Рейд
Часть 10 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А Юра вдруг засмеялся, сидит, трёт плечо.
— Чего ты? — Спрашивает Аким.
— Как ты из этой «безоткатки» (безоткатного орудия), стреляешь. Синяк теперь будет.
Аким молчит, улыбается. А солнце жарит вовсю. Уже сорок. Скоро будет заимка деда Сергея.
Глава 11
Это бывший радар. Наверное, военный. Тех военных, что ещё до пришлых были. Хотя, может, и нет, может, радар и невоенную авиацию обслуживал. В книгах Аким читал, что была и такая. Он даже и представить себе не мог, где люди раньше столько энергии брали, чтобы всё это у них работало. Летало!
Сейчас антенну, конечно, давно распилили на железо, а вот железобетонный дом, типа бункера, остался. Представить себе такое сложно. Бетон и сам по себе дорог, так его сюда ещё привезти нужно было. А помимо прочего в нём ещё и хорошее железо внутри. Безумно богаты были предки. Безумно!
Сам дом был ужасен. Блиндаж, да и только. Как старый дед в нём только мог жить «напостоянку». Дом не герметичен, жара сорок два на улице, внутри тридцать семь. Один чахлый кондиционер не может даже в своём углу температуру держать. Стекло в окне, вернее, в амбразуре всего одно, да еще и болтается, без уплотнителя стоит. Тут всё должно быть в пыльце. Сетка против мошки вся в дырах. У самого деда, на руках и лице, видны укусы. Хотя и не много. Аким потрогал бочки, что стояли в доме. Ни одну с места не сдвинуть, все полные. Пахнут рыбьим маслом. Четыре двухсотлитровых бочки топлива — деньги не малые. А в доме просто нищета. Аким тут не раз уже бывал. Первый раз ещё в детстве с отцом, с тех пор ничего не изменилось, даже тот же самый старый генератор тарахтит. Сколько ему лет? Может столько же, сколько и деду Сергею. А дед рад гостям. Пошёл и вытащил из воды целый садок набитый улитками. А улитки не то, что у станицы, каждая с кулак женский. Причём, с кулак крепкой казачки. Казаки таскают из лодок снаряжение. Палатку принесли. Сетку от мошки. Дед разжигает керогаз, ставит на него огромную сковороду. Сигаретку изо рта не выпускает:
— А я думал, вы ещё вчера приедете.
— Как собрались, так сразу и поехали, — говорит Головин, доставая большую бутылку с водкой.
— О, — обрадовался старый отшельник, — вот это дело.
— Вам, дед Сергей. — Урядник протягивает ему бутылку.
— Спасибо, это очень, очень нужная вещь в хозяйстве, а кукурузы не привезли?
— Привезли, мешок муки. Поставили там на бочки.
Дед доволен. Кивает.
— Спасибо, хлопцы. Значит, за бегемотом собрались?
— За ним, убьём уродца, — обещает Юра, тоже что-то доставая из ранца.
Дед топором с хрустом ломает улиткам панцири, кидает их на раскалившуюся сковороду. Те сразу начинают кипеть и пускать пузыри.
— Дед Сергей, а вы знаете, где рыбачили Пшёнка с Беричем? — Спросил Аким.
— Да ты и сам, Аким Андреевич, знаешь то место.
Все казаки с удивлением и уважением посмотрели на Саблина, дед ни к кому из них не обращался по имени. Может, не знал имён, а может, и не помнил. К нему сюда с трёх станиц рыбари захаживали, три полка народа, по сути. Разве всех упомнишь. А тут вон как: по имени отчеству.
А старый отшельник продолжал, не замечая удивления казаков:
— Твой батька, куда тебя за щуками возил?
— На русло? — Вспоминал Саблин.
— Ага-ага, на русло, на русло. — Кивает дед. — Вот и они на русло ходили. Хороших щук там в первый день брали. Вот и во второй пошли.
Щука хорошая рыба, не очень вкусная, но есть её можно, а куры и свиньи её едят так с удовольствием. И заготовители её принимают без ограничений. По рублю за двести килограмм. Половина армейских консервов содержит мясо щуки, ну и ещё она почти не гниёт. Легко сушится. Одна лодка щуки, и казачья семья может жить безбедно месяц. Только вокруг станицы её мало, вот рыбари и ходя за ней на русла рек.
