Рассвет Ив

— Осуждение? — я ткнула пальцем в сторону двери. — Ребенок-гибрид обезглавил моего друга! Как ты думаешь, что твои дружки-гибриды сделают со мной?

Он пожал плечами.

— Возможно, тебе следует быть более приветливой к людям, которые отличаются от тебя.

— Они не люди! — гнев вспыхнул на моем лице, когда я указала на шрамы на моем горле. — Ты знаешь, откуда они у меня? А это? А вот это? — я по очереди указала на каждую выцветшую отметину на груди, животе и руках. Все мое тело превратилось в гобелен из следов зубов. — О, а как насчет этого? — я положила свое раненое бедро ему под нос.

— Любовные укусы? — улыбка пробивалась на его губах, пока не превратилась в глубокий, рокочущий смех.

Жар пробежал по моей коже и собрался между ног. Я не могла игнорировать соблазнительное, осязаемое, греховно-сексуальное влияние, которым его смех воздействовал на меня. Но мне это не должно было нравиться.

— Знаешь что? Иди на х*й.

— Осуждающая и стервозная, — выражение его лица стало серьезным, голос низким и отрывистым. — Сядь, нах*й, и заканчивай есть.

— Нет, — я скрестила руки на груди. Мой вызов казался немного дерзким и очень глупым, но мне было все равно. — Ты до сих пор не объяснил свое преследование.

Он подтолкнул ногой поднос с едой в мою сторону и откинулся к стене, прикрыв глаза. Его поза напомнила мне Джесси — скучающая сутулость, руки небрежно сложены на животе, выражение лица расслабленное. Мой отец проделывал эту чертову штуку всякий раз, когда хотел, чтобы я думала, что он не обращает на меня внимания. Но я чертовски хорошо знала, что он всегда слушает, наблюдает.

Я села рядом с подносом и схватила бинты и медицинский пластырь. Рана на моем бедре не гноилась. Никакого гноя. Немного розового по краям, а не гневно-красного от инфекции. Убедившись, что рана заживает, я перевязала ногу.

— Мои друзья… — Салем выгнул бровь, словно ожидая, что я вмешаюсь.

Я плотно сжала губы, отказываясь давать ему удовлетворение в виде еще одного спора.

— Мои друзья заметили рыжеволосую человеческую женщину, проезжавшую через Альберту, — он издал фыркающий смешок. — Мне не нужно было быть волшебником, чтобы знать, что это ты, скандально известная дочь Ив, ведешь свою банду мятежников-людей в Канаду. Сколько заведений потомства вы устранили?

Мы сровняли с землей все четыре известных гнезда в Канаде, но я не собиралась признаваться ему в своих целях или успехах. Он был чужаком, и это делало его угрозой. Не говоря уже о двух жемчужно-белых лезвиях, спрятанных за его губами.

Но он меня не укусил.

Я хотела доверять ему. Это не было моей обычной Ох-я-надеюсь-что-он-не-убьет-меня склонностью. Я чувствовала всепоглощающее желание положиться на него, превратить эту зависимость в нечто глубокое и длительное. Как бы это ни было хреново, моя потребность верить в него выходила за пределы моих возможностей подавить этот порыв.

Здесь не было никакого очарованного порабощения. Я даже не смотрела ему в глаза. Нет, я смотрела на панораму идеально гладкой кожи, плоских бледных сосков и волнистой террасы мышц с V-образными впадинами, которые тянулись стрелой вниз, вниз, ниже… да, прямо туда, где мое воображение разыгралось. Тонкие хлопчатобумажные брюки сидели низко на бедрах и обрисовывали достаточную выпуклость, чтобы гарантировать, что его дразнящая мужественность не останавливалась на поясе.

Меня охватила лихорадка, пульс участился. Почему меня так безрассудно тянуло к нему? Из сотен мужчин, которых я знала всю свою жизнь, почему именно Салем? Потому что он был потрясающе, недвусмысленно, потрясающе красив? Неужели я и впрямь такая недалекая?

— Я посчитаю отказ ответом на мой вопрос, — сказал он, — как признание вины.

Подождите. Какой был вопрос? А, ну да.

— Ты хочешь сказать, что одобряешь заведения для воспроизведения потомства?

— Мне плевать, как размножаются гибриды, и как далеко зайдет Сопротивление, чтобы остановить их. Пока политика и борьба держатся от меня подальше, я счастлив провести остаток своей жизни в моем маленьком кусочке утопии, изолированном и ничего не ведающем.

