Разрушенный трон

– Надеюсь, у тебя есть костюм.

Он щелчком отбрасывает мои пальцы.

– Я думал, что эту проблему мне поможет решить Гиза.

Вдалеке я слышу, как Бри все еще подкалывает нашу сестру, вероятно, умоляя о том же самом. Я усмехаюсь при мысли о том, что она пользуется таким высоким спросом. Наверняка ей понравится прогонять мальчиков или заставлять их надевать все более экстравагантные костюмы.

Интересно, что она приготовила для меня?

При этой мысли мое сердце снова начинает бешено колотиться. В последние несколько месяцев у меня не было особых поводов наводить красоту. Полагаю, для такого важного мероприятия мне стоит постараться и выглядеть как героиня, которой меня все считают.

И если это заставит Кэла покраснеть, тем лучше.

– Гиза ведь поможет? – бормочет Килорн, с опаской поглядывая в сторону моей сестры.

– Лучше займи очередь.





Глава 2




Кэл



Солнце в горах только что село, но снежные вершины все еще кроваво-алые. Подходящий цвет для этого места. Я сижу у иллюминатора и смотрю, как мы приближаемся к уже знакомой долине за пределами Асцендента. Как один из представителей, курсирующих между Штатами Норты и Республикой, я делал это тысячу раз. Внутри альянса всегда происходит какая-то активность, и Монфор всегда находится в ее эпицентре. Я уже столько раз ездил туда-сюда, что знаю, чего ожидать от приземления. Судно дребезжит, попадая в очаги турбулентности над вершинами. Это почти не заметно. Из-за восходящих потоков горного воздуха посадка не слишком мягкая, и я повисаю на ремнях безопасности, когда мы наконец касаемся взлетно-посадочной полосы.

Несмотря на благополучное приземление, сердце колотится у меня в груди, а когда я отстегиваюсь, мои руки дрожат. Требуется больше силы воли, чем следует, чтобы не выскочить из самолета.

Нанабель определенно не торопится выходить из самолета и строит из себя старушку, хватаясь за спинки сидений по дороге к двери.

– Даже не представляю, как ты можешь делать это так часто, Кэл, – громко ворчит она. Ее голос звучит громче, чем нужно, даже сквозь гул двигателя. – У меня все тело затекло.

Я дожидаюсь, пока она отворачивается, и закатываю глаза. Это все притворство – я не понаслышке знаю, какая она бойкая. Моя бабушка совсем не божий одуванчик. Она просто хочет притормозить меня, чтобы не казалось, что я проявляю излишнее нетерпение.

«Ты не щенок, который ждет угощения», – зашипела она на меня, когда я вызвался поехать на отречение Самосов. Не для того, чтобы увидеть Эванжелину или Птолемуса, даже не для того, чтобы продемонстрировать свою поддержку Серебряным королям, сделавшим тот же выбор, что сделал я. Она знала, что я надеялся, что при отречении будет присутствовать Мэра. И даже призрачной возможности мне было достаточно.

Но, к моему огромному разочарованию, она так там и не появилась.

«Ты несправедлив», – говорю я себе.

У нее не было причин ехать в Разломы. Хватит с нее Серебряных, которые хотят отречься от престола.

Дядя Джулиан галантно берет Нанабель за руку, помогая ей идти более быстрым шагом. Она растягивает губы в знак благодарности, вцепляясь в него сильными, смертоносными пальцами. Под ее хваткой Джулиан бледнеет. Он точно знает, какими смертоносными могут быть руки истребителя.

«Спасибо», – одними губами говорю я ему, и он кивает в ответ.

Джулиан тоже рад быть здесь, хотя и по совсем другим причинам. Мой дядя наслаждается Республикой так, как может наслаждаться только ученый. И он очень хочет показать страну Саре. Она идет впереди него, задавая нашей компании хороший темп – воплощение спокойной решимости. Как и я, Джулиан и Сара перестали носить цвета своих Домов. Я все еще не привык видеть своего дядю в одежде не цвета выцветшего золота, а Сару – не в красном и серебряном.

