Радужная вдова
Часть 44 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но все это было внешними, явными контурами событий, так сказать, вершиной айсберга. Существовала еще и подводная часть. Был еще скрытый рисунок, тайный механизм происходящего. И, просматривая сейчас столичную прессу, она видела, что об этом тайном механизме пока не догадывался никто. И близко не лежало. О существовании скрытого рисунка знал очень узкий круг людей. И, судя по последним событиям, их число значительно сократилось. Она все еще была в их числе. Увы, ей пришлось узнать о существовании тайного рисунка, внутреннего механизма происходящего, и плата за это оказалась непомерно высока.
Очень узкий круг…
Всего несколько человек…
Возможно, что стрелка индикатора ее положения давно бы переместилась с отметки «плохо» на отметку «безнадежно», если бы… Под огромной подводной частью айсберга существовала маленькая беззащитная льдинка, ее сокровенная тайна, о которой не догадывались (по крайней мере, пока) даже эти несколько человек. Одна маленькая тайна, которую ей приходилось трепетно беречь, потому что, честно говоря, в этой тайне оставалась ее последняя надежда.
Сегодня стояла такая же жара, как и в тот роковой день, и она бесцельно слонялась по своему пустому огромному кабинету, отгороженному от внешнего мира закрытыми окнами в полстены и работающими кондиционерами. Хотя, если называть вещи своими именами, не только окнами и не только кондиционерами. Потому что утверждать что-либо наверняка в ее положении не представлялось возможным. Твердо она была уверена теперь всего в трех вещах: что она еще жива, но все в любую минуту может перемениться, что внимательный анализ прессы плюс то, что известно только ей, оставляет для нее некоторые шансы. И еще существовал третий, пугающий ее вывод. В котором она тоже была убеждена и который, в принципе, сводил все ее шансы к нулю. То, что на подобное могли решиться только безумцы, она знала давно. Но сейчас, с ощущением какой-то губительной беспомощности, тупого, сковывающего ее ужаса, к ней пришло понимание того простого факта, насколько эти люди были безумны. Насколько…
И это обстоятельство могло свести все ее шансы к нулю.
Она поднесла руки к лицу, сжала пальцами переносицу, тяжело выдохнула, поморщив лоб. Ступая по мягкому светлому ковролину, подошла к окну. Какое-то время смотрела вниз: просторная отгороженная стоянка для автомобилей, широкая лестница, по которой туда-сюда снуют люди — сегодня у многих тяжелый день; попрошайка-нищий опять на своем рабочем месте… Она усмехнулась. Вот стервец, нищий-то он нищий, а башка у него варит: уже несколько дней торчит здесь, причем избрал великолепную позицию — не настолько близко, чтобы охрана и милиция имели основания прогнать его, но и не настолько далеко, чтобы лишать себя столь удачного и лакомого кусочка. В этой жизни все устраиваются как могут. Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше. И это нормально. С подобным правилом любой может согласиться. Только то, что в последнее время происходит с ней, не укладывалось ни в какие правила.
Она отошла от окна и вдруг почувствовала, что больше не в состоянии выдерживать темноту, поселившуюся внутри ее, что еще немного, и она не выдержит и эта темнота взорвется горечью слез и хоть на мгновение снимет эту немыслимую тяжесть, темный свинцовый холод, который выдерживать в одиночестве она больше не в состоянии. Но… даже подобного — быстрых женских слез, облегчающих душу, — она позволить себе не могла. Так же как и попытаться ответить на настигающий ее внезапно, но все чаще и чаще вопрос: «Это невозможно, как они могли решиться на такое?» Подобных милосердных маленьких слабостей она не могла себе позволить. Это было бы роскошью, а в ее положении приходилось довольствоваться малым. И сейчас она должна была принять окончательное решение, и действительно, вовсе не фигурально выражаясь, жизненно важное решение.
Она продолжала мерить шагами светлый ковролин своего огромного пустого кабинета (своего? А это действительно ее кабинет?!), но потом поняла, что обязана взять себя в руки. Все уже произошло, прошлого не исправить. Конечно, она должна сдаться, поднять белый флаг и, в конце концов, красиво и драматично уйти. И это здорово бы подпортило всем карты. Но по большому счету это было единственным, чего она не могла себе позволить. Теперь она не могла себе позволить жить или не жить только для себя. И это было единственно окончательным и по-настоящему важным.
