Резистент
Часть 13 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы вам только рады! – уверяет девочка. Агата закрывает за собой дверь.
Я все еще не задаю вопросов, хотя и понятия не имею, что это было. Она привела меня сюда, чтоб показать, как Ната занимается вместе с новой подружкой?
– Девочка в очках – Лина, – говорит Агата, когда мы выходим из здания, – ты ее рассмотрела?
– Ну… в какой-то мере.
– Я давно занимаюсь ею. Она – дочь господина Бернева, но не того, с которым ты знакома, а его брата. Тот тоже здесь работает, руководит охраной. Но она ему не родная. Он удочерил Лину, потому что ее мать умерла в родах. И было это одиннадцатого июля. Эта девочка – первый обнаруженный абсолютный Резистент. Я думаю – почти уверена – что Лина приходится тебе сестрой.
Это перебор. Я еще как-то справлялась с остальными новостями (а ведь все, что говорит Агата, понемногу разрушает мои представления о мире), но теперь просто в отчаянии. Не бывает такого. Это уже слишком крутой поворот.
– Но моя сестра не была бы сиротой, – хрипло возражаю я. – Мой отец тогда был жив-здоров, бабушка тоже. Они забрали бы ребенка.
– Не знаю, что тогда произошло. Возможно, здесь не все чисто и по закону. Но посуди сама, бывают ли такие совпадения: дата рождения, похожая судьба, да еще и абсолютная Резистентность?
– Нет. Но…
– Я выясню все в ближайшие дни. Подниму записи в родильном отделении, поищу свидетельство о смерти ребенка.
Хочу ли я иметь сестру? Ответ – да. Возможно, мне ее всегда не хватало. Я чувствовала пустоту после смерти отца, и будь у меня сестра, может, все было бы по-другому. Проще. А сейчас, когда я одна, совсем без семьи в этом Центре, она нужна мне тем более. Но я хочу сестру, а не незнакомую девочку, которую впервые вижу. Даже если окажется, что мы сестры по крови, – она уже другой человек, нас воспитывали в разных семьях. Я никогда не смогу стать ей настоящей сестрой.
– Не нужно, – уверенно говорю я, – не нужно ничего выяснять. Это ведь ничего не изменит.
– Твое право, – сразу соглашается Агата. Мы входим в «Солар», идем в ее кабинет. Здесь – никаких разговоров о сестрах. Агата делает вид, что осматривает меня, задает вопросы о моем здоровье, а сама молча дает мне маленький черный рюкзак на коротких лямках. Я не представляю, как скрывать его до экспедиции и во время нее. Потом, конечно, можно будет сунуть на дно большого походного рюкзака, но до тех пор придется придумать, как спрятать в комнате. Спрятать от Алисы.
Доктор Агата выжидает немного и возвращает меня в «Нептун». Заходит к Гарри и забирает на осмотр его. А ведь я осталась без осмотра, обязательного перед каждой вылазкой. Возвращаюсь в комнату. Прикладываю ухо к двери, убеждаюсь, что Алисы нет. Быстро вытряхиваю все из шкафчика, заталкиваю туда рюкзак и заставляю бутылочками с дезодорантом, шампунем и мылом. Все равно видно. Если я буду открывать ящик при Алисе, она может заметить. Похоже на паранойю. Ну, черный рюкзак, и что? Все равно убираю принадлежности для душа и вместо них закрываю рюкзак книгами – атласом с ядовитыми растениями и недавно полученной «Историей Пентеса». Вот теперь – не разглядишь. Дверца ящика закрывается с усилием, внутри теперь совсем тесно.
Отхожу к Алисиной кровати, поглядываю на ящик: не открывается ли? Вроде ничего. И что я так переполошилась? Последнее, что можно заподозрить, если ящик откроется, – опасные вещицы для сбежавших из города. А что там? Я не посмотрела, даже в голову не пришло. А теперь любопытство просто пожирает изнутри. А вдруг там что-то опасное, что нужно носить осторожно? А я запихнула его в ящик, сто раз сдавив и перекрутив. Вдруг что-то испортила? Теперь неважно: достать его из шкафчика – целое дело.
Алиса в такое время не появляется. Я спокойно иду на обед, но мыслями все время возвращаюсь к посылке. Рюкзак не очень тяжелый, так что там точно не кирпичи, – вот и все, что я поняла. Что там может быть? Какие-нибудь ключи к Центру? Или костюмы Резистентов, чтобы проникнуть незамеченными? Сама понимаю, что догадки наивные.
– Как обследование? – интересуется Ната, еще не дожевав свой рис.
– Что? А, все хорошо. По-прежнему здорова.
– Волнуешься перед разведкой?
– Не очень, – на самом деле очень.
– А ты как? – она оборачивается к Гарри.