— После антенны километров тридцать? — Спросил Головин.
— Наверное, сорок будет, — вспоминал Аким. — Два часа хода.
— Верно, сорок километров, — говорил отшельник, переверчивая улиток на сковороде, — только за два часа не дойдёте.
— Не дойдём? — Удивился Саблин.
— Нипочём не дойдёте. — Говорил дед Сергей, сваливая готовых улиток в миску и разбивая панцири следующей партии, — осенью большая вода была, такая, что я на крыше жил неделю. Река там нагородила таких кочек, что быстро ехать не получится. Протоки узкие, кочка на кочке, и все волчьей ягодой и акацией поросшие, да ещё кувшинка всё забила. До антенны ещё туда-сюда, километров двадцать за час пройдёте, может двадцать пять, а дальше, — старик махнул рукой, — пятнадцать и то хорошо будет.
— Выйдем затемно, — сказал урядник Головин. — Чтобы на зорьке у омутов быть.
— Ну, тогда надо начинать, — оживился отшельник, — чего ждёте, улитки поспели, давайте разливайте.
Казаки стали садиться на расстеленный на пол брезент. Стол у деда был очень меленький, а стульев всего два, брали улиток, хлеб с салом, Юра вытащил деликатес — целую луковицу. И не маленькую. Выпили по первой, почестному порезали лук, брали улиток, сало. Дед ещё вывалил целую кастрюлю корня кувшинки. Белого стебля, что у самого грунта растёт. Вещь не противная, под кукурузное вино так и вовсе вкусная.
— Дед Сергей, — начал Фёдор Верёвка разливая по второй, — а откуда вы нашего Акимку знаете. По отчеству его величаете.
— О, так я же его батьки крёстный.
— Вот как? — Удивлялись казаки.
— Так, так, — кивал дед, — Андрюшку то с рождения на руках держал.
Евойный дед, Аркадий Моисеевич, мой дружок старинный, в одном взводе тридцать лет отслужили, я шестнадцать призывов, а он так и вовсе восемнадцать. Лихой был казак, покойничек.
— Ну, выпьем, за старых казаков, — предложил Головин. — Здравы будьте, отцы!
Все чокались железными кружками и повторяли:
— Здравы будьте, отцы! Здравы будьте, отцы!
— Да, — выпив, говорит дед, — в моих призывах крепки были казаки, — он машет на казаков рукой, — не вам чета. Мы то, как на призыв шли? Бронюшку, какую-никакую, нацепили, ружьишко, какое-никакое, взяли и пошёл. Ни моторов в коленях, ни брони с охлаждением, ни панорам, ничего. Одной силой и глазом воевали. Не то, что сейчас, вам сейчас не война, а курорт у моря. Санаторий на Тазовской губе.
Казаки слушают деда, смеются, и хочется поспорить да нельзя со старшим пререкаться. А дед расхорошел от вина и кричит:
— Ну, чего приуныли, наливайте по следующей.
Пили, ели. А Татаринов Ефим и спрашивает у деда:
— Дед Сергей, а сколько же вам лет, если вы Акимова отца-то крестили?
— Так, восемьдесят семь уже.
Все сидели, удивлялись. Конечно, в станице старики все за восемьдесят живут, и за девяносто живут. Но то там, в прохладе домов, и с уходом родственников, и с больницей, и на витаминах, с процедурами. А тут-то, как дожить до таких лет. В болоте, с мошкой, с грибком, с бакланами и прочей свирепой живностью. И при всех своих годах старик не горбится, плечи держит широко, ходит бодро, не шаркает, как будто молодой, лет шестидесяти. Только вот голова и брода белые совсем. Крепок дед, не иначе он тут лотос ест.
— Так вы тут лотос ищете, — догадывается Вася Кузьмин.
— А то, как же, ищем, — соглашается старый казак. — Акимка вон, раньше тоже искал. Нашёл Аким Андреевич хоть один?
— Нет, — говорит Саблин, — ни разу не находил.
— То-то, — дед поднимает палец, — даже такой ловкий до рыбы как он и то цветок не находил. А я нахожу.
— Так научите нас, дед Сергей. — Просит Иван Бережко.
