Разоблаченная

‒ Не сейчас, Изабель.



Я моргаю.



‒ Не сейчас? ‒ У меня сжимается горло. ‒ Почему нет?



‒ Я до боли хочу. И знаю, что ты тоже. Но я считаю, нам нужно еще подождать.



‒ Почему нет? ‒ Я чувствую отчаяние.



И злость. Чрезмерную злость, дикую и непрерывную необходимость. Я чувствую себя отвергнутой, отрицаемой. Презрение. Замешательство. У меня сжимается грудь, а глаза щипят и горят.



Он вытирает мои глаза большим пальцем.



‒ Не плачь, Изабель. Пожалуйста. ‒ У него низкий, тихий, осторожный голос. ‒ Это тяжело объяснить.



‒ Ты можешь целовать меня, разрешать сосать себе, засунуть палец в... в мой... ‒ Это тяжело сказать вслух, но я должна высказать свое мнение прямо, не думая. ‒ Ты можешь засунуть свой палец в мой анус. Можешь кончить на мою грудь. Ты можешь лизать мою киску. Но не можешь заняться со мной сексом? ‒ Я горжусь, что, говоря эти слова, высказываюсь смело.



Это на меня не похоже. Точнее, это не похоже на Мадам Икс, но, вероятно, так говорит Изабель.



Он закрывает глаза, крепко их сжимает, тяжело вздыхает.



‒ Изабель...



‒ Я не понимаю, Логан. Пытаюсь, но не получается.



‒ Все до сих пор было потрясающе. Ты великолепна. Ты мечта. Ты намного... намного больше, во всех отношениях, чем кто-либо, кого я когда-либо знал. Ты поражаешь меня. ‒ Он касается моей скулы большим пальцем. ‒ Я чувствую, что иногда тону, словно ты океан, а я просто пытаюсь оставаться на плаву. И... дело в том... Я хочу утонуть в тебе. Мне нравится, как это ощущается. Потерять себя в тебе. Я чувствую, что... боже, это трудно выразить словами. Как будто ничего больше, никого другого, словно всего мира не существует. Я чувствую, что в этот момент я мог бы просто быть и заняться с тобой любовью, прикоснуться к тебе и сделать тебе хорошо, и не было бы ничего, кроме нас. Я мог бы погрузиться в тебя, и мы бы исчезли друг в друге. Это были бы только мы.



‒ Я тоже, Логан. Я тону. Утонула. Я не могу дышать без тебя. Пыталась. Я не знаю ничего другого. Я просто хочу этого. Хочу тебя. Нас. Пожалуйста, Логан, ‒ мой голос дрожит на последних двух словах.



Его взгляд нерешителен, скользит от глаз ко рту, обратно к глазам.



‒ Сейчас тут больше, чем только мы, Изабель. Я не могу игнорировать это. Хочу, но не могу. Слишком много всего произошло к настоящему моменту, и мы оба это знаем. Просто... слишком много, ‒ долго и глубоко выдыхает он, будто хочет сказать неприятную правду. ‒ Я хочу тебя, Изабель.



‒ Я твоя, Логан.



‒ Дай мне договорить, хорошо? Во-первых, ты должна понять, что я не отвергаю тебя. Я хочу тебя. Хочу этого. Нас. И, честно говоря, это самое сложное, что я только делал. Отказывать сложнее, чем все, что мне когда-либо приходилось делать, и я имею в виду именно это. Я вижу, что это причиняет тебе боль, и ненавижу это больше всего на свете.




Я вздыхаю.



‒ Ты сказал, что предпочтешь неприятную правду, чем хорошо звучающую ложь. Что ж, я тоже, Логан. ‒ Я сажусь лицом к нему, подтягивая простыню к груди. ‒ Поэтому скажи мне правду.



Он тоже садится. Накидывает простыню поверх своих бедер. Хмурит брови. Его волосы спутаны, а рот вытянут в жесткую линию.



‒ Если Калеб появится тут прямо сейчас, что ты скажешь ему?



Я замираю, воздух покидает легкие. Я горю и хочу плакать.



‒ Не знаю. Его здесь нет.



Он позволяет молчанию повиснуть на мгновение.



