Рейд

— Ещё в рейд не ушли, а вы уже ситуации создаёте. Так и до антенны не дойдём.

Другие казаки смеялись. Брали оружие, тоже пробовали его на ящике. В общем, впечатление тесак произвол на всех двоякое. Вроде и хорошо всё режет, но неудобен, тяжёл. Для сапёрной работы может и пригодится, но таскать на себе три кило, которые не работают и минуты, было бессмысленно.

— Ладно, возьмём с собой, проверим, как он в дороге себя поведёт, — прятал тесак в ножны урядник Головин.

— Под отчёт, — напомнил Валько.

— Да ясно, ясно, — за всех отвечал Юра.

Казаки стали собирать полученный боекомплект, короб с эхолотом, аптечки, тротил со взрывателями и всё остальное, грузили это в свой транспорт и прощались с кладовщиком.



— На твоём «дюрале» пойдём? — Спросил Юра.

— Да, — отвечал Аким, когда они приехали на пирсы.

— Моя лодка побольше, — заявил Червоненко.

— На моей мне привычнее будет. — Отвечал Саблин. — Бери, понесли.

Они дотащили взрывчатку, патроны и эхолот.

— Топливо, — напомнил Юра, — надо «стекляшек» натаскать.

— Да не нужно, у меня со вчерашнего дня валяются, на полный бак хватит. Бака нам в два конца хватит.

— Думаешь?

— Хватит-хватит, — заверил Аким, — я ходил до антенны, туда ровно пол бака.

Они перенесли все, что привезли на лодку, и закурили. Внимательно проверили списки. Рейд — дело не шуточное. Ничего, вроде, не забыли.



Сапоги, пыльник и даже КХЗ пришлось снять. Такие были тут правила. Все их знали. Сестра выдала им резиновые тапки, шапочки и халаты, только после этого дежурный фельдшер пустил их внутрь госпиталя. В коридоре бегали маленькие дети, все с медмасками на лицах, но даже с ними им было весело. У окна, сидели два казака из выздоравливающих. Курили. Аким и Юра с ними поздоровались, перекинулись парой слов про здоровье, пошли дальше. Тут же по коридору прогуливались медленно две беременных на последних днях. И только свернув в отделение реанимации, они остались одни. Нашли нужную палату, постучались, отрыли дверь.

Берич не казачьего рода был, вообще не из местных, но записался во Второй Пластунский полк охотником, три призыва честно отслужил, после чего просил дозволения зваться казаком. Деды решили, что воевал он хорошо и сам человек честный, и общество дало добро. Теперь он был реестровым казаком-пластуном. Но вот надел, как и всем новичкам, дали на отшибе, у самой степи. Песок и пыль. Плохой надел. И чтобы сводить концы с концами, небогатые казаки ходили за рыбой далеко. И в промысел ходили, на кордоны. Рисковали, а что было делать.

Тихомир Берич с трудом поднял руку, приглашая их войти. Он до пояса, почти до груди, был погружен в ванну, в биораствор. На каждом квадратном сантиметре кожи головы, лица и рук черные точки, а то и по две на сантиметр. Мошка изъела, от укусов кожа отекла, стала синей. Саблин с трудом представлял, как это можно выдержать. Вся левая рука, плечо и даже шея в недлинных ранах, похожих на ожоги.

— А это что? — Спросил Юра, указывая на левую руку Берича.

— Пиявки, — за того ответил Аким. — Наверное, КХЗ порвал с левой стороны, они и налезли.

— Точно, — хрипло и медленно сказал Тихомир Берич и кивнул. — Пыльник скинул под водой, когда я выплыть хотел, а рукав КХЗ об борт лодки распорол. Потом, — он перевёл дыхание, — лодка потопла со всем снаряжением, Коля тоже не выплыл, так и пришлось сутки по болоту идти, с кочки на кочку. Где вброд, где вплавь.

— Где вы были-то? — Спросил Червоненко.

— Юго-запад от антенны. Сороковой квадрат. — Прохрипел раненый.

— Знаешь те места? — Спросил Юра у Акима.

— Знаю, — отвечал Аким, — был там пару раз. Бывшее русло Турухана, омут на омуте, все омуты по пятнадцать метров глубиной.

— Так, — согласился Берич.

— За налимами ходили?

— И за налимами, и лотос поискали, и щук хороших взяли пару центнеров. За первый день столько взяли, что чуть лодку не потопили. Мы на двух «дюралях» ходили, думали, второй наберём и пойдём обратно.

