Ритм наших сердец

– Что такое? Ты так странно выглядишь. Я сказала что-то смешное? – с набитым ртом поинтересовалась Пейтон.

Я покачала головой и скрестила ноги.

– Да нет, просто сегодня нечто подобное сказал Габриэль. Вы очень близки, не так ли?

Близки… насколько близки?

– Да, мы знаем друг друга с детского сада, – пробормотала Пейтон в свою вафлю, от которой осталось уже меньше половины.

Я нерешительно укусила свою и тут же испытала сахарный шок.

– О господи боже, – выдавила я, заставив девушку рассмеяться.

– Не волнуйся, после трех укусов твои вкусовые рецепторы к этому привыкнут. Прежде чем осознаешь, ты полюбишь вафельные бомбы Тайлера, – заявила она и продолжила есть с таким аппетитом, что я тоже вонзила зубы в мягкое тесто. Обилие шоколада едва не склеило мне рот, но в мгновение ока его на мне стало больше, чем во мне.

Пейтон выглядела не лучше.

– Что именно ты делаешь здесь, на «Зажигай»? Сопровождаешь Габриэля? – спросила я с таким набитым ртом, что у меня едва оставалось место, чтобы дышать.

Пейтон проглотила последний кусок и начала слизывать шоколад с пальцев.

– И да, и нет. Я отвечаю за хореографию в нескольких постановках. Включая одну для Габриэля в Лос-Анджелесе. Тот факт, что мы тоже путешествуем вместе, связан с тем, что Кельвин так запланировал. Он провел с Габриэлем достаточно много времени, чтобы понять, что я единственная, кто может выдержать его в автобусе целых три недели. – Она пожала плечами и с переменным успехом начала стирать шоколад со своих щек и подбородка.

Я подняла кружку с напитком и впервые испытала благодарность, что у пива которым запивала сахар, терпкий аромат.

– Скажи, обалденное сочетание? – со знанием дела осведомилась Пейтон, и я не могла не согласиться.

Никогда еще пиво не казалось мне таким приятным на вкус, тем не менее уже через несколько глотков я заметила, как алкоголь ударил мне в голову. Следовало быть более осторожной, если я не хотела, чтобы меня вырвало в автобусе. После выступления Ксандера сегодня вечером мы отправимся в Орландо. На дорогу нам потребуются целые сутки, поэтому я была благодарна, что большую часть времени мы будем спать. Мысль о предстоящем путешествии заставила желудок покалывать от предвкушения и нервозности. А с Пейтон, казалось, все стало гораздо лучше.

– Раз отвечаешь за хореографию, то ты – танцовщица? – полюбопытствовала я.

Пейтон глотнула пива и кивнула.

– Да. Моему отцу принадлежит танцевальный центр на Бродвее в Нью-Йорке. Я практически появилась на свет в танце, – усмехнулась она и наклонила голову. – А ты? Потому что я как-то не могу себе представить, что ты, как и твой брат, кутишь ночь напролет.

Я покачала головой.

– Нет, конечно, нет. Я изучаю классическую музыку.

– Дай угадаю… скрипачка? – сказала Пейтон. Обычно из-за подобного любопытства и прямоты мне неудобно общаться с людьми, но эта девушка оказалась особенной.

– Пианистка, – поправила я, чувствуя, как мои пальцы с тоской подергиваются. Я скучала по белым и черным клавишам под ладонями. Если я действительно проведу в пути три недели, мне нужно срочно найти синтезатор. Я ощущала себя как наркоман во время ломки.

– Значит, еще один клавишный наркоман, – заметила Пейтон с искоркой в глазах.

– Еще один? – озадаченно переспросила я.

– Да. Бывают моменты, когда Габриэля невозможно оторвать от стула у пианино. – Этот факт меня по-настоящему удивил. – Он безнадежный случай в том, что касается музыки, – продолжила Пейтон. – Я люблю этого придурка, но, если бы у него не было фанаток, он, вероятно, трахнул бы свое пианино, – сухо проговорила она, заставив меня рассмеяться так сильно, что пиво пошло у меня носом.

