Разрушенный трон

Нахмурившись, Кориана перестала рассматривать новые перчатки, которые сейчас сжимала в руках, и подняла голову.

– Дядя нездоров?

Тук.

– Что за глупый вопрос. Ты же знаешь, он уже много лет нездоров.

Ее лицо залилось серебристым румянцем.

– Я хотела сказать, ему хуже? Хуже?

– Харрус так думает. Джаред удалился в свои покои при дворе и редко посещает светские банкеты, не говоря уже об административных заседаниях или совете губернаторов. Сейчас твой отец все чаще выполняет его обязанности. Не говоря уже о том, что твой дядя, похоже, полон решимости опустошить казну Дома Джейкос. – Еще глоток джина. Кориана чуть не рассмеялась от иронии. – Как эгоистично.

– Да, эгоистично.

«Ты не поздравила меня с днем рождения, кузина».

Но она не стала развивать эту тему. Больно, когда тебя называют неблагодарной, даже когда это делает такая пиявка.

– Вижу, Джулиан подарил тебе еще одну книгу и… о, перчатки. Замечательно, Харрус принял мое предложение. А Сконос, что она тебе подарила?

– Ничего.

«Пока что».

Сара попросила ее подождать, сказав, что ее подарок – не то, что можно сложить вместе с другими.

– Она ничего тебе не подарила? И все же она сидит здесь, ест нашу еду, занимает место…

Кориана изо всех сил старалась пропускать слова Джессамин мимо ушей. Вместо этого она сосредоточилась на руководстве, которое прочитала вчера вечером.

«Батареи. Катоды и аноды; при первичном использовании разряжаются, после чего могут быть заряжены повторно…»

Тук.

– Да, Джессамин?

Старая женщина уставилась на Кориану, и в каждой морщинке ее лица было написано раздражение.

– Я делаю это не для своей выгоды, Кориана.

– И, конечно, не для моей, – не смогла не прошипеть девушка.

Джессамин фыркнула в ответ. Ее смешок был таким резким, что мог бы поднять тучу пыли.

– Тебе бы этого хотелось, а? Можно подумать, я нянчусь с тобой ради забавы и терплю твои хмурые взгляды и ехидные комментарии, потому что мне так хочется? Меньше думай о себе, Кориана. Я делаю это только ради Дома Джейкос, ради всех нас. Мне известно, кто мы такие, лучше, чем тебе. И я помню, кем мы были раньше, когда жили при дворе, заключали договоры, были так же необходимы королям Калор, как их собственное пламя. Я помню. Нет большей боли или наказания, чем память. – Она повертела трость в руке, одним пальцем пересчитывая драгоценные камни, которые полировала каждый вечер. Сапфиры, рубины, изумруды и один бриллиант. Кто их подарил – женихи, друзья или семья – Кориана не знала. Но они были сокровищами Джессамин, и ее глаза сверкали, как драгоценные камни. – Твой отец будет лордом Дома Джейкос, а твой брат будет лордом после него. Поэтому тебе нужен твой собственный господин. Ты ведь не хочешь остаться здесь навсегда?

«Как ты».

Намек был ясен, и каким-то образом Кориана обнаружила, что не может ответить: внезапно у нее застрял ком в горле. Она смогла только покачать головой.

«Нет, Джессамин, я не хочу здесь оставаться. Я не хочу быть тобой».

– Очень хорошо, – сказала Джессамин. Ее трость еще раз стукнула по полу. – Давай начнем день.



Позже тем же вечером Кориана села писать. Ее ручка летала по страницам подарка Джулиана, проливая чернила, как нож проливает кровь. Она писала обо всем. О Джессамин, об отце, о Джулиане. О тошнотворном чувстве, что брат бросит ее, чтобы в одиночку бороться с надвигающимся ураганом. Теперь у него была Сара. Она застала их целующимися перед ужином, и пока она улыбалась, притворяясь, что смеется, притворяясь довольной их румянцем и заикающимися объяснениями, Кориана тихо отчаивалась.

«Сара была моей лучшей подругой. Сара была единственным, что принадлежало мне».

Но теперь это не так.

Как и Джулиан, Сара ускользала, а от Корианы оставалась только пыль забытого Дома и забытой жизни.

Потому что, что бы ни говорила Джессамин, как бы она ни прихорашивалась и ни врала о так называемых перспективах Корианы, поделать ничего было нельзя.

«На мне никто не женится. Как минимум не женится никто, за кого я бы захотела выйти замуж».