Нанабель, конечно, придерживается старых традиций. Сомневаюсь, что у нее есть какие-то другие вещи кроме красных, оранжевых или черных. Ее длинное шелковое пальто развевается, когда она спускается по трапу, демонстрируя ярко-красную парчу, украшенную осколками черного камня. Загляни кто в ее шкаф, он бы и не понял, что мы больше не короли.

И она не единственная, кто продолжает одеваться как в старые времена. Сегодня в делегации Штатов Норты есть еще четверо Серебряных, двое из них – представители Высоких Домов. Одна из них – леди Дома Ларис, она представляет как нас, так и вернувшиеся в состав страны Разломы. Ее желтые одежды в военное время кажутся кричащими. Другой, Сайрус Велле, – бывший губернатор и старик, измученный и истощенный войной. Его зеленые одежды чистые, но кажутся выцветшими. Выложенное драгоценными камнями дерево на его медальоне отражает слабый свет самолета. Он ловит мой взгляд и едва заметно улыбается.

«По крайней мере, он здесь», – напоминаю я себе.

Двое других Серебряных вообще не дворяне. Они были выбраны из множества торговцев, ремесленников, профессиональных солдат и других профессионалов, которые добровольно вызвались представлять низшие дома. Естественно, они меньше дворян противятся реструктуризации.

Остальные члены делегации Штатов Норты покидают самолет вместе с нами, некоторые из них уже приплясывают от холода. Дома не так холодно, и большая часть представителей, особенно Красные, никогда не бывали на такой большой высоте.

Среди них лавирует Ада Уоллес. Я слышу ее тихий голос. Вероятно, она объясняет, на какой высоте мы находимся, почему воздух такой разреженный и какое влияние это может оказать на тело человека. Она с ободряющей улыбкой продолжает говорить им, чтобы они пили больше воды. Хотя я знаю ее всего год, Ада кажется старым другом, человеком из прошлой жизни. Как и Мэра, она новокровка, одна из многих, кого мы завербовали много месяцев назад. Сейчас она более ценна, чем когда-либо, возможно, самый ценный участник операции Штатов по восстановлению. И настоящее утешение. Кто-то, кто знает меня не только как отрекшегося короля.

Не то что Серебряные. Хотя я рад, что с нами работают дворяне из Высоких Домов, с ними я всегда остаюсь начеку. Я не могу расслабиться ни с Велле, ни с Ларисами, ни с Рамбосами, ни с кем другим. Даже со своими кузенами из Дома Леролан. Глупо полагать, что они здесь, потому что верят в равенство крови, а не потому, что могут попытаться приложить все усилия, чтобы вернуть Норту к ее старым порядкам. Не потому, что это единственный способ остаться на плаву.

О сторонниках Отделения, Серебряных Норты и Разломов, отрицающих реконструкцию, нельзя сказать то же самое. Когда я думаю о них, меня пронзает знакомая боль – столько могущественных дворян противостоит нам. Возможно, они еще не очень хорошо организованы и у них нет численного превосходства, но они сильны, у них есть ресурсы, и их поддерживает Озёрный край. Я знаю, что чем дальше, тем большую опасность они будут представлять – особенно если они смогут объединиться.

«До конца этой войны еще далеко. И мне предстоит еще очень много работы».

Суровая правда тянет из меня все силы, даже несмотря на то, что я поспал во время полета. Несмотря на возможность снова увидеть Мэру, мне вдруг очень хочется упасть в постель в любой комнате, которую мне предоставят, и проспать до утра. Правда, вряд ли у меня получится.


Я плохо сплю. Это началось с тех пор, как умер мой отец. Умер. Мне все еще приходится напоминать себе, что он умер, а не я его убил.

Он умер.

Это сделала Элара, не я. Я знаю это, но это не меняет того, что я вижу по ночам. От того, что меня мучает, нет лекарства. Я не такой, как Мэра. Присутствие другого человека в комнате меня не успокаивает. И неважно, кто в моей постели – мне все равно снятся кошмары.

