Рассвет Ив

— Если у тебя не осталось других умолчаний, которыми ты хотел бы поделиться, давай отправимся на поиски.

— Я не могу, — гортанное рычание в его голосе остановило меня.

— Почему нет? — я обернулась.

Салем сидел на корточках в самой глубокой части пещеры, положив руки на бедра, опустив голову. Его металлические глаза прорезали темноту.

— Я не могу выйти наружу.

— Что? Ты только что был там. В твоих словах нет никакого смысла.

Его взгляд переместился на землю позади меня. Я повернулась, ища на залитом солнцем каменном полу подсказки. И тут меня осенило.

Бледное, сияющее лицо. Никаких морщин вокруг глаз. Никаких пятен. Никаких веснушек. Как будто он никогда не видел солнца.

— Солнечный свет, — прошептала я. — Ты не можешь быть на солнце? — я резко обернулась. — У тебя аллергия?

— Что-то типа того.

— Насколько плохо? Что происходит?

Может, он получал ожог? Сыпь? Может, его кожа распухала?

Салем плавным движением поднялся и направился ко мне, снимая перчатку с руки. Добравшись до полосы света, пересекающей порог пещеры, он обогнул ее и опустился на корточки за стеной проема, где все его тело было окутано тенью.

Я схватилась за горло, борясь с желанием сказать ему, что он ничего не должен доказывать. Но эгоистичное любопытство держало мой голос в заложниках.

Его лицо склонилось вниз, когда он согнул свою руку без перчатки. Затем он вытянул руку и поднес пальцы к свету.

Волдыри вздувались, высыхали и трескались, как выжженная земля, за долю секунды. Салем зашипел сквозь сжатые клыки, а его кожа трещала и тлела клубами дыма, сморщиваясь, обжигаясь и превращаясь в пепел на костях.

— Салем! — я закричала от ужаса, а мой желудок превратился в лед. — Прекрати!

Обнаженные мышцы его пальцев напряглись, когда он сжал их в кулак. Он отдернул руку, прижал ее к груди и поднял на меня глаза, полные боли.

— Вот почему я убил Элейн.



Глава 13



Меня захлестнула волна отрицания и замешательства. Солнечный свет превращает его в пепел. Я почувствовала настоятельную потребность сесть, прежде чем упаду. Он пойман в ловушку вечной тьмы. Мои ноги подкосились, когда я тяжело шлепнулась на землю и уронила пульсирующую голову на руки.

Вот почему он убил Элейн?

Тяжелые черные ботинки появились под моим лицом, в нескольких дюймах от освещенного солнцем входа в пещеру. Я подняла голову.

Салем спрятал обуглившуюся руку за спину. Другую, обтянутую кожаной перчаткой, он протянул мне ладонью вверх.

— Иди посиди со мной в темноте.

Боль отступила из его глаз, и на ее месте появилась кристально острая бдительность. Неужели он думал, что я побегу? Что я его боюсь?

Выражение его лица было словно высечено из камня, а тело оставалось опасно неподвижным, словно он был готов броситься за мной в погоню — прямо на солнце, если до этого дойдет.

Я сжала его пальцы в перчатках и встала.

— Я не убегаю от тебя.

— И я не убегаю от тебя, — он взглянул на мои клыки.

Черт возьми. Он все еще думал, что я собираюсь укусить его? А потом что? Что я убью его своей неопытной жаждой крови? Я сжала губы и напрягла спину. Нам нужно обсудить немало дерьма.

Заведя меня в самый темный угол пещеры, Салем отпустил мою руку, чтобы схватить рюкзак и дубинку. Потом он сел спиной к стене и притянул меня к себе на колени.

Его кожаная куртка и штаны заскрипели, когда я отложила лук в сторону и прижалась к его твердому как камень телу. Несмотря на слои одежды между нами, я чувствовала его тепло и силу повсюду, образ его обнаженного тела навсегда запечатлелся в моем сознании. Он, должно быть, потратил абсурдное количество времени, создавая эти мощные плечи, изогнутые бицепсы и V-образный пресс. Под всей этой рябью мышц не было ни грамма жира. Он был невероятно великолепен, грозен и проворен, обладал выносливостью лошади. И все же что-то столь же естественное и доброе, как солнце, превращало его в пепел.

— Дай мне посмотреть на твою руку, — тихо сказала я, откидываясь на его грудь.

— Это заживет.

Я сняла позаимствованные меховые перчатки и протянула ладонь.


Салем глубоко вздохнул и положил свое запястье мне на руку. Лампа заливала его опаленную пузырящуюся кожу мертвенным светом. Хотя ткани быстро стягивались, это, наверное, было невыносимо. Я украдкой оглянулась через плечо и увидела, что его глаза закрыты, брови нахмурены, а голова откинута назад к стене.

«Вот почему я убил Элейн».