Эта мысль приводила ее в отчаяние, но при этом она смирилась с ней.

«Я никогда не покину это место, – писала она. – Эти золотые стены станут моей могилой».






* * *


Джареда Джейкоса хоронили дважды.

Первые похороны прошли в Археоне, при дворе, в дождливый весенний день. Вторые – спустя неделю, в поместье в Адеронаке. Его похоронили в семейной усыпальнице вместе с остальными предками Дома Джейкос, и он обрел свой последний покой в мраморной гробнице, оплаченной одним из драгоценных камней из трости Джессамин. Изумруд был продан торговцу драгоценными камнями в Восточном Археоне, в присутствии Корианы, Джулиана и их престарелой кузины. Джессамин держалась отстраненно и даже не смотрела, как новоиспеченный лорд Джейкос передает зеленый драгоценный камень Серебряному ювелиру.

«Он не дворянин», – поняла Кориана.

На нем не было цветов Дома, достойных упоминания, но одет он был богаче них, щеголяя красивой одеждой и большим количеством украшений.

«Да, мы благородны, но этот человек при желании мог бы купить нас всех».

Члены семьи по обычаю были одеты в черное. У Корианы не было черного платья, и она стояла в одном из многих ужасных траурных платьев Джессамин – потому что кузина была свидетельницей более чем дюжины похорон членов Дома Джейкос. От платья у Корианы все чесалось, но она спокойно прошла вместе с семьей из торгового квартала и направилась с ними к большому мосту, перекинутому через Столичную реку и соединяющему две части города.

«Если я бы я начала чесаться, Джессамин бы отругала меня или ударила».

Это был не первый визит Корианы в столицу и даже не десятый. Она бывала там много раз – обычно по приказу своего дяди, демонстрируя так называемую силу Дома Джейкос. Как глупо. Они не просто бедны, их семья маленькая, истощенная, особенно после гибели близнецов. Она не идет ни в какое сравнение с разросшимися генеалогическими деревьями домов Айрел, Самос, Рамбос и многих других. Их богатые родословные в состоянии поддержать огромное количество родственников; их позиции Высоких Домов прочно закреплены как среди знати, так и в правительстве. В отличие от Дома Джейкос – если отец Корианы, Харрус, не сможет найти способ доказать свою ценность пэрам и своему королю. Кориана не видела выхода из этой ситуации. Адеронак находился на границе с Озёрным краем, численность населения там была маленькая, а земли заросли густым лесом – вырубка которого была никому не нужна. Там не было ни шахт, ни мельниц, ни даже плодородных сельскохозяйственных угодий. В их уголке мира не было ничего полезного.

В попытке выглядеть немного более презентабельно (раз не было возможности одеться по моде) Кориана стянула плохо сидящее платье с высоким воротником золотым поясом. Она сказала себе, что ей плевать на перешептывания придворных и насмешки других юных леди, которые смотрели на нее так, словно она была какой-то букашкой или, еще хуже, Красной. Все они – жестокие и глупые девчонки, которые, затаив дыхание, ждут любых новостей о Выборе королевы. Но это, конечно, неправда. Сара ведь тоже одна из них, да? Она – дочь лорда Сконоса, учится на целителя и, похоже, будет целителем очень искусным. Этого достаточно, чтобы служить королевской семье, если она будет держаться этого пути.

«Мне это не нужно, – сказала Сара, изливая душу Кориане за несколько месяцев до этого, во время своего визита. – Потратить жизнь на заживление порезов от бумаги и гусиных лапок будет напрасной тратой времени. Мои навыки принесут намного больше пользы в траншеях Чока или в больницах Корвиума. Ты же знаешь, там каждый день умирают солдаты. Под пулями и бомбами Озёрного края гибнут и Красные, и Серебряные – потому что такие люди, как я, остаются здесь».

Никому другому она бы в этом не призналась, а в особенности – своему отцу. Такие разговоры лучше подходили для полуночи, когда две девушки могли шепотом делиться своими мечтами, не опасаясь последствий.

– Я хочу что-нибудь строить, – сказала Кориана своей лучшей подруге.

– Что строить, Кориана?

– Воздушные двигатели, дирижабли, транспорты, видеоэкраны… печи! Я не знаю, Сара, не знаю. Я просто хочу… что-нибудь создавать.

Сара улыбнулась, ее зубы блеснули в лучах лунного света.

