Рожденные в огне

Легкие силы превосходили эскорт уральцев числом, однако главный калибр тяжелых кораблей, не собиравшихся оставаться в стороне от потехи, оказался единственным неперебиваемым аргументом в их споре, и, понеся тяжелейшие потери, восточники бежали. Дрались только истребители и штурмовики, которым из системы самостоятельно было не выбраться. Впрочем, их пока уверенно сдерживали истребители с авианосца, а по базам уже нанесли удар эсминцы. Не из желания отомстить за что-то, просто для того, чтобы восточникам некуда было возвращаться. Расстреляв боезапас, который не то чтобы ограничен, а, говоря открытым текстом, трагически мал, и не имея возможности его пополнить, они быстро перестанут быть опасны.

Однако даже ход сражения за систему – не главное. Главное, что линкоры, линейные крейсера… Да все практически корабли сейчас совершали высадку десанта на искусственные сооружения восточников. Людей не хватало, приходилось изымать часть специалистов из экипажей, но те же верфи здесь, в глубоком тылу, практически не охранялись. И, судя по докладам, две уже удалось захватить. Александров не верил в богов, но в этот момент ему захотелось перекреститься. Даже если ничего больше не удастся, они уже сражались не зря. И нечего стоять, дело еще не сделано.

– Осмотреться в отсеках. Проверить герметичность. Восстановить атмосферу. Курс три. Приготовиться к абордажу! И да поможет нам Великий Космос.



Планета Урал. Через двое суток

– Согласен он, – мрачно пробухтел Коломиец. – Я б тоже согласился. Только вот не предлагают.

– А ты и не потянешь, – «успокоил» его Берг. – Но, думаю, нет нужды смущать нашими стариковскими разговорами неокрепшие мозги юноши. Благодарю вас, капитан третьего ранга. Вы можете идти.

Кольм щелкнул каблуками в старой, нигде не прописанной, но считающейся едва ли не обязательной для молодежи офицерской традиции, развернулся и покинул помещение. Берг, глядя ему вслед, одобрительно кивнул:

– Молодец, парень. Ой, что-то сейчас будет…

Коломиец лишь поморщился. Тому, что будет, он совсем не был рад. А еще меньше его настроение поднимал тот факт, что личные пристрастия его племянницы стали в их узком кругу предметом необидных, но почему-то никак не желающих затухать шуток. Ну, взыграли у дуры-девки гормоны по малолетству – так зачем из этого эпическую пьесу-то делать?

Нет, к Шекспиру Коломиец относился, в целом, положительно, однако знаменитые «Ромео и Джульетта» считал историей про идиотов. Не потому, что там была идиотская ситуация – в конце концов, любовь зла, а козлы этим пользуются. Так что подобные союзы между представителями враждующих сторон дело, в общем-то, реальное. История знавала мезальянсы и пострашнее. И даже не потому, что двое молокососов покончили в конце концов с собой. У них ведь, кроме гормонов, ничего за душой нет…

Куда более тупыми он считал старшее поколение враждующих кланов. Их противостояние, исправно высасывающее силы из обеих противоборствующих сторон, в тот момент можно было прекратить. А главное, сделать это под благовидным предлогом, сохранив лицо. Но нет же, упертые старперы продолжали гнуть свою линию, ведущую всех к неизбежному краху. Глупцы с зашоренными глазами. Повторять их ошибку он не собирался.

Все так, если бы не одно «но». Сейчас подобными страстями и не пахло. В смысле, ни кровной вражды, ни чего подобного, требующего экстраординарных решений, не было. Соответственно, зачем трагедию-то городить? Тем более в мезальянсе, родившемся в огне и крови, да еще когда обе стороны разницы в положении, воспитании, образовании, круге общения, наконец, до поры не замечают, скрыт немалый риск взращивания по-настоящему серьезных проблем. Так что от ситуации Коломиец был совершенно не в восторге, и подливающие, пускай даже не нарочно, а просто по недомыслию, масла в огонь товарищи душевному равновесию совершенно не способствовали.

