Развлечения для птиц с подрезанными крыльями
Часть 2 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Температуру измеряла?
– Она нормальная!
– Завари зеленый чай и включи музыку.
– Какой еще чай?
– Который я приносил, помнишь?
– Я не хочу, ты понимаешь?
– Лена, прости, я правда не знаю, что тебе сейчас нужно.
– Скажи что-нибудь хорошее. Что ты меня любишь.
– Я тебе и так каждый день это говорю.
Просовывая голову в воротник, Елисей уронил телефон.
– С тобой все в порядке? Дорогой, скажи мне что-нибудь хорошее.
– Я бы все-таки посоветовал заварить чай и включить какой-нибудь альбом из твоих любимых. А вечером поехать на лекцию по фотографии, анонс которой я скидывал. Твоя же тема.
– Я не могу!
– Можешь.
– Нет!
– Лена, ты требуешь чего-то жалостливого и проникновенного. Если отвечу на это требование, то получится, что я потакаю твоей беспомощности. Это неправильно. Поэтому я снова порекомендую заварить чай, послушать музыку и прогуляться на лекцию. Попробуй, это тебя не убьет. И да, я зануда.
– Значит, ты меня не поддержал. Ясно. Я учту.
Елисей нажал на сброс и швырнул в стену ложку для обуви.
Мало того что Лена пыталась развести его на вдохновляющий спич, так еще и не справилась, как у него дела. Ему грозят операцией на горле, а она лезет с комнатными слезами. Такое чувство, что, будь фобии заразными, Лена бы инфицировала каждого в Петербурге.
Пока Елисей ждал своей очереди у врачебного кабинета, пришло голосовое от Лены. Она излила на него гнев, уведомила, что с любовью покончено, и занесла в черный список.
Днем последовали бурные извинения Лены и предложение начать все заново.
– Давай перезагрузим наши отношения, – сказала она.
– Я за.
Тогда и созрел план с открыткой и всем остальным.
Сама подставилась. Порывая – порывай.
Сложно определить, когда именно Елисей бросил учиться – до болезни или во время нее. Скорее всего, ни то ни другое. Занятия приелись на первой же неделе, а магистратура до жути напоминала армию однообразием и непостижимостью конечной цели, ради которой вращались скрипучие шестеренки бюрократического механизма. И армия, и университет функционировали исключительно в поломанном состоянии, с анекдотичными перегибами и перехлестами. Бесспорно, в армии тяжело с девушками и с перемещениями в пространстве, но общий принцип ее организации похож на университетский – институция, существующая по собственным законам, далеким от разумных. Иначе говоря, тщательно регламентированный беспорядок.
Короче, нет смысла писать магистерскую с военником на руках. Если только по любви. Но любовью к геоурбанистике в ее академическом формате Елисей так и не воспылал.
Поначалу он по инерции готовился к зачетам, брал книги в библиотеке, встречался с научруком. А на излете беспринципной петербургской зимы Елисея сбила с ног простуда, цепкая и затяжная. Он менял лоров и терапевтов, горстями закидывал в глотку антисептики и противокашлевые, пил антибиотики курс за курсом. Медицинские термины мешались в голове, как слова из иностранного языка.
Заболев, Елисей рассчитывал вылечить фарингит до весны. Затем до апреля. Затем до мая. Незаметно «дедлайн» сдвинулся к лету. В конце концов, Елисей, признав бессилие, прекратил выставлять сроки организму, который его предал.
Елисеем овладела не поддающаяся оправданию умеренность: он избегал острой пищи, сторонился ветреных набережных и носил шарф до июня. Вдобавок к нему прилипла привычка откладывать важные решения. Елисей позволял Лене держаться за него и спустя полгода после того, как ее скучные истории и бесконечные вздохи перестали занимать его внимание. Кроме того, непонятным для себя образом он закрыл летнюю сессию, хотя формальная привязка к университету тяготила даже сильнее, чем отношения с Леной.
Момент истины настал тогда, когда Елисей обнаружил, что без запинки выговаривает слово «оториноларинголог» десять раз подряд. Через день после этого поворотного события Лена объявила о разрыве и забанила Елисея, а последующее помилование и примирение уже ничего не значило. Оттягивать дальше было преступно.
В тот же вечер Елисей купил антикварную открытку и написал Грише, с которым они учились в Институте наук о Земле и три года делили комнату в общежитии. Гриша неоднократно звал друга к себе в Элнет Энер и завлекал прелестями провинциальной жизни.
Значит, так.
План простой.
Расстаешься с болотно-чахоточным краем и первым же рейсом летишь в чудесную землю, где тебя ждут заботливые друзья, первоклассные врачи и чистый воздух)
У нас как раз комната свободна)
Судя по описанию, ты в Израиле живешь, не меньше.
У нас круче) Ни терактов, ни палестинцев конфликтных под боком)
Та свободная комната – она большая?
Тихая?
Теплая?
Я тебе так скажу.