— Так научу, наука-то не трудная.
Казаки даже есть и пить перестали, все слушали отшельника внимательно.
— Ты, мил человек, поселяйся на болоте, и каждый день по нему катайся туда-сюда. Так раз или два в год увидишь лепестки от цветка, что уже отцвел, ты те места и запоминай, и как таких мест насчитаешь с десяток, так уже и будешь знать, где его брать. Я так за год три или четыре цветка на цветении ловлю. Он тут есть, считай, каждый месяц лепестки его вижу.
Ну, такую науку казаки и сами знали, катайся по болоту изо дня в день, наверное, и найдёшь. Они снова принялись есть, немного разочарованные.
— Говорите, жить на болоте? — Продолжает Иван Бережко. — Тут без людей, да хозяйки, и с ума можно сойти.
— Верно-верно, — кивает дед, — можно сойти. Ну да ничего, нам, пластунам, что не смерть — то и ладно.
— Точно, — соглашаются казаки, — так и есть.
Снова разливают вино по кружкам. Выпивают. Литр уже усидели.
— Значит, без бабы тут вам не сладко. — Заговаривает Юра.
— Не сладко, сынки, не сладко, я как лотос нахожу, так доктору звоню, говорю: приезжай. Он знает, что это значит. Едет ко мне патроны везёт, еду и всё что нужно, а ещё баб, парочку. Я ему всегда говорю, ты мне потолще баб вези, а он мне вечно привозит китайских девок. А они тощие, все рёбра наружу, мелкие, зады махонькие. — Старик машет рукой. — Ну, да ладно, как говорили в былые времена, дарёному коню в зубы не смотрят.
— А почему же ему в зубы не смотрят? — Удивился Юра и другие казаки тоже интересуются.
— Да чёрт его знает, — смеётся дед, — я и знать их коней не знаю. — Он сам берёт бутыль, разливает по кружкам вино. — А давайте-ка песню споём. Казачью, старую.
— Какую же? — Спрашивает Головин.
— А такую, может ты вспомнишь, ты то уже взрослый, — отвечает ему старый казак и запевает хрипло, но с душой:
На горе стаял казак
Да Богу молился
Чтоб ружье не подвело
— Чего ты? — Спрашивает Аким.
— Как ты из этой «безоткатки» (безоткатного орудия), стреляешь. Синяк теперь будет.
Аким молчит, улыбается. А солнце жарит вовсю. Уже сорок. Скоро будет заимка деда Сергея.
Глава 11
Это бывший радар. Наверное, военный. Тех военных, что ещё до пришлых были. Хотя, может, и нет, может, радар и невоенную авиацию обслуживал. В книгах Аким читал, что была и такая. Он даже и представить себе не мог, где люди раньше столько энергии брали, чтобы всё это у них работало. Летало!
Сейчас антенну, конечно, давно распилили на железо, а вот железобетонный дом, типа бункера, остался. Представить себе такое сложно. Бетон и сам по себе дорог, так его сюда ещё привезти нужно было. А помимо прочего в нём ещё и хорошее железо внутри. Безумно богаты были предки. Безумно!
Сам дом был ужасен. Блиндаж, да и только. Как старый дед в нём только мог жить «напостоянку». Дом не герметичен, жара сорок два на улице, внутри тридцать семь. Один чахлый кондиционер не может даже в своём углу температуру держать. Стекло в окне, вернее, в амбразуре всего одно, да еще и болтается, без уплотнителя стоит. Тут всё должно быть в пыльце. Сетка против мошки вся в дырах. У самого деда, на руках и лице, видны укусы. Хотя и не много. Аким потрогал бочки, что стояли в доме. Ни одну с места не сдвинуть, все полные. Пахнут рыбьим маслом. Четыре двухсотлитровых бочки топлива — деньги не малые. А в доме просто нищета. Аким тут не раз уже бывал. Первый раз ещё в детстве с отцом, с тех пор ничего не изменилось, даже тот же самый старый генератор тарахтит. Сколько ему лет? Может столько же, сколько и деду Сергею. А дед рад гостям. Пошёл и вытащил из воды целый садок набитый улитками. А улитки не то, что у станицы, каждая с кулак женский. Причём, с кулак крепкой казачки. Казаки таскают из лодок снаряжение. Палатку принесли. Сетку от мошки. Дед разжигает керогаз, ставит на него огромную сковороду. Сигаретку изо рта не выпускает:
— А я думал, вы ещё вчера приедете.