– Отлично, в предвкушении, – пожимает плечами Гарри, – мы тут уже засиделись. Нас учат целой куче вещей, но в основном они нам не понадобятся. Это ведь даже не разведка на самом деле. Просто вылазка. Взять немножко земли и воды оттуда и вернуть сюда – проще некуда.
– Они не стали бы учить вас стрелять и драться, если не было бы потребности, – справедливо замечает Ната.
Чем больше я узнаю о наружном мире, тем больше понимаю: в походе может произойти что угодно. Нападение дикарей, людей из коммуны, зверей, в конце концов. Но с нами Адам. Думаю, он легко устранит всех их вместе взятых. Мое отношение к Адаму сильно изменилось в тот день, когда я застала его в женском туалете. Он все же обычный человек со своими недостатками – вот что я тогда поняла. А потом оказалось, что он дерется и стреляет так круто, что я и не представляла. Я принимала Адама за обычного зануду, но сейчас почти восхищаюсь им, пусть характер у него и чересчур нордический. Он абсолютно спокоен и невозмутим, не смеется и не шутит, я вообще плохо представляю, о чем он думает. А вот тогда, ночью в туалете, я чувствовала другое. Он был будто… в отчаянии. Словно другим человеком подменили.
Выворачиваю шею, чтобы взглянуть на Адама. Нахожу взглядом его затылок. Как всегда: сидит прямо, локти не касаются стола, все по правилам. Чуть повернув голову к парню, сидящему рядом, что-то рассказывает с серьезным лицом. Артур, с которым я невольно сравнила Адама при знакомстве, абсолютно другой. Теперь я не нахожу и особого внешнего сходства.
Вспоминаю об Артуре, и становится тоскливо. Что он там, как живет? Получил ли письмо? Вот с ним я хотела бы пойти в разведку. С ним это была бы увлекательная прогулка с кучей интересных историй и смехом всю дорогу.
В последний день перед разведкой тренировок не будет, надо отдыхать и собираться. Зато сегодня и завтра нас будут мучить до последнего! На вечернюю тренировку по борьбе приходит сам Бернев и еще двое мрачных мужчин. Когда они входят в зал, мы как раз дурачимся с Гарри, галдеж стоит невероятный, но все мгновенно стихают. Бернева здесь побаиваются. Еще бы: возьмет да заберет тебя в лабораторию для экспериментов.
Адам шепчет: давайте, не стойте столбом. Мы отлипаем от стен и начинаем разминаться, чтобы делать хоть что-то. А Бернев молча проходит в дальний угол и садится на складной стул тренера.
Мы должны себя показать? Он пришел посмотреть на нас с Гарри, в этом я уверена. Оценить успехи. А мы прячемся в толпе и делаем вид, что очень заняты разминкой.
– Гарри, – говорит Адам, не поворачивая головы, – давай, встань с Олегом. Покажи, как ты блокируешь удары.
Гарри кивает. У него правда хорошо выходит: всего пару раз попробовал и понял, что это вроде его личной фишки. У него хорошая реакция и сильные руки. Уже есть, что показать Берневу и остальным. Черт, а если Адам сейчас велит что-нибудь показать и мне? Я многому научилась за две недели. По крайней мере, не стою теперь столбом. Но одно дело – тренироваться с кем-то из мальчиков (а они наверняка меня жалеют, хоть я и прошу драться в полную силу), и совсем другое – демонстрировать свои умения целой комиссии. У меня фишек нет.
Я думаю о том, что будет делать Адам, если я опозорюсь. Это ведь он договорился за меня с начальством. И, как оказалось, из-за просьбы Агаты. А теперь окажется, что я – обычная девчонка, место которой в лучшем случае в службе охраны или медицине. Потому Адам и отправил Гарри демонстрировать, чему тот научился. А меня держит подальше от глаз Бернева.
С тревогой наблюдаю, как Гарри дерется с Олегом. Хоть бы сумел показать себя с хорошей стороны! Олег все понял, вроде даже поддается, чтоб Гарри смотрелся круче. А Бернев сидит с каменным лицом – ни одобрения, ни недовольства. Как будто смотрит неинтересную передачу по телевизору. Но ведь наверняка делает какие-то свои выводы.
– Была еще девушка, – вдруг говорит он громко. Сердце готово разорвать грудную клетку. Нельзя так волноваться, иначе выйдет еще хуже.
– Да, вот она, – говорит Адам. Я понимаю, что все это время стояла за его спиной, словно он и правда меня прятал. Ох, что сейчас будет!
– Подойди сюда.
На ватных ногах подхожу к Берневу. Стараюсь, чтоб походка выглядела уверенной, но внутри все сжимается. И с чего я так перепугалась? Что случится в худшем случае? Не пустят в экспедицию? Ну и ладно… хотя – как же ладно, если нужно отнести рюкзак? Да и кто станет меня здесь держать, если я не подхожу для работы? Отправят на опыты, и поминай, как звали. То-то Алиса обрадуется.
