Пыль грез. Том 2
Часть 103 из 119 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Никакая тропа не вела их через Пустошь; не было дороги к их предназначению, каким бы оно ни было. Поэтому роты двигались разрозненными отрядами по шесть взводов, но не слишком далеко от рот своего легиона, чтобы объединиться в случае необходимости. Отряды по шесть взводов были сформированы по родам войск: морпехи, как ядро, затем тяжи, вокруг – средняя регулярная пехота; и рукопашники как самое внешнее окружение.
Громадная колонна обоза двигалась своим путем: сотни запряженных волами фургонов и шумные стада коз, овец, коров и родара – скоро им придется голодать на этой безжизненной земле. Пастушьи псы носились вокруг подопечных, а вокруг всадники зорко следили, чтобы ни одно животное не ускользнуло от псов, – но таких и не было.
По бокам колонну прикрывала кавалерия – копейщики и лучники; конные разведчики проверяли окрестности далеко впереди авангарда и с южного фланга; но не с северного, где двигались легионы и бригады под командой Бриса Беддикта. Его войска шли плотной колонной, за которой двигался собственный обоз – почти такой же большой, как у малазанцев. На фланге шла Синецветская кавалерия, постоянно отправлявшая всадников на разведку в глубь пустоши.
Командир Брис Беддикт ехал верхом в голове колонны. По правую руку, примерно в двухстах шагах он видел малазанцев. Слева от него ехала Араникт, за ними – с полдюжины посыльных. Из-за невыносимой жары фургоны с водой быстро пустели. Летерийские стада миридов и родара лучше были приспособлены к такой местности, чем овцы и коровы, но вскоре даже они начнут страдать. Брис понимал, что в начале пути по Пустоши мяса будет вдоволь, но потом все изменится.
Что лежит за этой неприступной мертвой землей? Из того, что можно было предположить – а вместо точных знаний были только слухи, – дальше пустыня, по которой все же проходят караванные тропы, а за ней лежит равнина эланов, видимо, боковой ветви оул’данов. На востоке равнина Элан граничит с королевствами и городами-государствами Коланса и Пеласийской конфедерации.
Идею вести армию через Пустошь, а потом через пустыню Брис считал чистым безумием. И все же, сама невозможность такой авантюры странным образом привлекала его; будь они в состоянии войны с этими далекими королевствами, речь шла бы о прямом вторжении, которое станет легендой. Разумеется, насколько ему было известно, войны не было; не было даже повода. Из Коланса не доходило никаких вестей, только зловещее молчание. Да, вторжение будет, но несправедливое. Не нужно было наказывать никаких злодеяний, не требовалось отвечать на дерзкий вызов развитой империи. Мы ничего не знаем.
Что происходит в душе солдата, знающего, что участвует в неправом деле? Что он агрессор, что несет жестокость и насилие? Эта мысль беспокоила Бриса, ведь все возможные ответы были беспощадны. Что-то ломается внутри. Что-то воет. Что-то зовет к самоубийству. А винить будут его, командира. И его брата, Тегола. Ведь они – лидеры, они ответственны, они распоряжаются жизнями тысяч людей, как фигурами на грязной доске.
Одно дело – вести солдат на войну. Посылать их на войну. Но кажется мне, что совсем другое – посылать и вести их на войну, которая сама по себе преступна. Можем ли мы оставаться безразличными к страданиям, на которые обрекаем свой же народ и невинных жертв в неведомых землях?
В его сердце живы имена бесчисленных утерянных богов. Многие разбили души своих поклонников. Другие сами были разбиты смертным безумием бессмысленных войн, кровопролитий и бесцельного уничтожения. И вторые испытывали гораздо больше мук. В самом конце будет – должен быть – суд. Не над павшими, не над жертвами, а над теми, кто так распорядился их судьбой.
Разумеется, он и сам не знал, правда ли это. Да, он чувствовал страдания богов, чьи имена хранил в своей душе; но, возможно, именно его знания порождают гнев, и гнев этот возникает в его собственной душе, обреченной биться в ловушке сочувствия. Возможно, он всего лишь приписывает мысль о праведном наказании давно почившим богам. И тогда какое право он имеет так поступать?
Тревожные мысли. А его легионы идут вперед. Искать ответы на вопросы, известные только адъюнкту. Это за пределами доверия, даже за пределами слепой веры. Они участвуют в безумии, и в его водоворот будут затянуты все, какая бы судьба ни ждала их.
Я должен быть выше. Разве нет? Я веду вперед, но разве я в состоянии защитить? Если не знаю, что нас ожидает?
– Командир…
Вырванный из мрачных мыслей, он выпрямился в седле и взглянул на атри-седу.
– Прошу прощения, вы что-то сказали?
Араникт, вытирая пот с необычно бледного лица, колебалась.
– По-моему, у вас тепловой удар. Слезайте с коня, я пошлю за…
– Нет, сэр.
– Атри-седа…
Он увидел, как ее лицо исказил ужас. Паника.
– Мы не в том месте! Командир! Брис! Нужно убираться отсюда! Нужно… мы не в том месте!
И в этот момент землю потряс гром, который катился и катился барабанным гулом…
Песчаная буря или армия? Кенеб прищурился на ярком солнце.
– Капрал!
– Сэр?
– Скачи к авангарду. Похоже, мы заметили хундрилов и изморцев.
– Слушаюсь, сэр!
Когда всадник умчался, Кенеб посмотрел налево. Колонна Бриса чуть выдвинулась вперед – малазанцы сегодня не очень проворны. Настроение паршивое, мерзкое, дисциплина хромает. Утром его разбудили спазмы в желудке, такие болезненные, что на глаза наворачивались слезы. Сейчас стало полегче, но ясно, что придется поискать толкового целителя.
Внезапный порыв ветра ударил в лицо, принеся какой-то горький запах.
Он увидел, как Блистиг, покинув свой легион, скачет к нему. Теперь-то что?
С гудящей головой Банашар тащился рядом с нагруженным фургоном. Рот пересох, как вся эта жалкая земля. Банашар глядел на быков, тянущих ярмо, стегая хвостом, на вьющихся мух, на тонкую корку пыли, покрывающую ноги и бока животных. Копыта стучали по твердой земле.
Услышав какое-то бормотание от солдат, шагающих справа от него, Банашар поднял глаза. Небо окрасилось в болезненный цвет. Ветер, донесший привкус песка, разъедал глаза.
Проклятая пыльная буря. Ей придется объявить привал. Придется…
Нет, цвет неправильный. Во рту окончательно пересохло, горло перехватило, и заныла грудь.
Боги, нет. Этот ветер – дыхание Пути. Он… ох, Червь Осени, нет.
Он покачнулся, охваченный содроганиями. Полуослепший от боли, он упал на колени.
Сержант Рассвет бросил ранец и поспешил к упавшему жрецу.
– Бутыли! Зови Баведикта! Ему совсем плохо…
– Он пьян, – отрезала Сальцо.
– Нет… тут явно все гораздо хуже. Бутыли…
– Бегу…
Гром потряс землю под их ногами. Замычали бесчисленные животные. Что-то словно пробежало по рядам солдат, какая-то тревога, миг страшной неопределенности. Все кричали, задавали вопросы, но ответов не было, и смятение только росло.
Сальцо споткнулась рядом с Рассветом, чуть не повалив нагнувшегося над жрецом сержанта. Тот слышал, как бормочет старик, как дергается его голова, словно под невидимыми ударами. Что-то брызнуло Рассвету на тыльную сторону ладони, и он увидел капли крови.
– Странникова сила! Кто ткнул его? Я не видел…
– Его пырнули ножом? – спросила Сальцо.
– Я не… не… давай, помоги его перевернуть…
Гром усилился. Волы заревели. Колеса фургонов качались из стороны в сторону с пугающим скрипом. Рассвет посмотрел на небо, но не увидел ничего, кроме золотистой завесы пыли.
– На нас идет проклятая буря… где Баведикт? Сальцо, найди его, ладно?
– Похоже, тебе нужна моя помощь?
– Погоди… приведи Вала… приведи командира… у него кровавый пот! Кровь выходит через поры! Скорее!
– Что-то происходит, – сказала Сальцо, стоя прямо перед сержантом.
И от ее тона Рассвет похолодел.
Капитан Рутан Гудд нервно вздохнул, решительно прогоняя тошноту; ужас, затопивший его, заставил потянуться к мечу. Корни Азатов, что это было? Но он ничего не видел: пыль завесила охряным пологом все небо, и солдаты со всех сторон бестолково бегали в разные стороны, словно заблудившись, – но впереди не было ничего, кроме ровной пустой земли. Оскалившись, Рутан Гудд ударил пятками своенравного коня, посылая его вперед, и приподнялся на стременах. Он держал в руке меч, и от белого, странно полупрозрачного лезвия тянулся пар.
