Разделенные
Часть 18 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Помогай давай, — потребовала она. — Кимоно ты же узнаешь, если увидишь в упаковке? Вот и ищи.
Акайо осторожно перебрался через уже разворошенные ящики, отошел к дальней стене. Отставил сразу несколько коробок — слишком маленькие, в них кимоно не поместилось бы. Заглянул в одну, в другую, развернул бумагу в третьей. Наткнулся на что-то странное — кожаное и жесткое, похожее на обувь, но почему-то очень высокое, наверное, даже выше колена.
Фыркнула Таари, заметившая его недоумение.
— Это ботфорты. Красивые, но ноги натирают ужасно и машиной управлять в них неудобно. Отложи, пригодятся.
Акайо отставил в сторону коробку, догадываясь, при каких условиях Таари может пригодиться эта обувь. Заставил себя выбросить из головы ее образ в этих ботфортах, перестать думать о тонкой шпильке, о гладкой черной коже…
Не время!
Телу на уместность реакций было наплевать, но Акайо мог его игнорировать. К тому же новые находки были интересны и очень помогали, привлекая внимание, заставляя думать о том, что давно замечал, но ни разу не формулировал, даже в магазине, где им купили так много разноцветной одежды. Он открывал коробки, находил то солнечно-желтую шляпу, то огненно-красную сумку, то сандалии, ремни которых были украшены ракушками. Он видел такие вещи на людях в городе, но впервые мог прикоснуться к ним, почувствовать бархатистые и гладкие ткани, почти с удивлением обнаружить, что даже самые яркие цвета не оставляют следов на пальцах. У Таари все-таки был куда более сдержанный вкус, а здесь все было цветным.
Для Акайо, большую часть жизни знавшего, что он никогда не сможет носить крашеную одежду, это было странно.
В империи цвета значили многое — принадлежность роду, богатство, личное положение. Здесь же они были просто чем-то, приятным глазу. Здесь любой мог носить хоть золотые одежды, и никто не обвинил бы его в том, что он носит цвет императорской семьи. "Разве что в отсутствии вкуса", — вдруг мысленно добавил Акайо и улыбнулся. Кажется, он научился понимать, что здесь считается красивым.
— Нашла, — прошептала Таари с таким благоговением, что Акайо сначала удивился, но, обернувшись, сам забыл, как дышать.
Из простой коробки, из вороха тонкой шуршащей бумаги поднималось подлинное чудо. Белоснежный шелк, расшитый облаками, журавлями и ветвями сакуры, алая, цвета крови подкладка — кимоно струилось в руках Таари, как живое существо, давно позабытое и скучавшее в одиночестве.
— Свадебное, — выдохнул он, когда из коробки выскользнул, развернулся полукругом тонкий тяжелый валик на краю подола. Таари посмотрела вопросительно, и Акайо, тоже наконец придя в себя от нахлынувшего восторга, указал на красный полумесяц. — Такие пришивают только на свадебные кимоно. Чтобы юбка идеально скользила по полу, даже если невеста не очень хорошо умеет ходить в парадных одеждах.
— Думаю, Тэкэра тоже не умеет ходить в парадных одеждах, — улыбнулась Таари, рассеянно гладя шелк. — Но свадебные кимоно ведь не носят просто так? Значит, мы не будем его брать. Просто сошьем на его основе новые, без этого хвоста.
— Нельзя шить такие яркие, — предупредил Акайо. — Лучше одноцветные.
— Да, я знаю. Завтра получим все, что П'Ратта обещала прислать, и закажу ткань, — она замолчала, странно потерянная. Тихо велела: — Уже поздно. Иди спать, Акайо.
Он поклонился, прощаясь, вышел. Осторожно притворил дверь.
Он понимал — это было кимоно матери Таари. Женщины, которую звали Сакура. Кайны, которую упоминала смешливая старушка П'Ратта.
Как она сюда попала? Какой она была? Почему умерла, здесь ведь лечат любые раны... Но, наверное, не любые болезни.
Хотелось вернуться. Хотелось обнять Таари и просто молчать рядом, надеясь, что она расскажет, отчего смотрит на белый шелк с такой страшной, горькой нежностью.
Но нужно ли это Таари?
Он не знал.
***
На следующее утро на пороге гарема обнаружилась огромная коробка. Акайо встал далеко не первым, но посылка все еще стояла закрытой, хотя записка "Приведите это в порядок" явно относилась ко всем. Множественное число в эндаалорском письменном уже даже Джиро с единственным не путал.
Сначала, с некоторым удивлением выслушав сбивчивое объяснение Юки, Акайо с тоской подумал, что опять оказался тем, кто должен принимать решения за всех. Однако, присмотревшись к коробке повнимательней, понял, что ему скорее торжественно вручили проблему, чем сомнительный повод для гордости. Она заключалась в том простом факте, что коробку запечатали прочной липкой лентой, как обычно здесь делали, а в комнатах гарема до сих пор не было ничего острого. Разве что в комнату для сессий пробраться по примеру Джиро. Или...
