Путинизм. Россия и ее будущее с Западом
Часть 8 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Наталья Нарочницкая, бывший российский дипломат (в Организации Объединенных Наций), в большой степени вовлечена в геополитические действия, тяготея к крайне правым в политическом спектре. Она ратовала за возвращение к советской модели — лишенной, однако, советской идеологии, которая должна быть заменена православной церковью, которая, в свою очередь, должна играть ведущую роль в советской/российской политике.
Леонид Савин, с другой стороны, считает, что российское православие никак не может предложить панацею. Хотя он признает, что церковь является «тезаурусом мудрости», он, кажется, сомневается в глубине религиозной преданности многих верующих, которые на самом деле ходят в церковь только два раза в год, на Пасху и на Рождество.
Савин — редактор журнала «Геополитика» и в большой степени вовлечен в деятельность Евросинергической школы геополитики. Как главный координатор евразийского движения, он работал в тесном сотрудничестве с Дугиным и по различным поводам подчеркивал важность кибергеополитики, очевидно, ссылка на воздействие технологического прогресса на политику. В одном интервью в 2013 году он пытался разъяснить цели своего движения и свои собственные представления о мировой ситуации. Основная цель евразийцев, утверждал он, состоит в том, чтобы установить многополюсное мироустройство из пяти или больше центров власти. К сожалению, Европа в настоящее время преследует проатлантистскую политику. Ислам, как он видит его, не является угрозой для России, потому что мусульмане были хорошо интегрированы. Он видит хорошие перспективы оси Москва-Берлин; Германия была привязана к Вашингтону, потому что Америка во время Холодной войны использовала очень черную пропаганду и вызвала страх перед советским вторжением. Но теперь это уже преодолено. Он обнаружил много азиатских элементов в Германии, особенно в Баварии, которая несколько столетий назад была заселена аварами. Возможно, Бавария найдет дорогу назад к своим азиатским истокам?
Что можно сказать о Китае? Сотни миллионов китайцев противостоят приблизительно сорока миллионам россиян (не все они этнические русские) к востоку от Урала. Савин знает, что некоторые русские и европейцы описывают Китай как возможного врага, но даже при том, что некоторые пограничные инциденты имели место, у Китая нет никакого интереса к этой части мира. Китай сосредоточится на Тайване и островах в Тихом океане, и геополитическое внимание его сателлитов сосредоточится на этом, не на Сибири и Дальнем Востоке. Ему будет нужна поддержка со стороны России и других — интересный пример того, как принятие желаемого за действительное торжествует над геополитическими фактами и здравым смыслом.
А что же относительно ситуации в России? Как видит это Савин, ключевая проблема для России — неолиберальная группа в Кремле. У Путина есть поддержка определенных людей, которые хотели бы более радикальных действий против коррупции, западных агентов и так далее. Массы не верят в распространяемые прозападной оппозицией идеи демократии и прав человека. Михаил Ходорковский, доказывает Савин, является другом барона Ротшильда — и все мы знаем, что это значит. Знания российских правых радикалов о местоположении главных состояний в современном мире является устаревшим примерно на столетие; они, похоже, не подписываются на «Bloomberg» и другие источники информации.
Если подвергнуть эту нынешнюю российскую литературу критическому анализу, возникает вопрос: какое отношение имеет эта смесь всяческой чепухи к геополитике?
Геополитика изучает политическую географию, державы суши и державы моря и их дихотомию, пространства и большие регионы, и стратегическое доминирование в отдельных определенных областях. Она не имеет никакого отношения к неолиберализму и православной церкви, не имеет она отношения даже к ЦРУ и КГБ. Она имеет дело с идеями Челлена, Ратцеля и Хаусхофера и, вероятно, с попытками применить их к современному миру, если это возможно. Она не имеет никакого отношения к Ротшильду и Ходорковскому, и даже к Путину.
Короче говоря, этот вид «геополитики» не геополитика, но просто присвоение ее имени. Это — случай ложно понятого создания теории. Намерение, по-видимому, состояло в том, чтобы показать и доказать, что «атлантистские» морские державы являются либерально-демократичными и поэтому злыми, и что сухопутная держава является консервативной и поэтому религиозной, патриотичной и хорошей. Здесь хотели показать, что сухопутная держава имеет право, даже обязана расширяться, пока она не достигнет своих естественных границ, какими бы они ни были. Для этой цели сегодняшние геополитики вполне могли бы позаимствовать также теорию из органической химии или второй закон термодинамики, как Дугин действительно поступил при случае.
