Рождение победителя
Часть 22 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пришлось поспешно закусить снегом, после чего поделиться с Зеленым. Попробуй такому не дай – врагом на всю жизнь станешь. Пернатая скотина, что интересно, даже не поморщилась – лакал, будто верблюд, месяц не видевший оазиса.
– Но-но! Не налегай! Места опасные – мне твое чутье понадобится. А то нажрешься и будешь валяться кверху лапками, вместо того чтобы погань вынюхивать.
– Не волнуйся, хозяин, – мы народ крепкий и от работы не отказываемся. Допьем – и потом еще нальем. Давай не жалей.
Я прекрасно знал, какой он «крепкий», и фляжку спрятал подальше, после чего уточнил у Амеда:
– А далеко Тук со своими крысами?
– Да не очень.
– А чего вы разделились?
– Так место хорошее нашли под лагерь, вот и надумали пораньше остановиться. Устали по морозу шагать. Но птица сильно волновалась, вот и решил я пройти еще немножко. И не зря. А Тук без дела не сидит: дрова собирает, на крыс западню поставил, шалашик от снега должен соорудить. И припасы все у него остались, так что выбросьте вы эти ноги поганые, а то если он их увидит, то сильно опечалится. Уж на что я силен – и то блевать хотелось. Рыжая говорила, что кролика попробует добыть, а то и пару. До Люка ей, конечно, далеко, но, может, чего и принесет.
– Еще и Рыжая с вами?! Я ведь запретил ей далеко от замка отлучаться!
– Четыре иезуита, – злорадно прогнусавил попугай.
– Она хорошо Межгорье знает, – буркнул Амед. – Мы подумали, что лишней не будет. Да она, если честно, согласия нашего и не спрашивала.
– Не сомневаюсь…
– Что это с вами? Сэр страж! Устали? Ранены?
– Да зря я хлебнул из этой фляжки… ноги подгибаются. Сильно устал… Отдохнуть надо и поесть нормально.
– Только добро зря перевел, святотатец, – жадно вздохнул Зеленый.
* * *
Хеск, расхваливая замыслы Тука насчет обустройства лагеря, нисколько не преувеличил. Когда мы, уже в темноте, проломились через заросли густых кустов, окружавших небольшую поляну, здесь вовсю полыхал костер, освещая шалаш, устроенный под одиноко стоящим раскидистым дубом, и замершего рядом горбуна, закованного в латы и сжимавшего топор на изготовку.
– Кого там демоны принесли?! – угрожающе произнес Тук, когда до открытого места нам оставалось несколько шагов.
– Свои, – лениво ответил Амед.
– Твои корову за околицей грызут, а честные люди все дома в такой час. Кого это привел?
– Ослеп или горб глазам мешает?
– Сэр страж?! Дан!
– Ага, – устало произнес я и на последнем, самом нетерпеливом, шаге ухитрился зацепиться подъемом ступни, после чего растянулся в снегу.
– Эй! Кривая спина! Помог бы сэру стражу! Устал он сильно… с дороги.
Тук не обиделся на грубость – уже мчался, гремя железом на все Межгорье. С дуба скатилась Рыжая, закинув натянутый лук за спину, припустила следом.
Горбун, подскочив, растерялся и, не зная, с чего начать, спросил неожиданное:
– А где же ваша лошадь?!
– Продал…
– Кому?! Не продешевили хоть?! – забеспокоился жадный хозяйственник.
– Может, позволишь у костра погреться?
– Ох, простите дурака! Идемте! Сейчас дровишек подкину колотых, и отогреетесь, будто в пасти дракона!
Моя попытка дойди до костра своими ногами не увенчалась успехом – потащили, не давая встать.
Мой нос еще на опушке понял: охота на крыс увенчалась успехом. И, возможно, кроликам тоже не повезло. Желудок начал растягиваться в предвкушении, рот наполнился слюной, а сердце забилось вдвое быстрее. Неизвестно, правда, которое из двух сердец…
Глава 14
Четверо в лесу, не считая попугая
Я не силен в ботанике и зоологии. Вот и в данном случае понятия не имел, что за животное здесь именуют водяной крысой. Ондатра? Вряд ли – тех я встречал неоднократно и прекрасно помню, что габариты у них гораздо скромнее. Бобер тоже отпадает – у него хвост лопатой, а не шнурком. Нутрия? Возможно. Никогда их не видел. Да какая разница! Главное, что мясо у них нежное и жирное – то, что нужно в моем положении.