«Здесь я видел ее в последний раз», – проскальзывает мысль. Я стараюсь не вспоминать. На этой взлетно-посадочной полосе Мэра со мной попрощалась. Она сказала мне не ждать, сказала, что ей нужно время. И хотя я понимаю, что она имела в виду, думать об этом все равно больно.

К счастью, к нам приближается приветственная группа из Республики, и мне приходится отвлечься от навязчивых воспоминаний.

Я сразу понимаю, что премьер-министра в ее составе нет. Ничего удивительного. Представители Алой гвардии уже в городе, и он будет с головой погружен в совещания с ними. Среди них, безусловно, будет Фарли. Сомневаюсь, что она пропустила бы все, что будет происходить ближайшие несколько дней. Сейчас она сражается не только оружием, но и словами.

Вместо Дэвидсона нас ждет депутат Радис, один из Серебряных монфорцев. Он стоит у транспортов, готовых отвезти нас в город. Его сопровождает полдюжины других членов Народного собрания, Красных, и Серебряных, и, вероятно, новокровок.

Он приветствует меня крепким рукопожатием, и я вспоминаю, какие у него острые ногти. Он один из бывших лордов Монфора, потерявший свои привилегии, когда образовалась республика. Он имеет большое влияние на Серебряных из моей собственной страны. Я стараюсь представить его всем и позволяю ему очаровывать остальных.

«Пусть поймут, что будущее не так мрачно, как они думают».

Так продолжается уже несколько месяцев. Вымученные улыбки и любезности, уговоры мужчин и женщин, которые скорее умрут, чем «опустятся» до какого-то взаимопонимания. Так или иначе, на поле битвы куда менее утомительно, чем с ними. Раньше я занимался спаррингом, чтобы оставаться в форме, быть сосредоточенным. Теперь я делаю это, чтобы отдохнуть, и не могу заниматься этим часто. Глупо, но иногда мне хочется, чтобы все снова завертелось и снова начались военные действия. В этом я хотя бы разбираюсь.

Я должен быть хорош в дипломатии. Меня воспитывали, чтобы править. Я был королем. Но большая часть всего этого просто находится за пределами моего понимания или желания.

Пока мы знакомимся, Джулиан, должно быть, замечает, что мои глаза стекленеют, а энергия иссякает. Он кладет руку мне на плечо и берет инициативу на себя, давая мне передышку. И позволяя осмотреться.

Я отстраняюсь, время от времени прислушиваюсь, улыбаюсь, когда это необходимо. Когда мой желудок урчит, кажется, так же громко, как реактивный двигатель, мы обмениваемся легкими, вымученными смешками. Даже Красные, которые по понятным причинам держатся с нами очень настороженно, натянуто улыбаются.

– Боюсь, вечерний ужин Кармадона вы уже пропустили, – говорит Радис. Его тонкие светлые волосы блестят в свете огней аэродрома.

Упоминание стряпни Кармадона напоминает мне, как же сильно я хочу есть. У меня нет возможности есть столько, сколько мне бы хотелось. Не потому, что я сижу на пайках, но потому, что у меня просто не хватает на это времени.

– Я не новичок в набегах на кухни, сэр, – отвечаю я с фальшивой улыбкой.

Радис опускает голову и жестом указывает на ожидающие транспорты.

– Тогда пойдемте? Уверен, вам всем не терпится устроиться. – Он смотрит через мое плечо, обращаясь к остальным. – Завтра утром для желающих будет организована экскурсия по городу, затем в плане дня заседание совета…

Я перестаю его слушать. Эта часть представления не для меня. Экскурсия. Как и сам Радис, экскурсия – еще один убедительный аргумент, особенно для Серебряных. Морфорцы хотят показать, какой может быть реконструкция. Что может получиться, если на несколько лет смириться с неудобствами.

Что до меня… я буду с нетерпением ждать встреч, встреч, обеда во время еще одной встречи, встреч, ужина и сна. Общения с Алой гвардией, Республикой, Штатами Норты, премьер-министром Дэвидсоном и Народным собранием, Фарли и ее офицерами. Презентаций и просьб ото всех – включая меня. Я вспоминаю свои предыдущие поездки сюда, когда мы жили на кофе и украдкой обменивались взглядами через дубовый стол. Спорили обо всем, начиная от помощи беженцам и заканчивая обучением новокровок.