Конфабуляция?
На протяжении уже достаточно продолжительного времени элемент фантазии в российской политической литературе был силен (и становится еще сильнее) — и не только на популярном уровне. Как это объяснить? Откуда это взялось, и насколько это важно в общем контексте новой «российской доктрины»? Экстремистские, даже фанатичные заявления, направленные против «врага», можно найти в почти всех случаях во многих странах. В этом нет ничего специфически российского. Но если заявления или теории будут демонстративно ложными, даже абсурдными, то они чаще всего не будут отвергнуты. Как это пояснить?
Йозеф Геббельс, нацистский министр пропаганды и достигший совершенства практик в этом жанре, является основным примером преднамеренной фабрикации фальшивок. Начальником полиции в Берлине в годы как раз перед приходом нацистов к власти был еврей по имени Бернхард Вайс, бывший офицер и профессиональный чиновник с умеренными взглядами. Геббельс начал широкомасштабную кампанию против него, превращая Вайса в демоническую фигуру, очень опасного, невероятно хитрого и неискреннего человека, стремящегося уничтожить все на его пути. Когда друзья указали Геббельсу, что Вайс (которого он называл Исидором) был совершенно безопасным бюрократом, Геббельс засмеялся и сказал: «Вы думаете, что я и сам этого не знаю?» [Прим. ред. ВС: О Бернхарде Вайсе читайте в книге Йозефа Геббельса «Борьба за Берлин».]
Это — типичный пример циничного подхода. Но не все высказывания, заявления, идеи, и теории, которые явно абсурдны, сознательно сфабрикованы и цинично эксплуатируются как часть более широкой пропагандистской кампании. Некоторые, как в современной России, действительно верят в них по причинам, которые были недостаточно исследованы. «Протоколы сионских мудрецов» были продуктом преднамеренной фальсификации, и то же самое верно относительно заговора врачей в последний год жизни Сталина. Но и в «Протоколы», и в историю о еврейских врачах-убийцах верили многие, и на вопрос, почему они верили, очевидно, не так легко ответить.
Есть широко распространенная тенденция (не специфически российская и не изобретенная там) верить в оккультные, скрытые силы, которые реально управляют мировой политикой, тогда как те, о которых мы читаем и слышим в СМИ, являются просто их марионетками. Некоторые российские идеологи верят (или делают вид, что верят), что реальная борьба в мировой политике происходит между двумя партиями — партией Ротшильдов и сторонниками Рокфеллеров. Согласно более эрудированным последователям Линдона Ларуша, например, эта ожесточенная борьба происходит между фракциями на более высоком философском уровне: последователи Аристотеля и последователи неоплатонизма. Но не было ясно сказано, где они держат свои деньги — уж конечно не в современной Греции. В последние годы имело место тесное сотрудничество между российскими правыми радикалами и сторонниками Ларуша (недавний пример — статья Сергея Глазьева «О еврофашизме» в «Executive Intelligence Review», органе Ларуша, а сам Глазьев является советником президента Путина, другое интервью Глазьева с Дмитрием Саймсом можно прочесть в «National Interest» от 27 июня 2014).
Эта вера в невидимую руку и злые силы обычно особенно усиливается во времена великих потрясений и переворотов, например, после Первой мировой войны и русской революции (событий мировой исторической важности, которые не просто объяснить), как и после распада Советского Союза, подобного случая с грандиозными последствиями. Как можно было объяснить, что великая держава, которая была установлена навсегда — «навеки», как пелось в тогдашнем гимне, которая казалась непобедимой, внезапно рухнула? Очевидный подход к исследованию этой проблемы должен был бы искать внутренние причины; что-то, должно быть, было неправильно в самом основании системы. Но это было бы слишком просто — и также слишком болезненно, потому что многие верили в систему и были убеждены, что ее фундамент был прочным. Отсюда непреодолимый соблазн заглянуть за грань очевидного, искать скрытые силы, секретные махинации оккультных, внешних сил, намеревавшихся уничтожить советскую власть.
Этот поиск виновных принимал различные формы. Одной из них был поиск суперплана, так называемой доктрины Даллеса. Это был план всеобъемлющей стратегии ЦРУ, созданной Алленом Даллесом в 1945 году и направленной на уничтожение Советского Союза. Стратегия эта была проста, но изобретательна. Она предусматривала не войну или подобные войне действия, а разрушение страны, государства и нации изнутри, подрывая и разлагая культурное наследие Советского Союза и моральные ценности советского народа. На советских писателей, актеров и режиссеров нужно было влиять, чтобы те распространяли насилие, развращенность, алкоголизм, склонность к наркотикам, бесстыдству, космополитические представления, коррупцию, межнациональную ненависть и всеобщее недоверие, если упомянуть только несколько задействованных факторов.
