Разум и чувства

Глава 12




Марианна, которая терпеть не могла черствости, пошлости и глупости и не признавала никаких принципов, кроме собственных, сразу после знакомства с сестрицами Стилс погрузилась в тоску. Как только они пытались поближе сойтись с ней, она обдавала их таким леденящим холодом, что сестры вскоре совсем оставили ее в покое и полностью сосредоточили своё внимание на Элинор. Дружбы в первую очередь с ней искала Люси, которая не упускала ни одной возможности вмешаться в разговор и вызвать Элинор на откровенность.

Люси от природы была умна. Ее замечания часто были точны и удачны. Поэтому Элинор считала ее неплохой собеседницей на полчаса. Но, увы, задатки ума не были отшлифованы образованием. Она была невежественна и безграмотна, а ограниченность мышления и недостаток информации о самых общих вещах нельзя было скрыть, не смотря на постоянную попытку мисс Стил представить себя в выгодном свете. Элинор видела ничтожность ее возможностей при достаточно больших претензиях и также отметила, без всякого предвзятого мнения по отношению к себе, что ее собственные качества: прилежание, честность, прямота ума, усердие и ее комплименты не оценены в Бартон-Парке. И она всё больше тяготилась общением с Люси, которая зарекомендовала себя как двуличная особа, постоянно восторгавшаяся обитателями Бартон-парка, не знающая правил приличия и, о, ужас, беспечно перескакивавшая во время беседы с темы на тему…

– Могу ли я задать вам один неожиданный вопрос? – спросила Люси, когда они однажды вместе шли из Бартон-Парка в коттедж, – Скажите честно, вы уже лично были представлены матери вашей свояченицы, миссис Феррарс?

Элинор подумала, что этот вопрос, как раз, очень неожиданный, и она не скрывала своего удивления бестактностью Люси, когда честно ответила, что пока не имела такой чести.

– Естественно, – ответила Люси, – я сомневалась, что вы представлены друг другу, но подумала, может быть, вы встречались в Норланде? Тогда, может, вы расскажите мне то, что знаете о ней? Какая она?

– Нет, не просите, – сказала Элинор, отказываясь давать оценку матери Эдварда, к тому же, не совсем понимая цель таких расспросов, – Нет, я о ней ничего не знаю.

– Вас настораживает, что я с таким интересом расспрашиваю о ней? – спросила Люси. – Но, поверьте, у меня есть на это причина, и я могу вам ее назвать, если вы пообещаете, что не рассердитесь на меня?

Элинор вежливо согласилась, и они еще некоторое время шли молча, пока Люси, снова не вернулась к этому вопросу с некоторым сомнением.

– Я не могу смириться с мыслью, что вы считаете меня неприлично любопытной. Но я думаю, что могу доверять вам. Более того, мне был бы важен ваш совет, как поступить в такой неудобной ситуации, в которой я оказалась. Но все же, наверное, нет никакой необходимости волновать вас. Мне очень жаль, что вы не знакомы с миссис Феррарс.

– Я тоже очень жалею, что нет, – ответила Элинор с большим удивлением, – и не могу помочь вам своим знакомством с ней. Но право, я никак не пойму, что у вас общего с этой семьей, и даже удивлена, почему вы так пристрастно расспрашиваете о ее характере.

– Да, должно быть. И я могу вам сказать, что я тоже не очень интересуюсь. Но, если бы я рассказала вам все, то вы бы тоже очень удивились. Миссис Феррарс действительно ничего не значит для меня сейчас, но такое время может настать. Как быстро оно наступит и когда мы, возможно, станем более близкими, зависит только от нее…

При этих словах она опустила глаза, только один раз бросив на Элинор быстрый взгляд, чтобы удостовериться в ошеломляющем эффекте своих слов.

– Боже мой! – воскликнула Элинор, – что вы такое имеете в виду? Вы что, знакомы с мистером Робертом Феррарсом? Как это возможно? – выпалила она, с ужасом представив, что скоро она будет иметь такую родственницу со стороны мужа.

– Нет, – возразила Люси, – не с мистером Робертом Феррарсом. Я никогда его не видела. Но, – пристально посмотрев на Элинор, – с его старшим братом.

Что почувствовала Элинор в этот момент? Удивление!!! Оно было настолько же больно, насколько неверие в притязание, его вызвавшее. Молча повернувшись к Люси и пытаясь понять причину или объект такого заявления, она взяла себя в руки, чтобы не допустить истерики или обморока.