Вдобавок его задели слова Берга насчет «не потянешь». Потянул бы, да еще как. Уж всяко лучше дуболома-адмирала, у которого опыта административной работы, да еще и с гражданским, в большинстве, населением однозначно меньше. Но – увы, здесь, как это часто бывает, куда большую роль играли совсем иные обстоятельства.

Сейчас они стояли у истоков нового государства. Или возрождения старого? Нет, все же нового. Такого, которое не только не прогнется перед крейсерами на орбите, но и само пошлет эти крейсера и вывернет наизнанку кого угодно. Коломиец не умел заглядывать в будущее, но очень сомневался, что у этого государства в чести будут слова пацифизм, толерантность и прочие извращения. И создавали они его в момент кризиса.

Коломиец был достаточно умен и понимал, что, не будь этой неудачной для Конфедерации войны, их потуги оставались бы детской возней в песочнице еще неизвестно сколько десятилетий. Возможно, успеха не было бы никогда – история знает подобные примеры. Сейчас, раз уж выпал шанс, и Конфедерация фактически сама выпихнула их, требовалось этим воспользоваться на всю катушку. Вот только и опасность при этом имелась немалая.

На Урале, как, впрочем, и в большинстве социумов, имелось немало центров силы. И едва заметных, и серьезных. Были среди них те, которые многое приобретали – это, в первую очередь, сам Коломиец и его товарищи. Были те, кто приобретал мало. Имелись и те, кто очень многое терял. И каждая из этих групп будет ногтями и зубами держаться за свое, одновременно стараясь откусить кусок у соперников. А значит, любой неверный шаг – и все бросятся на всех. Начнется гражданская война, и планета утонет в крови.

Еще Коломиец понимал, что в любой гражданской войне по обе стороны линии фронта сражаются, как правило, очень достойные люди. А всякая шваль за их спинами в это время набивает карманы золотом, чтобы, если что-то пойдет не так, вместе с ним бежать за границу. Потери в таких войнах колоссальные, и нет в них никакой выгоды тем, кто держит в руках винтовку. Зато очень наживаются враги, торгующие, к примеру, оружием и не брезгующие оторвать то, что плохо лежит. Словом, такого развития событий нельзя было допустить, и ни Коломиец, ни кто-либо из его товарищей не обладали для этого достаточными возможностями и влиянием. И даже войска, подчиненные Устинову, ничего не решат – как показывает практика, во время гражданских войн любая армия разлагается мгновенно.

Зато всего этого в избытке имелось у Александрова: и влияния, и возможностей, и решимости, случись нужда, применить силу. Герой, за которым пойдет народ и приказы которого безоговорочно выполнят солдаты. Человек, который, ни минуты не колеблясь, подвесит на орбите свои корабли и прикажет открыть огонь. Тот, кто сможет удержать государственные институты от краха хотя бы на то время, пока сформируются и заработают новые. А главное, тот, кто сможет планету защитить. Александров был той фигурой, в которой нуждались… Вот только, хотя он и прислушивался к советам Громовой и ее команды, но имел и собственное представление о том, что и как нужно делать. Вертеть таким не получится – сложно это и опасно, а неуправляемый лидер может наворотить таких дел, что представить страшно. Но все это будет потом, а сейчас планета нуждалась в нем, и Громова нашла, что предложить адмиралу и от чего он не сможет отказаться.

Пока Коломиец предавался тяжким раздумьям о меняющемся мире и своем в нем месте, а его товарищи строили планы на будущее, не то чтобы грандиозные, но реалистичные, пока планета спала, пребывая в неведении о том, что уже обрела самостоятельность, а солдаты недоумевали, почему начавшиеся недавно внеплановые учения все никак не заканчиваются, пока творилось много чего еще, капитан третьего ранга Кольм шагал по коридору и размышлял о превратностях судьбы. Вот так вот. Раз – и оказался гражданином другого государства, офицером другого флота, зато в чинах вырос. А что будет дальше? На таком взлете можно очень легко свернуть шею, как упав на землю, так и стукнувшись башкой о небо. И потому для него, занятого этими размышлениями, полной неожиданностью стало, когда он нос к носу столкнулся с людьми, которых он меньше всего ожидал здесь увидеть.