— Утопия? На этой планете? — я изумленно уставилась на него. — Ты заперт в… в… тюрьме, захвачен гибридом-психопатом. Вероятно, несколькими гибридами, которые нацелились на меня из-за моего положения в Сопротивлении. Кто знает, почему ты здесь, но это так. Из-за этого ты оказываешься по самые яйца в этом огромном несчастном мире, любовничек.

— Мне нравится, когда ты меня так называешь, — он облизнул улыбающиеся губы. — Особенно когда ты говоришь о моих яйцах.

— Ты невозможен, — я прикоснулась ледяными пальцами к своей теплой шее, надеясь, что она не была свекольно-красной. — Ты хоть что-нибудь слышал из того, что я сказала?

— Да, и если бы я не поддался своему любопытству, то сейчас был бы дома, с роскошной кроватью, чтобы спать, и множеством восхитительной еды, чтобы поесть. В комфорте и счастье. Но ты решила приехать в Канаду и пройти через мою территорию, — он склонил голову, изучая меня с напряженным выражением лица. — Я много слышал о тебе за эти годы. Много разговоров о мистических способностях, которые ты унаследовала от Ив.

Все это фольклор и чушь собачья. Единственное, что я унаследовала, — это ее золотистые глаза и безумное упрямство.

— И ты решил проверить мои способности на себе? Посмотреть, из-за чего вся эта шумиха?

— Ага.

— Ты же понимаешь, что без небольшой армии ты не смог бы подойти ко мне ближе чем на сорок метров, — я бы всадила ему стрелу в глаз, как только он попытался бы приблизиться, и это в том случае, если бы ему удалось прорваться в мой лагерь. — И все же ты здесь, удобно уединившийся со мной для какого-то непредвиденного будущего. Счастливый случай. Слишком повезло, бл*дь. Думаю, ты все это подстроил.

— Ты называешь это везением? — он вытянул руку, указывая на единственный тюфяк с постелью, картонный поднос с едой и стальную дверь. — Тебе следует хорошенько обдумать свои обвинения, прежде чем разбрасываться ими, — он провел рукой по лицу. — Ты чертовски утомительна.

— Я утомительна? — раздражение вспыхнуло во мне. — Давай посмотрим… ты флиртовал, красовался, смеялся и умолял о сексе…

— Я не умоляю.

— …и признался, что ты сталкер…

— Черт возьми, женщина. Я не…

— Но ты ни разу не предложил план побега, — я поджала губы. — Если ты действительно захвачен и заперт вдали от своей любимой утопии, почему ты так расслаблен?

— Может быть, потому, что я провел первый гребаный день, изнуряя себя попытками сбежать из этой гребаной комнаты.


О.

Не хорошо.

Тяжесть ситуации давила мне на живот свинцовой тяжестью. Если он не мог убежать, то и я не могла убежать. Будь ли он гибридом или человеком с экстраординарной физиологией, как у моих отцов, простой факт состоял в том, что я нуждалась в нем как в подкреплении. Если… когда мне удастся выбраться отсюда, я столкнусь с неизвестным врагом по ту сторону этой двери. Без оружия. Помощник с клыками был бы бесценен.

Я склонилась над картонным подносом и прикончила рыбу с водой с тошнотворным чувством страха, зная, что моя следующая еда зависит от прихоти моих похитителей.

— Если мы нужны им живыми, то, может быть, они не станут морить нас голодом.

— Если только это не испытание, чтобы увидеть, как много мы можем вынести, что мы можем пережить. Без сомнения, до них дошли слухи о предсказанной дочери. Может быть, они хотят узнать твои секреты, посмотреть, есть ли у тебя какие-то силы, которые они могут использовать, прежде чем убить тебя.

Рыба скисла у меня в животе. Не в силах больше смотреть на пропитавшийся жиром и пятнами крови картон, я отнесла его в ванную и положила в стопку под раковиной.

На туалетном столике лежали зубная щетка, пищевая сода и кусок мыла ручной работы, похожего на козье молоко. Я понюхала его, и в нос мне ударил запах сосны.

— Если они собираются нас убить, то с какой стати им давать нам мыло?

— Может быть, — сказал Салем из соседней комнаты, — его принес последний заключенный.

Я вздрогнула. Здесь не было ни зеркала, ни чего-либо острого или хрупкого, что можно было бы превратить в оружие. Я вернулась в комнату, села на тонкий меховой тюфяк и уставилась на свои штаны. Мне нужно сделать штанины одинаковой длины, просто чтобы занять руки.

