником дела.
Тем не менее, Пит не спрашивает, куда мы ездили и что делали, а я не горю желанием делиться впечатлениями. Между мной и содержимым банковской ячейки еще целая пропасть.
— Куда мы идем?
Питер бросает на меня удивленный взгляд, не ожидая вопроса.
— Для проведения первого инструктажа.
— А сколько их будет?
Пожимает плечами:
— На усмотрение полковника.
Звучит, как “На все воля Божья”. Оставляю свое мнение при себе. Вряд ли оно кому-нибудь интересно.
К моему удивлению, мы не идем в кабинет полковника, а проходим по коридору дальше и входим в двери с внушительной табличкой “Конференц-зал”.
Очевидно, этот зал предназначен для очень скромных конференций, потому как там обнаруживается только большой экран в человеческий рост и три ряда скамеек.
А еще здесь Коннери.
— Здравствуй, Кэмерон, — приветствует он, будто мы с ним не виделись чуть больше часа назад.
— Здравствуйте, — бормочу.
— Присаживайся, присаживайся.
Не задаю вопросов, послушно сажусь на мягкую скамью в первом ряду, полковник тоже устраивается на ней, но на приличном расстоянии от меня. Видимо, уже сообразил, что лучше не нарушать мое личное пространство.
Пит в это время подходит к экрану, который тут же оживает, стоит тому взять в руки пульт управления.
— Питер расскажет все, что тебе необходимо знать о банде Проклятых, — поясняет Коннери.
— Хорошо, — отвечаю только потому, что мне кажется, от меня ждут ответа.
На несколько секунд повисает молчание, будто от меня ожидают еще каких-то реплик, но я молчу.
Тогда Питер откашливается и начинает. На экране появляется лицо.
— Это главарь банды, Фредерик Коэн…
Прищуриваюсь, внимательно вглядываясь в незнакомую физиономию. Это парень лет двадцати с небольшим. Тощий, как и все обитатели Нижнего мира. Впалые щеки с трехдневной щетиной. Глубоко и близко посаженные глаза. Мохнатые брови и кривой шрам от внешнего края брови до уголка губ. Словом, совсем непривлекательный тип. Выражение глаз злое.
Кадры сменяются. Вот камера запечатлела Коэна, выходящего из подземки в Верхнем мире. Вот он идет по улице. Вот стоит на стоянке флайеров…
— Коэну двадцать один год, — продолжает Питер, — он самый старший среди Проклятых. Сирота, о его родителях ничего не известно…
Зачем мне эта информация? Родился, учился… Хотя учился, конечно, не наш вариант.
— Как он стал главарем? — невежливо прерываю лектора. — Он основал банду?
Мне наплевать на биографические данные этого парня, мне важно знать, что он из себя представляет. Человек, собравший людей и заставивший их делать одно дело, должен обладать недюжинными организаторскими способностями и, непременно, мозгами.
— Нет, — Питер подготовился, и мой вопрос его не смущает. — Его взял под крыло бывший основатель, Джек Смирроу. В прошлом году, Смирроу был убит Коэном, к которому и перешла вся власть. До совершения терактов, во время или после, узнать не удалось.
— Понятно, — киваю. Уже легче.
— Второе важное лицо, правая рука Коэна, — продолжает Брюнет, — Райан Кесседи, восемнадцать или девятнадцать лет, — на экране появляется новое лицо, куда менее кровожадное и озлобленное, чем у главаря. Впрочем, и добродушием этот тип явно не отличается. По мне, так лицо заместителя Коэна вообще ничего не выражает. Обычный парень. Худой. Темные коротко остриженные волосы и карие до черноты глаза. Тонкий белый шрам вертикально пресекает левую бровь ближе к виску. — Четыре года назад, когда произошел глобальный крах базы данных, информация об этом парне была безвозвратно утеряна, — докладывает Пит, — поэтому, кроме имени у нас ничего нет. Даже неизвестно, дано ли это имя ему при рождении, или он сам его придумал.
Киваю, принимая информацию к сведению. О крахе системы четырехлетней давности известно всем. Долгое время это происшествие считалось диверсией, а не несчастным случаем, но виновных так и не нашли.
Думаю, многие возблагодарили Бога, а заодно и того, кто действовал от его имени, взламывая систему. И я в том числе. База “полетела” как раз во время судебного процесса над моим отцом, а во время ее восстановления в мои документы закралась ошибка, которая до сих пор здорово помогала мне выжить.
Пытаюсь сосредоточиться и не думать о постороннем. Коннери не сводит с меня глаз, а Питер серьезен, как на экзамене.
— Брэдли Попс, — фото меняется. — Четырнадцать…
Курносое веснушчатое лицо рыжего Брэдли Попса сменяется другим. Этот парень постарше. Прямой нос. Тонкие губы. Светлые, почти бесцветные глаза и светлые отросшие волосы до плеч.
— Филипп Каповски. Девятнадцать, — рассказывает Питер. — Родился и вырос в Нижнем мире, его отец до самой смерти работал в “нижнем” патруле, а потому они неплохо жили, — кривлюсь при слове “неплохо” из уст “верхнего”. — После его смерти отказался работать на заводе и в возрасте шестнадцати лет сбежал, якшался с различными бандами, пока не прибился к Проклятым.
Снова смена фото, на этот раз на смену одному блондину приходят сразу два, притом одинаковых.
— Кир и Рид Олсены. Близнецы. История стандартная. Числились за одним из заводов, пока однажды ночью не пропали и не объявились уже в банде.
Следующий тип поражает пухлыми щеками, что в Нижнем мире вообще редкость.
— Курт Нусс. Шестнадцать…
Тощий парень лет восемнадцати с маленькими глазками и вздернутым носом:
— Олаф Хьюри…
Парень совершенно незапоминающейся внешности:
— Пол Грэмз, — среднего размера лицо, среднего размера нос и губы, русые волосы.
А вот следующий член банды заставляет шире распахнуть глаза, потому что это еще ребенок. На экране появляется мальчишка лет десяти-одиннадцати с раскосыми глазами и светло-русыми волосами.
— А это Мышь, — объявляет Питер, довольный тем, что на моем лице промелькнули хоть какие-то эмоции.
— Это имя? — он, что, издевается? — Почему Мышь?