Три девицы под окном… точнее, поперек коридора. В середине Татьяна, от встречи с которой так предостерегал Кольма ее любящий дядюшка. Даже в камуфляже она была элегантна настолько, что у офицера заныли зубы, и единственное, что он не мог понять, так это, на кой она нацепила вместо более подходящего времени и месту делового костюма свою успевшую порядком истрепаться полевую форму.

Рядом с ней, облокотившись на подоконник, задумчиво улыбалась каким-то своим мыслям Николаева. Надо признать, по сравнению с тем, какой она была до знакомства с Александровым, девушка расцвела. Вот что делают с женщиной правильный мужчина и несомненный успех на выбранном поприще. Во всяком случае, победы в двух не самых сложных, но важных и громких сражениях добавили ей и уверенности в себе, и уважения в глазах окружающих. И офицерская форма с погонами капитан-лейтенанта и скромным, но честно заслуженным орденом, была ей к лицу.

А вот Камова практически не изменилась. Все так же глядит чуть свысока, будто знает о тебе такое, чего и сам не подозреваешь. И щурится, как тогда, на Великой Нигерии, когда высматривала негров в прицел. Тоже в военной форме… Они что, сговорились тут все?

– И что это мы тут делаем? – вместо приветствия спросила Татьяна и, не дожидаясь ответа, ловко подхватила Кольма под руку. Две другие девушки моментально расположились сзади и чуть с боков, изображая то ли почетный караул, то ли конвой.

– Э-э-э… – только и смог ответить пленный, а в следующий миг его уже бодро вели по коридору. И прежде чем покориться неизбежному, Кольм еще успел осознать, что его вольная жизнь космического бродяги, похоже, закончилась.

И никто из выходящей на улицу четверки не мог видеть немолодую уже женщину, которая с легкой грустью наблюдала за ними, стоя у окна. А потом Громова чуть усмехнулась и, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь, сказала:

– Она все же сделает из него генерала.

Она ничего не добавила и не пояснила. Тот, кому предназначались ее слова, и так все прекрасно понял.



Система планеты Большое Токио. Три дня спустя

– Я иду на крейсере, и это не обсуждается, Игорь. В конце концов, случись что, разница в жизни линкора и крейсера будет в несколько миллисекунд. А вот большая автономность мне очень даже может пригодиться.

Фон Корф страдальчески возвел очи в потолок. Тот, покрашенный матовой белой краской, как обычно остался глух к молчаливому воззванию зомби адмирала и лишь равнодушно поблескивал световыми панелями. Александров глядел на товарища с легкой улыбкой уверенного в своей правоте человека. И, хотя тактический компьютер выдавал на успех задуманной им операции неутешительные двадцать процентов, сам командующий думал чуть иначе. Во-первых, тактический компьютер не предназначался для решения такого рода задач и не мог быть до конца объективен, а во-вторых, по русским лекалам все равно выходило пятьдесят на пятьдесят. Или убьют – или не убьют.

Сейчас вот – не убили. Зато он сам… Под ногами, отделенная броней корабля и слоем вакуума, но все равно ощущаемая, будто живая, горела чужая планета. Атмосфера, еще недавно кристально прозрачная, с легким, едва заметным серебристым оттенком, стала черной, подсвеченной изнутри багровым от охвативших континента пожаров. Столица планеты, где были собраны высшие чиновники Японии, по традиции была выстроена на острове. Вряд ли там кто-то уцелел. Сейчас на месте острова, а заодно и всего архипелага, где он располагался, бурлили океанские волны да вылезал потихоньку на поверхность новенький, только что родившийся вулкан. Впрочем, таких на планете образовалось множество, практически на всех разломах континентальных плит. И по всему выходило, что очертания материков очень скоро изменятся до неузнаваемости, а жить на Большом Токио в ближайшие десятилетия станет крайне неуютно, если вообще возможно.