— Так вы на двух лодках ходили? — Уточнил Саблин. — А чего же ты пешком уходил? Почему, как выплыл, на второй лодке не пошёл.

Берич вздохнул, сглотнул и заговорил:

— Мы поставили палатку на острове с камнем, там и лодку оставили, и рыбу пойманную сложили, а как нас опрокинуло, я, конечно, до острова доплыл, а там ни палатки, ни лодки уже не было. Забрал кто-то.

— А кто же? — Удивился Юра. — Может казаки с других станиц?

— Не может такого быть, — сказал Саблин, — не бывало такого никогда. На наших лодках номер полка, все видят, кто ж у брата воровать будет.

— Не знаю, кто забрал, — отвечал Берич.

Ему всё труднее было говорить. И понимая это, Аким произнёс:


— Ты скажи, Тихомир, бегемот чёрный был или серый, он ещё жир набирать будет или нажрал уже и заляжет в омут?

— Не видел я его, — делая большие вздохи, заговорил Берич, — ударил в дно снизу. Сильно ударил, лодка в воздухе перевернулась. Потом я об воду ударился, чуть контузило, в воде я его тоже не видал.

— Ладно, Тихомир, — Аким встал, за ним встал и Юра, — ты давай, выздоравливай. Врачи говорят, что шкуру тебе восстановят и грибок выведут. Бывай.

Пожимали ему здоровую руку.

— Казаки, — сипло остановил их Берич.

— Ну, — они остановились у дверей.

— Лодку мою найдите, иначе мне с врачами и не рассчитаться будет. Общество мне счета за больницу не покроет, кошевой говорит, не на войне ранен.

— Поищем, Тихомир, поищем, — обещал Червоненко.

Аким кивал согласно:

— Поглядим и вокруг, и по омутам тоже пройдёмся. Если найдём — поднимем.



Участок Юры был удивительно удобный, он подходил к болоту вплотную, причём эта часть болота не заросла ни крепки рогозом, ни тростником, тут было свободное место, здесь у Юры на берегу были расставлены огромные поддоны-сушилки. Лодка и насосы нагоняли в них воду болота, причём собирали верхнюю часть воды, где амёб больше всего. А солнце выпаривало воду, оставляя тонны амёб на железе, которые быстро превращались в желтоватую пыль. Эту пыль тут же прессовали в брикеты. Брикеты пользовались спросом. Они горели, и при сгорании, если качнуть к ним кислорода, давали хорошую температуру. Тем Юра и жил, он даже в болото нечасто ходил, ему было незачем.

Аким остановил квадроцикл, Червоненко слез и предложил:

— Зайдёшь? У меня брага поспевает.

— Не, дело есть.

Саблин чуть подумал, надо ли говорить об этом Юре, он глядел, как в огромных поддонах четверо китайцев разравнивают горы ещё влажных амёб большими швабрами. Юрка ждал, словно чувствовал, и Аким решил, что сказать надо:

— Яшку, балабола, отправил к тебе, чтобы ты ему работу дал.

— Не приходил, — тут же сказал Червоненко.

— Да знаю, он к Савченко пошёл, и, кажись, тот его взял в артель.

— Ишь, ты. — Юра полез в пыльник и достал сигареты, предложил Акиму, но тот не взял, Юра стянул респиратор, закурил и повторил приглашение: — Пошли в дом, чего на жаре торчать, сорок два уже.

— Не-е, поеду, поговорю с Савченко. Пусть гонит Яшку.

— Ну, тогда я с тобой.

— Сам, — коротко ответил Аким.

Юрка усмехнулся, выпустил дым и сказал:

— Вы же с ним плохо разошлись.

— Не плохо, а так себе, — уклончиво ответил Аким.

— Не поделили добычу?

— И это тоже, — Саблину не очень хотелось посвящать в эти старые распри Юрку.

Но Юра не отставал:

— Давай с тобой поеду.

— Говорю же — сам.

— Упрямый ты. Вот чего ты такой упрямый?

— Ты, вон, за работниками своими пригляди, бездельничают.

Но Червоненко такими словами не пронять, он даже не глянул в сторону китайцев, улыбнулся ехидно и сказал:

— Думаешь, если мы вдвоём приедем, Савченко думать станет, что ты испугался к нему один ехать.

Юрка подлец, всё вечно знает, всё чувствует, Аким даже расстроился. Ничего не сказал, нажал акселератор. Электромоторы зашуршали, и он поехал к Савченко, а Юра стоял на жаре, смотрел ему в след и курил.