– Драться не боишься? – задает странный вопрос Бернев.
– Вовсе нет.
– Давай, встань вон с номером сто тринадцать ноль три. Давно здесь не было девичьих боев – года два.
Ну да, раньше здесь Алиса тренировалась. Интересно, у нее все выходило сразу?
Народ чуть расступается, без всякой команды образовывая полукруг. Ко мне выходит девочка – та самая, которая отказалась драться со мной на первой тренировке. Я теперь знаю, что зовут ее Женей. Она сказала – «В другой раз»? Похоже, этот раз настал.
Мы сходимся. Все наблюдают. Ну неужели нельзя заниматься своими делами? У Гарри не было столько зрителей.
Не оплошай. Не думай ни о ком. Не обращай внимания на дрожь в коленях. Бей.
Не успевает Женя встать в боевую стойку, как я без всякой подготовки бью ее кулаком. Удар застает ее врасплох; наверное, она даже не была уверена, что я вообще смогу напасть. А я уж вложила в удар весь вес своего тела, как Адам учил. Нельзя давать ей времени опомниться. Делаю рывок вперед и бью снова, едва не сбивая с ног. Хорошо. Дышать. Бросаюсь назад, когда Женя бьет в ответ, очень вовремя. Но тут же получаю по лицу другим ее кулаком. От силы удара челюсть уходит вбок, губу словно огнем обдает. Но я на ногах. Пытаюсь вспомнить все, что показывал Адам. Обездвижить ее. Схватить за руку.
Дожидаюсь, когда Женя замахивается снова, и прямо в полете ловлю ее кулак, крепко хватаю запястье. У меня вышло – сделала точно, как Адам в первый день! Но не успеваю я сообразить, что дальше, как от боли в животе на секунду меркнет в глазах, будто свет выключили. Руку Жени я схватила, но ноги у нее по-прежнему свободны… Пользуясь моим замешательством, Женя высвобождает руку, снова бьет меня в живот. И снова… Падаю на пол, свернувшись в комок. Нельзя сдаваться. Нельзя лежать здесь, на глазах у всех. Поднимаюсь, хотя разгибать спину больно. Бросаюсь на Женю с разбегу – она как раз отошла, решив, что со мной покончено, – заваливаю на спину, прижимаю к полу своим весом. Такому Адам точно не учил! Я даже не уверена, что это по правилам. Бью Женю по лицу, много раз, до крови. У меня самой кровь льет из губы, я чувствую, как она стекает по подбородку и шее, но боли нет. Женя зла. Я чувствую ее ярость, сочащуюся из глубины бесцветных глаз. Она стряхивает меня, отбивается ногами. Скоро мы валяемся по полу, как затеявшие драку школьники.
– Ладно, девочки, прекращайте, – не выдерживает Адам. Он стаскивает меня с Жени, а я делаю вид, что намерена драться до конца, хотя на самом деле безмерно рада, что все кончилось. Женя тоже как будто готова напасть снова.
Бернев молча уходит. Да что за черт! Я так завелась, пытаясь доказать ему, что не слабачка. И Гарри старался для него. А он просто встал и ушел.
– Что на тебя нашло? – горячий шепот Адама возле моего уха.
Я не знаю, что на меня нашло. Никогда раньше такого не было. И что ответить – тоже не знаю.
– Ох ты и дикая, – подбегает ко мне Гарри. Хоть он доволен мною.
– Нет, ты верно поступила, что не сдалась, – говорит Адам. – Если на нас нападут за Стеной, последнее, что будет иметь значение, это то, следуешь ли ты правилам. И господин Бернев тоже это понимает.
– То есть это хорошо, что я на нее накинулась?
– А какая разница – стрелять, бить или просто запрыгивать на противника? Никакой. Дело в другом. Ты дала волю эмоциям. Женя, впрочем, тоже. Под конец выглядели как не поделившие платье девчонки.
Обидно, но я понимаю, что он прав. Черт, он всегда прав.
– Беги в душ, тренировка для вас окончена. А ты, Гарри, большой молодец…
Иду по коридору и злюсь. Злюсь на Бернева, на себя, на Женю, которая могла бы и поддаться, зная, что наблюдают именно за мной. И на Адама. Чего он кинулся нас разнимать? Достаточно было сказать «стоп». Я ведь не дикий зверь. А теперь выглядит так, будто я совсем неуправляемая.
Залетаю в свою комнату. И мысли о тренировке тут же улетучиваются. Мой ящик исчез; все его содержимое кучкой лежит возле Алисиной кровати. Над вещами сидит сама Алиса. Черный рюкзак – моя самая страшная тайна – лежит на самом верху. И как раз в тот момент, когда я вхожу в комнату, рука Алисы тянется к нему, почти касаясь лямки.