Тук и Рыжая тарахтели дуэтом – первый в правое ухо, вторая в левое, – спеша сообщить абсолютно все новости, которые случились с момента отсутствия сюзерена. Из-за торопливости рассказчиков и увлеченности едой я половины не понимал, половину домысливал, в итоге получая нечто, иногда похожее на правду, но чаще откровенно бредовое. Если в историю про мастера Плата, сломавшего ногу из-за некстати сорвавшейся решетки, поверить можно, то в то, что вдова Найна прямо посреди кухни родила двойню, не поверю ни за что – мало того что она редкостная святоша с физиономией страшнее атомной бомбы, так еще и лет ей около семидесяти. Вероятно, речь шла о внучке, но истина безнадежно тонула в нескончаемой скороговорке.
Хотя, если честно, при желании понять нетрудно. Вот только нет такого желания. Да и занят я сильно – наблюдаю за своими ощущениями, параллельно блаженствуя.
Не знаю даже, как это описать. Я нахожусь в мире, похожем на родной, но отличий столько, что не уверен в стопроцентной принадлежности нынешнего тела к человеческому. Да и судьба-злодейка над ним поработала, внедрив загадочный имплантат, о свойствах которого можно лишь догадываться. Сам уже толком не понимаю, кто я или что, и утешает лишь одно: морда не звериная, да и хвост чешуйчатый не отрос.
На еду тело реагирует по-разному. Если сытое и не болеющее, то равнодушно-благодушно – как было на Земле. Там я не относился к великим любителям пожрать. Здесь как бы тоже, но с оговорками: стоит поголодать или заработать проблемы со здоровьем – и начинается…
Незабываемо это проявилось во время давнего побега из темницы с последующим разграблением сокровищ инквизиторской кухни. Я тогда объедался сливочным маслом, глотая его тщательно пережеванными кусками. Противно было, но догадывался – так нужно. Желудок урчал, будто довольный кот, я каждой клеткой чувствовал, как в тело сотнями животворных ручьев втягиваются силы, в которых оно так нуждается. Процесс шел с дивной скоростью – уже через какие-то полчаса после запоздалого ужина я из еле двигавшейся развалины превратился в почти нормального человека. Пусть последствия сказывались еще пару дней, но все в рамках приличий.
Нечто похожее я ощутил на краткое время возле пещеры ведьмы, когда в результате пытки водой внезапно проснулось невесть что, дремлющее в моем теле, после чего скоропостижно скончались три человека и одна темная тварь. Пожирая сало, оставшееся в наследство, так же кайфовал – не от чувства насыщения, а от того, что происходит внутри. Наверное, нечто подобное ощущают растения, наливаясь живительными соками по весне.
Сейчас кайф повторялся. Нет сливочного масла, нет мало ему уступающего по калорийности сала, зато есть поджаренные на углях куски мяса и наваристая похлебка в закопченном котле. Уж не знаю, чем эти крысы питаются по зиме, но жира у них немерено. Он стекал по пальцам, капал на штаны, наполнял рот, обволакивал желудок, отчего каждое мышечное волокно начинало трепетать в сладострастном предвкушении. Тепло разливалось вокруг рубцующихся ран на руке и спине, щекочущие огоньки вспыхивали в костях, вероятно сигнализируя об ускоренной выработке кровяных телец на замену потерянным. Мне приходилось прилагать все силы, чтобы не дать себе забиться в конвульсиях: спутники вряд ли поверят, что это от физиологической радости.
В общем, я жрал, балдея от процесса, и плевать мне было на беременных старух или их залетевших внучек. Вот набью брюхо до устья пищевода – а потом, дожидаясь усвоения, начну задавать вопросы, чтобы направить беседу в злободневное русло. Ведь ни Тук, ни Рыжая понятия не имеют о грозящей замку опасности, а хеск, знающий о появлении демов, помалкивает. Так же сосредоточенно приканчивает кусок за куском и так же игнорирует их радостное тарахтенье.
В нужное русло беседа повернула и без моего участия – Рыжая, от природы любопытная, по-женски падкая на все блестящее и не по-женски на оружие, указала на Штучку:
– Сэр Дан, а это что у вас за посох? Странное дерево. Никогда такого не видела.
– Это не дерево – это кирт, – неожиданно возразил хеск и потянулся за новым куском.
Я хоть и продолжал жевать, но мгновенно превратился в слух – все, что связано со Штучкой, меня интересует так сильно, что даже демы могут подождать.
– Это не кирт, – с сомнением протянула Альра. – Я видела у барона шкатулку из кирта – она совсем не такая была.