– Вы, можете быть, удивлены, – продолжала Люси, – уверена, что вы не имели ни малейшего понятия до сегодняшнего дня. Он никогда не обмолвился ни словечком об этом в вашей семье, потому что это большой секрет! Могу добавить, который также тщательно хранился и мной до этого часа. Никто из моих родственников тоже ничего не знает, кроме Анны. И я никогда не сказала бы вам об этом, если б не почувствовала себя втянутой и в ваши секреты. Я подумала, что мои вопросы о миссис Феррарс покажутся вам очень странными, что нужны объяснения. Не думаю, что мистер Феррарс был бы против. Я доверяю вам, как самой себе, потому что знаю, как высоко он ценит вашу семью и рассматривает вас и ваших сестер, как настоящих своих родных.

Она замолчала.

Элинор некоторое время не могла произнести ни слова. Ее потрясение от того, что она услышала, было слишком велико, чтобы найти слова. Но затянувшаяся пауза становилась неприличной, и она заговорила, с осторожностью и мягкостью, присущими заботливой слушательнице:

– Могу ли я спросить вас, как давно вы помолвлены? – спросила Элинор.

– Мы помолвлены уже четыре года, – ответила Люси.

– Четыре года?!

– Да.

Элинор почувствовала, как земля ускользает у нее из-под ног, она отказывалась верить тому, что только что услышала:

– Я даже не знала до сегодняшнего дня, что вы знакомы.

– Наше знакомство длится уже много лет, так как он был под присмотром моего дяди.

– Вашего дяди?

– Да, мистера Пратта. Разве он никогда не упоминал имени мистера Пратта?

– Ах, да. Я кажется, припоминаю, – ответила Элинор, едва контролируя себя.

– Он был четыре года с моим дядей, который живет в Лонгстепле, около Плимута. Там мы познакомились. Моя сестра и я часто останавливались у дяди. Там же наша помолвка и состоялась. Почти год после этого он вел себя как школьник, но всегда был при нас. Я была очень против… этого. Вы должны меня понять – без знакомства и знания его матери. Но я была так молода и слишком его любила, чтобы быть такой же рассудительной, какой я стала сейчас. Хотя вы не знаете Эдварда так, как я, но могли часто его видеть и прекрасно понимаете, что он способен по-настоящему увлечь женщину.

– Конечно, – ответила Элинор, не совсем понимая, что она имела в виду. Но тут же пояснила свои слова, стараясь не задеть честь и любовь Эдварда и ее компаньонки:

– Помолвлена с мистером Эдвардом Феррарсом! Этого не может быть. Я, действительно, не могу в это поверить. Простите, но здесь точно произошла какая-то ошибка. Видимо, речь идет о разных людях!

– Увы, речь идет об одном и том же человеке, – воскликнула Люси, улыбаясь. – Мистер Эдвард Феррарс – старший сын мистера Феррарса с Парк-Стрит, брат вышей свояченицы миссис Дэшвуд. Вот тот человек, которого я имею в виду. И вы должны допустить, что я не ошибаюсь в имени и личности человека, от которого зависит все мое счастье!

– Все это очень странно, – растеряно произнесла Элинор, стараясь совладать со своим срывающимся голосом, – но я никогда даже не слышала, чтобы он хотя бы назвал ваше имя!


– Нет, зная нашу ситуацию, это вполне естественно. Мы дали друг другу слово хранить нашу тайну до конца. Поэтому вы ничего не знали ни обо мне, ни о моей семье, поэтому-то и не было никакой возможности услышать мое имя. Да к тому же, он всегда опасался способности его сестер до всего допытываться, поэтому и хранил молчание.

Она замолчала. Последний огонек сомнений Элинор потух, но ее самообладание не исчезло вместе с ними.

– Четыре года вы были помолвлены? – переспросила она мягким голосом.

– Да, небесам только известно, как долго нам еще ждать! Бедный Эдвард! Это разбивает его сердце! – вздохнула Люси и, достав маленькую миниатюру с его портретом из кармана, она добавила. – А теперь, чтобы устранить последние сомнения, посмотрите на это лицо. Узнаете? Оно, конечно, не отражает силы его характера, но все равно, вы не сможете его спутать ни с кем! Я ношу его уже три года.

Она протянула и положила на руку Элинор медальон. Та взглянула на портрет, и все ее последние надежды на ошибку, ее искреннее желание быть введенной в заблуждение и все другие надежды, которые только могли прийти ей в голову, рухнули разом, когда она увидела лицо Эдварда. Возвратив медальон почти машинально, она кивком подтвердила сходство.

– У меня никогда не было возможности, – сказал Люси, – подарить ему свой портрет в ответ, который я так бы хотела, что он имел и всегда носил с собой. Но я обязательно сделаю это при первой же возможности!

