Рожденные в огне

– Франсуа! Рад тебя видеть! И тебя, Стив, тоже…

– Не могу сказать, что взаимно, – хмыкнул де’Шантоне, рассматривая улыбающуюся во весь рот физиономию Эйзенхауэра. Судя по его цветущему виду, старый знакомый не бедствовал. О’Коннор лишь усмехнулся, но промолчал. – Что тебе нужно?

– Хочу предотвратить гражданскую войну.

Это было довольно неожиданно. Во всяком случае, де’Шантоне не нашелся, что сказать, и Эйзенхауэр тут же этим воспользовался.

– Вы идете на соединение с эскадрой Кеннинга, которая готовится к атаке Уральской Империи. С точки зрения правительства Конфедерации, это не более чем взбунтовавшаяся провинция, а значит, формально там проживают ее граждане. Мы, кстати, в том же положении. Война в этой ситуации – не самый лучший выбор. Особенно для вас.

– Это почему?

– Франсуа, друг мой. Напомню тебе, что император… Да-да, хотите вы того, или нет, но наш общий знакомый и впрямь самый настоящий император. И он впервые на моей памяти создал страну, которая держится не только на страхе и деньгах. Есть у русских что-то еще. Но это сейчас неважно, просто напоминаю: он сражений не проигрывал и не собирается. Так что Кеннингу, каким бы он ни был гением, достанется с чувством. А вы в случае полноценного сражения так и вовсе обречены.

На это возразить было нечего. Время жизни, например, фрегата, оказавшегося в процессе линейного сражения поблизости от эпицентра атаки, составляло в среднем не более семи-восьми минут с момента начала огневого контакта. Крейсера побольше… ненамного. Де’Шантоне неплохо понимал, что его флагман еще имеет какие-то шансы уцелеть. Все же крейсер «Турвиль», на котором он шел, относился к переходному классу. Чуть мощнее обычного тяжелого крейсера, но до линейного все же не дотягивал. Приличная защита давала ему возможность продержаться какое-то время даже в схватке с линейным крейсером. Правда, без шансов победить. Остальные же и вовсе были обречены.

Разумеется, Кеннинг не такой идиот, чтобы доводить до подобных раскладов. Эту мысль француз и озвучил, но Эйзенхауэр лишь отмахнулся:

– Уже довел. Мы приняли решение выступить с Империей единым фронтом. Иначе если вы победите, то навалитесь на нас. Поэтому, уж извини, сейчас у тебя не так много вариантов. Дать нам бой и погибнуть, бежать… или сдаться.

– Это не обсуждается.

– Ну как знаешь. А бежать ты уже не успеешь.

– Стоп, – вмешался О’Коннор. – Давайте вначале все же договорим. Подраться мы всегда успеем. Какие ваши условия?

– Да простые. Вам – статус военнопленных. Кто хочет, тот может пойти к нам на службу. К тебе, Стив, это точно относится.

– Почему?

– Мы с тобой с одной планеты, не забыл? И, по договоренности с Империей, она входит в нашу сферу влияния.

– Вначале надо победить.

– Победим. Итак, статус военнопленных, достойное содержание, никаких лагерей. Мне вас обманывать смысла нет, не забудьте, мы вместе и служили, и воевали.

– Пока ты не предал, – уточнил француз.

– Пока не предали меня. Вас подставили так же. Но продолжим. Все, что я озвучил, относится к экипажам кораблей. Ваши десантные силы – другой коленкор. Эта шваль мне не нужна…

Переговоры шли долго и закончились убедительной победой здравого смысла над амбициями и верностью присяге. Да, О’Коннор и де’Шантоне друг друга не любили, однако в ситуации, когда у противника подавляющий перевес в силах, проявили если не единодушие, то хотя бы взаимопонимание. Это заметно проще, когда к твоему виску приставляют пистолет… или орудия главного калибра линкоров, каждый из которых сильнее всех твоих кораблей вместе взятых. Ну а их визави совсем не хотелось устраивать бойню. Тем более имелась куча опасных и вредных производств, на которых не хватало рабочих рук. Пленные же, взятые на транспортах, решали эту проблему надолго. Правда, кое-кто попытался бежать. Что же. Плеснули огнем орудия линейных кораблей, испепелив парочку самых шустрых, остальные же, правильно уловив намек, покорно легли на новый курс. Первая фаза большого сражения завершилась.