– Кирт разный бывает, – заметил Амед.
– А что делала та шкатулка? – заинтересовался горбун.
– Она давала синий свет.
– Горела огнем? Жгла?
– Нет. Барон что-то делал с ней, и загорался синий огонь. Он горел, но не обжигал. Сэр страж, а что делает ваш кирт? Какие чудеса? Он тоже светится?
Хеск осклабился и зловеще выдал:
– Нет. Его кирт хороший. Правильный. Полезный. Он убивать умеет.
– Как?! – поразился Тук. – Сам по голове лупит или что?!
– Покажите им, сэр страж, – попросил хеск.
Отказать в такой просьбе невозможно – даже попугай перестал сверлить взглядом место, в котором припрятана трофейная фляжка. Хоть Зеленый и видел, как я работал Штучкой по трупам, но не прочь еще раз взглянуть. Видимо, в прошлой жизни был сорокой, потому и падок на все блестящее.
Я неспешно, дабы не испортить красоты момента неуместной суетой, обтер руки снегом вперемешку с палыми прошлогодними листьями, провел ладонями по штанам – и лишь затем потянулся за Штучкой. Внушительное лезвие, почти беззвучно родившееся на конце тонкого древка, вырвало из зрителей дружный вздох. Даже невозмутимого Амеда проняло – уставился на серебряный клинок как младенец на соску. Он тоже видел, как я трупы кромсал, но сейчас, в темноте, да у костра, все воспринималось иначе.
Тук, потеребив бороду, согласился:
– И впрямь кирт. А каков он в деле?
– Не он – она: я назвал ее Штучка.
– Да хоть колодой обзовите – мне-то какое дело. Вот латы прорубить сможет?
– Если со всей силы врезать, то да. Кожаные доспехи ей вообще на один зуб, кольчуга тоже невеликая проблема. Зазубрин на кромке не остается. Да что зазубрины – даже кровь к лезвию не пристает.
– Стало быть, и ржа не выступает?
– Естественно.
– Удобно-то как – чистить не нужно. Но плохо, что клинок к концу расширяется: броню лучше узким колоть, и желательно четырехгранным, но чтобы с толстым основанием. Да и крюк надобно приделать, тогда отличное копьецо для любого случая получится. Ну разве что в пикейном строю с таким не постоишь – коротковато.
– Себе крюк приделай – Штучка и так хороша.
– Но-но! Не налегай! Места опасные – мне твое чутье понадобится. А то нажрешься и будешь валяться кверху лапками, вместо того чтобы погань вынюхивать.
– Не волнуйся, хозяин, – мы народ крепкий и от работы не отказываемся. Допьем – и потом еще нальем. Давай не жалей.
Я прекрасно знал, какой он «крепкий», и фляжку спрятал подальше, после чего уточнил у Амеда:
– А далеко Тук со своими крысами?
– Да не очень.
– А чего вы разделились?
– Так место хорошее нашли под лагерь, вот и надумали пораньше остановиться. Устали по морозу шагать. Но птица сильно волновалась, вот и решил я пройти еще немножко. И не зря. А Тук без дела не сидит: дрова собирает, на крыс западню поставил, шалашик от снега должен соорудить. И припасы все у него остались, так что выбросьте вы эти ноги поганые, а то если он их увидит, то сильно опечалится. Уж на что я силен – и то блевать хотелось. Рыжая говорила, что кролика попробует добыть, а то и пару. До Люка ей, конечно, далеко, но, может, чего и принесет.
– Еще и Рыжая с вами?! Я ведь запретил ей далеко от замка отлучаться!
– Четыре иезуита, – злорадно прогнусавил попугай.
– Она хорошо Межгорье знает, – буркнул Амед. – Мы подумали, что лишней не будет. Да она, если честно, согласия нашего и не спрашивала.
– Не сомневаюсь…
– Что это с вами? Сэр страж! Устали? Ранены?
– Да зря я хлебнул из этой фляжки… ноги подгибаются. Сильно устал… Отдохнуть надо и поесть нормально.
– Только добро зря перевел, святотатец, – жадно вздохнул Зеленый.
* * *
Хеск, расхваливая замыслы Тука насчет обустройства лагеря, нисколько не преувеличил. Когда мы, уже в темноте, проломились через заросли густых кустов, окружавших небольшую поляну, здесь вовсю полыхал костер, освещая шалаш, устроенный под одиноко стоящим раскидистым дубом, и замершего рядом горбуна, закованного в латы и сжимавшего топор на изготовку.