Комната до того просторная, что ты в ней и с Леной своей бы поместился)
Она настолько тихая и теплая, что там можно медитировать нагишом)
А еще есть балкон с приятным сюрпризом)
Не говори только, что вы там коноплю выращиваете.
Нет, ничего такого) Приезжай, и сам увидишь) Помнишь, как Егорка Летов пел? Я принял решение)
Вот и ты прими)
Насчет Лены Гриша, разумеется, шутил. Не так давно он с гордостью сообщал, что они с Владом превратили свою квартиру в ЗБС (Зону бесконтрольного сексизма), поэтому Елисей имел больше шансов поселиться там с алабаем или крокодилом, чем с Леной.
И хорошо.
Наутро после эпизода с конвертом Елисей за бесценок сдал букинисту все книги и написал заявление об отчислении из университета. Хотелось сделать напоследок что-нибудь безумное, что-нибудь такое, что бы отпечаталось в городском фольклоре: искупаться в Обводном канале или вызвать на дуэль мороженщика. Тем не менее от этой затеи Елисей отказался, так как сообразил, что любое безумство в его исполнении предстанет всего-навсего мещанским возмущением против мещанского же порядка, жалкой попыткой скрыть от себя свою приземленность.
Забирая из общаги походный рюкзак с вещами, Елисей на секунду замер перед холодильником. Сосед хранил там бутылочку пшеничного нефильтрованного. Такого непритязательного и такого желанного. Неужели такой бюргер, как Елисей, не заслуживает перед долгой дорогой стаканчика доброго вайзена?
Ан нет, нельзя.
Все же уйти просто так Елисей не мог. В коридоре общежития он расклеил объявления:
Потерялся ручной уж. Тот, кто вернет кусачую радость хозяину, получит вознаграждение 500 рублей. Просьба звонить вечером.
И приписал внизу вымышленный номер.
Насчет первого же рейса Гриша тоже пошутил. Самолеты и поезда были Елисею не по карману. Он вышел на М-11 ловить попутку и включил телефон, чтобы посмотреть прогноз погоды.
Спустя мгновение на экране отразился входящий от Лены.
– Ты где?
– Уехал.
– Куда?
– Я и сам не решил.
– Надеюсь, у тебя хватит ума, чтобы извиниться передо мной?
– Боюсь, что не хватит.
Вопреки ожиданиям, она не плакала и не кричала. Ее голос даже не вздрагивал.
– Тогда молись, чтобы ты больше мне не встретился. Иначе долго буду возить тебя мордой по асфальту.
– Звучит устрашающе.
– Она нормальная!
– Завари зеленый чай и включи музыку.
– Какой еще чай?
– Который я приносил, помнишь?
– Я не хочу, ты понимаешь?
– Лена, прости, я правда не знаю, что тебе сейчас нужно.
– Скажи что-нибудь хорошее. Что ты меня любишь.
– Я тебе и так каждый день это говорю.
Просовывая голову в воротник, Елисей уронил телефон.
– С тобой все в порядке? Дорогой, скажи мне что-нибудь хорошее.
– Я бы все-таки посоветовал заварить чай и включить какой-нибудь альбом из твоих любимых. А вечером поехать на лекцию по фотографии, анонс которой я скидывал. Твоя же тема.
– Я не могу!
– Можешь.
– Нет!
– Лена, ты требуешь чего-то жалостливого и проникновенного. Если отвечу на это требование, то получится, что я потакаю твоей беспомощности. Это неправильно. Поэтому я снова порекомендую заварить чай, послушать музыку и прогуляться на лекцию. Попробуй, это тебя не убьет. И да, я зануда.
– Значит, ты меня не поддержал. Ясно. Я учту.
Елисей нажал на сброс и швырнул в стену ложку для обуви.
Мало того что Лена пыталась развести его на вдохновляющий спич, так еще и не справилась, как у него дела. Ему грозят операцией на горле, а она лезет с комнатными слезами. Такое чувство, что, будь фобии заразными, Лена бы инфицировала каждого в Петербурге.
Пока Елисей ждал своей очереди у врачебного кабинета, пришло голосовое от Лены. Она излила на него гнев, уведомила, что с любовью покончено, и занесла в черный список.
Днем последовали бурные извинения Лены и предложение начать все заново.
– Давай перезагрузим наши отношения, – сказала она.
– Я за.
Тогда и созрел план с открыткой и всем остальным.
Сама подставилась. Порывая – порывай.
Сложно определить, когда именно Елисей бросил учиться – до болезни или во время нее. Скорее всего, ни то ни другое. Занятия приелись на первой же неделе, а магистратура до жути напоминала армию однообразием и непостижимостью конечной цели, ради которой вращались скрипучие шестеренки бюрократического механизма. И армия, и университет функционировали исключительно в поломанном состоянии, с анекдотичными перегибами и перехлестами. Бесспорно, в армии тяжело с девушками и с перемещениями в пространстве, но общий принцип ее организации похож на университетский – институция, существующая по собственным законам, далеким от разумных. Иначе говоря, тщательно регламентированный беспорядок.
