Разделенные

Хмыкнул в спину Наоки, дернувшийся было за ними Кеншин замер, колеблясь. Что-то происходило, что-то, касающееся как минимум Джиро, а может, и его самого тоже, но Акайо не понимал, что. И почему-то боялся спросить.

Когда они отошли достаточно далеко, чтобы свет костра не перебивал лунный, Акайо обнажил меч. Джиро повторил движение идеальным зеркалом, стал в защитную стойку. Акайо скопировал, подняв меч над головой, словно навес. Сделал первый шаг — не на сближение, в сторону, будто пытаясь обойти противника. Тот, конечно, не позволил.

Они почти завершили круг, когда Джиро атаковал — быстро, без полужеста предупреждения, но самым простым образом. Акайо легко парировал, отшагнул назад, разрывая дистанцию. Джиро качнулся из стороны в сторону — старый прием, он мог запутать противника, если тот привык следить за телом, а не за глазами. Акайо не дал обманному движению завершиться, напал, нанес череду быстрых ударов, каждый раз, конечно, натыкаясь на чужой клинок. Едва успел увернуться от контратаки, крутанулся следом за скользнувшим за спину противником, отбил опасный выпад. Не удержавшись, похвалил:

— Хороший прием.

Джиро только коротко кивнул. Видно было, как он стискивает зубы, вкладывая в этот бой… Что? Это ведь просто тренировка, позволяющая занять время. Или для него не так?

Акайо отбил еще несколько ударов, ушел в глухую защиту, рассматривая лицо Джиро уже не только для того, чтобы предугадать, откуда будет нападение. Вздохнул.

Все казалось очевидным, просто он не хотел об этом вспоминать. Так удобно вышло, экспедиция сняла все вопросы, можно было больше не думать о том, что Джиро просил ему отомстить. Что ошейник с него снимала Таари, а принадлежал он — Акайо.

Что Акайо до сих пор не сказал, что он свободен.

— Я вам не сильно помешаю?

У края истоптанной площадки улыбалась Таари. Кажется, уже давно, а они ее не замечали, сосредоточившись на схватке. Акайо первым убрал оружие, благодарно улыбнулся противнику. Слова застряли в горле, как птица в силках, а пока Акайо мучительно выпутывал их, Джиро уже поклонился ему, вбросил меч в ножны и скрылся в зарослях.

Таари фыркнула:

— Мальчишка! — Неожиданно серьезно добавила: — Поговори с ним. Иначе он так и съест сам себя, будет таскаться за тобой тенью, пока не прогонишь.

— Я не знаю, что сказать, — тихо признался Акайо.

Таари только покачала головой, подошла, обняла. Тут же отпрянула:

— Ты мокрый, словно под дождь попал! — Улыбнулась со знакомыми искрами в глазах. — Остальные уже искупались, так что можем пойти вместе.

— А Джиро?

Таари только брови подняла, позволяя самому додумать, какой шанс, что Джиро после этого поединка пойдет не тренироваться дальше в одиночестве, а купаться.

***

Водопад в лунном свете блестел, разбивался о спокойную гладь маленького озера, распускал по ней бесконечные волны. Акайо распутывал пояс, когда Таари, уже сбросив одежду, шагнула в воду. Ночь превращала все цвета в черное и белое, вода отбрасывала бледные отсветы на кожу, и в этом странном свете человеческая фигура превращалась в мираж, сплетенный из тумана, неуловимый, текучий. Она оглянулась, подошла ближе. Перехватила узел под его замершими руками, развязала, скользнула прохладными руками под ткань куртки, провела по плечам. Одежда соскользнула на землю. Взяв его за руки, Таари отступила, не вынуждая — предлагая следовать за собой.

На дне скользили крупные камни, между ними взметались облачка ила, оседали на ногах щекотными крупицами. У водопада этот легкий текучий покров давно размыло водой, камни обкатывало до гладкости, потом ломало и они вновь скалились острыми краями. Один такой впился в ногу, Акайо охнул, пошатнулся, выпустил руки Таари. Не упал, но она надавила на плечи, предлагая опуститься на колени. Скользнул в ее руках кусок мыла, Акайо протянул было руку за ним, но Таари только шлепнула его по пальцам.

Жесткая ветошь под ее уверенными движениями выцвела из черного в серый, прошлась по его груди, стирая вместе с пылью и потом напряжение. Таари наклонялась над ним, тянула за руки, прикосновением требуя повернуться. Он закрыл глаза, слушая шум водопада и леса, плеск воды вокруг них. На макушку полилась набранная в горсть вода, невесомой шапкой легла пена. Тонкие пальцы прошлись от затылка вверх, Акайо чуть запрокинул голову, наслаждаясь лаской.

В темноте он чувствовал каждое движение — как она переступала с ноги на ногу, обходила его вокруг, отбрасывала собственные падающие на лицо пряди.

Она коснулась его подбородка, потянула, движением приказывая встать. Велела:

— Не открывай глаза.

Толкнула в грудь, заставляя сделать шаг назад. Поддержала за локоть, когда он поскользнулся на камнях, положила узкую ладонь на горло, чуть сжала. Он улыбнулся. Хотел сказать «я люблю тебя», хотел сказать «я твой». Хотел…

Задохнулся в потоке воды, невольно открыл глаза, перехватил ее запястье.

— Руки, — резко одернула Таари.

Он замер. Не сумев разжать пальцы, продолжал цепляться за нее, как утопающий, но не пытался вырваться. Смотрел сквозь заливающую лицо воду, как она улыбается, разевал рот, пытаясь глотнуть воздуха, чувствовал себя рыбой на суше — безголосой, беспомощной в чуждой, смертельной стихии.

И не выдержал, дернулся вперед, вырвался из водопада. Закашлялся, упал на колени, вздрагивая.