Она нажала клавишу громкоговорящей связи и попросила приготовить ей кофе. Где-то рядом, в холле для совещаний, в этот момент проходили серьезные переговоры, а потом все эти люди зайдут к ней — засвидетельствовать, так сказать, свое уважение. Боже! Как все это смешно и нелепо: кто-то из них зайдет скорее из жалости, а кто-то — в надежде на то, что когда-нибудь все изменится. Но так или иначе, они зайдут к ней вместе с теми, кто проводит сейчас переговоры, и в этом уже нет ничего смешного и нелепого. А она должна будет изображать все как положено и ничего не перепутать. И чтобы ни у кого, не дай Бог, не возникло случайных подозрений. Ни у тех, на кого, в принципе, она могла бы рассчитывать, ни у тех, кто все это заварил и будет очень внимательно наблюдать за ней. Нет-нет, только чуть рассеянные доброжелательные улыбки, и ничего больше. И это тоже потому, что теперь она не могла позволить себе жить только для себя. И все же как они решились на такое?
Минуло совсем немного времени, но день этой черной свадьбы казался теперь каким-то немыслимо далеким, как точка излома, после которой жить по-прежнему для многих теперь не представлялось возможным. Мир стал другим с тех пор, и все ходы сделаны. Хотя свою точку излома она прошла значительно раньше.
Она открыла коробку с тонкими легкими сигарами, точнее, это были сигарильос — маленькие сигары (тебе придется время от времени курить эту дребедень, сказали ей, потому что она иногда любила побаловаться сигарильос… Не волнуйся, сказали ей, они не такие крепкие, а курить их тебя научат. И это было правдой: она действительно иногда любила побаловаться легкой сигарой, ей нравился их вкус, и смотрелось все это весьма стильно, весело и отвязно. Да, именно так: весело и отвязно); она извлекла одну сигару, взяла зубами маленький пластмассовый мундштучок, посмотрела в зеркало: весело и отвязно? Ну не совсем так. Сейчас откроется дверь, ей принесут кофе и увидят ее с длинной тонкой сигарой, которую она поддерживает тремя пальцами, и беспечно просматривающую свежую прессу. (Запомни: это ее жест — поддерживать дымящуюся сигару вот так, тремя пальцами, и иногда вращать ею в воздухе, описывая дымные круги во время разговора. Запомнила?)
Пустынный кабинет, где вовсю работали кондиционеры, начал наполняться теплым сигарным дымом. Она уже просмотрела достаточное количество сегодняшних газет: публикаций о той кровавой свадьбе становилось все меньше и меньше. Что ж, новости, как бы они ни были сенсационны и ужасны, устаревают. Новости — это тоже вид наркотика, и постоянно требуется свежая доза. Только дело в том, что ничего не кончилось, и свежие дозы сейчас готовятся вовсю.
И все же как они решились на такое? Она с самого начала поняла, что это все не шутки, что шутками здесь не пахнет, но решиться на такое убийственное безумство, когда уже невозможны никакие компромиссы и все мосты сожжены… Да, свежие дозы сейчас готовились вовсю, только… И она теперь кое-что знала. Кое-что очень важное. Она не могла ничего предпринять, пока еще нет. Она могла лишь внимательно читать и, главное, анализировать прессу. Начиная с первых сообщений масс-медиа о страшном взрыве на свадьбе в особняке Лютого и по день сегодняшний. Эту информацию от нее скрыть не могли при всем желании. Да никто этого и не собирался делать. Потому что у нее имелась одна маленькая тайна, на которую она, честно говоря, не очень-то и рассчитывала, но самое удивительное, что ее тайна все еще работала.
Анализ прессы указал ей на некоторые неожиданные аспекты этого дела. У этих холодных, безжалостных прагматиков не все пошло гладко. Их кто-то очень крупно подставил. Они этого не ожидали — нашелся кто-то, кого они не смогли просчитать. Они слишком увлеклись своими немыслимыми шахматными комбинациями и переиграли самих себя. И сейчас происходит что-то, чего они уже не могут контролировать: свежие наркотические дозы новостей сейчас готовят не только они… Кто? Сможет ли ответ на этот вопрос помочь ей? Сможет ли она выдержать все это? Ведь она всего лишь навсего женщина, играющая навязанную ей смертельную роль. И нет никого рядом, на кого она могла бы положиться. Одна… Сейчас ее одиночество представлялось ей абсолютным, и в сравнении с ним Робинзон Крузо на своем острове проводил время в компании веселых собутыльников. Ее одиночество имело совсем другую природу. Робинзон Крузо был абсолютно одинок, но он оставался живым и был окружен жизнью. Она же напоминала тайно выжившего в окружении нежитей, ее глаза должны были оставаться пустыми, потому что если нежити увидят в них хотя бы каплю жизни, то все немедленно закончится. Но пока ее маленькая тайна все еще работала, и она продолжала играть чужую роль. Заканчивался еще один день, он оставался за ней. Это была ее маленькая победа. Она снова выигрывала. Или — на этот раз выигрывала. Или — пока еще выигрывала.