Зато в космосе царила тишь, да гладь, да Божья благодать. Не в последнюю очередь потому, что звуки в вакууме не распространяются. Так что вопли тех, кому не повезло, чуткие уши выживших не нервируют. Конечно, и уральцам не удалось обойтись без потерь, но по сравнению с японцами они выглядели ничтожными. Два десятка человек на весь флот. Хотя… Замените тех, кто по праву называется элитой элит, попробуйте. И Александрову совершенно не хотелось терять людей, с которыми он шел в бой. Это, в принципе, было одной из причин, по которым он решился отправиться в свой смертельно опасный одиночный рейд.

Ну а пока он еще раз пробежался по списку трофеев. Список… впечатлял. Хотя мог бы быть и посолиднее, хозяйственно пробрюзжал внутренний голос и умолк. Действительно, мог бы, но все же, как ни профессиональны были люди Александрова, неизбежных на море и в космосе случайностей никто не отменял. Там нашелся излишне талантливый оператор зенитных систем, там командир новенького, еще не успевшего даже со стапелей сойти крейсера оказался храбр и решителен, подняв своих людей в безнадежную атаку… Накладки неизбежны, и не везде с ними достойно справились, ну да все это не так и страшно. Главное, суметь сохранить то, на что удалось наложить лапу.

Двенадцать верфей, из них шесть с еще стоящими на стапелях недостроенными линкорами в готовности от семидесяти до девяноста процентов. Впрочем, остальные тоже не были пустыми. Восемь космических заводов по производству всего подряд – хай-тэк, кое-что из их номенклатуры не умели делать и на Урале. Четыре автономных добывающих комплекса. Дюжина орбитальных складов и еще много мелочи. И это не считая транспортных кораблей, экипажи которых составляли в основном китайцы. Ну, с этими было проще всех, им пообещали жизнь, и они сами повязали офицеров-японцев, выражая теперь полную готовность служить новым хозяевам.

Конечно, по космосу уральский флот размазал в разы больше, но и то, что захватили, надо было каким-то образом ухитриться притащить домой. Всю неделю они в поте лица готовились к броску, нанизывая на громадные корпуса станций трофейные двигатели и швартуя к ним трофейные же корабли, чтобы воспользоваться их ходовой частью. Проще всего оказалось, как ни странно, с верфями – на строящихся кораблях двигатели уже были установлены, и оставалось только придумать, как использовать их в качестве буксиров. С остальными пришлось повозиться. Но справились ведь, в очередной раз доказав, что русские с помощью кувалды и чьей-то матери выполнят любую четко поставленную задачу.


Ну и, конечно, пленные специалисты с тех же верфей помогли. Им обещали жизнь – они ее честно отработали. Теперь согласившимся сотрудничать предстояло отправиться на Урал в качестве вольнонаемных специалистов. У многих даже семьи с гибнущей планеты вытащить смогли. С учетом этого условия в их положении смотрелись более чем щедро. И хотя выглядели получившиеся в результате тесной смычки победителей и пленных конструкции сюрреалистично, двигаться они вполне могли, и до дому, как утверждали накачанные по самые брови стимуляторами, еле стоящие на ногах механики, дотянуть смогут. Лишь бы никто не попытался отбить их по дороге. С учетом острейшей нехватки экипажей на боевых кораблях, которые отдали всех, без кого можно обойтись, в перегонные команды, драться лишний раз совершенно не хотелось.

И вот, теперь им предстоял путь домой, а Александров намеревался отправиться совсем в другом направлении. Дальше со щитом – или на щите. Если задуманное удастся, он догонит медлительный караван. Если не удастся – значит, Уралу потребуется новый комфлота. Впрочем, фон Корф справится. Опыта Игорю пока не хватает, но это – дело наживное, а с таким заделом, который он оставляет, выдержать удар восточников будет более чем реально.