Таари склонилась над ним, погладила по голове. Обхватила лицо ладонями.

— Не бойся. Я не дам тебе утонуть.

Он кивнул. Он ни на миг не сомневался в ней, просто…

Просто что? Он, бывший генералом Ясной империи, отдавший свою жизнь во имя долга, боится? Он — и не может побороть страх смерти?

Стыд заставил отвести глаза. Встать навытяжку, сказать тихо:

— Прости меня. Я готов.

Таари смотрела, чуть склонив голову набок. Шагнула ближе, тело к телу, обхватила его затылок, притянула к себе… И поцеловала в щеку, нежно, словно прикосновение бабочки. Шепнула:

— Ты ничего не должен, Акайо. Я просто предлагаю игру. Ты можешь отказаться.


— Я не хочу отказываться, — быстро отозвался он. — Я не боялся раньше и не хочу бояться сейчас.

Она тихо засмеялась, дыхание щекотало ухо.

— Бояться смерти — правильно. Это значит, тебе есть зачем жить. Но не надо бояться меня. Я никогда не позволю тебе умереть, Акайо.

Он кивнул. Сглотнул. Попросил, теперь искренне:

— Пожалуйста, сыграй со мной. Я хочу. Я боюсь, но я хочу попробовать.

Она улыбнулась, довольно и хищно, как могла бы улыбаться тигрица. Отодвинулась. Велела:

— Руки за спину.

Одна ее ладонь легла на плечо, вторая, снова, на горло. Легкий толчок — и он стоит под потоками воды. Сначала спокойно, глядя в лицо Таари, впившись пальцами в собственные локти. Потом — судорожно открыв рот и едва удерживаясь от того, чтобы вдохнуть воду. Потом перед глазами начало темнеть. Он чувствовал, как дрожит горло в ее руке, как он все-таки вдыхает воду пополам с воздухом, как дергается в захлебывающихся вздохах грудь. И как вдруг стало легко. Как запрокинулась безвольно голова, как закатились глаза, повисли вдоль тела руки. Он не падал только потому что она держала — и в то же время оставался в сознании. Воздуха хватало, чтобы не умирать, но не хватало, чтобы бояться. Он сглотнул, захрипел, выгибаясь, чувствуя, как прошивают его иглы острого наслаждения. Словно в самом деле — последние в жизни.

Он вдруг понял, что уже не стоит в водопаде, а лежит на боку, вытащенный на берег. Тело все еще колотила дрожь, скорее приятная, чем нет. Таари сидела рядом и выполаскивала пену из своих волос. Оглянулась на него, спросила:

— Пришел в себя?

Он кивнул. Медленно подполз к ней, припал губами к полускрытой водой ноге. Она брызнула ему в лицо пеной с пальцев и тут же обняла так крепко, что он догадался:

— Ты испугалась?

— Глупый, — тихо отозвалась она. — Конечно. Ты же совсем не умеешь контролировать свое состояние. Хорошо, что я чувствовала пульс, и, как только заметила, что ты начал проваливаться, вытащила.

Помолчала, зарывшись носом в его мокрые волосы. Спросила:

— Ты помнишь, как тебе было?

— Очень хорошо, — уверенно ответил он.

И это было правдой. В ее руках, в потоках воды он не думал, не боялся, не беспокоился…

«Не был» — подумал Акайо и вздрогнул от этой мысли. Этого ему хочется? Исчезнуть, раствориться в хоть и любимой, но чужой воле? Ответил себе — да. На миг показалось, что с самого начала хотел именно этого, едва ли не с той минуты, когда очнулся в больнице, но он одернул себя. Этого не могло быть. Этого не должно было быть.

Таари встала, выскользнув из его объятий. Отжала волосы, начала одеваться, тоже, видимо, думая о своем. В ночной темноте казалось, что кожа ее светится, как луна, тело скользило в полосатой тени тростников, такое красивое и изящное, что перехватывало дыхание.

Он обожал ее. Боготворил ее. Он падал в этот восторг, как в море, оглушенный, слепой, желающий лишь остаться навеки в его глубине.

Таари оглянулась. Спросила негромко:

— Что с тобой?

Он покачал головой, не умея объяснить. Любые слова были бы слишком похожи на глупое обвинение — ты так прекрасна, что я мечтаю в тебе утонуть. Но это ведь не ее забота. Море всегда остается морем, научиться плавать — дело ныряльщика.





Глава 13





Звук храмового гонга выдернул его из сна, больше похожего на больное забытье, чем на отдых. Тяжелый гул уже затихал, а он смотрел в синее небо, пустой, как суп бедняка, сваренный из обрезков бамбука и щепоти риса. Слышно было, как собрали пиалы, понесли мыть к ручью вместе с котелком. Рюу спросил:

— Кто сегодня в храм? Я точно пойду, мы же еще не спешим?

Таари отказалась, а Акайо неожиданно для себя встал, кивнул:

— Я с тобой.

Вышел на лестницу вместе с Рюу, Кеншином и Наоки, сделал первый шаг вверх по ступеням. Молитва предкам не шла на ум, вместо нее отчетливо и горько вставали вопросы.

Кто он? Зачем он живет?

Старые ответы погибли в крепости, оказавшейся лабораторией, а новых так и не родилось. Не считать же ответом это чуть приугасшее чувство, желание быть рядом с Таари? Он ведь думал когда-то, что похож на имперскую жену, которым правила предписывали быть не столько человеком, сколько частью супруга.

Нужна ли Таари такая часть? Хочет ли он жить только ради того, чтобы быть рядом с ней?

Нет. Даже если окажется, что ей подходит человек, не существующий за пределами отношений, он не хочет быть таким.

Но для чего ему жить? Что можно сделать своим смыслом?