3
Белый «фольксваген», поставленный на широкую летнюю резину — великолепная модель автомобиля для обеспеченной женщины, — блестя на солнце чистыми поверхностями, подкатил к внутренней стоянке казино «Шале-Рояль». Здесь парковались лишь свои и почетные гости. «Гольф» пристроился между огромным внедорожником «линкольн-навигатор» и плавным, прижимающимся к земле «ягуаром». Казино было открыто двадцать часов в сутки, с перерывом с шести до десяти часов утра, и вскоре должно было перейти на круглосуточный режим работы. За рулем была красивая холеная сорокалетняя женщина, из той породы женщин, которым еще очень не скоро придется скрывать свой возраст. Ее голову окутывала легкая косынка нежно-салатового цвета, с косынкой очень неплохо смотрелись, особенно в сочетании с высокими скулами, дорогие солнцезащитные очки в металлической оправе. Лицо имело загар того золотистого оттенка, который можно приобрести лишь на очень далеких и фешенебельных курортах, где нет нещадного солнца и бриз с моря, смешанный с ароматами экзотических цветов, овевает вас дыханием вечной весны. Да, где-то в океане есть такие острова… Хозяйка хлопнула дверцей, и автомобиль моргнул ей на прощание. Охранник на входе в казино заулыбался и отдал ей честь:
— Добрый день, Светлана Андреевна.
— Женя, к пустой голове руку не прикладывают, — сказала она весело. — Привет тебе. — Затем поинтересовалась: — Что, разве уже полдень?
— Две минуты первого.
— Вот как? Даже не заметила, как утро прошло. Борисыч у себя?
— Отъехал вместе с Мели.
— Мы с ним договаривались…
— Он предупредил. Будет через полчаса. Не смог вам дозвониться.
— Какая-то хренотень с телефоном. А что, старый варвар опять в Москве? Я имею в виду Мели.
Охранник кивнул:
— Подождете у него?
— Да нет, пройду в зал. Что-то… — Она пожала плечами и сделала неопределенный жест рукой. — Пойду сыграю пока.
— Развеяться надо? — понимающе сказал охранник.
Она кивнула:
— Наверное, ты нашел точное определение. Пойду поставлю на «зеро».
Она улыбнулась лишь краешками губ и стала еще красивее.
— Азартные игры великолепно способствуют снятию стрессового напряжения, — серьезно сообщил охранник.
— Я похожа на женщину, измученную стрессом?
— Да что вы! — Он смутился и решил исправить положение: — Вы похожи на самую красивую женщину, которая…
— Женя, Женя…
— …которая… — он подыскивал нужное продолжение фразы, — которая…
Она посмотрела на него с напускной строгостью:
— Которая когда-либо выдавала тебе зарплату? Правильно?
Он улыбнулся:
— Ну нет… ну, да ну… При чем тут…
— Женечка, ограничимся этим. Вокруг столько молодых красавиц, что, скажи вы что-нибудь другое, я бы восприняла это как подхалимаж.
— Ой, ну, Светлана Андреевна…
— Народу много?
— Не особо. Будний день все же. Но играют.
— Я буду в общем зале. Сообщи об этом Борисычу, как появится.
— Так точно. Светлана Андреевна, а… от Воронова…
Она покачала головой:
— Ничего.
Светлана Андреевна Сорокина была президентом крупной охранной фирмы «Шерлок», компании, имеющей весьма надежную и даже респектабельную репутацию; она была на короткой ноге со многими руководящими работниками силовых министерств, слыла одной из самых информированных и довольно влиятельных дам столицы, а также являлась той самой женщиной, которую Игнат Воронов и другие ее подчиненные называли «шефиня». Кстати, именно благодаря Воронову казино «Шале-Рояль» заключило с «Шерлоком» договор — история с тысячедолларовой фишкой стала местной легендой. А ведь казино расширялось — кегельбан и фитнесс-центр, спортивный и восстановительный центры… Воронов сразу же принес ей удачу. Да только сам он заслуживал гораздо большего, чем должность одного из водителей в ее компании. Когда же, при всем своем влиянии, она не смогла получить о Воронове даже более-менее систематизированных сведений — все, дальше начиналась закрытая информация, и ее высокие друзья и покровитель оказывались не в состоянии помочь, — она буквально присвистнула вслух и произнесла:
— Да, баранку у меня крутит тот еще паренек. Что ж с тобой приключилось? Что у тебя произошло в жизни?
