Раненые звезды

— Я вот… — он указал на передатчик, потом добавил, сбивчиво, и почему-то извиняющимся тоном, — тут помощь хотел вызвать. Думал, успеем. Бур, и шланг с кислородом. Или просто кислород гнать через завал под давлением. Оборудование есть, мы впритык, но могли успеть. Ты бы, наверное, уже сознание потерял, но шанс был…

— Спасибо, — сказал я. Потом подошёл к парню, и обнял его. Даже не задумываясь о том, что раньше никогда не сталкивался с таким жестом на Марсе.





7




— Это называется точкой инициации, — Кай буравил меня своими чёрными глазами, серьёзно глядя исподлобья, — нельзя сделать так, чтобы от рождения человеку были доступны нечеловеческие возможности. Потому что получится не человек. Пробовали поначалу — заканчивалось очень плохо. Способности рвут структуру личности, и исправить это невозможно никакими психотерапевтическими или даже фарамакологическими методами. После первых экспериментов ученые сильно пострадали. Их судили. Наказали, довольно жёстко. Потом на тридцать лет запретили любые вмешательства в человеческий геном. И запрет так бы и остался запретом, если бы одиннадцать лет назад не случилось нечто, тщательно скрываемое властями Конфедерации. Я про находку на Венере. Учёные получили добро на то, чтобы создавать подобных нам с тобой, — Кай вздохнул, и тоскливо глянул в окно. Там, на фоне морского пейзажа черной громадой высилась стартовая конструкция. Сама ракета с орбитальным челноком ещё не была установлена, но это произойдёт в ближайшие часы, — только в этот раз они поступили более разумно. Решили перехитрить природу. Заложенные изменения проявляются не сразу, а уже после формирования личности, причем в стрессовой ситуации, основанной на искусственно созданной фобии. Чтобы намертво запечатать в подсознание их неординарную ценность. Я не всё тебе рассказал, когда говорил о страхе высоты. Мне было запрещено.

— Точнее, ты сказал не правду, — заметил я.

— Если бы вы узнали всё заранее — это обнулило бы шансы на успешную инициацию, — вмешался Хорёк (на самом деле зверёк, в честь которого его назвали, был больше похож на куницу — но мне хотелось назвать ученого именно так; именно он рекомендовал меня оставить взаперти и неведении на целые сутки после того, как мы спаслись из пещер), — а в перспективе вызвало бы у тебя сильнейший комплекс неполноценности.

— Не вызвало бы, — ответил я, — я бы прекрасно прожил и без этого.

— Возможно, — согласился Хорёк, — но это может кардинально сказаться на успехе будущей миссии.

— Так почему вы не сделали это раньше? Если верить вам — достаточно было определить то, к чему у меня развивается фобия, а потом искусственно смоделировать эту ситуацию…

Я запнулся и замолчал. Меня вдруг как током прошибло. Я вспомнил тот странный разговор с Катей, после центрифуги. Когда мы обсуждали — для чего именно она приехала. Как раз сразу после этого на нас напали птицеголовые… выходит, она что, знала? Или подозревала? Выходит, что, возможно, и пришельцы тоже знали или подозревали? Но почему Алиса так обошлась со мной? Посчитала подозрения не оправданными? Или ей было просто всё равно, кто я?

— Проблема с тобой в том, что, вместе со станцией, погибла вся научная документация на тебя, — грустно вздохнул Хорёк.

— Они не знали, как тебя инициировать, — вмешался Кай, — и не знали, что именно откроется после этого.

— Тебе это не понравится, но я скажу, — продолжил Хорёк, — одна из фракций в консилиуме предлагала подвергнуть тебя всем возможными и известным типам инициации. Шансы на то, что примерно на половине тестов мы случайно наткнемся на нужную комбинацию были довольно высоки. При этом вероятность того, что к тому времени ты необратимо потеряешь разум составляли не больше пятидесяти процентов. Но нам удалось убедить остальных, что даже без инициации ты критически важен для миссии. А значит обозначенный порог риска был неприемлем.

— Значит, вы пустили всё на самотёк, — я недоверчиво нахмурился.

— Не совсем так, — Кай улыбнулся, — я думал, ты уже понял. Они модифицировали стандартные полигоны. Все наши миссии — это скрытые попытки нащупать нужную комбинацию инициации.

— Понятно, — кивнул я, — а когда фантазия закончилась, вы решили смоделировать атомный взрыв…

— И это тоже не верно! Я тебе говорил уже! — Кай развёл руками.

— Увы, атака была настоящей, — вздохнул Хорёк, — погибли тысячи. Мы бы никогда не сделали подобного собственными руками.

— Даже во имя высшей цели спасения Марса? — я испытующе поглядел на учёного.

— Если бы мы были бы способны на такое — нас не стоило бы спасать, — парировал он.

— Всё руководство контрразведки подало в отставку, — заметил Кай, — как я говорил, это действительно был жест отчаяния с их стороны. Этой операцией фаэтонцы вскрыли крупнейшую резидентуру в ЕСОК.

— Но по иронии судьбы вместо того, чтобы уничтожить тебя и Кая, и похоронить наш венерианский проект, они разрешили крупнейшее затруднение.