– Кого там демоны принесли?! – угрожающе произнес Тук, когда до открытого места нам оставалось несколько шагов.
– Свои, – лениво ответил Амед.
– Твои корову за околицей грызут, а честные люди все дома в такой час. Кого это привел?
– Ослеп или горб глазам мешает?
– Сэр страж?! Дан!
– Ага, – устало произнес я и на последнем, самом нетерпеливом, шаге ухитрился зацепиться подъемом ступни, после чего растянулся в снегу.
– Эй! Кривая спина! Помог бы сэру стражу! Устал он сильно… с дороги.
Тук не обиделся на грубость – уже мчался, гремя железом на все Межгорье. С дуба скатилась Рыжая, закинув натянутый лук за спину, припустила следом.
Горбун, подскочив, растерялся и, не зная, с чего начать, спросил неожиданное:
– А где же ваша лошадь?!
– Продал…
– Кому?! Не продешевили хоть?! – забеспокоился жадный хозяйственник.
– Может, позволишь у костра погреться?
– Ох, простите дурака! Идемте! Сейчас дровишек подкину колотых, и отогреетесь, будто в пасти дракона!
Моя попытка дойди до костра своими ногами не увенчалась успехом – потащили, не давая встать.
Мой нос еще на опушке понял: охота на крыс увенчалась успехом. И, возможно, кроликам тоже не повезло. Желудок начал растягиваться в предвкушении, рот наполнился слюной, а сердце забилось вдвое быстрее. Неизвестно, правда, которое из двух сердец…
Глава 14
Четверо в лесу, не считая попугая
Я не силен в ботанике и зоологии. Вот и в данном случае понятия не имел, что за животное здесь именуют водяной крысой. Ондатра? Вряд ли – тех я встречал неоднократно и прекрасно помню, что габариты у них гораздо скромнее. Бобер тоже отпадает – у него хвост лопатой, а не шнурком. Нутрия? Возможно. Никогда их не видел. Да какая разница! Главное, что мясо у них нежное и жирное – то, что нужно в моем положении.
Тук и Рыжая тарахтели дуэтом – первый в правое ухо, вторая в левое, – спеша сообщить абсолютно все новости, которые случились с момента отсутствия сюзерена. Из-за торопливости рассказчиков и увлеченности едой я половины не понимал, половину домысливал, в итоге получая нечто, иногда похожее на правду, но чаще откровенно бредовое. Если в историю про мастера Плата, сломавшего ногу из-за некстати сорвавшейся решетки, поверить можно, то в то, что вдова Найна прямо посреди кухни родила двойню, не поверю ни за что – мало того что она редкостная святоша с физиономией страшнее атомной бомбы, так еще и лет ей около семидесяти. Вероятно, речь шла о внучке, но истина безнадежно тонула в нескончаемой скороговорке.
Хотя, если честно, при желании понять нетрудно. Вот только нет такого желания. Да и занят я сильно – наблюдаю за своими ощущениями, параллельно блаженствуя.
Не знаю даже, как это описать. Я нахожусь в мире, похожем на родной, но отличий столько, что не уверен в стопроцентной принадлежности нынешнего тела к человеческому. Да и судьба-злодейка над ним поработала, внедрив загадочный имплантат, о свойствах которого можно лишь догадываться. Сам уже толком не понимаю, кто я или что, и утешает лишь одно: морда не звериная, да и хвост чешуйчатый не отрос.
На еду тело реагирует по-разному. Если сытое и не болеющее, то равнодушно-благодушно – как было на Земле. Там я не относился к великим любителям пожрать. Здесь как бы тоже, но с оговорками: стоит поголодать или заработать проблемы со здоровьем – и начинается…
Незабываемо это проявилось во время давнего побега из темницы с последующим разграблением сокровищ инквизиторской кухни. Я тогда объедался сливочным маслом, глотая его тщательно пережеванными кусками. Противно было, но догадывался – так нужно. Желудок урчал, будто довольный кот, я каждой клеткой чувствовал, как в тело сотнями животворных ручьев втягиваются силы, в которых оно так нуждается. Процесс шел с дивной скоростью – уже через какие-то полчаса после запоздалого ужина я из еле двигавшейся развалины превратился в почти нормального человека. Пусть последствия сказывались еще пару дней, но все в рамках приличий.
