Разгадай меня
Часть 36 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Какого. Хрена?! — выдавливаю слова по одному, отчаянно пытаясь не захлебнуться собственным ядом.
— Твои любимые, Агги, я помню, — осторожно отвечает он, вставая. Улыбочка слетает с лица, чует, удод, что где-то подвох.
— Это НЕ мои любимые цветы. А Варины! Какой же ты… уууу!!! — топаю ногами, чувствуя приближающуюся истерику.
Уберите детей от экрана, спрячьте все острые предметы, сейчас будет бойня.
— Тебе вообще все равно — я или она, да? Мы взаимозаменяемы???
— Я перепутал, Агги, с кем не бывает, — он выставляет ладони вперёд, как опытный оперативник, призывающий сдаться преступника.
— Я убью тебя, — произношу обманчиво тихо, аккумулируя силы для битвы.
Кажется, это одна из тех низких частот, по которой собаки чувствуют — здесь бомба.
Стягиваю огромный букет со стола — тяжеленный зараза — замахиваюсь двумя руками и опускаю его на спину убегающего Стаса.
Он сдавленно шипит и пригибается, очевидно от боли. Давая мне отличный шанс зарядить ему этим веником по мордасам. Как давно я об этом мечтала!
Даже не знала, что во мне живёт такая злость!
Прикладываю его по лицу герберами, они рассыпаются оторванными листьями и белоснежными лепестками на пол, создавая идеальную картину того, как будет выглядеть его могила, клянусь! С коробки капает вода, Стас подскальзывается на мелкой лужице и летит на пол. Я не сдерживаюсь и метелю его значительно оскудневшим букетом по лицу, груди и даже рукам, которыми он трусливо прикрывается. Прими бой, как мужчина, Григорьев!
— Ты совершенно не умеешь прощать! — кричит он, сбрасывая с себя то, что осталось от цветов.
— Зато я, — удар. — Отлично, — удар. — Умею, — удар. — Копать!
Удар, удар, удар. В руках остается одна лишь розовая коробочка, да одиноко торчащий из нее стебель.
— Не хочешь полюбоваться небом химкинского леса? Могу устроить ночную экскурсию, лопату только захвачу!
Замахиваюсь в последний раз, швыряю в него коробкой, подскальзываюсь на мокрой плитке и лечу следом за коробом прямо на Стаса.
Он болезненно охает, когда я упираюсь коленом ему в пах, а я, когда над головой раздается громоподобное:
— Что здесь происходит?!
Зараза.
Глава 35. Тили-тили тесто
Агния
Я вспотела.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся пытаюсь встать со Стаса, но тот, мерзавец, обхватывает меня своими лапищами и прижимает к себе. Я распластываюсь на нем, утыкаясь лицом в мужское плечо. Засранец.
Аккумулирую силы, упираюсь в пол руками и перемещаю колено чуть вверх, повторно прижимая его причиндалы с садистским удовольствием. Он сдавленно стонет и ослабевает хватку. Я тут же вскакиваю на ноги, откидываю челку с лица, поправляю блузку. Блин, верхние пуговицы расстегнулись, делая ситуацию еще более неоднозначной.
Так и хочется пнуть Григорьева по шарам ещё разочек!
Представляю, что за картина предстала перед невольными зрителями. Особенно печально, что одним из свидетелей стала Света, не скрывающая мерзкой улыбочки.
— Вот пижоны! — причитает уборщица, сжимая в руках швабру. — Что натворили! Такие цветы, и всё на пол!
Стас, кряхтя, поднимается на ноги, становится позади меня и приобнимает меня за плечи. Смертник. Откушу же по локоть!
— Небольшие разногласия влюбленных, вы уж простите. Мы сами уберем.
Выхватывает из рук уборщицы швабру и начинает мести пол. Елена Валентиновна, женщина по жизни хмурая, расплывается в улыбке.
— Понимаю, — подмигивает она мне. — Дело такое.
И только я хочу открыть рот, чтобы спустить на землю всех участников этого нелепого фарса, как свой свисток открывает Света.