— Слава Аресу! — улыбнулся Кай.

Я вздохнул; потом по очереди посмотрел в глаза Хорьку и Каю. Чуть прикрыл глаза, открывая свои новые возможности. Почувствовал пульс. Биение микротоков в нервах. Активность кожных рецепторов… нет, не врут они. Возможно, искренне заблуждаются — но не врут. Впрочем, это тоже ничего не доказывает — марсианское высшее командование достаточно прозорливо, чтобы не допустить утечки информации на исполнительский или даже экспертный уровень. А в благородство воюющих сторон я не верил никогда.

— Хорошо, — кивнул я, — мы — супер везунчики, но что…

Я хотел спросить: «Что именно со мной произошло? Как называется это способность? На чём она основана?», — но как раз в этот момент в дверь переговорной тихонько постучали. Хорёк нажал кнопку на столе, и разблокировал замок. С тихим мелодичным сигналом дверь отъехала в сторону, впуская в помещение изящную, очень молодую на вид девушку в коричневом лабораторном халате. У неё были огромные зелёные глаза, светлая кожа и волосы соломенного цвета, свободно ниспадающие на плечи. Учитывая марсианскую стройность, она напоминала ожившую героиню аниме.

Кай отреагировал совершенно неожиданно: вскочил на ноги, широко открыл глаза, чуть развёл в стороны руки, и замер в такой позе. Я видел такой жест пару раз — когда выпадала редкая возможность посмотреть марсианские шоу; он означал крайнюю степень изумления.

— Привет, Кай, — спокойно сказала девушка, чуть улыбнувшись; она подошла к столу, и заняла одно из кресел, — тоже очень рада тебя видеть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Профессор Камелия, — Хорёк кивнул, — рад тебя видеть.

— Взаимно, профессор, — ответила девушка, и добавила, обращаясь ко мне: — думаю, ты хочешь узнать, что именно в тебе изменилось после инициации?

— Естественно! — кивнул я.

— Ничего себе! Уже профессор, — сказал Кай, словно не слыша наш диалог.

— Не пропускай семейные ужины — еще не то узнаешь, — девушка подмигнула Каю, и снова посмотрела на меня, — к сожалению, мы не сможем ответить точно, — сказала она, — предположительно в твоих нейронах активировалась некая квантовая вычислительная система. Очевидно, что коллеги в изолированной лаборатории на спутнике настолько обогнали нас, что понадобится несколько лет, чтобы точно определить параметры твоей модификации.


— Меня никто не предупредил, что ты тут будешь! — Кай всё так же стоял у стола, чуть раздвинув руки.

— Это бы что-то изменило? — Камелия пожала плечами, и улыбнулась, — и успокойся уже. Садись. Нам надо многое обсудить до старта, — девушка по очереди посмотрела на меня и на Хорька, после чего добавила: — простите моего брата. Он от рождения очень эмоционален. Это не модификация — просто часть его личности.

Кай густо покраснел.

— Кстати, Камелия — третий член экспедиции, — как бы невзначай заметил Хорёк.

— Что!? — Кай непроизвольно сжал кулаки, по очереди глядя то на Хорька, то на единоутробную сестру.

— Это не планировалось заранее. Но, с учётом обстоятельств, наши аналитики пришли к выводу, что присутствие специалиста в молекулярной биологии может быть критически важно для успеха миссии, — сказал Камелия, продолжая спокойно улыбаться.

— И не просто специалиста, — добавил Хорёк, — а ведущего учёного в этой области, признанного авторитета.

— Ты не модифицирована под высокую гравитацию! — заметил Кай.

— Верно, — кивнула Камелия, — пока вы будете внизу, я останусь в орбитальном модуле. Но, если вдруг потребуется моё присутствие, я вполне смогу спуститься. Мы разработали препарат, который позволяет до двух недель работать любому обычному человеку при повышенной гравитации, не испытывая особого дискомфорта.

— Камелия, это секретность высшего приоритета, и я не уверен… — вмешался было Хорёк.

— …убеждена, что у ребят высший допуск. Иначе бы их тут просто не было, верно? — перебила Камелия.

— Всё так… но контрразведка сейчас, фактически, парализована, и соблюдение всех протоколов безопасности возложено на руководителей проектных групп, — продолжал медик.

— Для протокола — ответственность на мне, — ответила Камелия, улыбнувшись, — теперь довольны?

Кай, наконец, снова вернулся в кресло, опустил голову, и едва слышно пробормотал: «И куда только мама смотрела…»





8




Сходные задачи приводят к сходным решениям. Кабина орбитальной капсулы была похожа на земную. Не до деталей, конечно — всё-таки традиции марсианского быта и дизайна накладывали свой отпечаток — но в целом, на уровне общих ощущений, капсула была братом-близнецом земного «Орла».