– Ау! – пискнула я, вытирая лицо рукавом и продолжая смеяться.

Углекислота впилась в слизистые оболочки и вызвала слезы на глазах. Пейтон сочувственно скривилась и похлопала меня по плечу.

– Лучше?

– Почти, – выдохнула я и быстро поставила кружку. В моей крови явно уже хватало алкоголя. – Скажи, – спросила я девушку, которая подставила лицо солнцу и щурилась на него, как кошка, – разве ты не хочешь знать, что сделал Габриэль?

Пейтон открыла один глаз и искоса посмотрела на меня.

– Мне не нужно знать. Я могу представить, что он сделал. Габриэль – потаскушка, и его фильтр непристойности пропал где-то в шестом классе. В любом случае я удивлена, что он не получает пощечины постоянно.

– Да, я в общем-то так и думала, – пробормотала я, подавив желание снова потянуться за пивом. – Дай угадаю: Габриэль – это типичный «я сплю со всем, что не движется слишком быстро и не дерево, никогда не имею отношений, и не даю воли чувствам» плохиш.

– Хм… – Пейтон склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. – Наверное, по поводу постели это правда, но если Габриэль плохиш, то я – зануда. Вообще-то у него были довольно долгие отношения, и столько девушек, сколько я после этого выпроводила из его постели, означают, что он либо слишком ленив, чтобы делать это самостоятельно, либо любит обниматься. – Она шевельнула бровями, но я зацепилась за первую часть ее ответа.

– У Габриэля есть девушка? – удивилась я. – Настоящая?

– Была, – поправила Пейтон, – ее звали Талия. Мы трое выросли вместе. Они с Габриэлем были вместе с того момента, как перестали считать поцелуи чем-то отвратительным. – Она улыбнулась этому воспоминанию. – До этого он никогда ни с кем не был, даже ни на кого не смотрел. Для него существовала только Талия. Они были идеальной парой в школе. Это было нечто особенное… по крайней мере, мы все так считали. Включая Габриэля.

Я смотрела на Пейтон широко раскрытыми глазами, пытаясь примирить ее версию Габриэля с портретом, который уже успела составить. Пока мне это не удавалось. Типичный образ плохиша, которого он изображал, начал рассеиваться, и это меня очень беспокоило.

– Что произошло? – спросила я наконец.


Пейтон скривилась.

– Я точно не знаю. Он не рассказывал мне всего. Их отношения рухнули около двух лет назад. Вместе с его карьерой в группе.

– Да, об этом я уже слышала. – О чем говорили те две девушки в поезде? Что группа распалась, потому что Габриэль и мой брат…

– Габриэль – би? – вырвалось у меня, и Пейтон уставилась на меня так, словно я поинтересовалась, зеленая ли Луна.

– Спроси его об этом сама, – наконец сказала она, дернув уголком рта. – А потом, пожалуйста, сфотографируй выражение его лица, хорошо?

Мы обе хихикнули, а затем Пейтон вздохнула.

– Ну что ж… мне пора на сцену. Ты пойдешь со мной? – осведомилась она, вставая.

– Я лучше вернусь к автобусу, – ответила я и позволила ей поднять себя. Упс, неужели земля и раньше была такой неровной?

– Все с тобой ясно, пожалуй, провожу тебя, – взяла меня за руку Пейтон.

Уровень шума, должно быть, постоянно рос в последние несколько часов, но я заметила это только сейчас. В поисках поддержки я цеплялась за новую подругу. Она заметила мое внезапное напряжение? Ее необычайная харизма, алкоголь и способность отвлекать – вот все, что удерживало меня от обморока. Понимала ли она, что делает? Я незаметно изучала счастливое, беззаботное выражение ее лица. Возможно, нет. Просто интуитивно поступала правильно. Она очень походила на Итана. Только с грудью.

Как раз когда шум начал до предела напрягать мои барабанные перепонки, мы добрались до парковки. Земля уступила место асфальту, и в поле зрения появились различные транспортные средства. Вздох облегчения вырвался из моей груди, вызвав озабоченный взгляд Пейтон. Но я лишь устало улыбнулась и потащила ее к большому черному автобусу.