Система планеты Большая Соломбала. Это же время

Когда-то планету в системе желтой звезды колонизировало шустрое и талантливое племя русских. Увы, заселить благодатную планету легко, сложнее ее удержать. А так как правительство Конфедерации всячески поощряло миграцию «стержневых наций», то на удобный мир с мягким климатом и богатыми ресурсами их понаехало быстро и много. Русские сами не заметили, как оказались на собственной Родине этническим меньшинством. Естественно, ни о каком нормальном сопротивлении или попытке отделения в такой ситуации речь не шла. И сейчас эта красивая планета, аграрная, но с неплохо развитой космической инфраструктурой, служила точкой сбора эскадры адмирала Кеннинга.

Сам же Кеннинг пребывал в странном настроении, которое можно описать одной фразой: задницей чувствовал неприятности. Ощущения были знакомые. Примерно такие же, как однажды в молодости, когда он ухитрился попасть в плен к пиратам с Новой Исландии. Отказал двигатель, пришлось идти на вынужденную посадку и подавать сигнал бедствия. Но кто ж знал, что, помимо адресата, его услышат эти уроды? В общем, били его долго и с чувством. Все требовали коды какие-то. А Кеннинг даже не знал, о чем речь.

Тогда лейтенанту начали давить пальцы самыми обычными слесарными тисками. Это было уже по-настоящему больно, однако он все равно молчал. Точнее, матерился, как обозник, но не более того. Душу грела простая мысль: продержаться надо два часа, не более. А через два часа придет крейсер, и они с этими уродами поменяются ролями.

И крейсер пришел. Новенький, блестящий, типа «Спрут» – наверное, самый совершенный корабль такого класса, имеющийся на тот момент во флоте Конфедерации. Пришел на полчаса раньше, чем Кеннинг рассчитывал. И, кстати, десантной группой, лихим штурмом выбившей пиратов из деревеньки, где потрошили незадачливого лейтенанта, командовал его нынешний визави, капитан-лейтенант Александров.

Отчасти поэтому, а отчасти и из-за грозной славы старого товарища, лезть в драку Кеннингу совершенно не хотелось. Александров – не Христос, всепрощением не увлекается и без особой жестокости и лишних эмоций способен отдать приказ не брать пленных, уж в этом командующий эскадрой ни на миг не сомневался. И свербение в пятой точке четко подтверждало логические выводы, сделанные мозгом.

Именно поэтому Кеннинг искал варианты, при которых можно обойтись без сражения. Увы, здесь он оказался не силен. Как ни крути, адмирал был военным, а не политиком. И, разумеется, непрошибаемой стеной на пути к мирному решению стояло отсутствие у Кеннинга права на ведение переговоров уровнем выше тактических. После мятежа Александрова и контр-демарша тандема Эйзенхауэр – Мендоза, политики всерьез опасались военных, а особенно их попыток жить своим умом. И для Кеннинга не было секретом, что на его кораблях находятся представители службы безопасности с крайне широкими полномочиями, готовые «подправить» отцов-командиров, если что-нибудь вдруг пойдет не так.