Уголком глаза Рутан заметил что-то неладное.
– Худов кулак!
Сети колдовства, покрывавшие оружие – слоями толстой и запутанной вековой магии, – срывались прочь. Смертельный холод ожег ладонь. Она отвечает. Она отвечает… но что?
Он отъехал в сторону от колонны.
Над гребнем холмов к юго-востоку появилась кипящая линия – строй.
Гром катился, подбираясь все ближе. Железо блестело, словно украшенное осколками алмазов, как зубы, прогрызающие холмы. От мельтешения было больно глазам.
Рутан увидел, как от авангарда отделились несколько всадников. На поднятых пиках полоскались флаги – знак парламентеров. Пехотинцы рядом с Рутаном вылупились на его проклятое оружие, некоторые пятились прочь от горького холода, тянущегося от меча. Доспехи Рутана и спина коня покрылись инеем.
Она отвечает… как не отвечала никогда прежде. Нижние боги, семя Азатов… я чую… о боги, нет…
– Становись! Морпехи, становись! Первая шеренга – рукопашники! Уходите оттуда, прочь! – Скрипач не хотел ничего ждать. Капитана не видно, но это не важно. Он словно проглотил сотню противопехотных ежей. В воздухе ощущалась вонь. Протиснувшись мимо растерянного Корика и побледневшей Улыбки, он увидел впереди свой взвод.
– Бальзам! Смрад – будите Пути! И Непоседа… а где Шнур, найдите Эброна…
– Сержант!
Он обернулся и увидел Фарадан Сорт, которая на коне пробивалась через толпу мельтешащих солдат.
– Что ты делаешь? – строго спросила она. – Там чужеземная армия… мы отправили парламентеров. Ты сеешь панику…
Скрипач увидел спокойный взгляд Битума.
– Смотри, они построились… передай всем как можно скорее. Ты понял, капрал?
– Так точно, сэр…
– Сержант!
Скрипач протолкался к капитану и выдернул ее из седла. Выругавшись, она замахала руками, потеряв равновесие. Когда она всем весом обрушилась на Скрипача, он пошатнулся и упал, а Сорт – на него. Он зашептал ей на ухо:
– Уберите на хрен отсюда своего коня. Ваши парламентеры уже мертвы, даже если сами этого не знают. Нужно окопаться, капитан, и немедленно.
Громадная колонна обоза двигалась своим путем: сотни запряженных волами фургонов и шумные стада коз, овец, коров и родара – скоро им придется голодать на этой безжизненной земле. Пастушьи псы носились вокруг подопечных, а вокруг всадники зорко следили, чтобы ни одно животное не ускользнуло от псов, – но таких и не было.
По бокам колонну прикрывала кавалерия – копейщики и лучники; конные разведчики проверяли окрестности далеко впереди авангарда и с южного фланга; но не с северного, где двигались легионы и бригады под командой Бриса Беддикта. Его войска шли плотной колонной, за которой двигался собственный обоз – почти такой же большой, как у малазанцев. На фланге шла Синецветская кавалерия, постоянно отправлявшая всадников на разведку в глубь пустоши.
Командир Брис Беддикт ехал верхом в голове колонны. По правую руку, примерно в двухстах шагах он видел малазанцев. Слева от него ехала Араникт, за ними – с полдюжины посыльных. Из-за невыносимой жары фургоны с водой быстро пустели. Летерийские стада миридов и родара лучше были приспособлены к такой местности, чем овцы и коровы, но вскоре даже они начнут страдать. Брис понимал, что в начале пути по Пустоши мяса будет вдоволь, но потом все изменится.
Что лежит за этой неприступной мертвой землей? Из того, что можно было предположить – а вместо точных знаний были только слухи, – дальше пустыня, по которой все же проходят караванные тропы, а за ней лежит равнина эланов, видимо, боковой ветви оул’данов. На востоке равнина Элан граничит с королевствами и городами-государствами Коланса и Пеласийской конфедерации.
Идею вести армию через Пустошь, а потом через пустыню Брис считал чистым безумием. И все же, сама невозможность такой авантюры странным образом привлекала его; будь они в состоянии войны с этими далекими королевствами, речь шла бы о прямом вторжении, которое станет легендой. Разумеется, насколько ему было известно, войны не было; не было даже повода. Из Коланса не доходило никаких вестей, только зловещее молчание. Да, вторжение будет, но несправедливое. Не нужно было наказывать никаких злодеяний, не требовалось отвечать на дерзкий вызов развитой империи. Мы ничего не знаем.
Что происходит в душе солдата, знающего, что участвует в неправом деле? Что он агрессор, что несет жестокость и насилие? Эта мысль беспокоила Бриса, ведь все возможные ответы были беспощадны. Что-то ломается внутри. Что-то воет. Что-то зовет к самоубийству. А винить будут его, командира. И его брата, Тегола. Ведь они – лидеры, они ответственны, они распоряжаются жизнями тысяч людей, как фигурами на грязной доске.
Одно дело – вести солдат на войну. Посылать их на войну. Но кажется мне, что совсем другое – посылать и вести их на войну, которая сама по себе преступна. Можем ли мы оставаться безразличными к страданиям, на которые обрекаем свой же народ и невинных жертв в неведомых землях?
В его сердце живы имена бесчисленных утерянных богов. Многие разбили души своих поклонников. Другие сами были разбиты смертным безумием бессмысленных войн, кровопролитий и бесцельного уничтожения. И вторые испытывали гораздо больше мук. В самом конце будет – должен быть – суд. Не над павшими, не над жертвами, а над теми, кто так распорядился их судьбой.
Разумеется, он и сам не знал, правда ли это. Да, он чувствовал страдания богов, чьи имена хранил в своей душе; но, возможно, именно его знания порождают гнев, и гнев этот возникает в его собственной душе, обреченной биться в ловушке сочувствия. Возможно, он всего лишь приписывает мысль о праведном наказании давно почившим богам. И тогда какое право он имеет так поступать?
Тревожные мысли. А его легионы идут вперед. Искать ответы на вопросы, известные только адъюнкту. Это за пределами доверия, даже за пределами слепой веры. Они участвуют в безумии, и в его водоворот будут затянуты все, какая бы судьба ни ждала их.
Я должен быть выше. Разве нет? Я веду вперед, но разве я в состоянии защитить? Если не знаю, что нас ожидает?
– Командир…
Вырванный из мрачных мыслей, он выпрямился в седле и взглянул на атри-седу.
– Прошу прощения, вы что-то сказали?
Араникт, вытирая пот с необычно бледного лица, колебалась.
– По-моему, у вас тепловой удар. Слезайте с коня, я пошлю за…
– Нет, сэр.
– Атри-седа…
Он увидел, как ее лицо исказил ужас. Паника.
– Мы не в том месте! Командир! Брис! Нужно убираться отсюда! Нужно… мы не в том месте!
И в этот момент землю потряс гром, который катился и катился барабанным гулом…
Песчаная буря или армия? Кенеб прищурился на ярком солнце.
– Капрал!
– Сэр?
– Скачи к авангарду. Похоже, мы заметили хундрилов и изморцев.
– Слушаюсь, сэр!
Когда всадник умчался, Кенеб посмотрел налево. Колонна Бриса чуть выдвинулась вперед – малазанцы сегодня не очень проворны. Настроение паршивое, мерзкое, дисциплина хромает. Утром его разбудили спазмы в желудке, такие болезненные, что на глаза наворачивались слезы. Сейчас стало полегче, но ясно, что придется поискать толкового целителя.
Внезапный порыв ветра ударил в лицо, принеся какой-то горький запах.
Он увидел, как Блистиг, покинув свой легион, скачет к нему. Теперь-то что?
С гудящей головой Банашар тащился рядом с нагруженным фургоном. Рот пересох, как вся эта жалкая земля. Банашар глядел на быков, тянущих ярмо, стегая хвостом, на вьющихся мух, на тонкую корку пыли, покрывающую ноги и бока животных. Копыта стучали по твердой земле.
Услышав какое-то бормотание от солдат, шагающих справа от него, Банашар поднял глаза. Небо окрасилось в болезненный цвет. Ветер, донесший привкус песка, разъедал глаза.
Проклятая пыльная буря. Ей придется объявить привал. Придется…
Нет, цвет неправильный. Во рту окончательно пересохло, горло перехватило, и заныла грудь.
Боги, нет. Этот ветер – дыхание Пути. Он… ох, Червь Осени, нет.
Он покачнулся, охваченный содроганиями. Полуослепший от боли, он упал на колени.
Сержант Рассвет бросил ранец и поспешил к упавшему жрецу.
– Бутыли! Зови Баведикта! Ему совсем плохо…
– Он пьян, – отрезала Сальцо.
– Нет… тут явно все гораздо хуже. Бутыли…
– Бегу…
Гром потряс землю под их ногами. Замычали бесчисленные животные. Что-то словно пробежало по рядам солдат, какая-то тревога, миг страшной неопределенности. Все кричали, задавали вопросы, но ответов не было, и смятение только росло.
Сальцо споткнулась рядом с Рассветом, чуть не повалив нагнувшегося над жрецом сержанта. Тот слышал, как бормочет старик, как дергается его голова, словно под невидимыми ударами. Что-то брызнуло Рассвету на тыльную сторону ладони, и он увидел капли крови.
– Странникова сила! Кто ткнул его? Я не видел…
– Его пырнули ножом? – спросила Сальцо.
– Я не… не… давай, помоги его перевернуть…
Гром усилился. Волы заревели. Колеса фургонов качались из стороны в сторону с пугающим скрипом. Рассвет посмотрел на небо, но не увидел ничего, кроме золотистой завесы пыли.
– На нас идет проклятая буря… где Баведикт? Сальцо, найди его, ладно?
– Похоже, тебе нужна моя помощь?
– Погоди… приведи Вала… приведи командира… у него кровавый пот! Кровь выходит через поры! Скорее!
– Что-то происходит, – сказала Сальцо, стоя прямо перед сержантом.
И от ее тона Рассвет похолодел.
Капитан Рутан Гудд нервно вздохнул, решительно прогоняя тошноту; ужас, затопивший его, заставил потянуться к мечу. Корни Азатов, что это было? Но он ничего не видел: пыль завесила охряным пологом все небо, и солдаты со всех сторон бестолково бегали в разные стороны, словно заблудившись, – но впереди не было ничего, кроме ровной пустой земли. Оскалившись, Рутан Гудд ударил пятками своенравного коня, посылая его вперед, и приподнялся на стременах. Он держал в руке меч, и от белого, странно полупрозрачного лезвия тянулся пар.
Уголком глаза Рутан заметил что-то неладное.
– Худов кулак!
Сети колдовства, покрывавшие оружие – слоями толстой и запутанной вековой магии, – срывались прочь. Смертельный холод ожег ладонь. Она отвечает. Она отвечает… но что?
Он отъехал в сторону от колонны.
Над гребнем холмов к юго-востоку появилась кипящая линия – строй.
Гром катился, подбираясь все ближе. Железо блестело, словно украшенное осколками алмазов, как зубы, прогрызающие холмы. От мельтешения было больно глазам.
Рутан увидел, как от авангарда отделились несколько всадников. На поднятых пиках полоскались флаги – знак парламентеров. Пехотинцы рядом с Рутаном вылупились на его проклятое оружие, некоторые пятились прочь от горького холода, тянущегося от меча. Доспехи Рутана и спина коня покрылись инеем.
Она отвечает… как не отвечала никогда прежде. Нижние боги, семя Азатов… я чую… о боги, нет…
– Становись! Морпехи, становись! Первая шеренга – рукопашники! Уходите оттуда, прочь! – Скрипач не хотел ничего ждать. Капитана не видно, но это не важно. Он словно проглотил сотню противопехотных ежей. В воздухе ощущалась вонь. Протиснувшись мимо растерянного Корика и побледневшей Улыбки, он увидел впереди свой взвод.
– Бальзам! Смрад – будите Пути! И Непоседа… а где Шнур, найдите Эброна…
– Сержант!
Он обернулся и увидел Фарадан Сорт, которая на коне пробивалась через толпу мельтешащих солдат.
– Что ты делаешь? – строго спросила она. – Там чужеземная армия… мы отправили парламентеров. Ты сеешь панику…
Скрипач увидел спокойный взгляд Битума.
– Смотри, они построились… передай всем как можно скорее. Ты понял, капрал?
– Так точно, сэр…
– Сержант!
Скрипач протолкался к капитану и выдернул ее из седла. Выругавшись, она замахала руками, потеряв равновесие. Когда она всем весом обрушилась на Скрипача, он пошатнулся и упал, а Сорт – на него. Он зашептал ей на ухо:
– Уберите на хрен отсюда своего коня. Ваши парламентеры уже мертвы, даже если сами этого не знают. Нужно окопаться, капитан, и немедленно.