С самого начала должно было быть ясно, что в «Плане Даллеса» явно было что-то подозрительное. В 1945 году еще не было никакого ЦРУ и Холодной войны тоже не было. Даллес не занимал руководящие посты, и так как он не был экспертом по России, никто не ожидал бы от него большой стратегический документ о том, что нужно делать с Советским Союзом. Советская культурная жизнь не была его областью специализации. Кроме того, советская культурная жизнь была строго регламентирована Сталиным и Андреем Ждановым и различными другими цензорами. Они не позволили бы Борису Пастернаку торговать наркотиками, а Анне Ахматовой защищать порнографию и алкоголизм и проповедовать насилие. Любому, кто даже в общих чертах знаком с культурной жизнью в СССР, вся эта схема должна была показаться нелепой.
Некоторые исследователи, специализирующиеся на изучении советской сцены, попытались проследить происхождение этого документа. Как уже упоминалось ранее, определенные фразы, кажется, были взяты у Достоевского («Бесы»): «Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат, мы развратим молодежь». Предполагаемый план появился в 1960-х и 1970-х годах в политических романах некоторых незначительных советских писателей: Николая Яковлева, Юрия Дольд-Михайлика и Анатолия Иванова. Но в его нынешней форме он возник только в 1993 году, когда митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Иван Снычёв) в послании, озаглавленном «Битва за Россию» дал ему свое благословение (возможно, он даже был его автором). Этот церковный сановник так цитировал Даллеса (и даже сделал его генералом):
«Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей — отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности…»
Короче говоря, триумф Сатаны.
Покойный митрополит продолжал в этом же духе: «В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху». Он во всех подробностях рассмотрел печально известный антисемитский трактат «Протоколы сионских мудрецов», спонсором переиздания которого он был, отметив, что некоторые историки не верили в подлинность Плана Даллеса. Он также напал на католический Запад, который поддался тщеславию и ложной славе мирского величия и отпал от всемирной полноты истинного православия. Он упомянул цинизм «просвещенной Европы», для которого у него просто не нашлось слов. Но он всегда возвращался к «Протоколам». Признавая, что их история была довольно темной, и что он не обладал достаточными знаниями, чтобы судить, были ли они подделкой или нет, он не уклонялся от полного подтверждения их содержания, потому что все, что произошло за восемьдесят лет, прошедших с их первого появления, подтверждали это содержание.
План Даллеса в таком виде является модернизированной версией «Протоколов», его подтверждает и/или цитирует с одобрением целое множеством видных российских граждан, включая Владимира Вольфовича Жириновского, главу Либерально-демократической партии России (ЛДПР); Никиту Михалкова, одного из самых выдающихся кинорежиссеров России; Сергея Кара-Мурзу, профессора химии и политического комментатора; и Сергея Глазьева, еще одну известную политическую фигуру. Даже при том, что он ни в коем случае не является экстремальным примером политической конфабуляции, План Даллеса был представлен здесь в некоторых деталях, потому что он помогает понять готовность, с которой подделки принимались как истинная правда в современной России, сначала только экстремистами, но впоследствии также частями истеблишмента.
Сталинская система пришла в Россию восемьдесят лет назад, и с нею пришла и распространенная вера в явно неправдивые утверждения. Эта практика была в одни периоды более явной, в другие менее заметной — эксперты время от времени осуждали ее по определенным поводам, но никогда не отвергали полностью. Если в последние годы был рост симпатии, даже определенной тоски по периоду Сталина в российской истории, то не должно быть удивительно, что это включает в себя и готовность верить явно несоответствующим действительности утверждениям.
Согласно ИСИОМ и другим ведущим российским опросам общественного мнения, почти 50 процентов россиян высказали положительное представление Сталина в 2008–2009 годах, и это число, конечно, с тех пор не уменьшилось. Это не означает, что критика Сталина стала незаконной, или, что все аспекты правления Сталина считают желательными. Но избыточный, чрезмерный антисталинизм осужден властями, и учебники были соответственно приспособлены. На самом деле это означает, что определенные психологические воззрения, которые были распространены в эру Сталина, снова стали приемлемыми.
