Рождение победителя

– Живой? А с виду не скажешь. Ох и тощий: кожу небось втроем на скелет натягивали. Откуда взялся? Ты ж вроде без мужика тут обитала.

– Сама-сама! – зачастила старуха. – Но вот намедни Король волноваться начал, так я от греха наружу его спровадила – и сама следом. Мало ли что там, глянуть не мешало. А он прямиком за холм, к старой дороге, и уж там, когда я, за ним ковыляя, поворот миновала, увидала этого болезного. Полз он без сил, а пятки уже гримы-недоделки покусывать собирались. И так они этим делом озаботились, что Король исхитрился близко подобраться и наброситься. Он, если дело не в полдень, ловко умеет охотиться. Крепко порвал пару черных – едва ушли от него. А болезного я сюда притащила.

– И на хрена он тебе сдался?!

– Так это… Выходить хотела. Глядишь, и сгодится в хозяйстве для чего-нибудь.

– Тьфу! Старая! О смерти думать давно пора, а все туда же!

– Ага. Стайрис говорил, что ее раньше брали с собой, когда в проливы ходили малой стаей. Она пару галер за вечер могла обслужить. В охотку ей это дело. Правда, старая?

Опять незнакомый голос. Тоже мужской, но спокойный, добродушный. Не похоже, что его обладатель считает себя хозяином всей земли, – вообще амбиции незаметны.

– Хорошие были деньки… – неопределенно ответила старуха.

– Кончай языком трепать – мечи все на стол! – потребовал первый. – Клош о горячем от самой реки мечтает, да и я тоже.

– Даже не знаю, чем и потчевать вас…

– А чего здесь знать – жидкого живот просит. Горшок хоть есть на похлебку?

– Для хороших людей посуду всегда найдем.

– Так ищи давай. И вымой ее хорошенько. Коренья есть или хотя бы травы? Что сама тут жрешь?

– Есть корень камыша и лопуха, рыба подвяленная с дымком, орех водный, лук и капуста.

– А чеснок есть?

– Нет. Король его запаха не любит.

– Жаль. Люблю я сало с чесноком пожевать, да только свой закончился. Но если жрать одно сало да сухари, как мы, целую неделю, – то золотом готов за жидкую юшку заплатить.

– А сало осталось?

– Да куда оно денется. У Гоба в мешке шмат нетронутый.

– Построгать в похлебку хорошо бы. Наваристо выйдет.

– Жир один, но ладно – главное, поторопись. А там, может, подстрелю что-нибудь повкуснее, если всю дичь твой уродец не распугал.

От полученной информации глаза сами собой раскрылись, а захлопнуться не успели – надо мной внезапно склонилась бородатая мужская морда. Сверля колючим взглядом, она высказалась угрожающе:

– У! Скелет! Зыркает! Нехороший у него взгляд. Умный больно, хоть и болезный. Откуда он здесь взялся, такой хитрый?

– А я почем знаю? По следам – от реки пришел, но по следам я далеко не ходила. Дошла до плаща брошенного и назад вернулась. Плащ хороший, не из дешевых. Да и остальная одежка непростая, только очень грязная и подранная местами. Но не ветхая.

– Может, украл?

– Может, и так, – согласилась старуха. – Но сдается мне, что из благородных он.

– Да в Межгорье через одного благородного встретить можно. Старые Кенгуды, когда их ублажали, на титулы не скупились. Где еще увидишь, чтобы дворянин, завернувшись в отрепья, драных коз пас? Медяк цена их благородству. Чего встала? Давай горшок доставай! Гоб, очагом займись, а то эта ведьма до ночи копаться будет.





* * *


Сражаясь с апатией и подступающим забытьем, я ухитрился продержаться до обеда не сомкнув глаз. Пришельцы готовку и прием пищи устроили у входа в пещеру. Это было недалеко от места, где располагалось мое ложе, и можно было прислушиваться к размеренным беседам – после голодухи или тяжких испытаний за едой у многих языки развязываются. Эта парочка не являлась исключением.

Тело бездействовало, но мозг иногда радовал меня здравыми мыслями. Я все больше поражался бездонной глубине той зад… неоднозначной ситуации, в которой оказался.

Заносчивого бородача звали Мараш, а второго, спокойного увальня, – Гоб. Может, клички, может, имена – не знаю. Но одно знаю наверняка – оба они демы. Те самые «дети могил», о которых я слышал много плохих вещей и ни одной хорошей. Предатели рода человеческого, прислуживающие нечистой силе. Обитатели южных заморских земель, в которые нет дороги нормальному человеку. Пираты, чьи непобедимые галеры наводят ужас на все цивилизованные побережья. Жестокие вандалы, сметающие города и деревни, страшно убивая стариков и забирая остальных в рабство, из которого нет возврата.

