Разведи меня, если сможешь

– Продолжайте. – Я все еще скалился, а душа наполнялась счастьем. Как хорошо быть в родной стихии.

– Что продолжать? Вы ведь и сам не слепой! Взгляните в зеркало!

– Ну так помогите мне, Кэтрин. – Я заломил бровь и раскинул руки в стороны. – Вот он, клиент. Берите – и в омут с головой. Штопайте, латайте, кормите! Хотите, еще и переспим? Мне очень нужно. Обещаю, потом стану выглядеть немного лучше. Да и вам, похоже, не помешает.

– Да пошел ты! – прошипела она, обежав стол, и, приблизившись, чуть пригнулась, чтобы ткнуть в мою грудь указательным пальцем. – Будешь подыхать, падаль, а я не пошевелюсь! Так и знай!

– Какая невоспитанность. – Я покачал головой. – Тыкаешь мне, словно мы уже давно любовники.

– Да вы… ты!

– Нет уж, давай теперь без этих лицемерных уважительных «вы». Всю правду-матку прямо в это избитое жизнью лицо.

Я оттолкнулся от спинки стула и подался навстречу разъяренной домохозяйке, замерев в паре дюймов от нее.

Кэтрин молчала. Только дышала шумно, и взгляд ее карих глаз был полон ярости, накопившейся не за один день.

– Ну? – подначил ее я.

Пусть бежит, прячется в своей каюте на все оставшиеся два дня полета. А там остынет, и снова перейдем к делу.

– Я требую ответов, – внезапно сказала она, выпрямившись. Быстро оглянувшись по сторонам, поправила густые темные волосы, рассыпавшиеся по плечам во время ее марш-броска, глубоко вздохнула и вернулась на прежнее место. Еще миг, и на губах миссис Поук появилась спокойная улыбка сытой кобры, после чего она абсолютно спокойно договорила: – Мы заключили сделку, когда вошли сюда. И ты, Адам, с удовольствием съел предложенный суп.

Я моргнул, пытаясь прогнать мираж и никак не понимая, что и в какой момент пошло не так.

– Мы летим на юг, и я хочу знать зачем. К чему эта спешка? И еще. Почему ты ненавидишь моего супруга настолько, что согласился вести дело даже авансом?

Вот вам и курица-наседка. М-да, не зря сестра всегда говорила, что придуманная мною классификация северных женщин совершенно не применима к южным с их жутким темпераментом. Ты ей доводы и рассудок, а она тебе сковородку в челюсть и перелом черепушки. А потом сама же помажет, подует и к бабке сводит заговорить синяки и ссадины. Ну, хорошо, теперь я предупрежден, а значит, вооружен… Хотя, признаюсь, ругаться с ней мне понравилось.

– Начнем с одного вопроса. А то я еще слишком слаб, – ответил я, окончательно справившись с удивлением. – На выбор. Что тебе интереснее всего?

– Почему мы спешим, я узнаю сама, как только окажемся на месте, – задумчиво, словно и не ко мне обращаясь, проговорила Кэтрин.

– Я бы не был так уверен. Но допустим.

Она смерила меня прохладным взглядом, полным неистового любопытства и опасения прогадать. О, я знал, что для нее интереснее всего. Всех женщин больше всего на свете волнуют чужие взаимоотношения. И тут уж нет разделения по цвету кожи, месту рождения или количеству кредитов на счетах. Есть только определенный образ мышления, мешающий им концентрироваться на своей жизни и заставляющий постоянно озираться в поисках новостей, сплетен, скандалов и интриг… Кэтрин не была исключением из золотого правила, она терзалась от незнания, что же стоит между мной и ее мужем.

Но я не собирался делиться с ней этой маленькой тайной, возраст которой достиг небольшого юбилея. Десять лет. Именно столько нужно отмотать назад в моей памяти, чтобы вспомнить произошедшие события и попытаться понять, за что я возненавидел Роджера Поука, тогда еще простого студента, находившегося на практике в небольшом, но славном городке на Южном континенте.

Кэтрин стукнула чашкой по столу и тем самым вернула меня в настоящее. Она продолжала смотреть так, словно я ее кровный враг, но молчала.

– Эта игра начинает утомлять, – посетовал я, замечая, что наш с ней временный приют медленно наполняется посетителями.

Пассажиры дирижабля просыпались и выползали из своих кают, чтобы поесть.

– Если я спрошу о причинах вашей с Роджем вражды, что получу в ответ? – Кэтрин подалась вперед и, не дожидаясь от меня ни слова, договорила: – Для тебя, Адам Боннер, все это игра, а для меня – жизнь. Честно говоря, мне плевать, что за кошка между вами пробежала. Отбил ли он твою женщину, украл ли ваш общак, подставил… Я не знаю. И думаю, что это знание для меня абсолютно лишнее.

– Я бы поаплодировал, но рука занята, – признался честно, накалывая на вилку кусок блинчика. – Ты прекрасно врешь. Но, допустим, я поверил, что тебе плевать на причины. Тогда что хочешь услышать? Один вопрос – один ответ.