Она решила сделать Игнату очень серьезное деловое предложение. Кто-то бы подумал, что она сошла с ума, кто-то обмолвился про амурные дела — еще бы, состоятельная роскошная дама и обаятельный молодой повеса. Только… Не было тут никаких амурных дел, и Игнат Воронов вовсе не являлся повесой. Она могла лишь догадываться, что за историю прячет его улыбка и что за чудовища посещают его сны. Амурные дела здесь ни при чем — лишь интуиция, которая ее редко подводила. Она решила предложить Воронову партнерство. Вот такой вот неожиданный шаг. Это произошло давно. Сразу после истории с тысячедолларовой фишкой, но еще до этих страшных событий на свадьбе в доме Лютого. А Игнат исчез. Он лишь сообщил, что вынужден взять отпуск, и исчез. И теперь она была обязана его найти. За ней числился должок, пришло время его отработать.
Светлана Андреевна поменяла деньги на фишки и подошла к столу с зеленым сукном. Конечно, этот охранник, Женя, прав: азартные игры неплохо снимают напряжение, и раз в месяц она с удовольствием проводила вечер за столом рулетки. По-крупному не играла, так, для развлечения. Лимит проигрыша — триста, ну четыреста, ну максимум пятьсот долларов. Чаще уходила при своих, бывало, что и проигрывала. Денег не жалела, была благодарна зеленому сукну за полученное удовольствие. И лишь один раз серьезно выиграла. Но азарт вскружил голову, начала делать неоправданно рисковые ставки. Шумела, как девчонка. Если б вовремя остановилась, попал бы Борисыч на новенькое авто аккурат такое же, как у нее сейчас. А так ушла всего с пятью с половиной тысячами зеленых, но все равно счастливая, словно удачливый кладоискатель.
Она действительно могла помочь Воронову. Похоже, парень впутался в ту еще историю. Конечно, она это делала исходя из чисто прагматических соображений. Все, связанное с этой свадьбой в доме Лютого, и все, связанное с «Континентом», ее очень интересовало. Но пока она предпочитала оставаться в стороне.
Светлана Андреевна поставила пару фишек на «девятку» — день ее рождения — и десять фишек на «красное», и шарик побежал по кругу рулетки — маленькой модели круга судьбы. Она не чувствовала никакого вызова, никаких нахлынувших волн азарта. Выпала цифра «четыре», все мимо… Светлана Андреевна повторила ставку.
Собственно говоря, она знала, что Игнат будет на этой свадьбе. Она лично помогала подобрать ему одежду. Имелись в фирме кое-какие тряпки, и «Prada», и «Boss», и кое-что еще — так сказать, своеобразный «прокат», когда требовалось «запустить» человечка в общество, в свет. Светлана Андреевна собственноручно сделала из Воронова чуть ли не голливудскую звезду.
— Как вас зовут, сэр?
— Бонд. Джеймс Бонд, — ответил Игнат.
Она рассмеялась.
— Мартини с водкой, — продолжал Игнат, — смешать, но не взбалтывать.
Игнат ей нравился. Очень. Он был моложе ее на десять лет. Не так много, чтобы испытывать по отношению к нему материнские чувства, но и не так мало, чтобы выстраивать какие-либо романтические планы. Светлана Андреевна думала о своем деловом предложении. Прекрасно понимая, что рано или поздно Воронову надоест изображать из себя скромного водилу охранной фирмы. Скорее всего не очень поздно. В его возрасте раны затягиваются гораздо быстрее, чем думаешь.
Шарик рулетки выбрал цифру «четырнадцать». Не «девятка», но ставка «красное» сыграла. Светлана Андреевна снова поставила на «девять» и на «красное». Заказала себе чай с лимоном.
Сейчас ей требовалась помощь Борисыча. Она знала, что он ей не откажет. Тем более дело касалось Игната Воронова, а после истории с тысячедолларовой фишкой Борисыч заделался его тайным поклонником. Борисыча уважали многие. В том числе и в криминальной среде. Именно поэтому она сейчас здесь. Светлане Андреевне требовался выход на Лютого. Хотя после всего, что произошло, она понимала — это будет непросто. Вчера ей позвонил старый приятель с Петровки, Петр Григорьевич Новиков.
— Светик, привет тебе.
— Петр Григорьевич, здравствуйте. Как дела?
— Надеюсь, неплохо. Служим.
— Рада слышать.