Демы не занимаются дипломатией. Демы убивают без разговоров и лицемерных оправданий. И делают это с великим удовольствием и дурной привычкой затягивать муки жертв. Не будь погани, аборигены ни за что не стали бы терпеть такой напасти. Забыв о дрязгах, объединились бы и выжгли гнезда ублюдков. Но с такой крутой защитой ренегаты могут чувствовать себя в безопасности – ни одна армия не сунется в земли, давно контролируемые темными. А вот для них весь мир открыт. Перепуганные владыки туземных государств позволяют инквизиторам делать все, что им заблагорассудится, лишь бы не допускали засилья вражеских шпионов. Но, по слухам, черная братия демам не слишком мешает – они всегда все про всех знают, а вот про то, что творится на их берегах, можно лишь гадать, довольствуясь сомнительными байками.

Ни Мараш, ни Гоб ни разу не признали вслух своей принадлежности к силам тьмы. Но мне это не требовалось – улик хватило. К примеру, они упоминали о галерах и проливах, к которым ходили их корабли. Я мало что знаю о местных флотах, но наслышан о морских засадах демов. Да и посудины они свои называли характерно – у нормальных людей слышал лишь про струги и когги.

Ручной монстр к пришельцам отнесся индифферентно, а это интересный штрих. И пусть я не знаток тонкостей психологии погани, но зато хорошо представляю реакцию нормального человека при виде такого создания. Крики, хватание за оружие, паническое бегство или яростная атака. А эта парочка восприняла присутствие уродца как должное.

Хотя все это, конечно, ерунда на фоне главного. Главное, что выдало их гнилую античеловеческую натуру, – сало.


Местные жители анекдотов про пристрастие хохлов к подкожному жиру свиней не поймут. Для них выслушивать подобное так же неприятно, как для нас, допустим, внимать рассказам о пожирании заживо грудных младенцев под соевым соусом. Свинина здесь не просто продукт животноводства – это жесткое табу, которого нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах. Можешь человека съесть, если сильно припечет, но к хрюшке не вздумай даже пальцем прикасаться.

А эти ребятки неоднократно жаловались на то, что целую неделю питались только салом и сухарями. Испытанная временем солдатская диета, но это на Земле – здесь первая часть подобного «пайка» доступна лишь демам.

Я лежал и слушал – больше мне ничего не оставалось. Демы, к сожалению, не унижались до детальных объяснений причины их появления здесь. Но имеющему уши достаточно легких намеков.

Картина складывалась простая, хотя и нуждающаяся в прояснении отдельных моментов. Мараш был офицером, командующим высадкой на берег, – главный «морской пехотинец» на корабле. Гоб – один из его рядовых. Их галера зашла в какую-то реку, чтобы «потеребить Кенгуда за вымя». Первоначально я думал, что речь идет о рейде за добычей, но, когда услышал, что река называлась Ибра, понял, что ошибся. Пиратствовать на границе Ортара невыгодно: мирных поселений там вообще нет, а брать добычу с крепостей себе дороже. Скорее всего, разведка.

Я не люблю королевских солдат, но в этот раз они не оплошали. Во время очередной затянувшейся высадки налетела кавалерия, втоптав в береговой песок всех, кто не успел добраться до галеры. Оставшиеся с трудом отвели корабль от берега и на «всех парах» ушли вниз по течению.

Мараш с парой бойцов в это время находился на вершине горы, куда забрался с целью осмотра дальних окрестностей. Полюбовавшись сверху картиной разгрома, пираты пришли к неутешительному выводу: галера вряд ли вернется. Местность недружелюбная, кишит негативно настроенными солдатами, которые если и берут демов в плен, то ненадолго. После случившегося землю носом рыть будут в поисках уцелевших, так что оставаться здесь нежелательно.

И тут они вспомнили, что целая армада галер как раз в это время собиралась устроить рейд по Межгорью с целью захвата ключевых замков. После этого флот обзаведется отличными базами, безопасными стоянками и прочими приятными вещами, причем все это под боком у северян. Демы считали, что хозяина там больше нет и не грех это дело исправить. Их разведка доложила, что серьезных воинских сил в долине не имеется, как и населения, но что будет дальше – неизвестно. Так что затягивать с походом не должны.

Уцелевшая тройка ночью совершила переход по горам, добравшись до древней дороги, рассекавшей прибрежный хребет. По пути один из пиратов сломал ногу и сам попросил, чтобы его добили. Понимал, что тащить его не смогут, а если оставят – солдаты быстро найдут. Местность возле реки в том районе патрулировалась серьезно, тем более после стычки, зато в сторону Межгорья ортарцы шага боялись сделать.

Даже для опытных воинов поход оказался нелегким испытанием. Дождь и мокрый снег, сильные заморозки по ночам, пронизывающий ветер, отсутствие убежищ от непогоды. К счастью, они вспомнили, что где-то на дороге обитает старая ведьма, – демам она в помощи не откажет. Да и как откажешь таким крутым здоровякам?

В итоге они нашли хоть и невзрачный, но кров, а заодно и горячую похлебку. Пираты намеревались сидеть здесь до момента подхода эскадры, после чего присоединиться к своим.