— Когда дверь снова откроется, — сказала я, потянув за шов на щиколотке, — мы должны попытаться завести с ними цивилизованный разговор. Может быть, они объяснят, чего хотят.

Салем кивнул, и его блестящие черные волосы упали на лоб. Он наблюдал за мной с другого конца комнаты, пока я возилась со швом, пытаясь оторвать оставшуюся штанину.

— Если это не сработает… — я понизила голос почти до шепота. — Я могу притвориться, что умираю или что-то в этом роде. Может быть, это заманит их сюда.

— Мне нравится эта идея, — он опустился на колени. — Я могу притвориться, что затрахиваю тебя почти до смерти, — его зрачки расширились. — Или не притворяться.

Моя кровь закипела.

— Я не об этом…

Он пошевелился и в мгновение ока оказался сидящим на корточках на расстоянии одного вздоха от меня, а его руки легли поверх моих на лодыжку. Тепло его тела наполнило меня в равной степени шоком и возбуждением. Я попыталась вырваться, но он воспротивился моему отступлению, его пальцы сковали мою ногу.

— Расслабься, — он уставился на меня с пристальностью голодного охотника. — Я только помогу тебе со штанами.

Мои вздохи вырывалось медленно, неровно. Я убрала руки и прислонилась к стене, позволяя бетону поддерживать мою спину и охлаждать кожу.

Не сводя с меня глаз, он наклонил голову и прокусил упрямые нити вокруг моей лодыжки. Его выдохи обжигали мою плоть, заставляя меня дрожать. Он не отводил взгляда, пока его руки рвали замшу вверх, открывая шов вдоль моей икры, внутренней стороны моего колена, моего бедра и…

— Тпру, — я сжала его пальцы. — Это достаточно высоко.

Он придвинулся ближе, плавно вставая на колени между моих ног.

— Здесь?

Я оторвала взгляд от его наэлектризованных глаз и уставилась на руку, лежащую на моем бедре, на расположение его пальцев, совпадающих с оборванным краем другой штанины. По моему кивку он оторвал мягкую кожу и отложил ее в сторону, оставив меня одетой в приемлемую пару замшевых шорт.

Приемлемую, если бы я не была заключена в тюрьму в арктической Канаде.

— Мы можем использовать обрезки, — сказал он, — чтобы вытираться после душа.

Я надеялась, что мы сбежим до того, как будет упомянут этот широко открытый душ без дверей. Не то чтобы я когда-нибудь могла позволить себе такую роскошь, как скромность. Я купалась в озерах и общих душевых со своими солдатами, умываясь и прикрывая друг другу спины в интересах времени и безопасности. Но у меня было смутное подозрение, что Салем превратит время в душе в возможность наблюдать за мной сзади и спереди, с головы до пят и со всех сторон.

К счастью, туалет находился за углом, но звук распространялся. После пары дней переваривания пищи наша интимная ситуация станет намного более интимной.

А до тех пор… я выдохнула.

— Значит, подождем.

Он устроился на мехах рядом со мной, вытянул ноги рядом с моими и посмотрел на дверь.

— Подождем.

Так началось мое пребывание в Чистилище.

Мы проводили часы в непринужденной беседе. Я объяснила, что видела в его венах, и высказала предположение о том, что нам могли сделать инъекцию. Он по-прежнему был убежден, что мое рентгеновское зрение не имеет ничего общего с нашими тюремщиками и имеет отношение исключительно к пророчеству.

Мои глаза зудели от усталости, пока я говорила, придерживаясь таких безопасных тем, как мои отцы. Каждый мужчина, женщина и гибрид знали о легендарных хранителях. Рассказы о том, как они защищали мою мать и убили Дрона, распространялись от лагеря к лагерю в течение двадцати лет. Пока Салем задавал вопросы, я отделяла приукрашивания от фактов, делясь тем, что рассказывали мне в детстве мои отцы — делясь рассказами о своей жизни в старом мире и приключениях с моей матерью после вируса.

Мы с Салемом обошли такие деликатные темы, как его мать, Сопротивление и война гибридов против человечества. Он много говорил о своей утопии, о том, как она была построена под землей и вне поля зрения, и о том, как десятки мужчин-гибридов жили там гармонично, держась сами по себе без насилия и хаоса, пожиная те крохи счастья, которые они могли найти.