Куда сильнее, чем Ассоциация, адмирала беспокоили недавние сограждане. В смысле, Конфедерация. Флот у них все еще сильный, а о моральных качествах власть имущих Александров никогда не строил иллюзий. Все они, в любом государстве, одним миром мазаны. И не потому, что чудовища – просто даже самому лучшему правителю ради блага родной страны приходится чем-то поступаться. Очень часто – честью. А в Конфедерации далеко не лучшие. Так что в спину ударить могут запросто. И пятая колонна на Урале найдется. Если он, Александров, вернется, то выполет ее начисто, и плевать, что потом назовут чудовищем – одним прозвищем больше, одним меньше, какая разница. Если же не вернется… Впрочем, Громова, которая очень неплохой координатор, тоже лишними сантиментами не страдает.

Но больше всего Александрова беспокоили не дела военные, и даже не предстоящая ему миссия. Как ни странно, волновало его, что в случае его гибели будет с девчонкой, которая незаметно и в то же время наглухо вросла в его жизнь. Меньше всего он этого ожидал, да… Теперь кровь из носу придется справиться и вернуться.

Александров внезапно развеселился и вновь повернулся к заместителю.

– Игорь, не забудь, весь пакет данных я тебе загрузил, но не бойся импровизировать. Если дотащишь хотя бы половину трофеев, Родина тебе памятник из золота поставит.

– Угу. И его тут же сопрут, – пробурчал фон Корф. – Давайте уж лучше бронзу.

– Чувство юмора вернулось? Это радует. Ладно, я стартую. Да пребудет с тобой Великий Космос.

– Да пребудет… И… Это… В общем, не забудь там передать, что если ты не вернешься, я сожгу их столицы к чертям, даже если мне ради этого придется заложить душу Дьяволу!

– Спасибо, – без улыбки отозвался Александров. Уж кто-кто, а он-то видел, что старый товарищ не шутил. – Удачи!

Десять минут спустя легкий крейсер-разведчик «Арзамас» отвалил от борта флагмана и, отойдя на безопасное расстояние, начал разгон. Разумеется, делал он это не так шустро, как курьер, но все равно темп набрал хороший. И неудивительно – корабль экспериментальной серии, «Арзамас» был лучшим ходоком уральского флота. Два его систершипа еще стояли на стапелях, а этот корабль отправился на обкатку, совместив долговременные испытания и боевой поход. И, как оказалось, построен был удачно. Во всяком случае, ни одной проблемы, не решаемой в течение часа силами экипажа, пока не возникло, что для новых кораблей редкость, а для головных в серии вообще редкость в квадрате.

Рождением своим корабли серии «Арзамас» были обязаны конкурсу, объявленному Центральным разведывательным управлением. Дальнюю космическую разведку с определенного момента перестали устраивать имеющиеся в ее распоряжении корабли – быстрые, хорошо маскирующиеся, но практически невооруженные и слабо защищенные. Да и запасом хода и ресурсом систем жизнеобеспечения у некоторых серий жертвовали ради улучшения маскировки. В случае обнаружения шансов спастись у экипажей практически не было, а разведчики тоже люди и тоже хотят жить.

Возможно, их сыплющиеся градом докладные записки на каком-то этапе легли бы под сукно. Мало ли, кто и что пишет, бюджет не резиновый. Но нашлись люди, которые углядели в этом возможность положить что-то и в свой карман. Поэтому однажды делу все же дали ход и, вытребовав от правительства дополнительное финансирование, стали думать, как отщипнуть от этого свой кусочек. А это, в свою очередь, вылилось в необходимость не только изобразить бурную деятельность, но и выдать на-гора реальный выхлоп. И процесс сдвинулся с мертвой точки…

Результатом двух вполне понятных и простительных желаний, сиречь безопасности и денег, стало техническое задание, крайне противоречивое и трудновыполнимое. Корабль должен был иметь скорость и маскировку разведчика, автономность как минимум на уровне эсминца, огневую мощь и защиту крейсера. Ну и при строительстве должны были где только возможно применяться стандартные, отработанные на кораблях других серий, узлы и блоки. Решение, в общем-то, разумное как с точки зрения повышения надежности, так и для удешевления проекта – деньги в него вкладывались, конечно, большие, но отнюдь не беспредельные. И как вписать все эти технические и финансовые ограничения в пределы одного корабля было бо-ольшой загадкой.