Короче, нет смысла писать магистерскую с военником на руках. Если только по любви. Но любовью к геоурбанистике в ее академическом формате Елисей так и не воспылал.
Поначалу он по инерции готовился к зачетам, брал книги в библиотеке, встречался с научруком. А на излете беспринципной петербургской зимы Елисея сбила с ног простуда, цепкая и затяжная. Он менял лоров и терапевтов, горстями закидывал в глотку антисептики и противокашлевые, пил антибиотики курс за курсом. Медицинские термины мешались в голове, как слова из иностранного языка.
Заболев, Елисей рассчитывал вылечить фарингит до весны. Затем до апреля. Затем до мая. Незаметно «дедлайн» сдвинулся к лету. В конце концов, Елисей, признав бессилие, прекратил выставлять сроки организму, который его предал.
Елисеем овладела не поддающаяся оправданию умеренность: он избегал острой пищи, сторонился ветреных набережных и носил шарф до июня. Вдобавок к нему прилипла привычка откладывать важные решения. Елисей позволял Лене держаться за него и спустя полгода после того, как ее скучные истории и бесконечные вздохи перестали занимать его внимание. Кроме того, непонятным для себя образом он закрыл летнюю сессию, хотя формальная привязка к университету тяготила даже сильнее, чем отношения с Леной.
Момент истины настал тогда, когда Елисей обнаружил, что без запинки выговаривает слово «оториноларинголог» десять раз подряд. Через день после этого поворотного события Лена объявила о разрыве и забанила Елисея, а последующее помилование и примирение уже ничего не значило. Оттягивать дальше было преступно.
В тот же вечер Елисей купил антикварную открытку и написал Грише, с которым они учились в Институте наук о Земле и три года делили комнату в общежитии. Гриша неоднократно звал друга к себе в Элнет Энер и завлекал прелестями провинциальной жизни.
Значит, так.
План простой.
Расстаешься с болотно-чахоточным краем и первым же рейсом летишь в чудесную землю, где тебя ждут заботливые друзья, первоклассные врачи и чистый воздух)
У нас как раз комната свободна)
Судя по описанию, ты в Израиле живешь, не меньше.
У нас круче) Ни терактов, ни палестинцев конфликтных под боком)
Та свободная комната – она большая?
Тихая?
Теплая?
Я тебе так скажу.
Комната до того просторная, что ты в ней и с Леной своей бы поместился)
Она настолько тихая и теплая, что там можно медитировать нагишом)
А еще есть балкон с приятным сюрпризом)
Не говори только, что вы там коноплю выращиваете.
Нет, ничего такого) Приезжай, и сам увидишь) Помнишь, как Егорка Летов пел? Я принял решение)
Вот и ты прими)
Насчет Лены Гриша, разумеется, шутил. Не так давно он с гордостью сообщал, что они с Владом превратили свою квартиру в ЗБС (Зону бесконтрольного сексизма), поэтому Елисей имел больше шансов поселиться там с алабаем или крокодилом, чем с Леной.
И хорошо.
Наутро после эпизода с конвертом Елисей за бесценок сдал букинисту все книги и написал заявление об отчислении из университета. Хотелось сделать напоследок что-нибудь безумное, что-нибудь такое, что бы отпечаталось в городском фольклоре: искупаться в Обводном канале или вызвать на дуэль мороженщика. Тем не менее от этой затеи Елисей отказался, так как сообразил, что любое безумство в его исполнении предстанет всего-навсего мещанским возмущением против мещанского же порядка, жалкой попыткой скрыть от себя свою приземленность.
Забирая из общаги походный рюкзак с вещами, Елисей на секунду замер перед холодильником. Сосед хранил там бутылочку пшеничного нефильтрованного. Такого непритязательного и такого желанного. Неужели такой бюргер, как Елисей, не заслуживает перед долгой дорогой стаканчика доброго вайзена?
Ан нет, нельзя.
Все же уйти просто так Елисей не мог. В коридоре общежития он расклеил объявления:
Потерялся ручной уж. Тот, кто вернет кусачую радость хозяину, получит вознаграждение 500 рублей. Просьба звонить вечером.
И приписал внизу вымышленный номер.
Насчет первого же рейса Гриша тоже пошутил. Самолеты и поезда были Елисею не по карману. Он вышел на М-11 ловить попутку и включил телефон, чтобы посмотреть прогноз погоды.
Спустя мгновение на экране отразился входящий от Лены.
– Ты где?
– Уехал.
– Куда?
– Я и сам не решил.
– Надеюсь, у тебя хватит ума, чтобы извиниться передо мной?
– Боюсь, что не хватит.
Вопреки ожиданиям, она не плакала и не кричала. Ее голос даже не вздрагивал.
– Тогда молись, чтобы ты больше мне не встретился. Иначе долго буду возить тебя мордой по асфальту.
– Звучит устрашающе.