– Расскажи, в чем замешан Роджер сейчас? Из-за чего ему пришлось скрыться. Ты ведь следил за ним и многое знаешь.

Я закашлялся. Подавился десертом.

Хороший вопрос. Неожиданный.

– Я не совсем уловил логику. Только что было задано три вопроса. Я предложил выбрать один, а ты задала новый.

– Расскажи, что знаешь. – Кэтрин сложила руки на груди. – И я тоже что-то скажу. Баш на баш.

С трудом проглотив еду, я запил ее водой и, подперев голову рукой, уставился на собственную клиентку. Хотелось понять, как я мог проглядеть, что где-то там есть мозг. Настоящий, думающий. Но в одном я был прав – она что-то стащила из квартиры перед тем, как их обчистили. Больше ей нечего было бы мне рассказать.

– Кажется, становится веселее, – ухмыльнулся я. – Но мой рассказ не предназначен для затрапезных бесед, Кэтрин. К слову, ответь, фильмы какого жанра ты предпочитаешь? Мелодрамы, комедии, триллеры или боевики?

– Зависит от настроения.

– Так вот, сегодня будет триллер с нотками драмы. Будешь смотреть?

– С огромным интересом. Хотя, признаюсь, комедия меня устроила бы больше.

– Я могу попытаться шутить, – предложил, демонстрируя лучший свой оскал в знак подтверждения праведных намерений. – Говорят, черный юмор – мой конек.

– Не верь, люди бессовестно лгут. За те несколько дней, что мы знакомы, смеяться мне не хотелось ни разу.


– Это потому, что у тебя нет чувства юмора, – обиделся я.

Она обернулась и махнула рукой официанту, после чего велела ему принести счет. Вышли мы молча, каждый думая о своем. Я взвешивал про себя то количество правды, что сможет вынести хрупкая психика клиентки, а она, судя по колючему взгляду, ждала подвоха. И правильно делала.





Глава 9




Он все еще был бледен и сильно истощен и все еще страшно меня бесил. Но в какой-то момент я поняла, что не так страшен Адам Боннер, как я себе поначалу вообразила.

Его слова, мимика и жесты, манера одеваться и говорить… все свидетельствовало о ярой мизантропии. Он ненавидел людей. И еще Боннер ошибался, если думал, что больше всего мне интересно знать о том, из-за чего он ненавидел Роджа. О нет. Любопытство, несомненно, восстало в моей душе и пустило корни в мозг, но гадать оно заставляло о другом. Мне безумно хотелось узнать, кто же так обидел господина некроманта. Кто отравил его веру в других людей? Что крылось в его прошлом? Что заставило его стать таким желчным и едким? Или он всегда был таким и никакой загадки нет и в помине?

Казалось бы, какое мне дело до его душевных терзаний и психических отклонений, которых он не замечает в упор? Ну, хамит иногда, гадости говорит, в крайности впадает… так и мне с ним рядом оставаться недолго, детей от него не рожать. Но вопросы жгли изнутри. И если бы Стэфани, которой я звонила раз десять за последние два дня, ответила на вызов хоть раз, то я непременно переадресовала ей свои сомнения и переживания. Уж подружка нашла бы способ узнать что-то стоящее о Боннере. Например, через своего любовника.

Но Стэфани не отвечала, больше того, ее визофон был отключен, а автоответчик уже порядком напрягал. Подруга пропала, как и мой муж. Мне не хотелось верить в их связь, но факты говорили за себя. Что-то общее было между Роджем и той, кого он терпеть не мог…

Каждый день преподносил мне сюрпризы, и не сказать, что приятные. Иногда хотелось просто зареветь в голос от каши в голове и проблем, кажущихся неразрешимыми. Но как только я готова была сломаться, Боннер открывал рот и говорил очередную гадость. И я загоралась вновь, как свеча, всего миг назад угасающая. Душу охватывала буря эмоций, в голове прояснялось, и снова хотелось жить. Хотя бы для того, чтобы доказать адвокату, что я не никчемное, ненужное никому существо, а талантливая, достойная женщина.

Но, как ни странно, эффективность его терапии дошла до меня только этим утром, пока я орала на него в забегаловке с жутким названием «ПоешКа». Боннер сидел напротив и, как обычно, подначивал сказать гадость в ответ. И я сказала… Да так громко, что на нас оглянулись люди вокруг. Но мне в тот момент было плевать на все, даже на годами зарабатываемую репутацию, потерять которую не стоило никакого труда. Когда уже собиралась залепить Адаму пощечину, поняла очевидное: он играет роль. Актер и манипулятор – вот кем был мой адвокат на самом деле.

Как только я осознала это, пришло спокойствие. Да, он умел давить на больные мозоли, но, в сущности, не причинял никакого вреда, скорее, наоборот, приносил пользу. Так, усмирив внутренний гнев, я попыталась вернуть душевное равновесие и тут же поняла, что делать дальше.