– Ты что такая побитая, с лестницы навернулась? Я решила, что раз тебе сложно просто переложить шмотки в другой ящик, я сделаю это сама. Можешь не благодарить.
– Ты рылась в моих вещах, – медленно говорю я, отчеканивая каждое слово. Какая-то пружина внутри меня, давно уже сжатая до предела, вот-вот разожмется, и тогда точно случится что-то страшное.
– Здесь твоего ничего нет. А что в этом рюкзаке?
– Не твоего ума дело.
– Ты меня прямо заинтересовала!
Иду к куче пожитков, чтобы быстро сгрести все в охапку и унести подальше. И вижу, как рука Алисы назло мне тянется к молнии на рюкзаке. Это точка. Жирная точка в конце моего терпения.
Бросаюсь на Алису, качусь вместе с ней по полу, больно ударяясь головой о кровать. Видел бы меня сейчас Бернев – решил бы, что я готовый боец. Она толкает меня, лягает ногами в живот, заламывает руку за спину и тыкает лицом в стену. Ну уж нет, здесь даже нет Адама, чтоб меня оттащить. И терять нечего. С силой дергаюсь назад, едва не сбиваю Алису с ног. Ей приходится выпустить меня. Снова толкаю, толкаю, пока она не падает, хватаясь руками за быльце кровати.
Тяжело дыша, отхожу к стене. Что дальше? Что теперь будет?
– Больная на голову, – шипит Алиса, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Лечиться тебе надо.
Я жду нового удара, но Алиса просто отряхивает одежду, позыркивая на меня. Пользуясь моментом, хватаю рюкзак. Как теперь быть? Она ведь из принципа залезет в мой ящик и откроет рюкзак. Или просто расскажет Берневу или кому еще, что я храню что-то подозрительное. Где были мои мозги? Сейчас кажется, что это была вообще не я.
Нацепляю рюкзак на спину, беру полотенце, мыло и шампунь, убегаю в душ, хлопнув дверью. Придется везде таскать рюкзак с собой, пока не придумаю, где его держать.
Забегаю в душ и закрываю дверь на защелку. И впервые даю волю слезам. Просто сижу на холодном кафельном полу и плачу, растирая слезы по лицу, как маленькая. Слишком много всего навалилось, слишком много ошибок я успела сделать. Я просто хочу назад свою спокойную жизнь с Ба.
Привожу себя в порядок, успокаиваюсь. Все нормально. Пока еще ничего страшного не случилось. Решаю открыть рюкзак. Я имею право знать, что там. Столько усилий, чтоб его сохранить…
Внутри – небольшой прозрачный пакет с желтоватым порошком. Оторопело гляжу на него. И это оно?.. То, чего не хватает коммуне, чтоб спасти людей из Центра? В карманах обнаруживаю три компактных устройства с выдвижной антенной и маленьким экраном, несколько пластиковых бутылочек, полных темной жидкости, и пакетик, а внутри – фото. На нем красивая молодая женщина и мужчина с густой темной бородой. Женщина смутно напоминает Агату. Должно быть, ее родители. Но зачем она так рискует? Без фото содержимое рюкзака никак не соотнести с Агатой. Она могла бы сделать вид, что ни при чем, даже если я сдала бы ее. А так – сразу ясно, что это ее рюкзак и что в нем – послание ее брату. Неужели передать это фото настолько важно?
Придется как-то перепрятать все эти вещи. Распихиваю все по карманам, – только пакет деть совсем некуда. Заворачиваю его в бумажные полотенца для рук. Ими же наполняю рюкзак, чтоб не выглядел пустым. Почти весь рулон расходую. Все вещи прячу рядом с кабинкой и только после этого принимаю душ. Следы от ударов начинают болеть, особенно разбитая губа. К ней больно пальцем притронуться. Одеваюсь, беру вещи, гляжу в зеркало. Завернутый пакет можно принять за постиранное белье. Но карманы сильно оттопыриваются. Она заметит.
Иду в комнату, как на казнь. И – о чудо! – там пусто. Быстро думаю, куда спрятать вещи. Что-то пихаю под матрас, что-то – в одежду. Рюкзак вместе с другими вещами кладу в свой ящик. Пусть теперь Алиса сколько угодно копается в бумажных полотенцах. Напоследок осматриваю комнату. Если целенаправленно не рыться, то вряд ли что-то заметишь.
Если бы только я могла довериться Нате, Нику или Гарри! Их соседи точно не роются в вещах. Спрятали бы у них. Они точно поняли бы и помогли, ведь дело касается наших общих друзей. Но раз Агата запретила, я ничего не могу поделать. Господи, во что же я влипла?
