Раскопки

– Господи.

– Знаю, Бейзил, знаю… Никогда бы не подумал, что такая мелочь будет иметь такие последствия. Как вы понимаете, Рид-Моир в ярости. Помимо прочего, он терпеть не может Филлипса. Оказывается, между ними с давних пор идет вражда. Очевидно, Филлипс самым подлым образом вырвал у него контроль над Обществом Восточной Англии. Вы знаете, каким иногда бывает Рид-Моир. Далеко не самый разумный малый, честно говоря. Он говорил со мной в очень пренебрежительных тонах.

Я сложил рисунок и положил его в карман. Мэйнард все еще стоял на месте с таким видом, будто проглотил фунт червей.

– Что будем делать, Бейзил? – спросил он.

– А что мы можем? Подождем и посмотрим. Что бы ни случилось, мы, видимо, узнаем об этом последними.

Когда Роберт появился на следующее утро, он сказал, что мама неважно себя чувствует и, возможно, сегодня не выйдет. Если мы не найдем ничего существенного. Он также упомянул, что накануне вечером у нее был посетитель. По его словам, он уже собирался ложиться спать, когда кто-то позвонил в дверь.

Не могу сказать, что я обратил на это внимание. Пока Роберт не сказал, что посетитель этот был большим. Тогда я навострил уши.

– Что значит «большой»? – спросил я.

– Толстый, – сказал он и хихикнул. – Хотя нельзя так говорить.

– Как он выглядел?

– Я же только что сказал, мистер Браун.

– Заметил что-нибудь еще?

– На нем был галстук-бабочка.

– Да?

– С пятнами.

– Да, – сказал я, – так я и думал. Ты видел его раньше?

Роберт покачал головой.

– Но мама его знала.

– Как ты это понял?

– Потому что он называл ее своей дорогой.

– Своей дорогой? И ей это понравилось?

– Думаю, она сделала вид, что не заметила.

– Ты не запомнил имя этого человека?

– Нет, простите, мистер Браун.

– Ничего, – сказал я. – Не важно.

– Но мистер Грейтли наверняка знает, – добавил он. – Он провожал его к маме.

– Да, он наверняка знает.

– Я могу сбегать спросить его, если хотите.

– Не нужно.

– Давайте сбегаю.

– Ну давай.

Он убежал и вернулся через несколько минут.

– Грейтли сказал, его зовут Филлипс. Мистер Чарльз Филлипс. Вы его знаете?

– Да, знаю его. Археолог. Из кембриджского Селвин-колледжа.

– Как думаете, что он здесь делает?

– Точно не знаю. Хотя думаю, что догадываюсь.

Все утро мы продолжали копать в середине корабля, там, где, как я подозревал, должна находиться погребальная камера. Боясь потревожить почву, я взялся за совок, щетку и лопатку. Времени, конечно, уйдет больше, зато так безопаснее. И хотя я старался не спешить, работал я куда более энергичнее, чем обычно. Как будто вокруг моей головы сомкнулся металлический обруч, становясь все туже и туже.

Тем временем я пробирался вперед, отскребал землю, чистил. Три полоски нежелтого песка уходили вниз на добрых четырнадцать дюймов, не становясь при этом светлее. Несмотря на то что я ничего не нашел, я был уверен в одном – никаких следов, что кто-то когда-то проводил здесь раскопки, не было. Это, конечно, не значит, что погребальная камера все еще цела. С другой стороны, трудно представить, как еще грабители могли проникнуть внутрь, не оставив следов. И если камеру действительно не тронули – что ж, любопытный человек должен был поинтересоваться, что внутри.


В конце дня, когда мы с Робертом закончили укрывать центр корабля, он сказал:

– Мистер Браун…

– Да?

– Я тут все думаю…

– Ты поосторожнее, а то так голова разболится. Так о чем ты все думал?

– Если к маме будут еще приходить, хотите, я буду держать ухо востро и расскажу, что услышу?

– Даже не знаю, – сказал я.

– Мне нетрудно.

– Я уверен, что нетрудно. Но даже если так…

– Я никому не расскажу. Это будет наш секрет.