— Ну а как твоя нива частного предпринимательства?
— По-разному. Тоже надеюсь, что хорошего больше.
— Все еще загорелая?
— Какое там! От отдыха одни воспоминания остались.
— Не сочиняй, не сочиняй, Светик. Наши намедни видели тебя на «круглом столе» в Домжуре…
Очень узкий круг…
Всего несколько человек…
Возможно, что стрелка индикатора ее положения давно бы переместилась с отметки «плохо» на отметку «безнадежно», если бы… Под огромной подводной частью айсберга существовала маленькая беззащитная льдинка, ее сокровенная тайна, о которой не догадывались (по крайней мере, пока) даже эти несколько человек. Одна маленькая тайна, которую ей приходилось трепетно беречь, потому что, честно говоря, в этой тайне оставалась ее последняя надежда.
Сегодня стояла такая же жара, как и в тот роковой день, и она бесцельно слонялась по своему пустому огромному кабинету, отгороженному от внешнего мира закрытыми окнами в полстены и работающими кондиционерами. Хотя, если называть вещи своими именами, не только окнами и не только кондиционерами. Потому что утверждать что-либо наверняка в ее положении не представлялось возможным. Твердо она была уверена теперь всего в трех вещах: что она еще жива, но все в любую минуту может перемениться, что внимательный анализ прессы плюс то, что известно только ей, оставляет для нее некоторые шансы. И еще существовал третий, пугающий ее вывод. В котором она тоже была убеждена и который, в принципе, сводил все ее шансы к нулю. То, что на подобное могли решиться только безумцы, она знала давно. Но сейчас, с ощущением какой-то губительной беспомощности, тупого, сковывающего ее ужаса, к ней пришло понимание того простого факта, насколько эти люди были безумны. Насколько…
И это обстоятельство могло свести все ее шансы к нулю.
Она поднесла руки к лицу, сжала пальцами переносицу, тяжело выдохнула, поморщив лоб. Ступая по мягкому светлому ковролину, подошла к окну. Какое-то время смотрела вниз: просторная отгороженная стоянка для автомобилей, широкая лестница, по которой туда-сюда снуют люди — сегодня у многих тяжелый день; попрошайка-нищий опять на своем рабочем месте… Она усмехнулась. Вот стервец, нищий-то он нищий, а башка у него варит: уже несколько дней торчит здесь, причем избрал великолепную позицию — не настолько близко, чтобы охрана и милиция имели основания прогнать его, но и не настолько далеко, чтобы лишать себя столь удачного и лакомого кусочка. В этой жизни все устраиваются как могут. Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше. И это нормально. С подобным правилом любой может согласиться. Только то, что в последнее время происходит с ней, не укладывалось ни в какие правила.
Она отошла от окна и вдруг почувствовала, что больше не в состоянии выдерживать темноту, поселившуюся внутри ее, что еще немного, и она не выдержит и эта темнота взорвется горечью слез и хоть на мгновение снимет эту немыслимую тяжесть, темный свинцовый холод, который выдерживать в одиночестве она больше не в состоянии. Но… даже подобного — быстрых женских слез, облегчающих душу, — она позволить себе не могла. Так же как и попытаться ответить на настигающий ее внезапно, но все чаще и чаще вопрос: «Это невозможно, как они могли решиться на такое?» Подобных милосердных маленьких слабостей она не могла себе позволить. Это было бы роскошью, а в ее положении приходилось довольствоваться малым. И сейчас она должна была принять окончательное решение, и действительно, вовсе не фигурально выражаясь, жизненно важное решение.
Она продолжала мерить шагами светлый ковролин своего огромного пустого кабинета (своего? А это действительно ее кабинет?!), но потом поняла, что обязана взять себя в руки. Все уже произошло, прошлого не исправить. Конечно, она должна сдаться, поднять белый флаг и, в конце концов, красиво и драматично уйти. И это здорово бы подпортило всем карты. Но по большому счету это было единственным, чего она не могла себе позволить. Теперь она не могла себе позволить жить или не жить только для себя. И это было единственно окончательным и по-настоящему важным.