«А теперь подумай, сколько здесь собралось народу, и умножь все, что было до этого на количество людей. И добавь в уравнение Мэру».

У меня скручивает живот – и одновременно начинает болеть голова.

«Сначала еда, Калор. Одна проблема за раз».



Когда наши транспорты добираются до поместья, становится уже совсем темно. Мы добираемся до дома премьера над Асцендентом кружным путем. Уверен, Радису и персоналу транспорта было поручено показать делегации город после наступления темноты – его огни, озеро, горы, возвышающиеся на фоне ярких звезд. По сравнению с Нортой, с ее городами, окруженными задыхающимися от грязи трущобами техов, отдаленными от мира поместьями Серебряных и бедными Красными деревнями, это должно быть похоже на сон наяву. В частности, когда транспорт останавливается во внутреннем дворе поместья и Красные делегаты оказываются перед украшенным колоннами дворцом из белого камня, их глаза расширяются от удивления. Кажется, дом премьера произвел впечатление даже на благородных Серебряных, хотя Нанабель принципиально не поднимает головы. Она делает все возможное, чтобы вести себя должным образом.

Когда я выхожу, мне в лицо бьет холодный воздух – и я рад этой пощечине для чувств. Это удерживает меня от того, чтобы схватить первого встречного и спросить у него о некоем электриконе, которая может – или не может – находиться в поместье. На этот раз с Нанабель иду я – но не для того, чтобы она шла быстрее, а чтобы самому идти медленнее.

Она мягко похлопывает меня по руке. Несмотря на все, что я сделал, на все разочарования, которые я ей принес, она все равно меня любит.

– Тебе нужно поесть, – говорит она себе под нос. – А мне – выпить.

– Давай выпьем оба, – бормочу я в ответ.

В приемном зале поместья царит гул – и в этом нет ничего удивительного. В доме премьер-министра полно народу, тут разместятся члены делегаций Алой гвардии, Штатов и всех остальных. Некоторых из них, предполагаю, придется разместить в городе. Поместье не такое большое, как дворец Белого Огня, и даже в нем не было возможности при необходимости разместить всех придворных Норты.

Внезапное воспоминание о моем бывшем доме причиняет боль, но она уже не такая сильная, как раньше. По крайней мере, сейчас я занимаюсь чем-то более важным, чем поддержание монархии.

Еще одна депутат Народного собрания проходит в центр зала и присоединяется к Радису. Ее костюм такого темно-зеленого цвета, что кажется почти черным. Ее волосы белые, как кость, кожа темно-коричневая, а кровь – красная, если судить по теплому румянцу под ее щеками. Пока она представляется – ее зовут Представитель Ширен – и извиняется за то, что премьер опоздал на встречу, я пытаюсь вспомнить кратчайший путь на кухню Кармадона.

Слуги начинают показывать членам нашей делегации их комнаты, разделяя их на очень специфические группы. Я хмурюсь, когда понимаю, что Красных и Серебряных селят отдельно – и это настолько очевидно. На мой взгляд, это глупый маневр. Если реконструкция должна сработать, если на Норте должно установиться равенство крови, мы должны сделать все возможное, чтобы среди нас это стало нормой. Возможно, в Монфоре считают, что такое разделение будет менее неприятным для моих дворян, но я категорически с этим не согласен. Я подавляю желание возражать. Это был очень сложный день. Я найду, с кем можно поспорить, позже.

– Офицер Калор. Мэм. – Один из слуг кивает моей бабушке и мне. Обращение, каким бы новым оно ни было, нисколько меня не беспокоит. Бывало и похуже.

«Например, Тиберий».

А в этом обращении есть что-то приятное. Оно подходит мне больше, чем когда-либо подходило «Ваше величество».

Я киваю слуге в знак признательности. Он отвечает тем же.