– Да, это необходимо, – ответила Элинор спокойно. Затем они снова умолкли. Через несколько шагов Люси заговорила первой:

– Я уверена, – сказала она, – что вы обязательно сохраните в секрете наш разговор! Потому что вы конечно знаете, как важно для нас, чтоб это не дошло до его матери, так как она никогда не разрешит это. Я могу сказать, что у меня тогда вообще не будет будущего! Я только могу себе представить, насколько она действительно своенравная женщина!

– Честно говоря, я не искала вашего расположения, – сказала Элинор, – Но вы ничего другого мне не оставили, кроме справедливости, предположив, что это также важно и для меня. Ваш секрет останется между нами. И простите меня, если я была удивлена сначала. Вы можете быть уверены, что ваша откровенность со мной будет только во благо для него!

Когда она это сказала, то внимательно посмотрела на Люси, надеясь, что часть ее признаний была надуманна и это будет сразу заметно по глазам, но Люси не лгала:

– Я боялась, – продолжала она, – что вы не поймете меня правильно, ведь я рассказала вам слишком деликатные вещи. Мы не были лично знакомы долго, но я знала о вас и вашей семье. Как только я увидела вас, то поняла, что это как старое знакомство. Этому я стала вас расспрашивать о матери Эдварда, для меня это очень важно. Я так несчастна, что не могу ни у кого узнать о ней. Мне может помочь только Анна, она одна знает о помолвке, но осуждает меня. Я постоянно боюсь, что она меня выдаст! Она не умеет держать свой язык за зубами, как вы успели заметить. Сегодня я испытала такой ужас, когда сэр Джон назвал имя Эдварда. Вы и представить себе не можете, как все это пронеслось у меня в голове! Я только удивляюсь, как я смогла вынести такие мучения ради Эдварда все эти четыре года! Все идет так трудно – мы можем видеться только раза два в году! И я почти уверена, что мое сердце действительно разбито!

Люси тяжело вздохнула, достала свой платок и приложила его к глазам, но Элинор не очень-то ей посочувствовала.

– Иногда я думаю, – продолжала Люси, вытирая слезы, – что, может, было бы лучше для нас двоих разорвать эту помолвку? – Сказав это, она проницательно поглядела на Элинор и продолжала. – Но, с другой стороны, у меня нет решимости на это. Я не могу его сделать несчастным, так как знаю, что он этого не переживет! И со мной произойдет тоже самое – так много мы значим друг для друга! Может, я не достойна такого чувства? Что бы вы посоветовали мне в таком положении, мисс Дэшвуд? Что бы вы сделали сами?

– Извините меня, – сказала Элинор. – но, я не могу дать вам совет в такой ситуации. Вы должны сами принять решение.

– Если честно, – ответила Люси, – то его мать временами начинает ставить ему условия, но бедный Эдвард не обращает на них внимание. Вы что, нашли его подавленным, когда он был у вас в Бартоне? Он был так расстроен, когда оставил нас в Лонгстепле и уехал к вам, что мы боялись, вы сочтете его больным.

– Он что же, приехал от вашего дяди, прямо к нам? В Бартон-коттедж?

– Да. Он провел две недели с нами. А вы думали, что он приехал прямо из Лондона?

– Нет, – сказала Элинор, раздумывая над новыми откровениями Люси, – Он рассказывал нам, что провел две недели с друзьями около Плимута. Она, правда, вспомнила, как удивилась тогда тому, что он никогда раньше не упоминал о каких-либо друзьях или их именах.

– Он был подавленным и в ужасном настроении? – спросила Люси.

– Да, пожалуй, но когда он только приехал.

– Я умоляла его сдерживать свой страх перед тем, что вы смогли заподозрить причину всего этого. Но это только придало ему меланхолии. И он не смог находиться без нас не более двух недель! Как он меня встретил, бедный юноша! Я боюсь, что он опять в таком же состоянии, когда написал мне. Я получила от него письмо, как раз, когда уезжала из Экзетера. И она достала письмо из кармана.

– Вы знаете его руку, надеюсь, очень хорошо. Очаровательный почерк, но оно не написано, как обычно. Он старался, я могу сказать, наполнить этот листок чувствами ко мне, как только возможно.

Элинор узнала его почерк и больше уже не сомневалась. Картину, которая приоткрылась перед ней, она поняла сразу. И это не был «сюрприз» со стороны Эдварда, их отношения были прочными и давними. Она не могла более сдерживаться и видела, как от слез расплывается всё вокруг и медленно тонет в пучине ее счастье.