— Елена Валентиновна вынесите пока мусор из кабинета директора.
Габаритная женщина кивает и скрывается в кабинете Рижского. Я с яростью смотрю на блондинку, которая явно заявилась не просто так.
— Специально ее сюда привела?
— Услышала шум, поняла, что без уборки не обойтись. Что же ты так с женишком?
— Он мне не женишок, — рявкаю в ответ.
— Пока, — хмыкает сзади Стас.
— Заткнись, Григорьев. Просто заткнись себе во благо.
Отхожу к столу, сметаю со стола опавшие с гербер лепестки прямо на только что подметенный участок. Мелкая мстя языкастому паршивцу.
Света тихо ретируется. Пронырливая жучка, точно знает, когда лучше валить.
Григорьев тем временем заметает авангардное искусство в виде павших цветов в совок и спускает их в мусорную корзину. Сверху летит измятая шляпная коробка, в которой так красиво были упакованы герберы.
— Прости, — звучит тихое и… черт, у меня слуховые галлюцинации? Или я и правда слышу искренность.
— За что именно ты просишь прощения? — выдыхаю я, поднимая взгляд на бывшего лучшего друга.
Он стоит с другого края стола, сжимая метлу, и выглядит почти комично. Почти.
— За время.
Настенные часы тикают в моей голове, отмеряя каждую не сказанную им букву.
— За время… — тихо повторяю я.
— Которое я потерял. Я же знал, что ты та самая. Всегда знал, — большим пальцем он прочесывает правую бровь и продолжает. — Но из-за собственной глупости, эгоизма, максимализма… Так тупо просрал.
Стас находит мою руку на столе и мягко не сжимает.
— Можно я… Агги, пожалуйста, давай поговорим.
— У нас новый уборщик? А где тетя Лена? — врывается в наши интимные переглядки надменный фотограф, тот самый, что назвал меня "не фонтан".
Я судорожно вырываю руку из лап бывшего и прячу ее под столом. Кажется, кожа на ладони горит от не прошеного прикосновения, распространяя жар тревоги и неправильности по телу. Что за яд на его коже, что от одного прикосновения мне чуть не отшибло память и разум?
— Она в кабинете Алексея Викторовича, — отчего-то охрипшим голосом отвечаю я. — Убирает.
— Без своего главного орудия? — насмешливо изгибает брови фотограф и снова косится на Стаса с метлой в руках.
Дверь кабинета открывается, и оттуда выкатывается Елена Валентиновна с черным мешком в одной руке и тряпкой в другой.
— Ой, Шурик, только тебя вспоминала, крестилась, не дай боже ты сегодня заявишься! Я твою чёртову конуру драить не буду, так и знай! И вообще, конец рабочего дня уже.
— Теть Лен, ну, — как мальчишка, надувается фотограф.
— Не бузи на меня, Шурик. Мамке твоей позвоню, расскажу, какую ты порнографию тут снимаешь.
— Это каталоги! У меня сроки, а в хаосе я работать не могу. "Порядок освобождает мысль"! — так Кант говорил, слышала? — хватает ее под локоток и разворачивает к выходу.
— Ну, раз говорил, так пусть сам у тебя и убирает. Я блёстки гремучие в прошлый раз из ушей своих доставала.
— Там только упаковочная бумага сегодня.
— Ай, сейчас приду. Девиц своих только выгони, чтоб я нормально убралась, а то будут каблучищами своими стучать.
— Я уже, уже.
Шурик, он же, насколько я помню, Санчо, растворяется также незаметно, как появился. Уборщица, она же, по-видимому, член семьи, ставит мусорный пакет на пол, прячет тряпку для пыли в карман формы и забирает свой рабочий инструмент из рук Стаса.
— Хороший мальчик, — цокает она языком. — И пара вы красивая.
— Мы не…
— Спасибо! — перебивает меня Григорьев. — Мусор оставьте, я сам вынесу.