Я все еще не задаю вопросов, хотя и понятия не имею, что это было. Она привела меня сюда, чтоб показать, как Ната занимается вместе с новой подружкой?
– Девочка в очках – Лина, – говорит Агата, когда мы выходим из здания, – ты ее рассмотрела?
– Ну… в какой-то мере.
– Я давно занимаюсь ею. Она – дочь господина Бернева, но не того, с которым ты знакома, а его брата. Тот тоже здесь работает, руководит охраной. Но она ему не родная. Он удочерил Лину, потому что ее мать умерла в родах. И было это одиннадцатого июля. Эта девочка – первый обнаруженный абсолютный Резистент. Я думаю – почти уверена – что Лина приходится тебе сестрой.
Это перебор. Я еще как-то справлялась с остальными новостями (а ведь все, что говорит Агата, понемногу разрушает мои представления о мире), но теперь просто в отчаянии. Не бывает такого. Это уже слишком крутой поворот.
– Но моя сестра не была бы сиротой, – хрипло возражаю я. – Мой отец тогда был жив-здоров, бабушка тоже. Они забрали бы ребенка.
– Не знаю, что тогда произошло. Возможно, здесь не все чисто и по закону. Но посуди сама, бывают ли такие совпадения: дата рождения, похожая судьба, да еще и абсолютная Резистентность?
– Нет. Но…
– Я выясню все в ближайшие дни. Подниму записи в родильном отделении, поищу свидетельство о смерти ребенка.
Хочу ли я иметь сестру? Ответ – да. Возможно, мне ее всегда не хватало. Я чувствовала пустоту после смерти отца, и будь у меня сестра, может, все было бы по-другому. Проще. А сейчас, когда я одна, совсем без семьи в этом Центре, она нужна мне тем более. Но я хочу сестру, а не незнакомую девочку, которую впервые вижу. Даже если окажется, что мы сестры по крови, – она уже другой человек, нас воспитывали в разных семьях. Я никогда не смогу стать ей настоящей сестрой.
– Не нужно, – уверенно говорю я, – не нужно ничего выяснять. Это ведь ничего не изменит.
– Твое право, – сразу соглашается Агата. Мы входим в «Солар», идем в ее кабинет. Здесь – никаких разговоров о сестрах. Агата делает вид, что осматривает меня, задает вопросы о моем здоровье, а сама молча дает мне маленький черный рюкзак на коротких лямках. Я не представляю, как скрывать его до экспедиции и во время нее. Потом, конечно, можно будет сунуть на дно большого походного рюкзака, но до тех пор придется придумать, как спрятать в комнате. Спрятать от Алисы.
Доктор Агата выжидает немного и возвращает меня в «Нептун». Заходит к Гарри и забирает на осмотр его. А ведь я осталась без осмотра, обязательного перед каждой вылазкой. Возвращаюсь в комнату. Прикладываю ухо к двери, убеждаюсь, что Алисы нет. Быстро вытряхиваю все из шкафчика, заталкиваю туда рюкзак и заставляю бутылочками с дезодорантом, шампунем и мылом. Все равно видно. Если я буду открывать ящик при Алисе, она может заметить. Похоже на паранойю. Ну, черный рюкзак, и что? Все равно убираю принадлежности для душа и вместо них закрываю рюкзак книгами – атласом с ядовитыми растениями и недавно полученной «Историей Пентеса». Вот теперь – не разглядишь. Дверца ящика закрывается с усилием, внутри теперь совсем тесно.
Отхожу к Алисиной кровати, поглядываю на ящик: не открывается ли? Вроде ничего. И что я так переполошилась? Последнее, что можно заподозрить, если ящик откроется, – опасные вещицы для сбежавших из города. А что там? Я не посмотрела, даже в голову не пришло. А теперь любопытство просто пожирает изнутри. А вдруг там что-то опасное, что нужно носить осторожно? А я запихнула его в ящик, сто раз сдавив и перекрутив. Вдруг что-то испортила? Теперь неважно: достать его из шкафчика – целое дело.
Алиса в такое время не появляется. Я спокойно иду на обед, но мыслями все время возвращаюсь к посылке. Рюкзак не очень тяжелый, так что там точно не кирпичи, – вот и все, что я поняла. Что там может быть? Какие-нибудь ключи к Центру? Или костюмы Резистентов, чтобы проникнуть незамеченными? Сама понимаю, что догадки наивные.
– Как обследование? – интересуется Ната, еще не дожевав свой рис.
– Что? А, все хорошо. По-прежнему здорова.
– Волнуешься перед разведкой?
– Не очень, – на самом деле очень.
– А ты как? – она оборачивается к Гарри.
– Отлично, в предвкушении, – пожимает плечами Гарри, – мы тут уже засиделись. Нас учат целой куче вещей, но в основном они нам не понадобятся. Это ведь даже не разведка на самом деле. Просто вылазка. Взять немножко земли и воды оттуда и вернуть сюда – проще некуда.
– Они не стали бы учить вас стрелять и драться, если не было бы потребности, – справедливо замечает Ната.
Чем больше я узнаю о наружном мире, тем больше понимаю: в походе может произойти что угодно. Нападение дикарей, людей из коммуны, зверей, в конце концов. Но с нами Адам. Думаю, он легко устранит всех их вместе взятых. Мое отношение к Адаму сильно изменилось в тот день, когда я застала его в женском туалете. Он все же обычный человек со своими недостатками – вот что я тогда поняла. А потом оказалось, что он дерется и стреляет так круто, что я и не представляла. Я принимала Адама за обычного зануду, но сейчас почти восхищаюсь им, пусть характер у него и чересчур нордический. Он абсолютно спокоен и невозмутим, не смеется и не шутит, я вообще плохо представляю, о чем он думает. А вот тогда, ночью в туалете, я чувствовала другое. Он был будто… в отчаянии. Словно другим человеком подменили.
Выворачиваю шею, чтобы взглянуть на Адама. Нахожу взглядом его затылок. Как всегда: сидит прямо, локти не касаются стола, все по правилам. Чуть повернув голову к парню, сидящему рядом, что-то рассказывает с серьезным лицом. Артур, с которым я невольно сравнила Адама при знакомстве, абсолютно другой. Теперь я не нахожу и особого внешнего сходства.
Вспоминаю об Артуре, и становится тоскливо. Что он там, как живет? Получил ли письмо? Вот с ним я хотела бы пойти в разведку. С ним это была бы увлекательная прогулка с кучей интересных историй и смехом всю дорогу.
В последний день перед разведкой тренировок не будет, надо отдыхать и собираться. Зато сегодня и завтра нас будут мучить до последнего! На вечернюю тренировку по борьбе приходит сам Бернев и еще двое мрачных мужчин. Когда они входят в зал, мы как раз дурачимся с Гарри, галдеж стоит невероятный, но все мгновенно стихают. Бернева здесь побаиваются. Еще бы: возьмет да заберет тебя в лабораторию для экспериментов.
Адам шепчет: давайте, не стойте столбом. Мы отлипаем от стен и начинаем разминаться, чтобы делать хоть что-то. А Бернев молча проходит в дальний угол и садится на складной стул тренера.
Мы должны себя показать? Он пришел посмотреть на нас с Гарри, в этом я уверена. Оценить успехи. А мы прячемся в толпе и делаем вид, что очень заняты разминкой.
– Гарри, – говорит Адам, не поворачивая головы, – давай, встань с Олегом. Покажи, как ты блокируешь удары.
Гарри кивает. У него правда хорошо выходит: всего пару раз попробовал и понял, что это вроде его личной фишки. У него хорошая реакция и сильные руки. Уже есть, что показать Берневу и остальным. Черт, а если Адам сейчас велит что-нибудь показать и мне? Я многому научилась за две недели. По крайней мере, не стою теперь столбом. Но одно дело – тренироваться с кем-то из мальчиков (а они наверняка меня жалеют, хоть я и прошу драться в полную силу), и совсем другое – демонстрировать свои умения целой комиссии. У меня фишек нет.
Я думаю о том, что будет делать Адам, если я опозорюсь. Это ведь он договорился за меня с начальством. И, как оказалось, из-за просьбы Агаты. А теперь окажется, что я – обычная девчонка, место которой в лучшем случае в службе охраны или медицине. Потому Адам и отправил Гарри демонстрировать, чему тот научился. А меня держит подальше от глаз Бернева.
С тревогой наблюдаю, как Гарри дерется с Олегом. Хоть бы сумел показать себя с хорошей стороны! Олег все понял, вроде даже поддается, чтоб Гарри смотрелся круче. А Бернев сидит с каменным лицом – ни одобрения, ни недовольства. Как будто смотрит неинтересную передачу по телевизору. Но ведь наверняка делает какие-то свои выводы.
– Была еще девушка, – вдруг говорит он громко. Сердце готово разорвать грудную клетку. Нельзя так волноваться, иначе выйдет еще хуже.
– Да, вот она, – говорит Адам. Я понимаю, что все это время стояла за его спиной, словно он и правда меня прятал. Ох, что сейчас будет!
– Подойди сюда.
На ватных ногах подхожу к Берневу. Стараюсь, чтоб походка выглядела уверенной, но внутри все сжимается. И с чего я так перепугалась? Что случится в худшем случае? Не пустят в экспедицию? Ну и ладно… хотя – как же ладно, если нужно отнести рюкзак? Да и кто станет меня здесь держать, если я не подхожу для работы? Отправят на опыты, и поминай, как звали. То-то Алиса обрадуется.
– Драться не боишься? – задает странный вопрос Бернев.
– Вовсе нет.
– Давай, встань вон с номером сто тринадцать ноль три. Давно здесь не было девичьих боев – года два.
Ну да, раньше здесь Алиса тренировалась. Интересно, у нее все выходило сразу?
Народ чуть расступается, без всякой команды образовывая полукруг. Ко мне выходит девочка – та самая, которая отказалась драться со мной на первой тренировке. Я теперь знаю, что зовут ее Женей. Она сказала – «В другой раз»? Похоже, этот раз настал.
Мы сходимся. Все наблюдают. Ну неужели нельзя заниматься своими делами? У Гарри не было столько зрителей.
Не оплошай. Не думай ни о ком. Не обращай внимания на дрожь в коленях. Бей.
Не успевает Женя встать в боевую стойку, как я без всякой подготовки бью ее кулаком. Удар застает ее врасплох; наверное, она даже не была уверена, что я вообще смогу напасть. А я уж вложила в удар весь вес своего тела, как Адам учил. Нельзя давать ей времени опомниться. Делаю рывок вперед и бью снова, едва не сбивая с ног. Хорошо. Дышать. Бросаюсь назад, когда Женя бьет в ответ, очень вовремя. Но тут же получаю по лицу другим ее кулаком. От силы удара челюсть уходит вбок, губу словно огнем обдает. Но я на ногах. Пытаюсь вспомнить все, что показывал Адам. Обездвижить ее. Схватить за руку.
Дожидаюсь, когда Женя замахивается снова, и прямо в полете ловлю ее кулак, крепко хватаю запястье. У меня вышло – сделала точно, как Адам в первый день! Но не успеваю я сообразить, что дальше, как от боли в животе на секунду меркнет в глазах, будто свет выключили. Руку Жени я схватила, но ноги у нее по-прежнему свободны… Пользуясь моим замешательством, Женя высвобождает руку, снова бьет меня в живот. И снова… Падаю на пол, свернувшись в комок. Нельзя сдаваться. Нельзя лежать здесь, на глазах у всех. Поднимаюсь, хотя разгибать спину больно. Бросаюсь на Женю с разбегу – она как раз отошла, решив, что со мной покончено, – заваливаю на спину, прижимаю к полу своим весом. Такому Адам точно не учил! Я даже не уверена, что это по правилам. Бью Женю по лицу, много раз, до крови. У меня самой кровь льет из губы, я чувствую, как она стекает по подбородку и шее, но боли нет. Женя зла. Я чувствую ее ярость, сочащуюся из глубины бесцветных глаз. Она стряхивает меня, отбивается ногами. Скоро мы валяемся по полу, как затеявшие драку школьники.
– Ладно, девочки, прекращайте, – не выдерживает Адам. Он стаскивает меня с Жени, а я делаю вид, что намерена драться до конца, хотя на самом деле безмерно рада, что все кончилось. Женя тоже как будто готова напасть снова.
Бернев молча уходит. Да что за черт! Я так завелась, пытаясь доказать ему, что не слабачка. И Гарри старался для него. А он просто встал и ушел.
– Что на тебя нашло? – горячий шепот Адама возле моего уха.
Я не знаю, что на меня нашло. Никогда раньше такого не было. И что ответить – тоже не знаю.
– Ох ты и дикая, – подбегает ко мне Гарри. Хоть он доволен мною.
– Нет, ты верно поступила, что не сдалась, – говорит Адам. – Если на нас нападут за Стеной, последнее, что будет иметь значение, это то, следуешь ли ты правилам. И господин Бернев тоже это понимает.
– То есть это хорошо, что я на нее накинулась?
– А какая разница – стрелять, бить или просто запрыгивать на противника? Никакой. Дело в другом. Ты дала волю эмоциям. Женя, впрочем, тоже. Под конец выглядели как не поделившие платье девчонки.
Обидно, но я понимаю, что он прав. Черт, он всегда прав.
– Беги в душ, тренировка для вас окончена. А ты, Гарри, большой молодец…
Иду по коридору и злюсь. Злюсь на Бернева, на себя, на Женю, которая могла бы и поддаться, зная, что наблюдают именно за мной. И на Адама. Чего он кинулся нас разнимать? Достаточно было сказать «стоп». Я ведь не дикий зверь. А теперь выглядит так, будто я совсем неуправляемая.
Залетаю в свою комнату. И мысли о тренировке тут же улетучиваются. Мой ящик исчез; все его содержимое кучкой лежит возле Алисиной кровати. Над вещами сидит сама Алиса. Черный рюкзак – моя самая страшная тайна – лежит на самом верху. И как раз в тот момент, когда я вхожу в комнату, рука Алисы тянется к нему, почти касаясь лямки.
– Ты что такая побитая, с лестницы навернулась? Я решила, что раз тебе сложно просто переложить шмотки в другой ящик, я сделаю это сама. Можешь не благодарить.
– Ты рылась в моих вещах, – медленно говорю я, отчеканивая каждое слово. Какая-то пружина внутри меня, давно уже сжатая до предела, вот-вот разожмется, и тогда точно случится что-то страшное.
– Здесь твоего ничего нет. А что в этом рюкзаке?
– Не твоего ума дело.
– Ты меня прямо заинтересовала!
Иду к куче пожитков, чтобы быстро сгрести все в охапку и унести подальше. И вижу, как рука Алисы назло мне тянется к молнии на рюкзаке. Это точка. Жирная точка в конце моего терпения.
Бросаюсь на Алису, качусь вместе с ней по полу, больно ударяясь головой о кровать. Видел бы меня сейчас Бернев – решил бы, что я готовый боец. Она толкает меня, лягает ногами в живот, заламывает руку за спину и тыкает лицом в стену. Ну уж нет, здесь даже нет Адама, чтоб меня оттащить. И терять нечего. С силой дергаюсь назад, едва не сбиваю Алису с ног. Ей приходится выпустить меня. Снова толкаю, толкаю, пока она не падает, хватаясь руками за быльце кровати.
Тяжело дыша, отхожу к стене. Что дальше? Что теперь будет?
– Больная на голову, – шипит Алиса, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Лечиться тебе надо.
Я жду нового удара, но Алиса просто отряхивает одежду, позыркивая на меня. Пользуясь моментом, хватаю рюкзак. Как теперь быть? Она ведь из принципа залезет в мой ящик и откроет рюкзак. Или просто расскажет Берневу или кому еще, что я храню что-то подозрительное. Где были мои мозги? Сейчас кажется, что это была вообще не я.
Нацепляю рюкзак на спину, беру полотенце, мыло и шампунь, убегаю в душ, хлопнув дверью. Придется везде таскать рюкзак с собой, пока не придумаю, где его держать.
Забегаю в душ и закрываю дверь на защелку. И впервые даю волю слезам. Просто сижу на холодном кафельном полу и плачу, растирая слезы по лицу, как маленькая. Слишком много всего навалилось, слишком много ошибок я успела сделать. Я просто хочу назад свою спокойную жизнь с Ба.
Привожу себя в порядок, успокаиваюсь. Все нормально. Пока еще ничего страшного не случилось. Решаю открыть рюкзак. Я имею право знать, что там. Столько усилий, чтоб его сохранить…
Внутри – небольшой прозрачный пакет с желтоватым порошком. Оторопело гляжу на него. И это оно?.. То, чего не хватает коммуне, чтоб спасти людей из Центра? В карманах обнаруживаю три компактных устройства с выдвижной антенной и маленьким экраном, несколько пластиковых бутылочек, полных темной жидкости, и пакетик, а внутри – фото. На нем красивая молодая женщина и мужчина с густой темной бородой. Женщина смутно напоминает Агату. Должно быть, ее родители. Но зачем она так рискует? Без фото содержимое рюкзака никак не соотнести с Агатой. Она могла бы сделать вид, что ни при чем, даже если я сдала бы ее. А так – сразу ясно, что это ее рюкзак и что в нем – послание ее брату. Неужели передать это фото настолько важно?
Придется как-то перепрятать все эти вещи. Распихиваю все по карманам, – только пакет деть совсем некуда. Заворачиваю его в бумажные полотенца для рук. Ими же наполняю рюкзак, чтоб не выглядел пустым. Почти весь рулон расходую. Все вещи прячу рядом с кабинкой и только после этого принимаю душ. Следы от ударов начинают болеть, особенно разбитая губа. К ней больно пальцем притронуться. Одеваюсь, беру вещи, гляжу в зеркало. Завернутый пакет можно принять за постиранное белье. Но карманы сильно оттопыриваются. Она заметит.
Иду в комнату, как на казнь. И – о чудо! – там пусто. Быстро думаю, куда спрятать вещи. Что-то пихаю под матрас, что-то – в одежду. Рюкзак вместе с другими вещами кладу в свой ящик. Пусть теперь Алиса сколько угодно копается в бумажных полотенцах. Напоследок осматриваю комнату. Если целенаправленно не рыться, то вряд ли что-то заметишь.
Если бы только я могла довериться Нате, Нику или Гарри! Их соседи точно не роются в вещах. Спрятали бы у них. Они точно поняли бы и помогли, ведь дело касается наших общих друзей. Но раз Агата запретила, я ничего не могу поделать. Господи, во что же я влипла?