– Переписка, – сказала Люси, убирая письмо в карман, – это единственное, что только мы нас связывает. У меня еще есть его портрет, но у бедного Эдварда такого нет. Если бы он его имел, ему было б легче! Я дала ему свой локон, и он носит его в кольце. Но Эдвард сказал, что это не то же самое, что портрет! Возможно, вы заметили у него на пальце кольцо?

– Да, я видела, – сказала Элинор, безразличным голосом, в котором угадывалось отсутствие всего того, что наполняло ее раньше. Она была раздавлена, шокирована и смущена. К счастью для нее, они уже подошли к коттеджу, и разговор сам по себе прервался. После небольшого визита, мисс Стилс вернулась в Бартон-Парк, а Элинор осталась одна раздумывать над всем этим.



Последние сомнения Элинор рассеялись – Эдвард, действительно, был помолвлен с другой. Если сначала она утешала себя тем, что мисс Люси выдает желаемое за действительное, то вскоре поняла – ошибки быть не могло! Они без сомнения могли познакомиться в доме мистера Пратта и то, что Эдвард сначала заехал в Плимут к Люси, а не к ним в Бартон, говорило о многом. Теперь ей стала ясна причина его меланхолии, неудовлетворенности собой и непонятное поведение по отношению к ней самой. Но до глубины души ее поразило даже не это, а осведомленность мисс Стилс о самых сокровенных подробностях жизни их семьи в Норланде, и неопровержимые вещественные доказательства его тайной любви – портрет, письмо и кольцо! Все это полностью исключало ошибку и подводило черту под ее неоконченным романом. Увы, теперь уже ничего нельзя было вернуть назад, и предательство Эдварда было непростительным. Разочарование и негодование захлестнули Элинор, и она мучила себя всё новыми и новыми вопросами, которые раньше ей даже не могли прийти на ум. Неужели Эдвард умышленно ее обманывал? Может быть, он замышлял что-то такое, чего она пока не знает? А может, его помолвка с Люси действительно состоялась по большой любви? Нет, если это действительно так, то она отказывалась в это верить! Это невозможно! Она не могла ошибиться, Эдвард, на самом деле, любил только ее одну! Нет! Ее не мог он так жестоко обмануть! Да еще на глазах у стольких свидетелей. Ее мать, сестры, Фанни – все в Норфолке видели искренность его отношений к ней… Нет, это не ее иллюзии! Он, действительно, любил ее, и был в высшей степени виноват перед ней, когда появился в Норланде и когда почувствовал, что она к нему неравнодушна! И только за это его невозможно простить! Но, если он так ранил ее, как же он тогда ранил себя?! Если ее участь достойна жалости, то его – безнадежна! Элинор в какой-то момент даже пожалела Эдварда, но эта была минутная слабость с ее стороны. Он наказал себя сам и сам лишил себя будущего. Она, возможно, со временем и перемениться, но он! Что принесет ему брак с Люси? Может ли он действительно быть счастлив с Люси Стилс? Сможет ли он, такой деликатный и образованный, жить с безграмотной, неискренней и эгоистичной женщиной?!

В девятнадцать лет любовь слепа. И вполне естественно, что ослепленный первой любовью видит только достоинства своей избранницы. Но четыре года спустя, целых четыре года, заставляют взглянуть на предмет своей любви другими глазами. Боже мой, недостатки Люси настолько очевидны, что их просто невозможно не заметить! А если учесть, что все эти годы Эдвард периодически проводил время рядом с ней в обществе ей же подобных, то ее милая простота в общении, которая могла привлечь его в начале их отношений, спустя четыре года неизбежно превратилась бы в невыносимую глупость.

Эдвард и сам, как сейчас казалось Элинор, был недалек. Он видит главную проблему в своей матери и боится вызвать ее гнев. Но опасаться стоит не матери, а будущей жены. Главные трудности начнутся после свадьбы, когда он почувствует, что собственные страсти обрекли его жить намного ниже своих и, возможно, ниже ее возможностей! Эти трудности, конечно, вряд ли приведут их брак к разрыву, принимая во внимание мягкий характер Люси, но их обоих ждет такая невыносимая тоска, по сравнению с которой материнский гнев покажется ничтожным.