— Ты винишь ее за это? — я положила его руку себе на колено, чтобы его нежная плоть ни за что не задевала.

— Элейн? Нет. Дрон сделал меня тем, кто я есть, когда он накачал ее беременное тело своим экспериментальным ядом. Я уб…

— Подожди. Он ввел ей что-то еще, кроме своего укуса? — у меня свело живот. То ли от нервов, то ли от голода, но я сделала вид, что не замечаю этого.

— Элейн позволяла ему делать с ней все, что он хотел. Она надеялась подарить ему прекрасно сконструированного ребенка, Принца его избранной расы. Дрон умер еще до моего рождения, но она все еще надеялась, — Салем сжал кулак, растягивая новообразованную кожу на костяшках пальцев. — Эта пи*да с промытыми мозгами была разочарована, когда впервые вывела меня на солнце. Я удивлен, что она просто не позволила мне развеяться пеплом по ветру. Но тогда она не смогла бы использовать мое состояние в качестве наказания в течение следующих двенадцати лет.

У меня перехватило дыхание.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы жили по всей Северной Америке, переезжая с места на место.

Бежали от моего отца? Мичио искал ее годами, движимый жаждой мести. Но она словно исчезла с лица земли.

— Она ненавидела тот факт, что мы можем путешествовать только ночью, — сказал он. — Было неудобно, что мы могли укрыться только в темных местах. Она ненавидела меня за это. Ненавидела, что моя слабость сделала меня несовершенным. Всякий раз, когда я плохо себя вел… черт, даже когда я этого не делал, она выталкивала меня наружу и держала на солнце достаточно долго, чтобы я почувствовал ее обиду до самых костей. В буквальном смысле.

Я прикрыла рот рукой, и внутри у меня все сжалось от боли.

— Во время одного из таких наказаний, — тихо сказал он, — я разорвал ей горло.

Повернувшись на его коленях, я оседлала его бедра и обхватила его сильную шею.

— Надеюсь, она страдала.

Салем так легко прикоснулся своими губами к моим. Нежная ласка была подобна клыкам в сердце, отчаянно питающимся от моей души. Это было больно, красиво и мучительно.

— Наши похитители могли бы бросить тебя при свете дня, — я прижалась лбом к его лбу.

— Они могли убить тебя, пока я был под действием наркотиков.

— Они могли понюхать мои трусики, — я поджала губы.

— Лучше бы они этого не делали…

— Может, они понюхали твои?

Его плечи дернулись под моими руками, и мгновение спустя великолепная улыбка озарила его лицо.

Я провела пальцем по чувственному изгибу его рта.

— Пойдем со мной в мой лагерь. Мичио там, и он, возможно, сможет… — я остановила себя, прежде чем дала обещание, которое не могла сдержать. — Он может провести несколько генетических тестов. Может быть, есть что-то… я не знаю. До появления вируса он работал в лаборатории с Дроном. Когда-то они были близки и знали тонкости работы друг друга. Может быть, он объяснит твою реакцию на солнечный свет?

— Ты просишь меня войти во владения великих воинов после того, как я лишил девственности их драгоценную дочь? — он невесело рассмеялся. — Они меня кастрируют.

— Сначала им придется пробиться через меня.

— Свирепая, — Салем провел большим пальцем по моей щеке.

— Упрямая. Я не готова отпустить тебя.

— Хорошо, потому что я не собираюсь отпускать тебя.

— Сталкер, — прошептала я ему в губы.

Пальцы, ласкающие мое лицо, были мягкими, теплыми и… исцеленными. Я схватила его за запястье и поднесла к свету лампы. Нетронутая фарфоровая кожа обтягивала его большую мускулистую руку с идеально подстриженными ногтями. Невероятно.

— Это было быстро, — я переплела наши пальцы и встретилась с ним взглядом. — Сколько времени ты можешь выдержать на солнце?..

— Потребуется всего несколько секунд, чтобы прожечь мышцы и кости и добраться до моих органов, — Салем уставился на наши руки с непроницаемым выражением лица. — Были времена, когда я был моложе… требовалось несколько недель, чтобы залечить мои внутренности. Я думал, что не переживу эти травмы. Мой худший инцидент произошел из-за пяти самых изнурительных секунд моей жизни. Один взгляд на восход солнца и… — он закрыл глаза, его лоб исказился от боли.

— Ты никогда не видел солнца, — у меня заболело сердце.

Его глаза открылись, взгляд скользнул по моим волосам.

— Я думаю, что оно выглядит примерно так, — подняв огненный локон, он нежно погладил пряди. — И вот так, — он провел пальцем вокруг одного из моих глаз и задержался на внешнем уголке. — Моя Доун. Мой рассвет.

«Твои глаза вызывают зависимость… такие ослепительные и болезненные, что кажется, будто смотришь на потерянный рассвет после двадцати лет темноты».