Тем не менее в тендер включились многие. В том числе и уральцы, выдавшие на-гора проект крейсера-разведчика. Остальные пытались вбиться в массогабаритные характеристики эсминца, а русские, не мелочась, взяли за основу корпус легкого крейсера хорошо отработанной и отличающейся высокой надежностью серии «Колдун», благо строили его на том же Урале, и вся документация была под боком. «Колдуны» были кораблями хорошими, но мелкосерийными – тут дело упиралось в подковерные интриги, откаты и господдержку верфей метрополии, которые производили крейсера ничем не хуже, но несколько дороже. Зато обеспечивались рабочие места в метрополии, а не на периферийной, да вдобавок не особенно лояльной планете, что вполне логично. Уральцы это тоже понимали и даже не обиделись. Просто засучили рукава и впряглись в новую работу, результатом которой и стало рождение «Арзамаса».

Корпус прототипа слегка удлинили, чтобы установить новые реакторы – система активной маскировки потребляла много энергии. Впихнули двигатели от линейного крейсера и увеличенные бункеры, от чего корму звездолета слегка раздуло, зато сам он приобрел требуемые заказчиком скорость и автономность. Переработанный каркас резко усилил жесткость конструкции. Смонтировали новые ангары, а в них разместили два разведбота вместо одного разъездного, как на «Колдуне». На броню пошел монокристаллический титанид, что позволило добиться полуторакратного увеличения прочности при уменьшении толщины и массы, пусть и за счет заметного повышения стоимости. Впрочем, корабль предполагался не массовый, а специализированный, для выполнения операций особой важности, так что здесь, как логично рассудили конструкторы, прочность важнее цены.

Оружие, подумав, тоже изменили, поставив установки того же калибра, но заметно большей мощности и дальнобойности. Оригинальная разработка Урала, эти орудия прошли испытания, но на вооружение Конфедерации приняты не были, хотя превосходили конкурентов по всем характеристикам, включая цену. Однако вновь вмешалась политика, и конфедераты получили системы Дарвина, разработанные на планете Новая Калифорния. Тоже неплохие, кстати, орудия. Однако пуская свою разработку в комплекте с новым кораблем, конструкторы увидели шанс пристроить и их. Надо сказать, эта карта в кои-то веки сработала, и в результате родился крейсер, превосходящий любой другой корабль своего класса по огневой мощи.

Пожалуй, единственным серьезным минусом «Арзамаса» оказались малые размеры жилой зоны. Основное пространство отдавалось оборудованию и силовой установке, люди обеспечивались по остаточному принципу. С другой стороны, за счет повышения уровня автоматизации экипаж крейсера составлял несчастные два десятка человек. На такое количество народа объем жилой зоны признали достаточным, и, после того как проект корабля прошел отборочный этап и получил государственное финансирование, верфям дали добро на строительство прототипа.

Комиссия, оценивающая представленные образцы новой техники, оказалась перед нелегким выбором. По сути, имелось два фаворита – уральцы и частная верфь с Малого Квебека. Заявок изначально подавалось более сорока, однако большинство проектов остались на стадии красивых, но, увы, не реализованных в металле картинок и макетов. До постройки кораблей дошли восемь участников, спустить их к сроку со стапелей смогли шестеро.