Сигнал тревоги прозвучал в тот момент, когда адмирал находился в душе. Знакомые ощущения – попадал уже так, и не раз. Только вот если в бытность свою лейтенантом Кеннинг мчался, роняя хлопья пены, чтобы занять места согласно боевому расписанию, то сейчас он не торопился. Время есть – самый быстроходный корабль, засеченный радарами на пределе дистанции, будет ползти до дистанции, с которой сможет открыть огонь, несколько часов, как минимум. Да и смысл? Все предварительные действия подчиненные сделают и без стоящего над душой адмирала. И потом, кто там может появиться? Разве что де’Шантоне приперся раньше срока. Так что потратив десять минут на то, чтобы спокойно закончить процедуру, Кеннинг прибыл в рубку, как всегда, чисто вымытый, гладко выбритый, чуть заметно благоухая великолепным одеколоном и щеголяя своей фирменной невозмутимой усмешкой. Словом, таким, каким и положено быть немецкому офицеру.

Одного взгляда на экран оказалось достаточно, чтобы понять – все выкладки по времени можно сметать в совочек и выкидывать в мусорное ведро. Неизвестные корабли оказались совсем рядом, и Кеннинг вспомнил слухи о том, что японцы в прошлую войну активно применяли гиперпространственное маневрирование с целью выхода на минимальном расстоянии от объекта атаки. Сам Кеннинг с подобным не сталкивался и считал такие маневры слухами. Нет, один корабль – реально, он, было дело, и сам так прыгал, хотя уставом это и запрещено. Однако провести через гравитационное поле звезды целый флот, да еще и в боевом строю… Даже для жалкого десятка кораблей подобный маневр уже смертельно опасен! Пространственные флуктуации попросту разорвут их на куски.

И вот, слухи подтвердились. Причем, как оказалось, такого рода маневры вполне доступны не только свихнувшимся на своем презрении к смерти самураям, но и обычным хорошо подготовленным штурманам. Кеннинг не верил, что русские сумасшедшие, и, раз они сделали такой маневр, значит, и для других он доступен. Только вот информацию об этом мало получить – ее надо как-то унести отсюда. А вот с этим-то как раз и намечались сложности.

Вышедшие из гипера корабли не похожи на лоханки де’Шантоне. Да и сам маневр четко говорит о том, что французу здесь делать нечего. Тех, кто явился сюда, идентифицировать пока удалось лишь частично. Что это имперский флот, сомнений даже не возникало – уж построенные на уральских верфях корабли сложно перепутать с другими. Но откуда такая армада?

Четыре линкора, четыре линейных крейсера… Ну, с этими все понятно, о них Кеннинга предупреждали. Еще восемь кораблей – по массогабаритным характеристикам тоже линейного класса, но идентифицировать не удается. Однако же похожи на те, что строят восточники – скорее всего, трофейные, прошедшие модернизацию. Еще одна громада непонятного типа. Видать, русские опять что-то изобретают, и связываться с продуктом их пытливого ума нет никакого желания. В стороне три корабля, два из которых удалось идентифицировать – авианосцы. Легкий, производства Ассоциации, видимо, трофей, и второй – полноценная и тоже, судя по некоторым нюансам, модернизированная машина. Третий пока непонятен, однако, очень похоже, тоже авианосец. Позади строя, заметно отставая, держится большая группа кораблей непонятного назначения. Система идентификации упорно твердит, что это транспорты, но идут они уж больно четко, и построение – такая же «стена», как у линкоров. Плюс куча более легких кораблей, превосходящих эскорт Кеннинга численностью как минимум втрое.

Это была еще не катастрофа. В конце концов, у Кеннинга было больше линкоров и авианосцев, да и с планеты, случись нужда, можно поднять истребители. Проблема была в другом. Русские очень точно все рассчитали. Максимум полчаса – и они будут на дистанции прицельного огня. Они уже в строю, их силовые поля выведены на режим. Более того, легкие корабли явственно обгоняют основные силы и смогут открыть огонь даже раньше. По не прикрытым защитными полями кораблям даже их сравнительно легкие орудия могут работать весьма эффективно, и малочисленное боевое охранение их не остановит. А вот кораблям Кеннинга надо еще перестроиться, а для этого дать ход, начать маневрирование – и это притом, что реакторам для того, чтобы выйти их «холодного» стояночного на рабочий режим, требуется не менее часа. К тому времени, как корабли смогут дать ход и поставить защиту, в них наделают дырок больше, чем в швейцарском сыре! В общем, конфедератов поймали со спущенными штанами, и это еще мягко сказано.