Подслушивая их разговоры, я остро жалел, что у меня нет автомата Калашникова и набора дееспособных конечностей. Одна очередь по мужикам, вторая – в Короля. Потом допрос ведьмы – старуха наверняка знает немало интересных вещей. Затем бегом в Мальрок, готовиться к вторжению, надеясь, что врагов окажется не запредельно много.

Но я мог только бессильно слушать. И утешать себя мелким злорадством: парочка громил даже не подозревает, что в их руках находится беспомощный страж. Насколько я знал, даже за мертвого у них воздаются немыслимые почести убийцам. А уж за живого…

Сидят, хлебают вонючую похлебку из грязного горшка и мечтают о том, чтобы их не наказали каким-то загадочным «прибавлением» за срыв разведывательного рейда.





* * *


– Ну дура! Ну старая!! Не плащ надо было показывать!!! Не плащ! Неужели все забыла?!

Кричали так близко, что пришлось проснуться и приступить к процедуре натужного поднятия век. Вряд ли увижу, в чем дело, но рефлексу этого не докажешь. Чего это Мараш разоряется? Ни разу еще он таких воплей себе не позволял. Обычно, отправив Гоба на дальний холм следить за водным путем в центральное Межгорье, он быстро удовлетворяет старуху, прикрыв ей лицо тряпкой (эстет), после чего или храпит, или жрет сало. Другие занятия его не привлекают. Не знаю, сколько дней прошло, но, похоже, не один и не два – у демов сложился распорядок, который ничем не нарушается.

И вдруг такой концерт.

Я только-только начал приоткрывать глаза, как грубая лапа вцепилась в волосы, потянула с треском, до сверкающих искр перед глазами. Вторая рука ухватила за плечо, тело мое взмыло в воздух, а затем отправилось в свободный полет, завершившийся ударом о стену пещеры. Неровности камня вызвали вспышку боли в левом боку, зашибленном еще при давнем падении в реку.

Уже было потерял сознание, но опять достали жестокие лапы: за волосы, под руку, и далее – в полет к другой стене. Затем цикл повторился, и в конце него я вылетел на белый свет.

То же свинцовое небо, мокрая земля, камни, впивающиеся в ребра, и сильное недоумение. За что? Бьют ведь всерьез – могут и убить. Не сказать что сильно уж больно – нервные окончания барахлят, как и все остальное. Но все равно чревато. Чем это я так ухитрился насолить Марашу?

Пинок в бок, и почти сразу еще один. И крик:

– Забью как гвоздь! Говори: где остальные?!

И рад бы сказать, но умею лишь мычать, да и не понимаю, кого этот псих имеет в виду.

Старуха, спасибо ей, вступилась:

– Да чего ты взбеленился?! Один он! Я же рассказывала!

Бабка раздражена. Похоже, Мараш сегодня не успел уделить ей внимания. Теперь обижается, что он променял женскую ласку на избиение калеки.

Очередной удар наконец приносит темноту, выбившую глупые мысли. И правильно: пусть нервные окончания сгнили напрочь, но во время избиения надо думать о чем-нибудь серьезном, а не об озабоченных старухах.

Затем последовала череда провалов в памяти, перемежаемых сценами одна хуже другой. Вот Мараш продолжает расчетливо избивать: старается делать это больно, но без серьезных увечий. Вот он мочится на мое безвольное тело, а я даже брезгливости не ощущаю – лишь отупение и апатию. Вот он опять орет, требуя выдать все, что знаю. Трясет перед лицом моим легким мечом. Кричит, что это матийское оружие: никто, кроме них, его не использует. Вряд ли я пришел один, значит, остальные где-то в Межгорье – и дем очень хочет узнать: где именно?

Даже умей я говорить, промолчал бы. Нет здесь никаких матийцев, нет и, возможно, никогда не было. Но не поверит он, что меч достался от покойного сэра Флориса. Тот у него без дела валялся как забавная бесполезная безделушка, годная лишь на сырье для кузнечных работ: сталь отменная.

Оправдываться бессмысленно: Мараш в ярости; он уже составил в голове свою версию событий, и тупо-упрямый характер не позволит никому ее разрушить. Я всего лишь часть схемы, и даже признания не требуется – он считает, что узнал обо мне почти все. Остались жалкие мелочи, которые следует выбить кулаками.

Я его понимаю. Видимо, матийцы чем-то сильно не по душе демам, и Мараш считает, что информация о них может помочь ему реабилитироваться после неудачной разведки.

Странно, что я вообще еще в состоянии думать в промежутках между чернотой беспамятства и градом ударов.

С очередным Мараш перестарался. Опять угодил в многострадальный бок. Хруст, волна боли, прошедшая по всем костям, помутнение в глазах и жалкий хрип при попытке вдоха. Наверное, сумел улыбнуться при мысли, что вот-вот все закончится. Жажда жизни не вечна: длительные испытания ее убивают.

Дем, видимо, подумал что-то неправильное:

– Скалишься?! Смеешься?! Матиец, ты слишком далеко ушел от теплого моря! Сейчас я тебе напомню о нем!