— Тэкэра, ты не могла бы помочь?
Она подошла, присела рядом, скользнула острым ногтем по прозрачной ленте. Та не поддалась, Акайо вздохнул, собираясь поблагодарить и признать, что все-таки переоценил возможности женского маникюра, но Тэкэра сдаваться не собиралась. Покрутила коробку так и эдак, нашла, где кончается лента. С трудом, но все-таки подцепила край, с довольным возгласом оторвала вместе кусками коробки, которая, по сути, представляла собой прессованную бумагу. Акайо улыбнулся:
— Спасибо, без тебя я бы...
И осекся. Осторожно откинул крышку, коснулся темно-синей ткани, серебряного шитья. Сжал пальцы, позволяя грубым волокнам врезаться в ладонь.
Единственная оформившаяся мысль, "Так вот куда они дели нашу одежду", пронеслась сквозь разум шальным фейерверком. Взорвалась, ослепив. Оставила после себя темноту. Музейные кладовые. Где-то там, наверное, лежал и его меч.
Акайо медленно встал, не выпуская из рук находку, и та развернулась, открыв рваную дыру на животе. На миг он почти поверил, что видит кровь, но нет. Они все-таки постирали свои трофеи.
“Таари не могла знать, что именно прислала П’Ратта, — отстраненно подумал Акайо. — Иначе она бы не стала просить нас это разобрать. А та могла не догадаться, чьи это вещи…”
Не могла. Да даже если бы это и не была его собственная одежда — он бы точно так же стоял, глядя невидяще на костюм Харуи, или Тетсуи, или любого из тысяч своих солдат.
Тогда зачем?..
— Это логично, — тихо сказал он вслух. — Ей просто нечего было прислать. Вся кайнская одежда, которая у них есть — военные трофеи. Мы же не торгуем.
Глупо. Может, Эндаалор в самом деле ничего не мог выиграть от такой торговли, а вот империя — более чем. “Если бы мы все видели дальше собственного носа, — с неожиданным раздражением подумал Акайо. — В том числе я сам. Экспедиция впереди, из нее вернуться надо, а для начала — хотя бы в нее уйти”. Для этого надо было не смотреть неподвижно на тряпки, ставшие свидетелями его самой большой глупости, а радоваться, что у них есть хорошие примеры, по которым можно шить. Не военную форму, конечно, но повседневные одежды отличались в основном цветом и отсутствием нашивок. И этой, дыра ее побери, вышивки-инструкции для неумелых самоубийц.
Он уронил куртку рядом с ящиком, наклонился, выловил из него штаны. Кажется, тоже его собственные, сейчас кажущиеся просто поразительно широкими.
— Это же... — подал голос онемевший было Рюу.
— Наша военная форма, — кивнул Акайо. Объяснил, как самому себе: — Конечно, откуда еще может взяться наша одежда в Эндаалоре? Только с раненых солдат. Хорошо, что хотя бы она есть, так нам будет гораздо проще шить.
На него смотрели удивленно. Даже Иола секунду глядел так, словно не мог поверить в то, что слышит. Акайо почти видел, как перелистываются в его голове страницы книги, сами собой появляются строки о том, что к неприятным находкам можно относится вот так, извлекая из них максимум пользы, а не переживаний.
И это было правильно. Пожалуй, это был вообще единственный правильный способ относится к чему бы то ни было. По крайней мере, сейчас.
— Для начала нужно зашить дыры, — подал голос Кеншин. Акайо наконец запомнил его имя, хотя сначала тот молчал так упорно, что можно было всерьез поверить, что красивый, но изуродованный страшным шрамом в половину лица юноша нем. — А потом посмотрим, где швы, измерим длину подола, глубину складок, разберемся, как они закладываются. Я все запишу, и мы получим расход материала. Иначе как госпожа будет его заказывать?
Дела, как обычно, пошли Акайо на пользу — вскоре он с удивлением заметил, что больше не приходится прикладывать усилия, чтобы не думать о том, что именно они измеряют. Голову заполнили цифры и типы тканей, он ползал по расстеленной на полу одежде, громко проговаривал результаты для Кеншина, перемерял и перепроверял их, помогал другим. Когда Нииша пришла звать гарем на завтрак, который они чуть не пропустили, Акайо был почти разочарован.
Он никогда раньше не занимался ничем подобным. Пожалуй, сильнее всего эти расчёты походили на разработку тактики на карте.
Когда он об этом думал, одновременно было горько и хотелось смеяться. "Захватываем правый рукав, пятьдесят сантиметров от плечевого шва до манжета!" Приходилось сосредотачиваться на еде, чтобы не сделать ничего странного.
Он вдруг подумал, что никогда раньше не играл в игры, разве что в совсем далеком детстве. А это больше всего походило на игру. Важную, но все равно скорее веселую, чем серьезную.
— Акайо, не спи, — засмеялась над ухом Нииша. — Автопилот у тебя отличный, кашу съест и добавки попросит, но вкус ты сам должен различать!