Конечно, Боннер не испытал удовольствия от моего финта ушами. Ему явно хотелось ярого продолжения, он даже одну щеку слегка вперед выставил, дабы по ней получить и жутко обидеться на все время полета. Ха! Как бы не так. Ради хоть какой-то ясности происходящего я готова была поступиться гордостью и задвинуть в сторону желание прибить гада немедленно.

В итоге мы возвращались в его каюту, каждый думая о своем. Боннер, судя по загадочному выражению лица и периодически бросаемым на меня косым взглядам, решал, как меня обвести вокруг пальца, ничего не рассказав, но оставшись хорошим. А я просто хотела правды. Любой ценой. В мечтах рассматривались даже пытки…

– Входи, – стоило нам оказаться у его апартаментов, как Адам радостно оскалился. Явно придумал некую потрясающую гадость.

Меня пропустили вперед, после чего дверь закрылась с тихим шипением. Затем мимо пролетела рубашка, приземлившись на стул рядом со мной. Я обалдела, но, быстро взяв себя в руки, прокомментировала происходящее в стиле Боннера:

– Надеюсь, Адам, ты не заставишь меня снова смотреть на твое изнуренное голодом и ненормальным трудоголизмом тело? А то у меня при виде впалого живота и серой кожи появляется желание накормить, укутать и вызвать мага для реабилитации.

Сказать по правде, я переигрывала, еще честнее – врала напропалую. Цвет кожи у Адама был вполне нормальный, а на животе даже без лупы просматривались кубики пресса. Он себя не запускал до того состояния, что я описала. Но… признаваться в том, что рассмотрела те самые кубики и крепкие мышцы на руках и ногах, не стала бы ни за что. Тем более что гаденыш разделся до трусов и теперь щеголял в таком виде. Остановившись у бара, он с непроницаемой миной стал выбирать напиток, отвечая на мой выпад недовольным голосом:

– Каюта моя. Если тебе что-то не нравится, я всегда подскажу, где выход.

– Я знаю, где выход. Выучила наизусть планировку этого помещения, пока ухаживала за обморочным некромантом, заморившим себя едва не до смерти. – Изо всех сил я старалась держаться ровно и смотреть на него без смущения, в упор. Получалось плохо. Ситуация мне совсем не нравилась, но уходить без боя и ответов я не собиралась.

– Ну, Кэтрин, дорогуша, если ты вдруг потеряешь сознание, я тоже в долгу не останусь. – Адам отсалютовал бокалом, полным светло-коричневой жидкости. То ли коньяк, то ли виски. – А хочешь, падай прямо сейчас. Кровать большая, и я в состоянии оказать первую помощь.

– Думаю, ты себя сильно переоцениваешь. – Я намеренно передернула плечами и скривилась, остановив взгляд на его прессе, а затем скользнув выше. – Мне неинтересно подобное предложение. К тому же мы пришли за другим. Или ты самого себя предлагал в роли триллера с нотками драмы?

– Какой у моей клиентки длинный язык! – справедливо заметил Боннер, снова наполняя свой бокал. – Значит, хочешь историю о своем супруге и совсем не боишься голого меня?

– Совсем. Хочу напомнить: твои сахили у меня в заложниках. Я все еще не привела их в порядок.

О том, что остановиться уже не смогу, потому что вещь зовет меня даже сейчас, промолчала. Адам дал мне несколько хороших уроков по недомолвкам, так что решила учиться у него.

Наши взгляды скрестились. Некромант смотрел неодобрительно, но без злости. Он размышлял о чем-то, возможно, взвешивал все «за» и «против» нашей беседы и ее последствий. Я же старалась вложить в свой взгляд максимум решимости, надоело жить в неведении и, как слепой котенок, ждать подачки от зрячих.

– Ладно, – Боннер поставил свой бокал и закрыл бар, – поговорим.

И тут же произошла перемена. Улыбка слетела с его губ, из глаз исчезли озорные огоньки, а на тело вернулась одежда.

– Начнем, пожалуй, с вопроса. Скажи, Кэтрин, каков основной талант Роджера? Я спрашиваю про его магический дар.

– Он маг-техник, – без раздумий ответила я.

– И это – тоже, – согласился Боннер, присаживаясь на одно из кресел и жестом приглашая сесть напротив. – Но я спросил об основном таланте.

– Это он и есть. Роджер унаследовал талант отца.

– Да, этого не отнять. Его папашка был красивым мужиком с умениями средней паршивости. Думаю, мать выбрала его за породистый лик. И не прогадала. Поук вышел красавчиком.

– У меня ощущение, что мы говорим о лошадях, – передернув плечами, я мельком взглянула на голый торс Боннера, не удосужившегося застегнуть чертову рубашку, и сообщила, отводя взгляд: – Мне было бы удобнее говорить, если бы ты оделся.

– Знаю, – довольно осклабился он. – А мне было бы удобнее, если бы ты ушла. Но ты ведь остаешься.

Тяжело вздохнув, я махнула рукой: