Раскопки

Он ничего не ответил, но продолжил лежать, глядя в потолок и крепко сжав губы. Через несколько секунд он снова тяжело задышал, и кофейная рвота вырвалась наружу, испачкала ковер.

Пока Брауну было плохо, я сидела рядом и поддерживала его голову. Затем дала ему еще попить, а потом взяла тряпку, миску с водой и замыла следы рвоты.

– Прошу прощения, – сказал он.

– Вам не за что извиняться.

Его опять затрясло, с губ сорвалось несколько стонов. Дыхание стало прерывистым, неглубоким. Уняв дрожь, он вновь лег и стал смотреть в потолок немигающим взглядом. Я дала ему еще воды. Слышно было, как громко он глотает. Мы оба ждали: станет ему снова плохо или нет. Когда стало ясно, что приступы тошноты, кажется, прошли, мистер Браун попытался заговорить.

– Вам лучше молчать, – сказала я.

Но губы его продолжили с трудом шевелиться.

– Кролики, – наконец проговорил он. И слово это как будто выпало откуда-то из уголка его рта.

– Кролики, мистер Браун?

– Кролики, – повторил он на этот раз более твердо. – Я же говорил, кролики для раскопок – это плохо.

– Говорили. Но сейчас не лучшее время, чтобы вновь поднимать этот вопрос.

– Я виноват, – продолжал он. – Надо было срыть насыпи, а я поторопился. И никакого бы оползня… Но земля такая быстрая. Я уж думал, мне конец.

Глаза его затуманились и закрылись, но почти сразу же опять открылись. Браун пришел в себя, оглядел комнату и посмотрел на меня так, будто видит впервые.

– Вам не стоит этого делать, миссис Претти, – сказал он.

– Чего делать?

– Вот этого!

– Поверьте, мистер Браун, я и не с таким имела дело.

– В каком смысле?

– Во время войны я была младшей медсестрой.

– Да? Как так вышло?

– Я работала в местном госпитале рядом с поместьем моей семьи в Ланкашире. Туда привозили раненых из Франции. По крайней мере тех, у кого хватало сил доехать. Так, кому мне позвонить и сообщить о случившемся? Сказать, что с вами все в порядке? Извините, я ведь даже не знаю, женаты вы или нет.

– Женат, – ответил Браун. – Жену зовут Мэй.

– Хотите, я передам от вас что-нибудь? Можно запросто послать телеграмму.

– Не стоит.

– Уверены? Мне бы не хотелось, чтобы вести она получила не от нас и чтобы беспокоилась попусту.

Браун покачал головой.

– У нее нет привычки беспокоиться.

На стуле лежал плед, которым я обычно укрывала ноги. Я взяла его и накрыла мистера Брауна.

– Полежите здесь, сколько потребуется. Поспите, если хотите. Когда проголодаетесь или захотите пойти, позвоните в звонок. Я положу его вот сюда.

Я положила звонок на столик рядом с Брауном и направилась к двери. Но не успела ее открыть, как Браун снова заговорил. Решив, что он опять будет извиняться, я сказала ему прекратить.

– Да нет, не это, – он махнул рукой. – Другое.

– Что такое?

Он помолчал, а затем сказал:

– Я надеялся, что что-нибудь увижу.

– Что увидите?

– Пока я был под землей.

– Не понимаю.


– Я думал, что что-нибудь увижу. Какой-нибудь знак. Монского ангела, например.

– И что, увидели?

Браун покачал головой:

– Нет, ничего такого. Только пустота.



Я зашла пожелать Роберту спокойной ночи. Он сидел в кровати. Я заметила, что у него появилось несколько новых рисунков Маттерхорна, которые теперь начали захват второй стены в его комнате.

– Мама, а мистер Браун умрет? – спросил Роберт.

– Нет, Робби.

– Ты уверена?

– Совершенно уверена.

Он как будто недовольно вздохнул.

– Я думала, мистер Браун тебе нравится.

– Нравится.

– Хочешь я тебе почитаю?

Роберт тут же преобразился:

– Да, пожалуйста!

Из стопки на столе я взяла книгу о греческих героях и открыла миф об Орфее и Эвридике. Орфей любил свою жену Эвридику так сильно, что, когда ее укусила змея и она умерла, он спустился в подземное царство, собираясь вернуть ее в царство смертных.

– Стоит Орфей на берегу Стикса. Как переправиться ему на другой берег, туда, где находится царство Аида? Вокруг Орфея толпятся тени умерших. Чуть слышны стоны их, подобные шороху листьев, падающих в лесу поздней осенью. Вот послышался вдали плеск весел. Это приближается ладья перевозчика душ умерших Харона. Причалил Харон к берегу. Просит Орфей перевезти его вместе с душами на другой берег, но отказал ему суровый Харон. Как ни молит его Орфей, все слышит он один ответ Харона: «Нет!» Ударил тогда Орфей по струнам кифары, и разнеслись по берегу Стикса ее звуки. Своей музыкой очаровал Орфей Харона; слушает он игру Орфея, опершись на весло. Под звуки музыки вошел Орфей в ладью, оттолкнул ее Харон веслом от берега, и поплыла ладья через мрачные воды Стикса. Перевез Харон Орфея. Вышел он из ладьи и, играя на золотой кифаре, пошел к Аиду, окруженный душами, слетевшимися на звуки его кифары.

– Мама… – начал Роберт.

– Да, дорогой.

– А мистер Браун всегда ходит в одном и том же?

– Не знаю.

– А как думаешь, белье он меняет?

– Уверена, что да.

– Но как же ты можешь быть уверена?

– Давай я еще тебе почитаю? Или будешь спать?

– Спать.

Я закрыла книгу, зажгла свечку на столике рядом с кроватью и выключила свет. Роберт, однако, остался сидеть. Тени так причудливо легли на его лицо, щеки, что на мгновенье мне показалось, будто на меня смотрит Фрэнк. Смотрит очень серьезно и с каким-то упреком. Но тут тени изменили свое положение, и Роберт вновь стал ребенком.

– Мама…

– Да, дорогой.

– Думаешь, мистер Браун найдет сокровища?

– Не знаю.

– Но ты ведь надеешься, что да?

– Да, надеюсь.

– Я тоже очень надеюсь, – сказал он.

– Но слишком сильно рассчитывать не надо, ты ведь понимаешь.

– Понимаю.

– Спокойной ночи, Робби. До завтра.