Разделенные

— Акайо?..

Подошел ближе, взял за плечи, сжал. Акайо смотрел в лицо, которое помнил всегда неподвижно суровым, смотрел, как тоньше становится лед вечной маски, и не знал, что думать. В нем самом металась буря, столь глубокая, что выразить ее словами казалось невозможным. Только спросить еще:

— Ты хотел, чтобы я стал воином. Зачем?

— Потому что твой дед великий воин, — на этот раз ответил отец. Видно было, как он овладевает собой, как подергивается инеем и схватывается еще более толстым льдом маска. Но все же он впервые говорил с сыном как с равным. — А единственный способ законно свергнуть его — вызвать на бой. Я не мог этого сделать.

— Почему ты не рассказывал мне ничего? Почему ты сам ничего не сделал?!

Голос сорвался, Акайо резко отвернулся, прикрывая рот рукой. Нельзя было кричать. Его могли услышать.

— Идем, — отец указал на дверь в свою комнату. — Идем. Я расскажу тебе.

Акайо последовал за ним. Опустился на циновку, глядя, как отец расставляет посуду и заваривает чай. Вдыхал запах горячих листьев. Слушал журчание воды. Успокаивался.

— Когда меня изгнали, — начал отец, наполняя чашки, — я отправился сюда. Достаточно близко к столице, чтобы дойти неумелым и без припасов, но достаточно далеко, чтобы соблюсти условия отца. Я знал, что не откажусь от своих убеждений, но и справится с императором не мог. Нужно было сохранить себя, чтобы затем вернуться. Я чувствовал себя мошкой, вырвавшейся из плена цветка, и оставалось только радоваться, что цветок оказался башмачком гейши, а не мухоловкой. Ему было достаточно оставить на своем пленнике как можно больше следов, а не сожрать целиком.

Акайо слушал, касаясь губами слишком горячего напитка, и не мог поверить. Сглотнул, обжигая небо, на миг отвлекаясь от происходящего в голове, прячась на простой, телесной болью.

Не получалось совместить эти слова сдавшегося человека с отцом, которого помнил несгибаемым и холодным, как камень.

— Нет, отец. Тебя сожрали, а ты не заметил. Ты переложил все свои планы на меня и даже не сказал мне, ради чего все это было. Если бы я знал… — запнулся, оглянувшись на приоткрытую дверь. Улыбнулся невольно, думая о тех, кто шел в этот миг к храму. — Хотя мне нравится то, что вышло.

— Я не думал, что Ямао осмелится! После моего изгнания ты — единственный законный наследник. Я представить не мог, что он захочет избавиться от тебя, пресечь род…

Отец оправдывался. Акайо слушал его со странным чувством пустоты и робкой нежности, начинающей рождаться в сердце. Этот человек лишил его детства, превратил целые годы в одну нескончаемую тренировку. Но благодаря его ошибкам Акайо узнал Эндаалор. Узнал Таари. И…

— Вы оплакивали меня?

Отец тряхнул головой, отвернулся, прерванный на середине фразы. Помолчал, поджав губы, затем указал подбородком:

— Выйди во внутренний двор. Сам увидишь.

Акайо чуть склонил голову, но вставать не стал. Без того знал — во дворе домашний алтарь самым почетным предкам. Если отец отправляет его туда, значит, среди немногочисленных имен теперь есть и его. Может быть, какая-то вещь. Может быть, благовония.

Он не хотел видеть себя мертвым.

Они допили чай молча, отец снова наполнил чашки. Хана Ичиро, странно было думать о нем, как о наследном принце, человеке, который мог быть императором. Он смотрел только на доску, руки двигались плавно, почти как в танце Симото. Акайо всегда действовал так же.

— Ты не учил меня варить чай, — сказал тихо. — Но я научился, глядя на тебя.

Помолчали еще. Вздохнули одновременно.

— Как ты выжил? — тихо спросил отец.

И Акайо начал рассказывать.

***

Он ждал удивления. Проклятий, возможно. Презрения наверняка. Но отец просто выслушал его, хотя Акайо говорил так откровенно, как только мог, и даже сейчас ему тяжело было признаваться во многом.

— Я хотел бы познакомиться с ней, — только сказал отец.

— Они сейчас в храме, — отозвался Акайо. — Я не знаю, придут ли сюда. Я не знал, что ты будешь делать.

Отец раздраженно вздернул подбородок, но ответить не успел. Чья-то фигура мелькнула в проеме, постучали в тонкое дерево рамы.

— Я могу войти?

В дверях стояла Таари. Акайо улыбнулся, собираясь представить их, но отец встал первым, шагнул прямо через доску, с лицом одновременно пораженным и радостным. Протянул руку, будто собираясь коснуться щеки Таари... Замер. Поклонился сдержанно. Сказал:

— Вы спасли моего сына. Я сделаю все, чтобы отдать этот долг.

Она смотрела на него с мягким, сочувственным и лишь чуть насмешливым интересом.

— Вам кажется знакомым мое лицо, верно, господин Ичиро? Вы не ошибаетесь. Я дочь Сакуры.