Места тут было, конечно, побольше. Раза так в три. Вот они, наглядные преимущества низкой гравитации — для вывода на орбиту эквивалентной массы требовалось гораздо меньше горючего, чем на Земле. Значит, при проектировании капсулы было где развернуться. Тут был даже полноценный туалет, полностью изолированный от основного отсека. Конечно же, рассчитанный на невесомость. Так что никаких хитроумных устройств, вроде того, которым я пользовался при старте с Земли, или тем более подгузников на нас не было. А марсианские скафандры оказались заметно удобнее земных аналогов. Видимо, за счёт использованных материалов: в прикладной химии здешняя наука и производство укладывала современную мне Землю на обе лопатки. Это было понятно еще тогда, когда в магазине мне изготовили идеально подходящий комплект повседневной одежды.

Марсианский скафандр ощущался как вторая кожа. Те скафандры, в которых космонавты стартовали с Земли, по сути, были всего лишь специализированными противоперегрузочным костюмами и носителями датчиков для телеметрии с автономной или полуавтономной аварийной кислородной системой. В них нельзя было выходить в открытый космос. Для этого использовались совсем другие устройства, самые продвинутые из которых были жёсткими, как латы древних рыцарей. А марсианский скафандр был универсальным. Он мог быть мягким и почти невесомым, а мог жёстко фиксировать конструкцию, обеспечивая необходимую защиту от перепада давления, излучения, температурных экстремумов и прочих «прелестей» открытого космоса.

Как жаль, что на мне не было ничего подобного, когда я впервые оказался в этом времени…

Я посмотрел на своих спутников. Кай на вид совершенно спокоен, хотя по телеметрии видно, что пульс несколько учащён. На сестру старается не глядеть.

Вчера, обсуждая детали предстоящего перелёта, мы почти всё время провели втроём, но я так и не смог разобраться в деталях их семейных отношений. Вроде бы Кай смирился с тем, что Камелия нужна экспедиции. Но на её вопросы он отвечал подчёркнуто холодно. По крайней мере, мне так показалось.

Камелия не смотрит по сторонам, что-то сосредоточенно читая с персонального дисплея. Совершенно спокойна, как будто происходящее вокруг её совершенно не касается. Отвлеклась на секунду, когда начался обратный отсчёт, но потом вернулась к чтению.

Мне, честно говоря, было здорово не по себе. Я не хотел обратно туда, в вакуум. На душе было как-то по особенному тоскливо.

Мы стартовали на закате, и через иллюминатор корабля было видно, как мелкое марсианское Солнце посылает последние зеленоватые лучи согретому им миру… до боли захотелось увидеть родителей.

Когда-то давно я прочитал, что смерть страшна вечной разлукой. И, хотя я не считал своих родителей погибшими — ведь до их рождения еще два с половиной миллиарда лет! — пропасть, разделяющая нас, была такой же надёжной, как и смерть.

Стартовый импульс тут был гораздо мягче, чем на Земле. Я даже дискомфорта особого не почувствовал. Наоборот, навалившаяся тяжесть напомнила мне о доме. Краем уха я даже услышал, как кто-то из врачей, следящих на Марсе за телеметрией, прокомментировал: «пилот один, реакция на перегрузки идеальна, по гормональному фону он как будто домой вернулся!»

Однако перегрузки продолжались до обидного мало. Потом наступила невесомость. Когда это случилось, я вдруг понял, что совсем не люблю это состояние. Вечное падение, когда не за что зацепиться. Совсем, как моя жизнь…

— Медики говорят, что в привычной обстановке к тебе может начать возвращаться память, — сказал Кай, внимательно поглядев на меня, — пока ничего?

Я отрицательно помотал головой — на Марсе этот жест значил то же самое, что и на Земле. Довольно редкий случай — поначалу я очень боялся выдать себя неправильной жестикуляцией. Но ничего, быстро научился местной культуре жестов — даже быстрее, чем языку.

— Кай, его собрали по кусочкам. Удивительно, что мозг вообще заработал. Реанимировали на свой страх и риск — он вполне мог остаться овощем. Пострадали даже базовые рефлексы, их потом восстанавливали буквально вручную, с помощью наноботов, — вмешалась Камелия, — потрясающая работа, кстати.

— Спасибо, что напомнила, — сказал я подчёркнуто нейтральным тоном, разглядывая траекторию сближения с венерианским кораблём, которую вывел на основной монитор. Одновитковая схема. Неплохо — всего несколько часов в относительно тесном пространстве.

Кстати, у самого корабля было имя. Его назвали в честь одного из сыновей бога войны. Перебирая земных, мифических сыновей бога Ареса я был в затруднении: подобрать эквивалент оказалось непросто. Здешний сын Ареса был богом мужского плодородия, очень близкий земному Приапу. Так что Фобос с Деймосом отпали сразу. Ближе всего подходил Гимерос, бог страсти у древних греков. Так что пусть корабль будет «Гимеросом».

— Хотя был шанс, что хоть какая-то часть информации восстановится после инициации, — не замечая моего намёка, и нисколько не смущаясь моего присутствия продолжала Камелия, — но не повезло.

— Да, насчёт информации, — сказал Кай, — мы не успели полностью пройти подготовку. Скинь мне чего-нибудь полезного о венерианской фауне, а? Я так понимаю, мы для этого тебя с собой тащим? Чтобы иметь с ней дело было сподручнее, верно?