– Секрет, говоришь?

– Мне же надо будет только слушать.

– Говорят, те, кто слушает, никогда не слышат ничего хорошего о себе.

Иногда Роберт выглядит так, будто его побили. Так бывает, когда он не понимает, что происходит, или чувствует себя лишним.

– Ну хорошо, – сказал я. – Будет наш секрет. Но только смотри не попадись.

– Не попадусь, мистер Браун, – сказал он, уже убегая к дому. – Обещаю!



На следующий день миссис Претти не выходила. Я предположил, что это потому, что она все еще плохо себя чувствовала, но потом Роберт сказал, что она уехала в Лондон. Он выглядел озадаченным, а когда я спросил почему, он ответил, что обычно она уезжает по средам, а сегодня четверг.

Кроме того, у него были кое-какие новости. Накануне вечером его матери позвонили из Министерства труда. Видимо, там всерьез озаботились навесом, говоря, что раскопки такой важности нельзя оставлять открытыми стихии.

Я сразу понял, что скоро ждать нам возле нашего корабля всяких дельцов. На навес уйдет несколько дней, и, очевидно, на это время все раскопки приостановятся. У миссис Претти, однако, такая перспектива особого восторга не вызвала. По словам Роберта, она приказала им убираться восвояси. Или что-то в этом духе.

– Она очень разозлилась, – сказал он. – Я из своей комнаты слышал, как она говорила по телефону. И она все еще сердилась, когда пришла, чтобы почитать мне. Потом мама вернулась вниз в гостиную и закрыла за собой дверь… Боюсь, это все, что я разузнал.

– Ты молодец, – сказал я ему.

– Правда?

– Правда.

Постаравшись, насколько это возможно, выкинуть эти новости из головы, я начал раскапывать западный конец камеры. Через несколько минут я наткнулся на что-то твердое. Разгребая землю, я нащупал край находки и начал его заглаживать. Через несколько часов я понял, что, похоже, нашел что-то глиняное. Примерно три фута в длину и восемнадцать дюймов в ширину. В середине дырка. В этом углублении я нашел несколько камней и два небольших кусочка древесного угля.

– Видел когда-нибудь такое, Бейз? – спросил Джон, когда мы все вычистили.

Я покачал головой. Большой кусок глины. Неизвестно, вручную ли его вылепили. Судя по тому, где он лежал, первоначально его, должно быть, водрузили на крышу камеры. И каким-то образом эта штука осталась целой, когда крыша рухнула. Мы вчетвером ее вытащили. Она оказалась на удивление легкой, гораздо легче, чем поднос для мяса в первом кургане. Под ней находился квадратный участок земли, гораздо более темный, чем песчаная почва вокруг. Прямо как у двери.

Никто из нас ничего не говорил. Мы просто смотрели вниз на потемневшую землю. И вдруг чувство, будто у меня на голове железный обруч, пропало.

– Бейз? – тихо сказал Уилл.

– Да, – откликнулся я. – Я думаю, да…

Взяв шило, я начал царапать. Я процарапал себе путь вверх по узкой полоске земли, а затем вниз. Первый звук был таким слабым, что я едва услышал его. Я попробовал еще раз. Раздался еще один звук. Я смахнул землю щеткой, решив, что это, вероятно, камешек. Я продолжал говорить себе, что это камешек, пока не убедился, что это нечто иное. Это была монета, размером не больше пуговицы с рубашки. Не совсем круглая, но почти и с острыми краями. Я потер ее, очистил от земли. На одной стороне был изображен крест. Все столпились вокруг, желая посмотреть. Когда мы все закончили, я поднял голову и увидел, что к нам идет Грейтли. Его фрак развевался за спиной. Он остановился у входа в траншею.

– У меня для вас сообщение, Бейзил, – сказал он.

– Какое?

– От мистера Чарльза Филлипса.

– Так.

– Он говорит, что вы должны немедленно прекратить работы и застелить все брезентом.

– Прекратить работы? – переспросил Джон Джейкобс. – Что это, черт возьми, значит – «прекратить работы»?