Это включает в себя и веру в заговоры, с помощью которых можно объяснить прошлые и настоящие события. Но один только этот тип мышления не может быть причиной склонности настоящего момента. Как объяснить тот факт, что умышленным неправдам часто действительно искренне верят?
Это удивительное явление наблюдалось и описывалось невропатологами, психиатрами и психологами в течение долгого времени, и известно как «конфабуляция». Сначала оно было описано в 1889 году на примере утративших память пациентов ведущим российским психиатром Сергеем Корсаковым (1854–1900), и известно в современной медицине как синдром Вернике-Корсакова. Эта проблема подверглась интенсивному изучению в последние десятилетия, когда медицина и психология все более и более интересовались проблемами памяти. Приведу недавний клинический пример:
«В понедельник утром в доме для престарелых в Кёльне, Германия, медсестра спросила 73-летнего г-на К. о том, как он провел выходные. «О, моя жена и я полетели в Венгрию, и мы замечательно провели время», ответил он. Медсестра сделала паузу, поскольку жена г-на К. скончалась пятью годами ранее, и он много месяцев не покидал дом престарелых. Пытался ли он произвести на нее впечатление? Более вероятно, что у г-на К. была конфабуляция, явление, при котором люди описывают и даже действуют на основе ложных понятий, которые, как они верят, являются правдой». (Мария Доротея Хайдлер, «Врет ли вам ваш мозг?», «American Scientist», март 2014.)
Исследования конфабуляции показали, что есть различные ее типы, что страдающие конфабуляцией люди представляют свои истории со множеством подробностей, обычно с абсолютной убежденностью, и их невозможно заставить пересмотреть свой рассказ, если противопоставить им рациональные аргументы. Исследователи конфабуляции также выяснили, что ее причиной часто была некоторая форма повреждения головного мозга в результате дефицита витамина В1. (Доктор Корсаков сначала думал, что алкоголизм был самой частой причиной.) Но в целом не было единодушия относительно причин этого состояния, вероятно потому, что оно возникало не в результате какой-то одной определенной травмы или болезни, но из-за множества разных причин.
Литература о конфабуляции обширна, но не очень полезна при рассмотрении многих случаев политической конфабуляции. Маловероятно, что покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский и многие другие, кто распространял План Даллеса и подобные теории заговора, страдал от недостатка витамина В1. Некоторые, несомненно, знали правду, но все равно представляли свои рассказы, потому что так им легче было распространять свои идеи. Другие, возможно, верили, что их теории или доктрины, возможно, были только частично правильны, как раз достаточно для того, чтобы распространять их безнаказанно. Или они, возможно, думали, что даже в бездоказательных теориях могло быть зерно истины, достаточное, по крайней мере, для того, чтобы предложить их жаждущей публике. В любом случае есть поразительное сходство между клинической и политической конфабуляцией: глубокая убежденность говорящих в том, что они говорят правду, устранение сомнений там, где сомнения необходимы. И повторюсь: это вовсе не специфически российское явление. Но оно особенно широко распространилось в России, где его с готовностью приняла не только более легковерная и менее образованная часть общества, но и части интеллигенции, обученной, казалось бы, не верить слепо, но использовать критический подход. Политическая конфабуляция, естественно, представляет собой феномен, заслуживающий более широкого изучения, и Россия могла бы стать одним из лучших мест, где его можно было бы изучать.
4. Путин и путинизм
Справочника «Кто есть кто» в России до сих пор еще нет. Но если бы он был, то статья о Путине звучала бы в нем приблизительно так:
Путин, Владимир Владимирович, родился в Ленинграде 7 октября 1952 года. Отец, Владимир Спиридонович, умер в 1999 году, участник Второй мировой войны, был тяжело ранен. Дедушка Спиридон был поваром, который несколько раз готовил для Ленина и Сталина. Мать, Мария Ивановна, была фабричной работницей. Имел двух братьев, оба из которых умерли очень молодыми. Бедная семья, жила в коммуналке (коммунальная квартира, разделенная между несколькими семьями). Мы можем положиться на авторитет Веры Гуревич, любимой учительницы начальной школы Путина, к которой он оставался привязанным много лет, что мать была «очень хорошим человеком, добрым, самоотверженным…». Путин вспоминал, что в 1990-х, когда он работал в городском совете Санкт-Петербурга, он в составе делегации поехал в Израиль. Его мать дала ему крестильный крест, чтобы благословить его у Гроба Господня «Я сделал, как она сказала, и затем повесил крест на шею. С тех пор я никогда не снимал его».