Перед ним в старом шезлонге сидел Джордж и что-то печатал на своем телефоне. Увидев нас, он вскочил. Облегченное выражение проступило в угловатых чертах его лица.

– Мисс Прайс, рад вас видеть. Я уже начал беспокоиться.

– Не волнуйся, Джорджи, – проговорила Пейтон и погладила его по плечу. – Я позаботилась о ней. Ксандер внутри?

Телохранитель кивнул, но видно было, что он колеблется.

– Возможно, вам стоит подождать еще немного, – прошептал он нам, многозначительно глядя в сторону автобуса.

Мы недоуменно посмотрели на него. Пейтон уже собиралась проигнорировать предупреждение, когда дверь распахнулась и оттуда вылетел мой брат.

– Я буду жаловаться! – кричал он с пунцово-красным лицом и почти врезался в Пейтон, которая в испуге отшатнулась. – Что за?.. – Взгляд брата остановился на мне. Яростно фыркнув, он схватил меня за руку и попытался оттащить от автобуса. – Пойдем, Саммер. Нужно пожаловаться Кельвину. Он же не думает, в самом деле, что я буду спать в автобусе с этим сумасшедшим.

– Да, беги, Прайс-Икс, беги… может быть, по дороге ты снова найдешь свое достоинство, – донеслось из автобуса.

Мой брат резко остановился, снова фыркнул и обернулся. Я сделала то же самое и увидела прислонившегося к дверному косяку Габриэля.

– Что здесь происходит? – спросила Пейтон, прежде чем это успела сделать я.

Пренебрежительное выражение исчезло с лица Габриэля, вместо этого на его губах появилась дьявольская улыбка. От его взгляда у меня по коже побежали мурашки.

– Ну, похоже, с сегодняшнего дня мы соседи по автобусу, – произнес он, растягивая слова.

Ксандер и я одновременно выругались.

– Не смотри ему в глаза, Саммер, а то еще забеременеешь, – прошипел мой брат, совершенно серьезно прикрывая мои глаза.

– Ксандер! – возмутилась я, а Пейтон лишь весело рассмеялась.

Сам Габриэль только насмешливо приподнял бровь.

– Обычно для чего-то вроде этого я использую больше, чем просто глаза, Прайс-Икс. И, поверь мне, это она заметит.

– Габриэль, ты паршивый… – начала я.

– Перестань оскорблять мою сестру, Блейзон, – прервал меня Ксандер. – Если ты хоть пальцем до нее дотронешься…

– …тогда что? – подначил Габриэль. А мне наконец удалось стряхнуть руки брата.

– …тогда я тебя кастрирую, и ты будешь петь сопрано, – закончил угрозу мой брат.

Не впечатленный, Габриэль скрестил руки на груди.

– Эээ, вот теперь мне страшно, – продолжил издеваться он. – И как ты собираешься это сделать? Своими песнями? Поверь, от них у меня несколько раз все выворачивалось наизнанку.

– Я сейчас сам тебя выверну, – прорычал Ксандер, бросаясь к Габриэлю.

Мы с Пейтон мгновенно встали между ними. Она держала одного, а я схватила за руку другого. Но если Габриэль не перестанет поливать нашу с Ксандером музыку грязью, тогда, может быть, я все-таки отпущу своего брата. До сих пор я не принимала близко к сердцу эти насмешки, поскольку они в основном были направлены против Ксандера и его эго, но критика нашей музыки действовала мне на нервы. В конце концов, там мой текст, мой голос, и Габриэль знал, по крайней мере, первое. В конце концов, он сказал о том проигрыше.

– Хорошо, мальчики, я думаю, пора снизить уровень тестостерона. Ваш концерт вот-вот начнется, и я не могу допустить, чтобы вы избили друг друга до синяков, – добавил Джордж.

Мальчики посмотрели друг на друга поверх наших голов и одновременно заявили: