Ревенант

Маэстро Салазар только фыркнул, но отговаривать от поездки в Риер не стал, поскольку прекрасно отдавал себе отчет, в сколь уязвимое положение нас поставило обвинение в убийстве маркиза Альминца. По самому краешку ходим, по самому краешку…



От площади я без особого труда вывел нас к почтовой станции и подготовил для отправки в Ольс увесистый пакет с компроматом на Сильвио де ла Вегу. К портрету южанина и протоколам изъятия вещей присовокупил сопроводительное письмо для архиепископа Фредрика, в котором изложил многочисленные прегрешения официала ордена Герхарда-чудотворца и посоветовал провести собственное расследование, а для начала — попытаться отыскать садовника злодейски убиенного аристократа и некоего карманника, промышлявшего на Гресгатан. Первый мог опознать Сильвио по рисунку, второй расскажет о приметном золотом перстне. Такого рода улики значили не много, но его высокопреосвященство обладал достаточным влиянием, чтобы раздуть скандал даже на столь шатких основаниях. А если решит положить мое послание под сукно — не беда, второй комплект уже отправлен в Ренмель.

Небольшая месть хоть как-то выправила безнадежно испорченное настроение, так что в гостиницу я вернулся, уже не горя желанием рвать и метать.

— Остаемся на ночь! — объявил я с порога, и Уве не удержался от облегченного вздоха.

Вид у слуги, надо сказать, был пренесчастный. Марта пыталась отпоить страдавшего с похмелья школяра травяными настоями, но особого облегчения они не приносили.

Я подозвал хозяина и после отчаянного торга сбил плату за две комнаты, ужин и завтрак до более-менее приемлемых четырех дюжин крейцеров. Приняв талер, содержатель гостиницы выдал три гроша сдачи, а еще один удержал в счет присмотра за лошадьми, после велел подметавшему пол мальчишке показать наши комнаты. Там я скинул плащ, надел под камзол кольчугу, а поверх затянул перевязь с пистолями. Шпагу бросил на кровать, на поясе оставил только ножны с кинжалом, да еще прихватил с собой магический жезл.

— Все в порядке? — забеспокоилась Марта.

— Пригляди за Уве, на него смотреть больно, — попросил я, надев плащ. Холодно на улице не было, просто требовалось скрыть оружие от любопытных взглядов горожан.

При моем возвращении в зал маэстро Салазар в два длинных глотка осушил кружку, нахлобучил на голову шляпу и поднялся из-за стола.

— Какие планы на вечер? — спросил он уже на улице.

— Сильвио был слишком хорошо осведомлен о моих интересах. Пообщаемся с человеком, который не удержал язык за зубами, — недобро улыбнулся я и посвятил помощника в свой план подкараулить на темной улочке отца Маркуса и хорошенько его расспросить, если придется — то и с пристрастием.

В том же, что именно смотритель библиотеки кафедрального собора разоткровенничался с де ла Вегой или кем-то из его людей, я нисколько не сомневался. Эльза попросту не знала всех подробностей, и даже смотрителя читального зала не было рядом, когда мне в руки попал дореформенный том «Имен всех святых».

Моя задумка Микаэля особо не воодушевила, он поморщился и спросил:

— Убивать будем?

Вопрос был отнюдь не праздным, поскольку сотрудники Вселенской комиссии не имели права ни задерживать священнослужителей, ни даже просто опрашивать их. И если раньше я мог уповать на доброе отношение епископа Вима, то сейчас придется действовать исключительно на свой страх и риск.

— Нет, убивать не будем, — разочаровал я бретера, и тот вопросительно изогнул бровь.

— Не ты ли в пух и прах разругался с епископским викарием, Филипп? — напомнил Микаэль. — Если этот твой книжный червь на нас донесет, будем иметь бледный вид. Сам знаешь — с церковников нам только и остается, что пылинки сдувать!

Я достал один из двух отрезов черной материи и протянул его бретеру.

— Маски, Микаэль. Маски! Говорить будешь сам, меня он точно вспомнит по голосу.

Маэстро Салазар на миг задумался, потом вдруг развернулся и зашагал по улице в обратном направлении. Прежде чем я успел окликнуть его, Микаэль свернул к лестнице винного погреба и скрылся внутри. Пробыл он там недолго и вернулся с глиняной бутылью. При этом пойло выбрал самое дешевое из перегонного, чем заставил меня озадаченно нахмуриться.

— Сам посуди, Филипп, — усмехнулся Микаэль, — а ну как твой Маркус стоящую наводку даст, что тогда? Не бить же почтенного священнослужителя по голове, еще преставится. Напоим до беспамятства! Когда протрезвеет к утру, мы уже из города уедем.

Так и решили поступить.



Прямо у входа в библиотеку кафедрального собора маячить мы не стали, дабы не привлекать внимания караульных. Вместо этого расположились на соседнем перекрестке, откуда прекрасно просматривалась вся улица. Место было проходным, и глаза мы никому не мозолили, разве что Микаэлю с превеликим трудом удавалось сдерживаться, когда его толкали прохожие или требовал убраться с дороги верховой. Да еще он позволял себе сальные шуточки в отношении симпатичных горожанок и не упускал случая потрепать нервы сопровождавшим их кавалерам.

В итоге очень скоро мое терпение иссякло и я велел бретеру скрыться в переулке, а обратно позвал, лишь когда библиотеку покинул высокий сутулый мужчина в короткой накидке и закрывавшей плешь круглой шляпе с широкими полями. Отец Маркус!

Смотритель библиотеки явно направлялся в одну из окрестных таверн пообедать, шагал он уверенно и споро, не глядя по сторонам. Впрочем, волноваться ему и в самом деле было решительно не о чем, поскольку на улицах хватало прохожих и любое наше поползновение просто не могло остаться незамеченным. Конечно, существовала возможность приставить кинжал к боку и завести священника в какой-нибудь глухой переулок, но я идти на подобный риск не собирался. Так что прогулялись впустую.

— Марта может укрыть мороком, — предложил Микаэль по возвращении на уже опостылевший перекресток.

— Здесь в двух шагах епископская резиденция, — покачал я головой. — Никогда не знаешь, на кого наткнешься.

Маэстро Салазар кивнул, принимая резонность моих слов.

— И что будем делать?

— Ждать вечера. Пройдись по округе, подыщи укромное местечко, — попросил я и тут же подручного остановил: — Нет, стой!

Отец Маркус миновал вход в библиотеку и преспокойно потопал куда-то дальше. Мы с Микаэлем переглянулись и поспешили следом. Поначалу сложилось впечатление, что смотритель библиотеки направляется в кафедральный собор, но к городской площади он сворачивать не стал. Улица пошла под уклон, под ногами зачавкала грязь. Если в центре дороги были вымощены с явственной «горбинкой», чтобы вода и нечистоты стекали на обочины, то здесь сначала появились ямы и лужи, а затем и вовсе пришлось пробираться по изрядно подгнившим доскам деревянной мостовой. Слежка привела в район одного из городских рынков, в помойных канавах там громоздились кучи гниющего мусора, сточные воды разливались в настоящие болотца, местами получалось идти по мосткам, местами оставалось полагаться на сапоги.

Попадавшиеся навстречу носильщики паланкинов не очень-то и горели желанием уступать дорогу, из-под колес телег и копыт лошадей и вовсе летели брызги грязи. А зазеваешься — стопчут. Микаэль в сердцах обругал одного такого лихача последними словами, тот даже натянул поводья и схватился за шпагу. Маэстро Салазар с надеждой потянул из ножен собственное оружие, но его оппонент не решился связываться с южанином и пришпорил лошадь.

— Осел! — сплюнул ему вслед разочарованный бретер.

Я даже не замедлил шаг, поскольку не собирался упускать отца Маркуса. Микаэль нагнал меня и зашагал рядом, на ходу стряхивая с плаща брызги грязи. Пустое, чище тому от похлопываний было не стать.

— Влипнешь в неприятности, приплачу стражникам, чтобы в самую вонючую камеру законопатили! — раздраженно пообещал я. Маэстро Салазар лишь насмешливо фыркнул, но как-то сразу перестал задевать плечами встречных бюргеров.

Отец Маркус уверенно пересек рыночную площадь, дальше улица пошла в горку и заметно расширилась, скаты крыш и верхние этажи домов перестали нависать над проезжей частью. Замызганных оборванцев и телег с бочками и тюками заметно убавилось, начали даже попадаться кареты. Не самый престижный и богатый район, но и не цеховые кварталы, не говоря уже о трущобах бедноты. И публика на редкость приличная расхаживает, не возникает желания при виде местных обитателей придержать кошель на поясе.


Когда смотритель библиотеки кафедрального собора поднялся на крыльцо лавки с вывеской в виде книги и пера, я обернулся и попросил спутника:

— Микаэль, пройдись до рынка, поищи место, где нас никто не побеспокоит.

Маэстро Салазар кивнул и отправился выполнять распоряжение, а я пониже опустил на лицо шляпу, подошел к лавке и пригляделся к табличке, которая гласила, что это почтенное заведение основано более ста лет назад и с тех самых пор и поныне принадлежит почтенному семейству Геббен.

Маячить дольше необходимого у крыльца я не стал, а только отошел, и на улицу вернулся отец Маркус. Смотритель библиотеки двинулся в обратный путь, и мы очень удачно встретились с Микаэлем у неширокого зазора между глухими стенами двух соседних домов, где высилась куча на редкость зловонного мусора. Копошившиеся в нем крысы при нашем приближении даже не подумали разбежаться.

Улочка была пуста, и Микаэль, не мудрствуя лукаво, резким движением вколотил кулак под ребра не ожидавшему нападения священнику. Тот сдавленно хрюкнул и упал на колени, мы ухватили его под руки и прямо по грязи затащили в закуток, где маэстро Салазар первым делом завязал глаза пленника сложенным в несколько раз лоскутом.

— Не вздумай орать! — прошептал он и приложил к шее смотрителя библиотеки вытянутую из ножен дагу, пока что — плашмя.

Я встал у выхода из закутка, перекрыв фигурой обзор случайным прохожим, да никто особо и не пытался заглянуть за кучу мусора. Ничего интересного там происходить не могло.

— Магистр вон Черен снова в городе, — прошептал на ухо смотрителю библиотеки Микаэль, и отец Маркус при упоминании моего имени явственно вздрогнул. — Знаешь зачем?

— Нет! — быстро ответил священник.

— Не ври!

— Клянусь! Я ничего не знаю!

Маэстро Салазар слегка повернул руку, и по тощей шее с крупным кадыком покатилась первая капелька крови.

— Либо начнешь говорить, либо отправишься к праотцам в назидание остальным…

Понятия не имею, кого имел в виду Микаэль, но на отца Маркуса это заявление впечатление, несомненно, произвело. Пусть не сразу, но он все же начал говорить и наговорил обо мне множество крайне занятных вещей. Смотритель библиотеки и в самом деле запомнил, какую именно страницу дореформенного тома «Имен всех святых» я открыл первым делом, очень уж жуткой ему показалась миниатюра с укутанной осиным роем фигурой.

— Кто еще знает об этом? — перешел тогда к истинной цели допроса маэстро Салазар. — Кому ты еще об этом рассказал?

— Никому… — начал было смотритель библиотеки и мигом заткнулся, когда бретер усилил давление кинжала.

— Кому ты рассказал об этом? — очень спокойно и четко выговаривая слова, повторил Микаэль свой вопрос, и его холодный тон пронял даже меня.

А вот отец Маркус оказался то ли отчаянно храбрым, то ли боялся кого-то даже больше человека, приставившего к его горлу нож. Он попытался вскинуть руки в молитвенном жесте, получил кулаком по уху, упал на землю и заплакал. Маэстро Салазар присел на корточки и попытался ухватить священника за волосы, но те оказались слишком редки и коротки. Тогда цепкие пальцы бретера стиснули покрасневшую после удара мочку.

— У нас впереди целая вечность, — угрожающе произнес Микаэль. — Просто скажи, кто интересовался этим, и нам не придется пытать тебя и резать на куски. Просто скажи. Понимаешь?

Отец Маркус закивал, всхлипнул и выдавил из себя:

— Мэтр Геббен! О магистре расспрашивал мэтр Геббен!

Бретер намеревался поинтересоваться личностью этого мэтра, но я припомнил табличку на двери книжной лавки и прищелкнул пальцами. Микаэль понял меня без слов и спросил о другом:

— С чего тебе откровенничать с ним?

Ответ оригинальностью не поразил. Отец Маркус оказался подвержен греху стяжательства — Ральф вон Дален был далеко не первым, кто сумел подобрать к смотрителю библиотеки золотой ключик. И если поначалу мэтра Геббена интересовали сочинения из числа не самых запретных, то прошлой осенью вскоре после известных событий он не только потребовал выяснить, кому именно передали «Житие подвижника Доминика», но и возжелал узнать, что искал в библиотеке кафедрального собора некий Филипп вон Черен.

— Зачем обычному книжнику интересоваться приезжим магистром Вселенской комиссии? — спросил Микаэль. — Как он объяснил свой интерес?

— Никак! — всхлипнул отец Маркус. — Я не спрашивал! Поймите, я просто не мог ему отказать!

Священник весь съежился, будто в ожидании удара, вместо этого маэстро Салазар зубами выдернул пробку из горлышка глиняной бутылки и сунул пойло в руки смотрителя библиотеки.

— Пей!

Отец Маркус принюхался к пойлу, облизнул пересохшие губы и присосался к горлышку. Крупный кадык размеренно заходил вверх-вниз; перегонное вино потекло из уголка рта и заструилось по шее, но впустую пролилось не так уж и много. Когда мы уходили, священник упился до положения риз.





4


С ходу ломиться в книжную лавку почтенного мэтра Геббена мы не стали. Для начала прошлись по округе и наметили возможные пути отхода, затем встали поодаль и принялись вести подсчет покупателей, запоминая, сколько человек входит и сколько выходит. Опустела лавка только в сумерках, тогда и начали действовать, благо время для всевозможных эскапад было самым что ни на есть подходящим: и прохожих на улице почти не осталось, и ночная стража еще город обходить не взялась.

— Действуем жестко? — спросил Микаэль, заранее высвобождая из-под плаща рукоять шпаги.

— Не гони лошадей! — одернул я подручного. — Сначала попробую разговорить по-хорошему.

— Какой резон ему с тобой откровенничать? — фыркнул маэстро Салазар.

Я поднял руку и продемонстрировал служебный перстень.