Разоблаченная

Но ты хватаешь меня и зажимаешь в тиски объятий. Разворачиваешь к себе. Железной хваткой хватаешь за подбородок, сжимаешь так, что, кажется, раздробишь кости.



− Тебе никогда не понять степень моей заботы о тебе. − И ты отпускаешь меня.



− Нет, не понять. − Я смотрю на тебя. Твои глаза сверкающие, горячие, открытые, дикие, излучающие ярость и агонию, я вижу это. − И не хочу понимать! − Это откровенная ложь.



Ты отчаянно смотришь на меня, мышцы челюсти сжаты запредельно, так что желваки ходят, твои глаза что-то выискивают в моих, что-то нужное. И не находят, я ни о чем не думаю.



− Я не понимаю, что мне сделать, чтобы ты поняла, я не такой как ты думаешь!



− Ты и не пытался.



− Я пытался. Так долго, так...



− Как долго, Калеб? Как? − Мое понимание о временных рамках моей собственной жизни не имеет никакого смысла.



Годы, даты, как долго я находилась в коме, сколько лет своей жизни я помню, насколько надежны мои воспоминания об этом времени... все это под большим вопросом. Я ничего не знаю, а то что знаю – не обязательно правда.



− Сколько мне лет? − спрашиваю я.



− Они не знали точно, сколько тебе было лет, когда произошла авария, − говоришь ты.



− И в каком году произошла авария?



− В 2009, − ты отвечаешь без запинки.



− Как долго я находилась в коме?



− Полгода.



Я прохожу мимо тебя.



− Думаю, ты мне лжешь.



− Изабель...



− Отведи меня к доктору Франкель.




Ты сжимаешь челюсти, откидываешь голову назад. Смотришь на меня, сузив глаза.



− Хорошо, мисс Де Ла Вега. Как скажете.



Мы ждали лифт в полной тишине. И когда двери открылись, я повернулась к тебе.



− Говори мне правду, Калеб.



− Правду о чем?



− Правду обо мне. О том, что произошло. Обо всем!



Ты поворачиваешь ключ.



− Доктор Франкель ждет.



Ни одно слово не произнесено, пока лифт спускает нас на этаж ниже, и мы спускаемся на тридцать второй этаж. Безликие коридоры, абсолютно одинаковые двери, различающиеся лишь маркировкой цифр и букв. Кипельно-белая комната, кушетка, покрытая белой пеленкой поверх твердой синтетической кожи. И доктор Франкель, пухлый невысокий мужчина в неумолимом конце среднего возраста, к которому не благоволили ни время, ни судьба. Челюсть обвисла и подрагивает, его обвисший живот лежит на пряжке ремня, брюки цвета хаки плотно сидят на бедрах, но болтаются на лодыжках. Карие глаза не скрывают интеллект, а его маленькие руки ловкие, нежные и уверенные.



− А. Вот и пациент. Очень хорошо. − Хлопнув рукой по пеленке, которая мнется под моим весом, он приглашает меня присесть. − О да, я помню вас. Отличная чисто проделанная мной работа, хочу я вам сказать. Не осталось ни следа от ваших травм. Очень хорошо, просто отлично. Все будет быстро и легко. Местная анестезия, быстрый разрез и все закончится. Ни боли, ни страданий.



Я ложусь на кровать.



− Приступайте.



Он откашливается.



− Хорошо. Я вижу, разрез был сделан на вашем бедре. Мне нужно чтобы вы разделись. По крайней мере, до пояса.



Не долго думая, я задираю подол платья выше пояса, и, сосредоточив свой взгляд на стене, снимаю нижнее белье.



− Так лучше?



− Хм. Да... Я мог бы выйти из комнаты, вы же понимаете.



− Я хочу покончить с этим делом поскорее. Хочу, чтобы чипа во мне не было.