И чем яснее Элинор представляла себе будущее Эдварда, тем беспощаднее на ее глазах наворачивались слезы. Нет, она плакала не о себе, она все больше и больше жалела его, своего единственного и такого беспомощного. Он мог позаботиться не только о себе, но и защитить ее от этого унижения. Но он не сделал ровным счетом ничего. Элинор оставалось только одно – скрыть правду от своих сестер и матери. И всего через два часа после получения ошеломляющего известия она, как ни в чем не бывало, сидела с ними за обеденным столом, и никому даже в голову не пришло, как горько скорбит она о потерянном любимом. В то время как Марианна, страдала напоказ. Услышав топот коней и грохот проезжающего экипажа, она тут же бросалась к окну, чтобы первой встретить дорого Уиллингби, и через минуту со скорбным лицом возвращалась на место. Элинор скрывала свои переживания не только для того, чтобы защитить себя, нет, она думала в первую очередь о матери и Марианне, для которых это известие могло стать еще одним страшным ударом. Она боялась стать в глазах семьи такой же брошенной, как Марианна, и не хотела выслушивать поток обвинений в адрес Эдварда, которые неизбежно прозвучат и еще больше усугубят ее душевное смятение.

Элинор знала, что их советы ей не помогут, а сочувствие лишь подточит ее самообладание. Ей легче было переживать своё горе в одиночестве, а собственный здравый смысл служил такой хорошей поддержкой, что мисс Дэшвуд выглядела настолько бодрой и веселой, насколько это было возможно в ее состоянии.

Как только ее сердечная рана после разговора с Люси немного затянулась, Элинор начала искать новой встречи с соперницей. Ей хотелось узнать всё об их помолвке, попытаться понять, есть ли хоть капля любви в их взаимоотношениях и самое главное, Элинор намеревалась продемонстрировать Люси, что не претендует на ее жениха, поскольку испытывает к нему исключительно дружеские чувства, чтобы у нее не осталось никаких сомнений на этот счет. Но всё же Люси рано или поздно начнет ревновать его к ней, а он… Нет, не Люси, а именно он с дружеской теплотой отзовется об Элинор, как об очень надежном человеке, хотя и мало знакомом. И даже шутки Сэра Джона над ним станут лишним подтверждением их дружбы.

Но какая же причина, могла заставить Люси рассказать ей обо всем и таким образом убедить Элинор не встречаться с Эдвардом? Было совсем не трудно понять, что вести себя так, как она ведет, советовали ей Честь и Достоинство. Поэтому Элионор решила быть выше своей любви, хотя не сомневалась, что Эдвард любит именно ее и доказать той же Люси, что ее сердце свободно. Но пока новой такой возможности не представилось. Люси в последние дни не стремилась тесно общаться с сестрами Дэшвуд, да и погода не располагала к пешим прогулкам. Хотя они почти каждый вечер и встречались или в Бартон-Парке, или в коттедже, радостно приветствуя друг друга, но им не удавалось поговорить наедине. Разговорчики тет-а-тет не приветствовались ни сэром Джоном, ни Леди Миддлтон, поскольку они собирали гостей, чтобы доставить удовольствие, прежде всего, себе, а не самим гостям. Поэтому шумная компания в Бартон-Парке дружно ела, пила, смеялась и играла в карты, но только не расползалась по углам для задушевных бесед.

Элинор уже дважды встречала Люси в Бартон-парке, но ей так и не удалось пообщаться с ней наедине. Но как-то утром сэр Джон заглянул в летний домик и слезно просил девиц Дэшвуд пообедать сегодня с леди Миддлтон, так как он вынужден уехать в клуб в Экзетер, а она остается совсем одна, не считая, матери и двух мисс Стилс. Элинор, которая почувствовала, что сегодня она, наконец, сможет обо всем расспросить Люси за столом, была готова отправиться в гости сразу. Любопытную Маргарет миссис Дэшвуд как раз оставила дома, а Марианну, наоборот, долго уговаривала поехать, чтобы развеять сердечную тоску.

Когда две молодые леди вошли в гостиную, неразговорчивая леди Миддлтон, которая, как выяснилось, не выносит одиночества, была им очень рада, что несколько удивило сестер. А дальше, всё пошло так, как они предполагали. Ничего более унылого и неинтересного быть не могло, кроме обычных обсуждений в гостиной или в столовой. Но появление детей, которые сразу же стали центром внимания и приковали к себе восхищенные взгляды, как минимум четырех из пяти присутствующих леди. А когда в комнату внесли карточный стол, Элинор подумала, что сегодня поговорить уже получится. Обе девушки поднялись со стульев, чтобы подготовить место для игры.

– Я так рада, – сказала Леди Миддлтон, – что сегодня вы уже не успеете сплести обещанную корзиночку для Анны-Марии. Вам надо отдохнуть. Ведь работа при свечах портит зрение, а завтра мы что-нибудь придумаем вместе, чтобы утешить малышку. Я думаю, она не сильно расстроится.

Этого намека было достаточно, чтобы Люси немедленно взялась за работу: