Разоблаченная

Я наблюдаю, как ты проводишь пальцем по экрану, нажимаешь центральную кнопку и появляется черный экран. Нет, не черный. Звезды. Мерцающие серебром созвездия на темном фоне. Я не знаю их названия, ты мне их не озвучивал. Кликаешь на белую иконку с разноцветной гаммой, она похожа на цветок, включающие в себя всевозможные цвета радуги. Появляются фото. Ты смахиваешь их вверх, фотографии уменьшаются, упорядочиваясь по годам. Ты прокручиваешь их вверх по хронологии в прошлое. Я улавливаю твое лицо, машину, снег, картину, себя и еще раз себя, опять я, нагая, спящая, смотрящая в никуда, застегивающая бюстгальтер с заведенными за спину руками, свой профиль.



Так много моих фотографий. Нет ни Рейчел, ни Четвертой, ни Шестой, никого другого. Только я. Маленькие разноцветные плитки мозаики, состоящей из моих фотографий. Ты прокручиваешь ниже, ниже, еще ниже перелистывая года. До 2006, не 2009. Ты листаешь фотографии так быстро, что я уже не верю в то, что вижу. Теперь ты упорядочиваешь фото по локациям: Нью-Джерси, несколько мест из Нью-Йорка. Просматриваешь фотографии именно этого года, пока не находишь одну. Единственную. Опять меня. Совсем юную. Боже, совсем молоденькую.



Я еле узнаю себя. Мое лицо разбито. Царапины. Порезы. Синяки. Такое худое. Нежное, как подбитая птичка. Моя голова выбрита, с черной щетиной, подчеркивающей контур моего черепа, высоких скул и миндалевидный разрез глаз. На левой стороне лица ‒ четкий и яркий красно-розовый шрам перечеркивающий щеку и чуть скрытый тенью. Я смотрю на тебя. В камеру телефона. Не улыбаюсь. Просто смотрю широко раскрытыми глазами с любопытством.



Я не помню этот момент. Но я смотрю на тебя. Я лежу в кровати. Фрагменты фотографии содержат металлические поручни, подушку, кусок синей ткани, скорее всего больничного халата. Как ты смог сделать это фото? Оно выглядит таким живым и откровенным.



‒ Ты отлично перенесла первую операцию. Очнулась после нее, казалось, все уже хорошо. Я все испортил. Ты вспомнила меня. Мы не разговаривали, только сидели рядом. Потом медсестры выгнали меня, сказали, что тебе необходимо спать. И когда я вернулся на следующий день, тебя уже не было в палате. Они сказали, что ночью что-то пошло не так. Началось кровоизлияние в мозг. Они опять провели экстренную операцию и ввели тебя в медицинскую кому. После этого ты не просыпалась шесть месяцев.

Я забираю у тебя телефон и смотрю на свое изображение. Юная я. Как будто я смогу подобрать ключи к своему прошлому в этой цифровой фотографии, подобрать среди набора пикселей, но не вижу ничего, кроме двоичного кода символов, единиц и нулей. И не могу. Я не вижу себя в ней. Я вижу шестнадцатилетнюю девочку. Потерянную и одинокую, пытающуюся бросить вызов. Смотрящую на мужчину, держащего камеру и спасшего меня, несчастным, но дерзким взглядом. Храбрым, но со страхом. Я вижу это. Знаю ли я, что мои родители уже мертвы? Была ли у меня возможность оплакать их? Или кровоизлияние забрало у меня и эти воспоминания?



Я не могу понять, что с моим изображением на фото. Моя голова выбрита, но это сильнее подчеркивает глаза и скулы, делая их беззащитными на фоне строгих и острых линий затылка. Я выгляжу несколько мужественно, но я определенно женщина. Невольно я касаюсь ладонью своей головы, ожидая почувствовать короткую щетину.



Смогу ли я?



Какими будут ощущения? Не чувствовать ничего на коже головы, кроме короткой щетины и гладкой кожи? Ни волос, ни тем более шелковистых черных локонов...



Я смогу. Когда-нибудь.



Возможно, для того чтобы стать настоящей Изабель, мне надо побрить налысо голову и отрастить волосы снова. Отрезать причесанные стилистом, завитые, уложенные великолепные локоны Мадам Икс и стать Изабель ‒ перерожденной, новой и беспомощной.



Ты разворачиваешься. Забираешь телефон, выключаешь его и отбрасываешь в сторону. Падая на кресло, телефон один раз подскакивает. Смотришь на меня сверху вниз и дергаешь меня за косу, заставляя откинуть голову назад. Твое тело совсем рядом, вплотную ко мне. Ты возвышаешься надо мной. Я обездвижена под чарами твоих диких движений, и я чувствую тебя. Твой жар и твой запах.