‒ Ты уже дважды уходила от меня к нему, Изабель. Я не использую это против тебя. Думаю, я понимаю твою позицию так хорошо, как никто другой не сможет. Но... пока я не буду уверен, что ты не уйдешь от меня к нему в третий или в четвертый раз, я просто... Я не могу дойти до конца. Я хочу тебя. Но не хочу делиться тобой.



‒ Ты не делишься мной, Логан. И... – Я делаю паузу, призывая силу из гнева. ‒ Но ты можешь делать со мной все другое, прикасаться ко мне так, как никто никогда не делал, делать со мной то, что я никогда раньше не делала. И ты не можешь заниматься со мной сексом?



Он просто смотрит на меня. В его голубых глазах отражается грусть.



‒ Да, Изабель. Я могу заставить тебя кончить с помощью пальцев и рта. Я могу прикоснуться к тебе и поцеловать... Я могу сделать все это. И если ты уйдешь от меня, я переживу. У меня будут эти воспоминания, хорошие или плохие; я никогда не забуду это время с тобой, что бы ни случилось потом. ‒ Он делает паузу, чтобы подумать. ‒ Если бы ты была просто какой-то девушкой, с которой я проводил время, у нас не было бы этого разговора. Но ты... ты что-то значишь для меня, Изабель. Если бы это было просто сексуальное влечение, я был бы внутри тебя прямо сейчас. Я так сильно этого хочу, что я, блин, могу это попробовать. Я чувствую нас, Изабель. Но я просто... без тени сомнения знаю, что если мы будем заниматься сексом, это будет не просто секс. Когда мы это сделаем, это будет означать... все. Для нас обоих. И когда мы сделаем это, я знаю, что не смогу бросить тебя, не смогу позволить тебе уйти, не переживу, если ты уйдешь от меня.



‒ Я не уйду.



Его глаза горят.



‒ Ты не можешь говорить так. У вас с Калебом есть незаконченные дела. Ты знаешь это, я знаю это, и он знает это. И ты не можешь обещать мне, что, если ты снова встретишься с ним лицом к лицу, выберешь меня вместо него.



‒ Логан... ‒ говорю я, но останавливаюсь, потому что задыхаюсь. ‒ Черт возьми, Логан.



‒ Скажи, что я не прав, Изабель. ‒ Он касается моего подбородка, и мне приходится посмотреть на него. Его глаза цвета индиго ‒ самое мучительное из того, что я когда-либо видела. Я верю, когда он говорит, что это самое трудное из того, что он когда-либо делал. Я вижу боль в его глазах. ‒ Секс значит что-то, дорогая. Должен значить. Люди делают вид, что это не так, притворяются, будто они могут трахнуть тысячу разных людей, и ничто из этого никогда ничего не значит, что они просто делают все, чтобы чувствовать себя хорошо. Но если ты обнаружишь, что этот человек резонирует с музыкой твоей души, когда ты обнаружишь, что это тот, само присутствие которого занимает все место в твоем сердце и заставляет душу петь, а тело чувствовать себя более живым, красивым и любимым, чем ты когда-либо чувствовала, понимаешь, что секс действительно что-то значит. Я виновен в его обесценивании, как и все остальные. Но я знаю еще кое-что. Если бы секс был бессмысленным, если бы это были просто гормоны, жидкости, феромоны и несколько минут удовольствия, то не было бы больно, когда тебе изменили. Но это причиняет боль, потому что это что-то значит. Когда Линн изменила мне, это сломало что-то внутри меня. Я пытался с Билли, но чем дольше все продолжалось, тем больше я осознавал, что закрывался, и что я никогда не вкладывался в нее или в саму идею нас. Это был случайный секс, просто с одним человеком в течение длительного периода времени, но он все еще был пустым, бессмысленным и ничего не заполнял во мне, не резонировал. Я думал, что мы с Линн нашли отклик друг в друге, а она доказала, что я ошибался.



‒ Мы резонируем, Логан. – В конце мой голос ломается.



‒ Я знаю, что это так. Настолько сильно, что это превращает в шутку то, что я чувствовал с Линн. Но сейчас мне известно, насколько сильно. Я знаю, как сильно это разрушит меня, когда... если что-то пойдет не так.



‒ Поэтому ты не доверяешь мне.