— Не попросит, — отозвался Акайо, но в самом деле вернулся в настоящий момент. Каша мало чем отличалась от вчерашней, такая же сладкая и вязкая, но он постепенно учился любить вкус здешней еды. Скоро это надолго перестанет иметь значение, скоро он снова будет есть рис... Но все-таки казалось важным к моменту отъезда хоть о чем-нибудь из здешней кухни сказать "мне будет этого не хватать".
Он начинал понимать, что из таких мелких деталей и строится жизнь.
Глава 9
Ткань привезли на следующий день к вечеру вместе с иголками, нитками и еще тысячей непонятных вещей. Особенно впечатляла огромная машина с целым рулоном тонкой бумаги, предназначенная, как можно было догадаться, для выкроек. Все это Нииша велела тащить в общую комнату гарема.
— Все равно там будете работать, вот пусть у вас и лежит.
Но работа застопорилась с самого начала.
— Какой мы род? — в пустоту спрашивал Джиро, злой не то из-за того, что им предстояло заниматься женской работой, не то из-за того, что они ехали в империю на таких странных правах, что даже Акайо не мог их толком объяснить. — Почему путешествуем такой группой? Почему с нами вообще женщины?!
— Одна женщина, — педантично поправил его Иола. — Госпожа говорила, что хочет одеться мужчиной.
— Чтобы ее казнили в первой же деревне? — Джиро вцепился себе в волосы, почти такие же длинные, как и до стрижки, резко качнулся вперед и назад. Акайо уже знал, что он так успокаивается, когда чувствует, что вот-вот сорвется, но подойти и помочь не успел. К нему обернулся Иола:
— Ты ей скажешь?
— Да, — кивнул Акайо. Джиро был прав. У Таари была очень необычная внешность для кайны, что само по себе могло стать проблемой. Но за мужчину ее принять было невозможно.
— И почему мы все острижены, — напомнил Тетсуи. Акайо вместе с ним невольно бросил взгляд на Рюу, сидящего в стороне с независимым видом. В свете возвращения в империю его прическа была весьма неуместна. — Так стригутся, только если покрыли себя позором…
— А не мог покрыть себя позором целый род? — спросила Таари, открывая дверь. Наверное, услышала вопрос из коридора, все же говорили они куда громче, чем следовало таким поздним вечером. Может быть, она и пришла только потому, что они мешали ей спать?
— Мог, — кивнул Юки раньше, чем Акайо успел что-то сказать. Увидел, как недоуменно посмотрели на него остальные и покраснел, словно небо на закате. Объяснил, потупясь: — Моя семья однажды вся подстриглась, я еще маленьким был. Младшая сестра отца отказалась выходить замуж за назначенного ей человека. Сбежала из дома с рыбаком. Отец отправил к жениху старшую из дочерей вместо сестры, но нам всем все равно пришлось подстричься. Потому что не воспитали как должно и не усмотрели.
— Отлично, — отрывисто кивнула Таари с таким выражением, будто ей пришлось одобрить как минимум совершенно выдохшийся чай. — Значит, Тэкэра у нас будет в роли хорошей девочки, заменяющей положенную невесту, а остальные ее сопровождают.
— Госпожа, — Акайо встал, склонил голову. Здесь смотреть в глаза было сложней, чем где-либо. — Боюсь, что в роли невесты должны быть вы. В вас слишком легко заподозрить женщину, и если это случится…
Миг она молчала. Акайо закрыл глаза, уверенный, она смотрит на него обескураженно, но по мере того, как понимает, что именно он не договорил, удивление сменяется яростью.
— Вот как, — голос ее звенел холодом, способным заморозить море. — Потрясающе.
Хлопнула дверь. Акайо, не открывая глаз, медленно опустился на колени. Он словно внезапно оказался в пустоте, провалился в черное глухое небытие, оставшись наедине с хором своих мыслей.
Он знал, что сказал правду. Он знал, что Таари будет в ярости. Он сам уже не мог представить, как можно относиться иначе к тому, что кому-то может быть дело до твоих дел — тем более до настолько личных.
Но это было так! Это нельзя было игнорировать, им совсем скоро предстояло жить среди тех, кто всегда очень внимательно следит за окружающими. Иногда даже внимательней, чем за собой.
Акайо сам не понимал, как мог считать это естественным. Как бы он ни злился иногда на Эндаалор, нельзя было не заметить, насколько во многом эта страна лучше его родины. От этого было больно. От того, что несовершенство империи злило и пугало Таари — еще больней. Хотелось догнать, схватить за руку, несмотря на то, что Акайо знал — за такую дерзость она сейчас накажет его так, что он пожалеет всерьез. Может даже стать бесполезен на несколько дней, пока не заживет иссеченная кожа.
Но все равно сам готов был молить о каре. Лишь бы она не уходила так, лишь бы не оставляла его наедине с этой тянущей пустотой, сжимающей сердце ледяными когтями.
На плечо легла тяжелая рука.
— Ты все правильно сказал, — донеслись будто издали успокаивающие слова Иолы.