Уральский корабль был лучше других – быстрее, крепче, лучше вооружен и защищен. Зато квебекцам помогали политические соображения и тот факт, что они смогли впихнуть оборудование в массогабаритные размеры эсминца, правда, за счет применения уникального оборудования и соответствующего повышения стоимости корабля. И, так уж получилось, в преддверии войны здравый смысл победил политику, и оба корабля приняли на вооружение, решив, что в каких-то ситуациях предпочтительнее окажутся малые размеры, а в иных – запредельная автономность крейсера. Естественно, появился список того, что стоит улучшить и исправить, после чего кораблестроителям дали зеленый свет. Ну а кто сможет справиться с задачей лучше тех, кто эти корабли разрабатывал? Да никто. И Урал получил весьма выгодный заказ, который со всем тщанием начал реализовывать.

На строительство малых серий разведчиков заключили контракты, и на верфях Урала заложили еще два корабля, а «Арзамас» вновь загнали на стапель, чтобы слегка перестроить под пожелания разведчиков и установить присланную из метрополии аппаратуру. Не то чтоб уральцы не могли произвести аналоги, но хочет заказчик именно это – так пожалуйста, любой каприз за ваши деньги. Однако ни достроить серию, ни передать в метрополию готовый корабль уже не успели. Началась война, и «Арзамас», после затянувшейся из-за перегруженности верфей более срочными заказами доводки, вошел в состав уральского флота.

В принципе, он мог стоять, ожидая своей очереди, еще долго. Вот только Александров, столкнувшись с его аналогом во время сражения при Шелленберге, оказался весьма впечатлен и, разгребшись с первоочередными делами, поинтересовался, можно ли сотворить что-либо подобное. А узнав, что это самое «подобное» уже давным-давно есть, грохнул кулаком по столу, что для обычно сдержанного адмирала было нетипично, и потребовал немедленно достроить корабли.

Работа завертелась моментально. Два корабля должны были войти в строй в течение ближайшей пары месяцев, а на «Арзамасе» уходил сейчас в поход сам Александров. Полыхнули огнем двигатели, разгоняя звездолет, и вскоре он исчез с экранов радаров. И только будущее могло показать, стоит ли творение уральских инженеров затраченных на него сил и денег.



Планета Урал. Это же время

– Скажи, а что чувствуешь, когда стреляешь в человека?

– Отдачу.

Сара закатила глаза. Избранница ее брата иногда была совершенно невозможным человеком. Конечно, Славка будет за ней, как за каменной стеной, но общаться с Евгенией иногда очень сложно, а понять еще труднее. Вот сейчас, например. Сара знала, что Женя воевала, и неплохо. И стреляла в людей. В живых людей! Но эмоций данное обстоятельство у нее совершенно не вызывало. Так, констатация факта неплохо сделанной работы, и не более того. А главное, во всем этом не было ни грамма рисовки, Евгения и впрямь считала необходимость кого-нибудь убить делом совершенно житейским.

А вообще, Сара не могла понять не только Евгению, но и ее отношения с братом. Славка, сколько она себя помнила, в отношении женщин был романтично-циничен. В том смысле, что увлекался искренне и без остатка, но, получив свое, очень быстро охладевал к объекту ухаживаний. А учитывая природную харизму и многолетний опыт, желаемого он добивался очень быстро.

Сейчас же брат, сильно похудевший, зато, видать, в компенсацию посвежевший и обросший мускулами почти как в молодости, вел себя странно. Каких-либо чувств к Евгении он не демонстрировал, во всяком случае, при Саре точно. Зато вел себя невероятно корректно, что на него, оставшегося, несмотря на годы, самую малость раздолбаем, было совершенно непохоже.

А еще, они при Саре и впрямь ни разу не оставались в этой квартире. Брат дневал и ночевал на своем корабле. Нашел, блин, любимую игрушку. Евгению, кстати, в его экипаж официально ввели совсем недавно, это Сара узнала буквально пару дней назад. А еще должность у нее называлась странно – «специалист по работе с потенциально осведомленными военнослужащими противника». Что это значит, Сара ее как-то спросила, но заработала лишь щелчок по носу и фразу «подрастешь – узнаешь».