Она нажала клавишу громкоговорящей связи и попросила приготовить ей кофе. Где-то рядом, в холле для совещаний, в этот момент проходили серьезные переговоры, а потом все эти люди зайдут к ней — засвидетельствовать, так сказать, свое уважение. Боже! Как все это смешно и нелепо: кто-то из них зайдет скорее из жалости, а кто-то — в надежде на то, что когда-нибудь все изменится. Но так или иначе, они зайдут к ней вместе с теми, кто проводит сейчас переговоры, и в этом уже нет ничего смешного и нелепого. А она должна будет изображать все как положено и ничего не перепутать. И чтобы ни у кого, не дай Бог, не возникло случайных подозрений. Ни у тех, на кого, в принципе, она могла бы рассчитывать, ни у тех, кто все это заварил и будет очень внимательно наблюдать за ней. Нет-нет, только чуть рассеянные доброжелательные улыбки, и ничего больше. И это тоже потому, что теперь она не могла позволить себе жить только для себя. И все же как они решились на такое?
Минуло совсем немного времени, но день этой черной свадьбы казался теперь каким-то немыслимо далеким, как точка излома, после которой жить по-прежнему для многих теперь не представлялось возможным. Мир стал другим с тех пор, и все ходы сделаны. Хотя свою точку излома она прошла значительно раньше.
Она открыла коробку с тонкими легкими сигарами, точнее, это были сигарильос — маленькие сигары (тебе придется время от времени курить эту дребедень, сказали ей, потому что она иногда любила побаловаться сигарильос… Не волнуйся, сказали ей, они не такие крепкие, а курить их тебя научат. И это было правдой: она действительно иногда любила побаловаться легкой сигарой, ей нравился их вкус, и смотрелось все это весьма стильно, весело и отвязно. Да, именно так: весело и отвязно); она извлекла одну сигару, взяла зубами маленький пластмассовый мундштучок, посмотрела в зеркало: весело и отвязно? Ну не совсем так. Сейчас откроется дверь, ей принесут кофе и увидят ее с длинной тонкой сигарой, которую она поддерживает тремя пальцами, и беспечно просматривающую свежую прессу. (Запомни: это ее жест — поддерживать дымящуюся сигару вот так, тремя пальцами, и иногда вращать ею в воздухе, описывая дымные круги во время разговора. Запомнила?)
Пустынный кабинет, где вовсю работали кондиционеры, начал наполняться теплым сигарным дымом. Она уже просмотрела достаточное количество сегодняшних газет: публикаций о той кровавой свадьбе становилось все меньше и меньше. Что ж, новости, как бы они ни были сенсационны и ужасны, устаревают. Новости — это тоже вид наркотика, и постоянно требуется свежая доза. Только дело в том, что ничего не кончилось, и свежие дозы сейчас готовятся вовсю.
И все же как они решились на такое? Она с самого начала поняла, что это все не шутки, что шутками здесь не пахнет, но решиться на такое убийственное безумство, когда уже невозможны никакие компромиссы и все мосты сожжены… Да, свежие дозы сейчас готовились вовсю, только… И она теперь кое-что знала. Кое-что очень важное. Она не могла ничего предпринять, пока еще нет. Она могла лишь внимательно читать и, главное, анализировать прессу. Начиная с первых сообщений масс-медиа о страшном взрыве на свадьбе в особняке Лютого и по день сегодняшний. Эту информацию от нее скрыть не могли при всем желании. Да никто этого и не собирался делать. Потому что у нее имелась одна маленькая тайна, на которую она, честно говоря, не очень-то и рассчитывала, но самое удивительное, что ее тайна все еще работала.
Анализ прессы указал ей на некоторые неожиданные аспекты этого дела. У этих холодных, безжалостных прагматиков не все пошло гладко. Их кто-то очень крупно подставил. Они этого не ожидали — нашелся кто-то, кого они не смогли просчитать. Они слишком увлеклись своими немыслимыми шахматными комбинациями и переиграли самих себя. И сейчас происходит что-то, чего они уже не могут контролировать: свежие наркотические дозы новостей сейчас готовят не только они… Кто? Сможет ли ответ на этот вопрос помочь ей? Сможет ли она выдержать все это? Ведь она всего лишь навсего женщина, играющая навязанную ей смертельную роль. И нет никого рядом, на кого она могла бы положиться. Одна… Сейчас ее одиночество представлялось ей абсолютным, и в сравнении с ним Робинзон Крузо на своем острове проводил время в компании веселых собутыльников. Ее одиночество имело совсем другую природу. Робинзон Крузо был абсолютно одинок, но он оставался живым и был окружен жизнью. Она же напоминала тайно выжившего в окружении нежитей, ее глаза должны были оставаться пустыми, потому что если нежити увидят в них хотя бы каплю жизни, то все немедленно закончится. Но пока ее маленькая тайна все еще работала, и она продолжала играть чужую роль. Заканчивался еще один день, он оставался за ней. Это была ее маленькая победа. Она снова выигрывала. Или — на этот раз выигрывала. Или — пока еще выигрывала.