— Как собрались, так сразу и поехали, — говорит Головин, доставая большую бутылку с водкой.
— О, — обрадовался старый отшельник, — вот это дело.
— Вам, дед Сергей. — Урядник протягивает ему бутылку.
— Спасибо, это очень, очень нужная вещь в хозяйстве, а кукурузы не привезли?
— Привезли, мешок муки. Поставили там на бочки.
Дед доволен. Кивает.
— Спасибо, хлопцы. Значит, за бегемотом собрались?
— За ним, убьём уродца, — обещает Юра, тоже что-то доставая из ранца.
Дед топором с хрустом ломает улиткам панцири, кидает их на раскалившуюся сковороду. Те сразу начинают кипеть и пускать пузыри.
— Дед Сергей, а вы знаете, где рыбачили Пшёнка с Беричем? — Спросил Аким.
— Да ты и сам, Аким Андреевич, знаешь то место.
Все казаки с удивлением и уважением посмотрели на Саблина, дед ни к кому из них не обращался по имени. Может, не знал имён, а может, и не помнил. К нему сюда с трёх станиц рыбари захаживали, три полка народа, по сути. Разве всех упомнишь. А тут вон как: по имени отчеству.
А старый отшельник продолжал, не замечая удивления казаков:
— Твой батька, куда тебя за щуками возил?
— На русло? — Вспоминал Саблин.
— Ага-ага, на русло, на русло. — Кивает дед. — Вот и они на русло ходили. Хороших щук там в первый день брали. Вот и во второй пошли.
Щука хорошая рыба, не очень вкусная, но есть её можно, а куры и свиньи её едят так с удовольствием. И заготовители её принимают без ограничений. По рублю за двести килограмм. Половина армейских консервов содержит мясо щуки, ну и ещё она почти не гниёт. Легко сушится. Одна лодка щуки, и казачья семья может жить безбедно месяц. Только вокруг станицы её мало, вот рыбари и ходя за ней на русла рек.
— После антенны километров тридцать? — Спросил Головин.
— Наверное, сорок будет, — вспоминал Аким. — Два часа хода.
— Верно, сорок километров, — говорил отшельник, переверчивая улиток на сковороде, — только за два часа не дойдёте.
— Не дойдём? — Удивился Саблин.
— Нипочём не дойдёте. — Говорил дед Сергей, сваливая готовых улиток в миску и разбивая панцири следующей партии, — осенью большая вода была, такая, что я на крыше жил неделю. Река там нагородила таких кочек, что быстро ехать не получится. Протоки узкие, кочка на кочке, и все волчьей ягодой и акацией поросшие, да ещё кувшинка всё забила. До антенны ещё туда-сюда, километров двадцать за час пройдёте, может двадцать пять, а дальше, — старик махнул рукой, — пятнадцать и то хорошо будет.
— Выйдем затемно, — сказал урядник Головин. — Чтобы на зорьке у омутов быть.
— Ну, тогда надо начинать, — оживился отшельник, — чего ждёте, улитки поспели, давайте разливайте.
Казаки стали садиться на расстеленный на пол брезент. Стол у деда был очень меленький, а стульев всего два, брали улиток, хлеб с салом, Юра вытащил деликатес — целую луковицу. И не маленькую. Выпили по первой, почестному порезали лук, брали улиток, сало. Дед ещё вывалил целую кастрюлю корня кувшинки. Белого стебля, что у самого грунта растёт. Вещь не противная, под кукурузное вино так и вовсе вкусная.
— Дед Сергей, — начал Фёдор Верёвка разливая по второй, — а откуда вы нашего Акимку знаете. По отчеству его величаете.
— О, так я же его батьки крёстный.
— Вот как? — Удивлялись казаки.
— Так, так, — кивал дед, — Андрюшку то с рождения на руках держал.
Евойный дед, Аркадий Моисеевич, мой дружок старинный, в одном взводе тридцать лет отслужили, я шестнадцать призывов, а он так и вовсе восемнадцать. Лихой был казак, покойничек.