Правда, она на линкоре бывала не часто. Основная ее работа, пока корабль стоял в доке, находилась в каком-то исследовательском центре. Кстати, она еще и диссертацию писала, причем, если верить случайной оговорке брата, это получалось у нее куда шустрее, чем у братика Изи. Что характерно, Славка ей в том совершенно не помогал…

И, кстати, Евгения, в отличие от Славки, появлялась в квартире почти каждый день. Создавалось впечатление, что она просто присматривала, все ли в порядке у Сары. И, когда девушка на третий день жизни у брата набралась решимости и провентилировала этот вопрос, Евгения лишь кивнула, абсолютно не заморачиваясь тем, что подопечной такой пригляд может не нравиться. Ну и пояснила, что ее об этом попросили. Кто? Да Славка и попросил, черт его дери.

Впрочем, Евгения Саре не докучала. И даже когда однажды, придя вечером, обнаружила в квартире большую и шумную студенческую компанию, лишь улыбнулась уголками губ. И не отказалась, когда ее пригласили присоединиться. Вот только потом…

Все началось, когда Евгения как раз допивала третий бокал и раздумывала, налить четвертый сразу или чуть переждать. Надо сказать, пить она умела – побочный эффект интенсивного лечения, которое над ней проводили в детстве. Порой ей казалось, что далеко не вся дрянь, которой ее тогда пичкали, вышла из организма, хотя, скорее всего, от лечения просто раз и навсегда изменился обмен веществ. Так что при необходимости могла и водку стаканами без опаски хлестать. Не любила – но могла. А уж того компота, который собравшиеся мальчики и девочки с какого-то перепугу называли вином, способна была выпить, наверное, пару ящиков.

Их, кстати, уже изрядно развезло. Она даже, грешным делом, подумала вначале, что они до ее прихода успели курнуть чего-нибудь или уколоться, но потом, чуть присмотревшись, все же решила, что ребятки просто не умеют грамотно закусывать. В их возрасте и неудивительно, кстати. Смешно, она была старше них всего на несколько лет, а воспринимала себя старой, мудрой волчицей, наблюдающей за резвящейся в пыли кучкой щенков. Так, будто между ними целая жизнь.

А ребята, кстати, самые обычные. Евгения хорошо помнила студенческие годы – времени прошло всего ничего, и воспоминания успели подернуться дымкой, но не раствориться в небытии. Такие же максималисты, какой и она была в их возрасте, и так же пытаются казаться взрослыми. Разница, пожалуй, лишь в том, что те, с кем когда-то водила дружбу Евгения, были технарями, что накладывало определенный отпечаток на разговоры. Здесь же – сплошные гуманитарии, философы, литературоведы, лингвисты, мать их… Соответственно и разговоры. Ну и еще место. У Евгении посиделки проходили чаще всего в общежитии, и, хотя стол был победнее и составлялся по принципу кто что принес, общение шло интереснее. А эти, судя по поведению, дети куда более обеспеченных родителей и на хорошую, в общем-то, квартиру Вассермана смотрят чуть свысока – привыкли, видать, к хоромам покруче.

Впрочем, и неудивительно, университет, в котором училась Сара, считался, пожалуй, самым престижным на Урале. Соответственно, и цены кусались. Это вам не льготное место, выделенное Евгении после того, как мать оббила кучу порогов и буквально вымолила то, что было положено по закону. Чиновников, перед которыми ей тогда пришлось унижаться, Камова-младшая ненавидела лютой ненавистью. И составила еще в те дни, для памяти, небольшой список. Ныне, в свете меняющейся ситуации, она на полном серьезе рассчитывала выпросить их себе, для обкатки методики допроса. Нет, конечно, сама она к Александрову не пойдет, не тот ранг. И Ирину просить не станет – еще чего не хватало. А вот Ярослава Федоровича слегка напряжет, это вполне в пределах его возможностей.