3
Белый «фольксваген», поставленный на широкую летнюю резину — великолепная модель автомобиля для обеспеченной женщины, — блестя на солнце чистыми поверхностями, подкатил к внутренней стоянке казино «Шале-Рояль». Здесь парковались лишь свои и почетные гости. «Гольф» пристроился между огромным внедорожником «линкольн-навигатор» и плавным, прижимающимся к земле «ягуаром». Казино было открыто двадцать часов в сутки, с перерывом с шести до десяти часов утра, и вскоре должно было перейти на круглосуточный режим работы. За рулем была красивая холеная сорокалетняя женщина, из той породы женщин, которым еще очень не скоро придется скрывать свой возраст. Ее голову окутывала легкая косынка нежно-салатового цвета, с косынкой очень неплохо смотрелись, особенно в сочетании с высокими скулами, дорогие солнцезащитные очки в металлической оправе. Лицо имело загар того золотистого оттенка, который можно приобрести лишь на очень далеких и фешенебельных курортах, где нет нещадного солнца и бриз с моря, смешанный с ароматами экзотических цветов, овевает вас дыханием вечной весны. Да, где-то в океане есть такие острова… Хозяйка хлопнула дверцей, и автомобиль моргнул ей на прощание. Охранник на входе в казино заулыбался и отдал ей честь:
— Добрый день, Светлана Андреевна.
— Женя, к пустой голове руку не прикладывают, — сказала она весело. — Привет тебе. — Затем поинтересовалась: — Что, разве уже полдень?
— Две минуты первого.
— Вот как? Даже не заметила, как утро прошло. Борисыч у себя?
— Отъехал вместе с Мели.
— Мы с ним договаривались…
— Он предупредил. Будет через полчаса. Не смог вам дозвониться.
— Какая-то хренотень с телефоном. А что, старый варвар опять в Москве? Я имею в виду Мели.
Охранник кивнул:
— Подождете у него?
— Да нет, пройду в зал. Что-то… — Она пожала плечами и сделала неопределенный жест рукой. — Пойду сыграю пока.
— Развеяться надо? — понимающе сказал охранник.
Она кивнула:
— Наверное, ты нашел точное определение. Пойду поставлю на «зеро».
Она улыбнулась лишь краешками губ и стала еще красивее.
— Азартные игры великолепно способствуют снятию стрессового напряжения, — серьезно сообщил охранник.
— Я похожа на женщину, измученную стрессом?
— Да что вы! — Он смутился и решил исправить положение: — Вы похожи на самую красивую женщину, которая…
— Женя, Женя…
— …которая… — он подыскивал нужное продолжение фразы, — которая…
Она посмотрела на него с напускной строгостью:
— Которая когда-либо выдавала тебе зарплату? Правильно?
Он улыбнулся:
— Ну нет… ну, да ну… При чем тут…
— Женечка, ограничимся этим. Вокруг столько молодых красавиц, что, скажи вы что-нибудь другое, я бы восприняла это как подхалимаж.
— Ой, ну, Светлана Андреевна…
— Народу много?
— Не особо. Будний день все же. Но играют.
— Я буду в общем зале. Сообщи об этом Борисычу, как появится.
— Так точно. Светлана Андреевна, а… от Воронова…
Она покачала головой:
— Ничего.
Светлана Андреевна Сорокина была президентом крупной охранной фирмы «Шерлок», компании, имеющей весьма надежную и даже респектабельную репутацию; она была на короткой ноге со многими руководящими работниками силовых министерств, слыла одной из самых информированных и довольно влиятельных дам столицы, а также являлась той самой женщиной, которую Игнат Воронов и другие ее подчиненные называли «шефиня». Кстати, именно благодаря Воронову казино «Шале-Рояль» заключило с «Шерлоком» договор — история с тысячедолларовой фишкой стала местной легендой. А ведь казино расширялось — кегельбан и фитнесс-центр, спортивный и восстановительный центры… Воронов сразу же принес ей удачу. Да только сам он заслуживал гораздо большего, чем должность одного из водителей в ее компании. Когда же, при всем своем влиянии, она не смогла получить о Воронове даже более-менее систематизированных сведений — все, дальше начиналась закрытая информация, и ее высокие друзья и покровитель оказывались не в состоянии помочь, — она буквально присвистнула вслух и произнесла:
— Да, баранку у меня крутит тот еще паренек. Что ж с тобой приключилось? Что у тебя произошло в жизни?