— Спасибо, красавчик. Работаешь здесь? Не видела тебя раньше.
— Ага, сегодня первый день.
— Твои любимые, Агги, я помню, — осторожно отвечает он, вставая. Улыбочка слетает с лица, чует, удод, что где-то подвох.
— Это НЕ мои любимые цветы. А Варины! Какой же ты… уууу!!! — топаю ногами, чувствуя приближающуюся истерику.
Уберите детей от экрана, спрячьте все острые предметы, сейчас будет бойня.
— Тебе вообще все равно — я или она, да? Мы взаимозаменяемы???
— Я перепутал, Агги, с кем не бывает, — он выставляет ладони вперёд, как опытный оперативник, призывающий сдаться преступника.
— Я убью тебя, — произношу обманчиво тихо, аккумулируя силы для битвы.
Кажется, это одна из тех низких частот, по которой собаки чувствуют — здесь бомба.
Стягиваю огромный букет со стола — тяжеленный зараза — замахиваюсь двумя руками и опускаю его на спину убегающего Стаса.
Он сдавленно шипит и пригибается, очевидно от боли. Давая мне отличный шанс зарядить ему этим веником по мордасам. Как давно я об этом мечтала!
Даже не знала, что во мне живёт такая злость!
Прикладываю его по лицу герберами, они рассыпаются оторванными листьями и белоснежными лепестками на пол, создавая идеальную картину того, как будет выглядеть его могила, клянусь! С коробки капает вода, Стас подскальзывается на мелкой лужице и летит на пол. Я не сдерживаюсь и метелю его значительно оскудневшим букетом по лицу, груди и даже рукам, которыми он трусливо прикрывается. Прими бой, как мужчина, Григорьев!
— Ты совершенно не умеешь прощать! — кричит он, сбрасывая с себя то, что осталось от цветов.
— Зато я, — удар. — Отлично, — удар. — Умею, — удар. — Копать!
Удар, удар, удар. В руках остается одна лишь розовая коробочка, да одиноко торчащий из нее стебель.
— Не хочешь полюбоваться небом химкинского леса? Могу устроить ночную экскурсию, лопату только захвачу!
Замахиваюсь в последний раз, швыряю в него коробкой, подскальзываюсь на мокрой плитке и лечу следом за коробом прямо на Стаса.
Он болезненно охает, когда я упираюсь коленом ему в пах, а я, когда над головой раздается громоподобное:
— Что здесь происходит?!
Зараза.
Глава 35. Тили-тили тесто
Агния
Я вспотела.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся пытаюсь встать со Стаса, но тот, мерзавец, обхватывает меня своими лапищами и прижимает к себе. Я распластываюсь на нем, утыкаясь лицом в мужское плечо. Засранец.
Аккумулирую силы, упираюсь в пол руками и перемещаю колено чуть вверх, повторно прижимая его причиндалы с садистским удовольствием. Он сдавленно стонет и ослабевает хватку. Я тут же вскакиваю на ноги, откидываю челку с лица, поправляю блузку. Блин, верхние пуговицы расстегнулись, делая ситуацию еще более неоднозначной.
Так и хочется пнуть Григорьева по шарам ещё разочек!
Представляю, что за картина предстала перед невольными зрителями. Особенно печально, что одним из свидетелей стала Света, не скрывающая мерзкой улыбочки.
— Вот пижоны! — причитает уборщица, сжимая в руках швабру. — Что натворили! Такие цветы, и всё на пол!
Стас, кряхтя, поднимается на ноги, становится позади меня и приобнимает меня за плечи. Смертник. Откушу же по локоть!
— Небольшие разногласия влюбленных, вы уж простите. Мы сами уберем.
Выхватывает из рук уборщицы швабру и начинает мести пол. Елена Валентиновна, женщина по жизни хмурая, расплывается в улыбке.
— Понимаю, — подмигивает она мне. — Дело такое.
И только я хочу открыть рот, чтобы спустить на землю всех участников этого нелепого фарса, как свой свисток открывает Света.