– Ты хочешь наполнить свою жизнь смыслом. Да, Кори?

– Я этого не говорила.

– Тебе и не нужно было.

– Я понимаю, почему Джулиан так тебя любит.

Это сразу успокоило Сару, и вскоре она заснула. Но Кориана лежала, не сомкнув глаз, глядя на тени на стенах, размышляя.

Теперь, на мосту, в хаосе ярких цветов, она делала то же самое. Перед ней проплывали дворяне, горожане, торговцы; их кожа была холодной, шаг медленным, взгляд жестким и затуманенным – вне зависимости от цвета их глаз. По утрам они жадно пили и, напившись, человек все еще глотал воду, другие умирали от жажды. Остальные, конечно, были Красными, с повязками на одежде. Слуги носили форму, некоторые были одеты в одежду в полоску цветов Высокого Дома, которому они служили. Их движения были решительными, а взгляды устремлены вперед – они торопились выполнить данные им поручения и приказы.

«По крайней мере, у них есть цель, – подумала Кориана. – Не то, что у меня».

Ей вдруг захотелось обхватить руками ближайший фонарный столб, как-то удержаться, чтобы ее не унесло, словно лист на ветру, или чтобы она не упала в воду, как камень. Или и то, и другое. Чтобы не идти, подчиняясь какой-то силе. Силе, контролировать которую она не могла.

Рука Джулиана сомкнулась на ее запястье, и она взяла его за руку.

«Он подойдет, – подумала она, и почувствовала, как напряжение отпускает свою хватку. – Джулиан будет держать меня здесь».

Позже она сделала в своем исписанном, испещренном чернильными пятнами дневнике короткую запись об официальных похоронах. Ошибок в ее письме становилось все меньше, а ее почерк – все лучше. Она ничего не написала о теле дяди Джареда, его коже белее луны, лишенной крови в процессе бальзамирования. Она не записала, как дрожали губы ее отца, выдавая его чувства – ему действительно было больно из-за смерти брата. Не отметила, как ровно на время церемонии кончился дождь, не стала описывать толпы лордов, пришедших выразить свое почтение. Она даже не потрудилась упомянуть о присутствии короля или его сына Тиберия, который стоял, с мрачным видом нахмурив свои темные брови.

«Дяди больше нет, – вместо этого написала она. – И почему-то в каком-то смысле я ему завидую».

Закончив, она как и всегда спрятала дневник под матрасом в своей спальне вместе с остальными своими сокровищами. Если конкретно – с небольшим набором инструментов, который она забрала из заброшенного сарая садовника и ревностно оберегала. Две отвертки, изящный молоток, один набор плоскогубцев с игольчатым наконечником и гаечный ключ, проржавевший так сильно, что им почти нельзя было пользоваться. Почти. Там также была катушка тонкой проволоки, аккуратно вытянутой из древней лампы в углу, которую никто не стал бы искать. Как и поместье в Аденораке, городской дом Джейкосов в Западном Археоне был обветшалым местом. А когда шли ливни, там к тому же было сыро, и от этого старые стены покрывались конденсатом, как в пещере.

На Кориане все еще было черное платье и золотой пояс, а ресницы были влажные, как она убеждала себя, от дождя, когда в ее комнату ворвалась Джессамин. Разумеется, чтобы навести суету. Без щебетания Джессамин не обходилась организация ни одного банкета, не говоря уж о визитах ко двору. За очень ограниченное время и с очень скудными ресурсами она сделала все возможное, чтобы Кориана выглядела и вела себя как можно более презентабельно, как будто от этого зависела ее жизнь.

«Возможно, так оно и есть. Какой бы жизнью она ни дорожила. Возможно, при дворе нужен еще один инструктор по этикету для детей благородных Серебряных, и она думает, что если она сотворит чудо со мной, это место достанется ей.

Даже Джессамин хочет уйти».

– Так, давай обойдемся без этого, – пробормотала Джессамин, вытирая слезы Корианы салфеткой. Еще один взмах, на этот раз черным карандашом, чтобы подчеркнуть ее глаза. Пурпурно-голубыми румянами коснулась ее щек, чтобы ярче выделить скулы. На губы она не нанесла ничего, потому что Кориана так и не смогла овладеть искусством не пачкать помадой зубы или стакан с водой. – Думаю, так сойдет.

– Да, Джессамин.

Как бы ни радовалась старуха ее покорности, манеры Корианы заставили ее задуматься. Девушка явно загрустила после похорон.