Адмирал, не сдержавшись, громко скрипнул зубами. Будь здесь эскадра де’Шантоне, она смогла бы хотя бы затормозить русских. Реакторы легких кораблей уступают тем, что устанавливают на линкоры, в мощности, но притом куда быстрее выходят на режим. Вот только интуиция подсказывала Кеннингу, что де’Шантоне не придет. Если маршрут и время следования основных сил флота известны противнику, значит, утечка информации прошла с самого верха. И почти наверняка известен и маршрут второй эскадры. Действия Александрова несложно просчитать – он человек предусмотрительный, оставлять за спиной угрозу не будет. Вывод следует простой – эскадры де’Шантоне больше нет.

Решение требовалось принимать немедленно, однако прежде, чем Кеннинг успел хоть что-то сделать, на всю рубку запиликала мелодия. «Я тучка-тучка-тучка, я вовсе не медведь…» Кто узнал – тот понял. Именно так, в безбашенную лейтенантскую молодость звучали позывные Александрова. Посылать вместо уставного приветствия разнообразные мелодии для пилотов – традиция, освященная веками. И даже суровые адмиралы, прописывая за нее очередной нагоняй, помнили, что и сами когда-то были такими же. И вот – глоток прошлого, глупая, но заразительная детская песенка, а сразу за ней голограмма Александрова во всей своей красе.


– Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну! – рассмеялся Александров, оглядывая рубку. – А ничего тут у вас, миленько. Привет, Макс! Какими судьбами?

– А то ты не знаешь, – буркнул Кеннинг, глядя в лицо собеседника. Александров с момента их последней встречи практически не изменился – так, добавилось седины, но не критично, согласно возрастной норме. Ну и заматерел, конечно. И ничем уже не напоминает того лейтенанта, в паре с которым они когда-то лихо гоняли пиратов и так же лихо напивались позже, когда шли в бар клеить девчонок. Разве что все той же вечной смешинкой где-то в глазах, в самой их глубине, так и не потускневшей с годами.

– Догадываюсь, – невесело усмехнулся Александров. – Наводить конституционный порядок – у нас это вроде бы именно так сейчас называется.

– Ну а раз знаешь – зачем спрашиваешь?

– Прими хороший совет, Макс, – Александров, казалось, не обратил внимания на нарочитую грубость собеседника. – Разворачивайся и уходи. Ты знаешь, кто я и что я. Размажу вас по космосу, и вся недолга. А ведь у тебя служат далеко не самые худшие люди в нашей галактике. Идти в бой при нынешнем соотношении сил для вас самоубийство. И для Конфедерации тоже – она остается практически без флота. Нет, вы, конечно, можете уподобиться нашим японским коллегам и предпочесть сгореть, но не сдаться, вот только… Вот это ваше харакири потом кто будет убирать?

Да уж, четко расписал. Кишки по переборкам, вот что будет. Прямо рай для модных художников. Эстетику некоторые ухитряются найти в любом дерьме. Кто-то считает этих людей гениями, кто-то идиотами, и Кеннинг не знал, кто более прав. Зато он четко понимал, что оказаться в числе натурщиков совершенно не жаждет.

– Ага, вижу тень разума в твоих глазах! – Александров бодро оскалился, продемонстрировав великолепные, постоянно вызывающие истерику у лишившихся заработка стоматологов, зубы. – И потому не стану больше ходить вокруг да около. Я тебе предлагаю замечательную сделку и неплохой пост.