Путин учился в школе номер 193 в Ленинграде; был известен буйным поведением. Рано продемонстрировал интерес к спорту, главным образом дзюдо и самбо. Учился в Ленинградском государственном университете, закончил в 1975 году юридический факультет, после написания дипломной работы о принципе наиболее благоприятствуемой стране в международном праве. Член коммунистической партии с 1972 года. Поступил на службу в КГБ в 1975 году. Работал сначала в управлении контрразведки, позже следил за иностранцами и консульскими работниками в Ленинграде. Служил в Дрездене, Саксония, 19851990. Какой-либо достоверной информации о природе его работы в Восточной Германии нет. Был отозван в Санкт-Петербург в 1991 году для работы в администрации местного университета. В августе 1991 года ушел в отставку из КГБ в звании подполковника. Начальник отдела международных отношений санкт-петербургской мэрии в 1991–1996 годах. Переведен в Москву в 1997 году, различные назначения в государственном аппарате, стал первым заместителем начальника президентского штаба (у Ельцина) в мае 1998 года. В июле 1998 года назначен главой ФСБ, одной из нескольких организаций-преемников КГБ. В августе 1999 года стал первым заместителем премьер-министра, назначен премьер-министром России семь дней спустя. С июля 1983 года женат на Людмиле Шкребневой; развелся в 2013 году. Две дочери, Маша и Катя; настаивают на частной жизни, живут под вымышленными именами. В 2014 году вступил в повторный брак с олимпийской гимнасткой Алиной Кабаевой.
Вот и все, что можно сказать о ранней карьере человека, которому суждено было стать правителем России на много лет. Это была успешная карьера. Он приобрел репутацию энергичного, трудолюбивого, надежного чиновника, демонстрирующего большую лояльность к своим боссам — сначала Анатолию Собчаку, а позже Борису Ельцину — но он был известен только в небольшом кругу бюрократов. Вскоре после первой встречи с ним Ельцин выразил свое желание видеть в нем своего преемника. Когда Путин стал премьер-министром в 1999 году, и даже год спустя (в мае 2000 года), когда он выиграл выборы и окончательно сменил Ельцина, он все еще не был известен. Есть причины полагать, что он не интересовался публичностью на данном этапе своей карьеры. Но уже спустя немного времени большая часть России знала о нем много, даже то, что президентского лабрадора назвали Кони, и как он выглядел, и что он лаял всякий раз, когда слышал прозвище Путина.
Учеба Путина в КГБ научила его преимуществам безликости. Однако у него, конечно, были собственные мнения и также свой рабочий стиль. За прошедшие десять лет это было описано и проанализировано в десятках биографий и политических исследований, изданных на русском, английском и других языках. Кроме того, интересны воспоминания о Путине его начальников и преподавателей в Институте КГБ. Один из них, отставной полковник, вспоминает:
«Я не могу сказать, что он карьерист. Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. Но я помню, что указал в качестве негативных сторон в его деятельности некоторую академичность. Я не имею в виду, что был он сухарь. Нет, он был остроумный, за словом в карман не лез. Путин был упорным курсантом без промахов. Не было никаких инцидентов. Не было оснований сомневаться в его честности и порядочности».
Когда Путин стал президентом, положение России было отчаянно плохим. Ни государство, ни экономика не функционировали. Много личных амбиций и/или патриотизма было необходимо, чтобы стремиться стать руководителем страны при этих обстоятельствах. Не будучи экономистом, Путин, вероятно, не полностью понимал серьезность ситуации, но он, должно быть, знал очень много благодаря его руководящим постам в прежние годы. Своим премьер-министром он назначил Михаила Касьянова, который позже стал резким критиком его режима. Касьянов провел важные и успешные реформы в экономической области (налогообложение, финансовые реформы, таможня). Инфляция уменьшилась, и экономика за время его пребывания на посту премьера выросла приблизительно на одну треть.
Однако он не согласился со стилем управления Путина, утверждая, что разделение властей было отменено и заменено «вертикалью власти», принципом, который означал, что все важные решения принимались правительством; ни у парламента, ни у судебной власти больше не было права голоса. Были утверждения, обвинявшие Касьянова в мошенничестве, но то же самое было верно и относительно Путина; трудно представить хоть одного российского политика в тот период или в последующие годы, кто не попадал бы под подозрение. Касьянов присоединился к оппозиции после своей отставки в 2004 году, но он не пользовался большой популярностью, и его политическая карьера закончилась.