Она решила сделать Игнату очень серьезное деловое предложение. Кто-то бы подумал, что она сошла с ума, кто-то обмолвился про амурные дела — еще бы, состоятельная роскошная дама и обаятельный молодой повеса. Только… Не было тут никаких амурных дел, и Игнат Воронов вовсе не являлся повесой. Она могла лишь догадываться, что за историю прячет его улыбка и что за чудовища посещают его сны. Амурные дела здесь ни при чем — лишь интуиция, которая ее редко подводила. Она решила предложить Воронову партнерство. Вот такой вот неожиданный шаг. Это произошло давно. Сразу после истории с тысячедолларовой фишкой, но еще до этих страшных событий на свадьбе в доме Лютого. А Игнат исчез. Он лишь сообщил, что вынужден взять отпуск, и исчез. И теперь она была обязана его найти. За ней числился должок, пришло время его отработать.
Светлана Андреевна поменяла деньги на фишки и подошла к столу с зеленым сукном. Конечно, этот охранник, Женя, прав: азартные игры неплохо снимают напряжение, и раз в месяц она с удовольствием проводила вечер за столом рулетки. По-крупному не играла, так, для развлечения. Лимит проигрыша — триста, ну четыреста, ну максимум пятьсот долларов. Чаще уходила при своих, бывало, что и проигрывала. Денег не жалела, была благодарна зеленому сукну за полученное удовольствие. И лишь один раз серьезно выиграла. Но азарт вскружил голову, начала делать неоправданно рисковые ставки. Шумела, как девчонка. Если б вовремя остановилась, попал бы Борисыч на новенькое авто аккурат такое же, как у нее сейчас. А так ушла всего с пятью с половиной тысячами зеленых, но все равно счастливая, словно удачливый кладоискатель.
Она действительно могла помочь Воронову. Похоже, парень впутался в ту еще историю. Конечно, она это делала исходя из чисто прагматических соображений. Все, связанное с этой свадьбой в доме Лютого, и все, связанное с «Континентом», ее очень интересовало. Но пока она предпочитала оставаться в стороне.
Светлана Андреевна поставила пару фишек на «девятку» — день ее рождения — и десять фишек на «красное», и шарик побежал по кругу рулетки — маленькой модели круга судьбы. Она не чувствовала никакого вызова, никаких нахлынувших волн азарта. Выпала цифра «четыре», все мимо… Светлана Андреевна повторила ставку.
Собственно говоря, она знала, что Игнат будет на этой свадьбе. Она лично помогала подобрать ему одежду. Имелись в фирме кое-какие тряпки, и «Prada», и «Boss», и кое-что еще — так сказать, своеобразный «прокат», когда требовалось «запустить» человечка в общество, в свет. Светлана Андреевна собственноручно сделала из Воронова чуть ли не голливудскую звезду.
— Как вас зовут, сэр?
— Бонд. Джеймс Бонд, — ответил Игнат.
Она рассмеялась.
— Мартини с водкой, — продолжал Игнат, — смешать, но не взбалтывать.
Игнат ей нравился. Очень. Он был моложе ее на десять лет. Не так много, чтобы испытывать по отношению к нему материнские чувства, но и не так мало, чтобы выстраивать какие-либо романтические планы. Светлана Андреевна думала о своем деловом предложении. Прекрасно понимая, что рано или поздно Воронову надоест изображать из себя скромного водилу охранной фирмы. Скорее всего не очень поздно. В его возрасте раны затягиваются гораздо быстрее, чем думаешь.
Шарик рулетки выбрал цифру «четырнадцать». Не «девятка», но ставка «красное» сыграла. Светлана Андреевна снова поставила на «девять» и на «красное». Заказала себе чай с лимоном.
Сейчас ей требовалась помощь Борисыча. Она знала, что он ей не откажет. Тем более дело касалось Игната Воронова, а после истории с тысячедолларовой фишкой Борисыч заделался его тайным поклонником. Борисыча уважали многие. В том числе и в криминальной среде. Именно поэтому она сейчас здесь. Светлане Андреевне требовался выход на Лютого. Хотя после всего, что произошло, она понимала — это будет непросто. Вчера ей позвонил старый приятель с Петровки, Петр Григорьевич Новиков.
— Светик, привет тебе.
— Петр Григорьевич, здравствуйте. Как дела?
— Надеюсь, неплохо. Служим.
— Рада слышать.
— Ну а как твоя нива частного предпринимательства?
— По-разному. Тоже надеюсь, что хорошего больше.
— Все еще загорелая?
— Какое там! От отдыха одни воспоминания остались.
— Не сочиняй, не сочиняй, Светик. Наши намедни видели тебя на «круглом столе» в Домжуре…