— Ну, выпьем, за старых казаков, — предложил Головин. — Здравы будьте, отцы!
Все чокались железными кружками и повторяли:
— Здравы будьте, отцы! Здравы будьте, отцы!
— Да, — выпив, говорит дед, — в моих призывах крепки были казаки, — он машет на казаков рукой, — не вам чета. Мы то, как на призыв шли? Бронюшку, какую-никакую, нацепили, ружьишко, какое-никакое, взяли и пошёл. Ни моторов в коленях, ни брони с охлаждением, ни панорам, ничего. Одной силой и глазом воевали. Не то, что сейчас, вам сейчас не война, а курорт у моря. Санаторий на Тазовской губе.
Казаки слушают деда, смеются, и хочется поспорить да нельзя со старшим пререкаться. А дед расхорошел от вина и кричит:
— Ну, чего приуныли, наливайте по следующей.
Пили, ели. А Татаринов Ефим и спрашивает у деда:
— Дед Сергей, а сколько же вам лет, если вы Акимова отца-то крестили?
— Так, восемьдесят семь уже.
Все сидели, удивлялись. Конечно, в станице старики все за восемьдесят живут, и за девяносто живут. Но то там, в прохладе домов, и с уходом родственников, и с больницей, и на витаминах, с процедурами. А тут-то, как дожить до таких лет. В болоте, с мошкой, с грибком, с бакланами и прочей свирепой живностью. И при всех своих годах старик не горбится, плечи держит широко, ходит бодро, не шаркает, как будто молодой, лет шестидесяти. Только вот голова и брода белые совсем. Крепок дед, не иначе он тут лотос ест.
— Так вы тут лотос ищете, — догадывается Вася Кузьмин.
— А то, как же, ищем, — соглашается старый казак. — Акимка вон, раньше тоже искал. Нашёл Аким Андреевич хоть один?
— Нет, — говорит Саблин, — ни разу не находил.
— То-то, — дед поднимает палец, — даже такой ловкий до рыбы как он и то цветок не находил. А я нахожу.
— Так научите нас, дед Сергей. — Просит Иван Бережко.
— Так научу, наука-то не трудная.
Казаки даже есть и пить перестали, все слушали отшельника внимательно.
— Ты, мил человек, поселяйся на болоте, и каждый день по нему катайся туда-сюда. Так раз или два в год увидишь лепестки от цветка, что уже отцвел, ты те места и запоминай, и как таких мест насчитаешь с десяток, так уже и будешь знать, где его брать. Я так за год три или четыре цветка на цветении ловлю. Он тут есть, считай, каждый месяц лепестки его вижу.
Ну, такую науку казаки и сами знали, катайся по болоту изо дня в день, наверное, и найдёшь. Они снова принялись есть, немного разочарованные.
— Говорите, жить на болоте? — Продолжает Иван Бережко. — Тут без людей, да хозяйки, и с ума можно сойти.
— Верно-верно, — кивает дед, — можно сойти. Ну да ничего, нам, пластунам, что не смерть — то и ладно.
— Точно, — соглашаются казаки, — так и есть.
Снова разливают вино по кружкам. Выпивают. Литр уже усидели.
— Значит, без бабы тут вам не сладко. — Заговаривает Юра.
— Не сладко, сынки, не сладко, я как лотос нахожу, так доктору звоню, говорю: приезжай. Он знает, что это значит. Едет ко мне патроны везёт, еду и всё что нужно, а ещё баб, парочку. Я ему всегда говорю, ты мне потолще баб вези, а он мне вечно привозит китайских девок. А они тощие, все рёбра наружу, мелкие, зады махонькие. — Старик машет рукой. — Ну, да ладно, как говорили в былые времена, дарёному коню в зубы не смотрят.
— А почему же ему в зубы не смотрят? — Удивился Юра и другие казаки тоже интересуются.
— Да чёрт его знает, — смеётся дед, — я и знать их коней не знаю. — Он сам берёт бутыль, разливает по кружкам вино. — А давайте-ка песню споём. Казачью, старую.
— Какую же? — Спрашивает Головин.
— А такую, может ты вспомнишь, ты то уже взрослый, — отвечает ему старый казак и запевает хрипло, но с душой:
На горе стаял казак
Да Богу молился
Чтоб ружье не подвело