– Тебе бы коммивояжером работать. Ты же знаешь, я предавать…

– Да какое там предательство? Макс, я тебе президентский пост в Конфедерации предлагаю. О! Тень непонимания омрачила твое чело. Макс, не будь дураком. У тебя – единственное боеспособное соединение в вашей стране, которое я, если мы не договоримся, превращу в металлолом. А потом быстренько сгоняю к вашей столице и все там разнесу. Это для меня условие выживания. Или же мы сгоняем туда вместе, и ты станешь президентом, обещаю. Хотя нет, вру, ты станешь диктатором. Или королем – иметь дело с кем-то, кого не переизбирают раз в четыре года, выгоднее. Мне нужен союзник, на которого можно положиться, либо отсутствие врагов. И своего я добьюсь, так или иначе. Как видишь, я с тобой честен. Выбирай.

Кеннинг молчал. Александров – не трепло. Может пошутить, но серьезными вещами не играет. И если обещает что-то – слово держит. И он только что пообещал убить всех, если они не договорятся. У него получится. И альтернативный вариант…

Додумать Кеннинг не успел. Один из офицеров, сидящих за своим пультом, очень спокойным движением достал пистолет и выстрелил адмиралу в спину. Оглянулся на опешивших соседей и холодно бросил:

– Предателям не мест…

– Макс!!!

Александров взревел раненым медведем. Все, кто видел его в тот момент (а сигнал транслировался на все корабли – маленький нюанс, о котором не знал Кеннинг), шарахнулись от его вопля. А потом император вдруг рубанул ладонью воздух и очень спокойно сказал:

– Вот она ваша цена, джентльмены. Расходный материал вы наш. У меня здесь четыре десятка ракетоносцев. Подлетное время ракет семь минут. Этого вам хватит, чтобы арестовать ваших орлов из службы безопасности и сдаться. Или погибнуть, а потом мой флот добьет уцелевших. Время пошло.





Эпилог


Планета Урал. Через месяц

– Макс вчера из больницы вышел, – Александров с наслаждением потянулся, разгоняя остатки сна, взъерошил волосы Ирине, неосторожно повернувшейся к нему спиной. Та по-девчоночьи взвизгнула и отмахнулась, но попала по подушке. Император рассмеялся.

– Ты ему веришь? – на деловой тон жена умела переключаться мгновенно. Александров пожал плечами:

– Верю. И потом, Лурье за ним присмотрит. Кстати, этот хмырь, я имею в виду нашего француза, уже вытребовал себе право после того, как Макс узурпирует власть в Конфедерации, отловить тех, кто виновен в смерти его семьи, и поступить с ними, как ему заблагорассудится. Зная его характер… Думаю, котел с кипящим маслом для них раем покажется.

– Его невеста удержит.

– Что, фройляйн Корф все же дала согласие?

– Ну да. И летит с ним – говорит, мир посмотреть хочет.

– Флаг ей в руки, – лениво резюмировал Александров. – Кстати, хочешь улыбнуться?

– Ну, попробуй, – Ирина перевернулась на живот и, уперев подбородок в сцепленные руки, с любопытством посмотрела на мужа.

– Помнишь, я тебе рассказывал про идеальных солдат?

– О том, что наших с тобой предков создали? Ну, помню.

– Вчера Устинов мне признался, что обманывал меня все это время.

– Не было эксперимента?

– Еще как был! Только мои предки в нем не участвовали. Твои – да, были, так что можешь не сомневаться в своих сверхспособностях. А мои там близко не лежали.

– Но… зачем?

– Зачем? А ему, видишь ли, требовалось, чтобы я был абсолютно уверен в своих силах. Как-то так. Вот и запустил шикарную утку, всех заставив в нее поверить. Представляешь?

– Да, вполне. И что ты с ним сделал, когда узнал?

– Выпил.

– Вам бы, мужикам, только пить, – с недовольным видом пробурчала Ирина и тут же, не выдержав, рассмеялась. – Но молодец наш маршал.