Ярость пронизывает меня. Я пытаюсь оттолкнуть тебя, но ты держишь за волосы, и я должна вернуться к тебе или страдать от боли.



‒ Отпусти меня, Калеб. ‒ Я соглашаюсь на боль и продолжаю отталкивать тебя.



Ты напряженно выдыхаешь.



‒ Нет! ‒ Рычишь. ‒ Я знаю, ты злишься. Но я не верю, что ты не чувствуешь это, Изабель!



Я чувствую. О да, я чувствую это. И это истинный источник силы моей ярости. И я ничего не могу сделать для того, чтобы не чувствовать. Каким-то немыслимым образом твоя близость уничтожает все, что вне тебя. Твое тепло и жестокая сила уничтожают мое понимание, почему я ненавижу тебя, почему не доверяю.



Это знакомо мне.



И я знаю, что ты сделаешь в следующий момент. Ты будешь выжидать секунду... две... три, а затем ‒ да. Сейчас. Ты обхватываешь мой затылок, мои волосы мягким и шелковистым покрывалом рассыпаются по моей коже, отделяя мою шею от твоей руки. Дергаешь меня вверх, заставляя подняться на цыпочки, и сминаешь мой рот поцелуем. Этот поцелуй взрывает меня. Тени сомнения падают на свет правды и разбивают стену разума, которую я старательно воздвигала. Это похоже на технику светотеней живописца Кьяроскуро. Ты целуешь меня так, что голова идет кругом. А потом резко отталкиваешь.



‒ Черт, ‒ рычишь ты. ‒ Сука. Я чувствую его вкус на тебе. Я ощущаю его запах.




‒ Ты знал. ‒ Я вытираю тыльной стороной ладони свои губы. ‒ Ты знал, куда меня отправил и к кому.



‒ Это не то же самое, что чувствовать его.



‒ А как думаешь, что чувствовала я, когда смотрела как ты трахаешь Рейчел? ‒ шиплю я. ‒ Что думаешь, каково было мне знать, что ты оставляешь меня, пахнущий мной, и идешь к ней? Спишь с ней, пробуешь ее, трахаешь ее. А потом возвращаешься ко мне, ложишься на меня, пробуешь, трахаешь и вот нас уже двое на твоей коже. А может больше чем двое? Другие девочки на этаже тоже, наверное. А есть еще? Другие девочки в другом здании? Подружки по всему городу, которые не знают о существовании друг друга. Похожие на ту девушку из лимузина, как там ее звали ту еврейку?



‒ Изабель... ‒ начинаешь ты.



‒ Тебе нечего мне сказать, Калеб. Ничего такого, что разрешит ситуацию в лучшую сторону. Никакими терминами не объяснить твое предательство. Это как использовать меня, трахнуть меня в лифте. Способ манипуляции мной. ‒ Я с трудом глотаю от ярости и боли. ‒ Ты всегда использовал меня. Наши отношения были не про «нас», а о «тебе». Тебе, использующим меня. Я была твоей шлюхой. Только ты расплачивался со мной не деньгами, ты платил мне жизнью. Фальшивыми воспоминаниями, сказками на ночь, старыми наполовину лживыми историями. Ты платил мне вещами гораздо менее полезными и осязаемыми, чем простая валюта, Калеб. И я больше не принимаю такую форму оплаты.



Я резко разворачиваюсь, и ты отпускаешь меня. И даже позволяешь уйти. Но ты позади меня. Стоишь слишком близко. Дышишь совсем рядом. Твое тело касается меня. Я чувствую твою эрекцию, когда ты сжимаешь ладонями мои бедра. Твои губы касаются изгиба моей шеи в районе плеча.



Ты мурлычешь мне.



‒ Как ты можешь просто так уйти, Изабель? Когда нам так хорошо вместе? Да, я использую тебя. Но и ты пользуешься мной. Ты принимаешь все, что я тебе даю, и забираешь еще больше. Ты не останавливаешь меня. Ты не говоришь «нет». Ты требуешь большего. Нет, не словами, но ведь секс это больше чем слова, не так ли? Ты требуешь от меня своим учащенным дыханием, твоим напряжением, когда я рядом, твое тело выгибается в мою сторону. Тем как ты приподнимаешь бедра, когда я касаюсь тебя. Твоими стонами, когда ты кончаешь раз за разом. Ты кончаешь со мной, Изабель. ‒ Его руки с аккуратными квадратными ногтями поднимаются с бедер, одна накрывает мою грудь, другая спускается к паху. ‒ Ты помнишь, как я дотронулся к тебе в первый раз?



Я почти не дышу. Боже, я помню. Помню слишком хорошо, слишком ярко. Я помню. Я сохранила эти воспоминания надолго. Недели. Месяцы. Даже года. Возникает напряжение, поднимается, усиливается. То как ты смотрел на меня, не прикасаясь. Почти не прикасаясь. Мы были в моей новой студии. Там даже еще пахло краской. До этого я жила в том же здании в другой квартире, поменьше. Очень похожей, но не такой красивой, не такой большой. Но очень схожей. Я стояла посреди кухонной зоны и осматривала свой новый дом. Восхищалась паркетом из темного дерева и книжными полками. Мечтала о том, какие книги расставлю на них, ‒ ты их уже расставил. И ты подошел ко мне сзади. Как сейчас.



На дюйм ближе. Я чувствую запах твоего парфюма и чувствую тебя. Ты опускаешь свои руки по обе стороны от меня. Просто стоишь и вдыхаешь мой запах. А я хочу тебя. Хочу прикоснуться к тебе. Я помню это. Хочу прикоснуться к твоим мышцам. Мне было нужно что-то, не знаю что, но было невыносимо нужно. И когда ты придвинулся ближе, так, что твое тело коснулось моего, я поняла, что. Я выпрямляюсь, твое тело максимально близко. Я чувствую спиной твою грудь, ощущаю внушительную арку эрекции. Я помню свою внутреннюю борьбу самой с собой. Я не понимала правильно это или нет, не ощущала потенциал своего желания.



Но когда твои руки обхватили мою талию и скользнули по бедрам вниз, у меня не осталось выбора, я не смогла сдержать частое дыхание и желание раствориться в тебе.



Секунда за секундой ты ласкал меня только прикосновениями, а я позволяла тебе. Я впитывала ощущения, ела их. Пожирала каждое новое прикосновение. Ты полностью раздел меня, снимал каждую деталь одежды постепенно, пока я не осталась совсем голой посреди этой кухни. Твои руки на моей коже, ты пробуешь мою плоть, и я стону. Ты отведал меня, твоя голова между моих бедер ‒ от вспышки наслаждения я кричу. Кончаю от твоих ласк. А потом ты опрокидываешь меня на стойку и берешь меня прямо на ней. Это неожиданно, но очень волнительно для меня. И ты кончаешь и уносишь меня в спальню, усаживаешь на кровать. Касаешься моей кожи. Гладишь мои изгибы. И совсем скоро ты опять возбужден, потому что разворачиваешь меня и ставишь в коленно-локтевую позу и берешь меня еще раз, командуя, чтобы я не кричала и не смела кончать, пока ты не разрешишь. Я не помню, сколько все это продолжалось. Потому что ты подвел меня к кульминации и остановился, а потом еще раз почти до вершины, и опять остановка, и еще ближе и опять стоп. И когда все-таки ты разрешил мне кончить, я получила оргазм такой силы, что, казалось, меня разорвет. Я заплакала.



Моя кожа пылала, я задыхалась. Я помню.



‒ Ты помнишь... ‒ Ты сжимаешь мой сосок через ткань бюстгальтера и лифа платья, и я делаю резкий вдох. ‒ Я так долго ждал. Ждал, когда буду владеть тобой. Годы. Я ждал. Я хотел тебя каждый день, но ты не была готова. Поэтому я ждал. И ждал. И снова ждал. И опять ждал. Когда мы перевели тебя в эту квартиру, я хотел выждать еще некоторое время. Но ты стояла здесь чертовски красивая, что я не смог больше держать дистанцию, меня накрыло. И то, как ты реагировала. Я видел ‒ ты хочешь меня. Я понял ‒ ты готова. Ни до, ни после этого я не испытывал таких невероятных, прекрасных, эротических ощущений, как тогда, в наш первый раз. Ты была так отзывчива. Ты знала, чего хочешь. Ты не была девственницей, Изабель. У тебя было не больше воспоминаний, чем сейчас, но я могу тебе сказать с уверенностью. Тогда ты знала, на что идешь и чего хочешь. И даже если и не понимала, что знаешь, ‒ ты знала.



‒ Годы?



Слишком размыты эти годы в моей памяти. Я помню, что ты всегда был рядом, всегда ты, только ты. Я помню, как хотела тебя, как удивлялась, почему не ласкаешь, не целуешь меня. А потом... ты сделал это, и я подсела на тебя.



‒ Каждый гребаный день, каждый его момент, когда ты была рядом, ‒ я хотел тебя. Конечно, первое время ты была очень слаба. Но когда ты восстановила возможность двигаться и говорить, сопротивляться желанию стало очень тяжело. Я развивал, учил тебя, тренировал. Тренировался с тобой, ел только с тобой. И все это время я хотел тебя. ‒



Ты потираешь мой клитор прямо через платье. ‒ Так же как и сейчас, я хочу тебя!