Он коротко кивнул, прикрыл глаза. Спросил, помедлив:

— Она жива?

— Нет. Умерла двенадцать лет назад от болезни. Это врожденное, здесь она умерла бы еще раньше.


Акайо с удивлением смотрел, как они говорят — на равных, и отец знал мать Таари, и сожалел о ее гибели так, словно любил ее. Стало ревниво обидно — а мама? Никогда и ничто в жизни семьи не вызывало у отца таких поджатых губ, такого неприкрытого выражения боли. Или это только потому, что он знал, с кем говорит? Решил, что если все летит в море, то можно даже показывать свое страдание?

И ведь все полетело из-за него. Из-за Акайо.

— Сын!

Он обернулся к внутренним двери, распахнул объятия. Маленькая женщина влетела в них, прижалась к груди со счастливыми слезами. Шептала в складки куртки:

— Живой, живой, — крепче стискивая в кулаках ткань.

Он коснулся губами черной макушки, обнимая. Подтвердил:

— Живой. Только это очень долгая история. Я был в Эндаалоре, мама. По ту сторону границы. У них все совсем иначе.

Хотел добавить "и я туда потом снова вернусь", но не стал. Слишком все было зыбко.

— Здравствуйте, — мягко сказала за спиной Таари. — Рада познакомиться. Ваш сын назвал меня в вашу честь, Сугаваро Тамико.

Мама чуть отстранилась, вытерла глаза краем рукава. Поклонилась всем смущенно:

— Простите.

— Все в порядке, — отозвался, не оборачиваясь, отец. — Не каждый день сын воскресает из мертвых.

Качнул головой, предложил:

— Оставайтесь. Вам нужен отдых, а в моем доме вы в безопасности. Даже если вас станут искать, меня предупредят заранее.

Акайо неуверенно посмотрел на Таари, но та кивнула без сомнений.

— Благодарю за гостеприимство, господин Ичиро. Мы с радостью им воспользуемся.

***

Странно было сидеть за этим столом сейчас. Понимать, что на самом деле дом всегда был намного меньше, чем помнилось, что в комнате отца можно разместиться разве что вдвоем, и то только когда скатана постель, а чтобы устроить всех, нужно убирать все внутренние перегородки.

Акайо отодвигал легкую стену вместе с отцом, помогал матери накрывать на стол, знакомил всех друг с другом и чувствовал себя странно, обманчиво счастливым.

Но оставаться не хотелось. Это был дом его родителей, а не его собственный. Миг покоя, возвращения в детство, которого у него не было, оказался почти болезненно приятным, но Акайо понимал — если он пробудет здесь дольше, чем один вечер, неловкость перевесит тепло.

Вокруг говорили, Иола пересказывал отцу суть одной из эндаалорских книг, мама делилась с Юки каким-то рецептом. Таари сидела рядом, улыбалась, глядя на всех. Чувствовалось, как она отдыхает, открыто принимая участие в разговоре, не пытаясь скрывать саму себя. Акайо с удивлением смотрел, как отец, всегда очень строго относившийся к этикету, говорит с Тэкэрой, словно не знает, кто она, и ничего не понимал.

— Хана Ичиро, — шепнула на ухо Таари. — Вот таким он был.

Потянулась к стоящему на столе чайнику, подлила чай себе и Акайо. Улыбнулась.

— Ты на него похож. Наверное, я сразу почувствовала.

Он посмотрел на нее, взглядом прося рассказать, но она покачала головой:

— Потом. Не бойся, там нет никаких страшных тайн. Просто моя мать знала его до того, как пришла в Эндаалор.

Отец в этот момент кашлянул, призывая к тишине, поднял чашку выше. Посмотрел на Таари.

— Я еще раз благодарю вас за спасение моего сына. Моя жизнь принадлежит вам.

Она засмеялась, перехватывая его руку, не позволяя закрепить клятву.

— Не стоит. Мне достаточно жизни Акайо, а ваша принадлежит Тамико и вашему дому.

Он склонил голову, соглашаясь. Попросил:

— Расскажите о цели вашего пути. Мой сын рассказал столько, сколько понимает сам, но, возможно, ваш рассказ объяснит мне некоторые детали. Я хотел бы вам помочь, но сложно сделать это, если не понимаешь.

Обидные, но по-своему справедливые слова. Таари так и сказала, прежде чем взяться объяснять свою работу. Отец слушал внимательно, они постоянно уточняли друг для друга сложные понятия, даже рисовали что-то. Акайо помог матери расстелить циновки, расспросил Тетсуи про Рюу.

— Они остались в храме как паломники, вдвоем. Монахи не имеют права их выдать, а когда Рюу выздоровеет, они придут сюда. Таари предложила прийти к твоему отцу, чтобы договориться об этом.

Вдвоем оглянулись на все еще бурно обсуждающие что-то тени за бумажной ширмой. Тетсуи неловко заметил:

— Наверное, она не забудет.

Акайо решил не рисковать. Поднялся, подошел к ним, постоял рядом. Вклинился в паузу.

Таари, услышав позабытую просьбу, смутилась.