— Елена Валентиновна вынесите пока мусор из кабинета директора.
Габаритная женщина кивает и скрывается в кабинете Рижского. Я с яростью смотрю на блондинку, которая явно заявилась не просто так.
— Специально ее сюда привела?
— Услышала шум, поняла, что без уборки не обойтись. Что же ты так с женишком?
— Он мне не женишок, — рявкаю в ответ.
— Пока, — хмыкает сзади Стас.
— Заткнись, Григорьев. Просто заткнись себе во благо.
Отхожу к столу, сметаю со стола опавшие с гербер лепестки прямо на только что подметенный участок. Мелкая мстя языкастому паршивцу.
Света тихо ретируется. Пронырливая жучка, точно знает, когда лучше валить.
Григорьев тем временем заметает авангардное искусство в виде павших цветов в совок и спускает их в мусорную корзину. Сверху летит измятая шляпная коробка, в которой так красиво были упакованы герберы.
— Прости, — звучит тихое и… черт, у меня слуховые галлюцинации? Или я и правда слышу искренность.
— За что именно ты просишь прощения? — выдыхаю я, поднимая взгляд на бывшего лучшего друга.
Он стоит с другого края стола, сжимая метлу, и выглядит почти комично. Почти.
— За время.
Настенные часы тикают в моей голове, отмеряя каждую не сказанную им букву.
— За время… — тихо повторяю я.
— Которое я потерял. Я же знал, что ты та самая. Всегда знал, — большим пальцем он прочесывает правую бровь и продолжает. — Но из-за собственной глупости, эгоизма, максимализма… Так тупо просрал.
Стас находит мою руку на столе и мягко не сжимает.
— Можно я… Агги, пожалуйста, давай поговорим.
— У нас новый уборщик? А где тетя Лена? — врывается в наши интимные переглядки надменный фотограф, тот самый, что назвал меня "не фонтан".
Я судорожно вырываю руку из лап бывшего и прячу ее под столом. Кажется, кожа на ладони горит от не прошеного прикосновения, распространяя жар тревоги и неправильности по телу. Что за яд на его коже, что от одного прикосновения мне чуть не отшибло память и разум?
— Она в кабинете Алексея Викторовича, — отчего-то охрипшим голосом отвечаю я. — Убирает.
— Без своего главного орудия? — насмешливо изгибает брови фотограф и снова косится на Стаса с метлой в руках.
Дверь кабинета открывается, и оттуда выкатывается Елена Валентиновна с черным мешком в одной руке и тряпкой в другой.
— Ой, Шурик, только тебя вспоминала, крестилась, не дай боже ты сегодня заявишься! Я твою чёртову конуру драить не буду, так и знай! И вообще, конец рабочего дня уже.
— Теть Лен, ну, — как мальчишка, надувается фотограф.
— Не бузи на меня, Шурик. Мамке твоей позвоню, расскажу, какую ты порнографию тут снимаешь.
— Это каталоги! У меня сроки, а в хаосе я работать не могу. "Порядок освобождает мысль"! — так Кант говорил, слышала? — хватает ее под локоток и разворачивает к выходу.
— Ну, раз говорил, так пусть сам у тебя и убирает. Я блёстки гремучие в прошлый раз из ушей своих доставала.
— Там только упаковочная бумага сегодня.
— Ай, сейчас приду. Девиц своих только выгони, чтоб я нормально убралась, а то будут каблучищами своими стучать.
— Я уже, уже.
Шурик, он же, насколько я помню, Санчо, растворяется также незаметно, как появился. Уборщица, она же, по-видимому, член семьи, ставит мусорный пакет на пол, прячет тряпку для пыли в карман формы и забирает свой рабочий инструмент из рук Стаса.
— Хороший мальчик, — цокает она языком. — И пара вы красивая.
— Мы не…
— Спасибо! — перебивает меня Григорьев. — Мусор оставьте, я сам вынесу.
— Спасибо, красавчик. Работаешь здесь? Не видела тебя раньше.
— Ага, сегодня первый день.