Нечто похожее я ощутил на краткое время возле пещеры ведьмы, когда в результате пытки водой внезапно проснулось невесть что, дремлющее в моем теле, после чего скоропостижно скончались три человека и одна темная тварь. Пожирая сало, оставшееся в наследство, так же кайфовал – не от чувства насыщения, а от того, что происходит внутри. Наверное, нечто подобное ощущают растения, наливаясь живительными соками по весне.
Сейчас кайф повторялся. Нет сливочного масла, нет мало ему уступающего по калорийности сала, зато есть поджаренные на углях куски мяса и наваристая похлебка в закопченном котле. Уж не знаю, чем эти крысы питаются по зиме, но жира у них немерено. Он стекал по пальцам, капал на штаны, наполнял рот, обволакивал желудок, отчего каждое мышечное волокно начинало трепетать в сладострастном предвкушении. Тепло разливалось вокруг рубцующихся ран на руке и спине, щекочущие огоньки вспыхивали в костях, вероятно сигнализируя об ускоренной выработке кровяных телец на замену потерянным. Мне приходилось прилагать все силы, чтобы не дать себе забиться в конвульсиях: спутники вряд ли поверят, что это от физиологической радости.
В общем, я жрал, балдея от процесса, и плевать мне было на беременных старух или их залетевших внучек. Вот набью брюхо до устья пищевода – а потом, дожидаясь усвоения, начну задавать вопросы, чтобы направить беседу в злободневное русло. Ведь ни Тук, ни Рыжая понятия не имеют о грозящей замку опасности, а хеск, знающий о появлении демов, помалкивает. Так же сосредоточенно приканчивает кусок за куском и так же игнорирует их радостное тарахтенье.
В нужное русло беседа повернула и без моего участия – Рыжая, от природы любопытная, по-женски падкая на все блестящее и не по-женски на оружие, указала на Штучку:
– Сэр Дан, а это что у вас за посох? Странное дерево. Никогда такого не видела.
– Это не дерево – это кирт, – неожиданно возразил хеск и потянулся за новым куском.
Я хоть и продолжал жевать, но мгновенно превратился в слух – все, что связано со Штучкой, меня интересует так сильно, что даже демы могут подождать.
– Это не кирт, – с сомнением протянула Альра. – Я видела у барона шкатулку из кирта – она совсем не такая была.
– Кирт разный бывает, – заметил Амед.
– А что делала та шкатулка? – заинтересовался горбун.
– Она давала синий свет.
– Горела огнем? Жгла?
– Нет. Барон что-то делал с ней, и загорался синий огонь. Он горел, но не обжигал. Сэр страж, а что делает ваш кирт? Какие чудеса? Он тоже светится?
Хеск осклабился и зловеще выдал:
– Нет. Его кирт хороший. Правильный. Полезный. Он убивать умеет.
– Как?! – поразился Тук. – Сам по голове лупит или что?!
– Покажите им, сэр страж, – попросил хеск.
Отказать в такой просьбе невозможно – даже попугай перестал сверлить взглядом место, в котором припрятана трофейная фляжка. Хоть Зеленый и видел, как я работал Штучкой по трупам, но не прочь еще раз взглянуть. Видимо, в прошлой жизни был сорокой, потому и падок на все блестящее.
Я неспешно, дабы не испортить красоты момента неуместной суетой, обтер руки снегом вперемешку с палыми прошлогодними листьями, провел ладонями по штанам – и лишь затем потянулся за Штучкой. Внушительное лезвие, почти беззвучно родившееся на конце тонкого древка, вырвало из зрителей дружный вздох. Даже невозмутимого Амеда проняло – уставился на серебряный клинок как младенец на соску. Он тоже видел, как я трупы кромсал, но сейчас, в темноте, да у костра, все воспринималось иначе.
Тук, потеребив бороду, согласился:
– И впрямь кирт. А каков он в деле?
– Не он – она: я назвал ее Штучка.
– Да хоть колодой обзовите – мне-то какое дело. Вот латы прорубить сможет?
– Если со всей силы врезать, то да. Кожаные доспехи ей вообще на один зуб, кольчуга тоже невеликая проблема. Зазубрин на кромке не остается. Да что зазубрины – даже кровь к лезвию не пристает.
– Стало быть, и ржа не выступает?
– Естественно.
– Удобно-то как – чистить не нужно. Но плохо, что клинок к концу расширяется: броню лучше узким колоть, и желательно четырехгранным, но чтобы с толстым основанием. Да и крюк надобно приделать, тогда отличное копьецо для любого случая получится. Ну разве что в пикейном строю с таким не постоишь – коротковато.
– Себе крюк приделай – Штучка и так хороша.