За Касьяновым последовал Михаил Фрадков как премьер-министр; его кабинет включал двух хорошо известных либералов-экономистов: Германа Грефа и Алексея Кудрина. Они проводили благоразумную политику, но не продержались долго.
Начало президентства Путина не было благоприятно. Спустя три месяца после его избрания, в августе 2000 года, произошла катастрофа с подводной лодкой «Курск». «Курск» был атомной подлодкой, вооруженной крылатыми ракетами, и он утонул в Баренцевом море. Путин был в отпуске в это время, но не вернулся немедленно в Москву, не посетил место происшествия, и при этом не принял предложений помощи со стороны зарубежных стран. Но он вышел невредимым из этого дела, так же, как и другое бедствие не повредило ему: террористический акт в 2002 году, когда 130 человек погибли в ходе неэффективной попытки российского спецназа освободить заложников в московском театре. Это было нападение чеченцев на Театр на Дубровке в Москве. Нападение с захватом заложников произошло во время исполнения мюзикла, основанного на романе Вениамина Каверина «Два капитана». Спецназ накачал в систему вентиляции театра ядовитый газ, который привел к смерти многих невиновных людей. Тем не менее, популярность Путина не пострадала. Возможно, люди понимали, что было бы несправедливо приписывать вину за случившееся ему лично. Возможно, это было чувство, что Россия нуждалась в сильной руке, лидере, вожде, что власть государства должна была быть восстановлена, что страна должна проводить более жесткую, уверенную, националистическую внешнюю политику — и что при Путине она получила бы как раз то, что было необходимо.
Прежде всего, Путину повезло в том, что цена нефти и газа росла; без этого ни одна из его политических целей, возможно, не была бы достигнута. Цена барреля нефти во времена Ельцина (1994) составляла приблизительно 16 долларов. В 2002 году баррель стоил 22 доллара; в 2004 — 50 долларов; и в 2008 — 91 доллар. Эта цена оставалась на таком уровне в течение пяти лет. С 2001 по 2007 год экономика росла в среднем на 7 процентов в год. К 2006 году российский ВНП вдвое превысил ВНП конца периода Ельцина. Россия смогла оплатить все свои долги, возник новый средний класс, пенсии возросли вдвое — короче говоря, почти все извлекли выгоду из этого процветания, которое было приписано не везению, но мудрому и эффективному руководству Путина. Это был один из самых поразительных случаев везения в современной истории.
Взгляд Путина на экономику был сформирован, по всей вероятности, во время его пребывания в Германии — на западногерманском примере, если быть точным. Он выступал за рыночную политику в определенных рамках, настаивая на большой мере государственного контроля, и жестко сопротивлялся всем попыткам олигархов завладеть политической властью. Те, которые не покорились новым правилам, такие как Михаил Ходорковский и Борис Березовский, вскоре оказались в эмиграции или в Гулаге. Кроме того, возникла новая группа супербогачей, таких как Геннадий Тимченко, которые были лично знакомы с ним, и на чью лояльность он всегда мог полностью рассчитывать.
Новыми правителями России были не олигархи, а бывшие коллеги Путина по Санкт-Петербургу и по его работе в КГБ. Они также включали некоторых высокопоставленных военных и полицейских офицеров, некоторых специалистов, даже некоторых «либералов» (в первые годы), и все это были люди, которым можно было доверять. Стиль руководства был строго авторитарным. Возможно, прошлое у четверти или трети из них было связано с КГБ. Их доля в правительстве, вероятно, была даже выше, так как факты связей с органами в прошлом обычно широко не разглашались. Случай Михаила Фрадкова, второго премьер-министра Путина, представляет интерес в этом контексте. Вначале, когда он только был назначен, о нем было известно очень мало, за исключением того, что он работал в сфере внешней торговли. Однако после его отставки с поста премьер-министра в 2007 году он стал главой Службы внешней разведки России, и маловероятно, что на такой пост могли бы назначить человека без какого-то предшествующего опыта в этой области.
Большинство из тех, кто служит в самых высоких инстанциях, разбогатели, но насколько, из каких источников, и где, в конце концов, находились их деньги, все это было государственной тайной наивысшего порядка. Были определенные правила — никаких показных расходов, например (иногда жены внезапно становились главными кормильцами семьи). Вышло множество книг на эту тему, некоторые, вероятно, с преувеличениями (Путина порой описывали как самого богатого человека в мире), но кажется бесспорным, что никто не оставил руководящий пост в правительстве бедным и нуждающимся в социальной помощи.
Путин теперь был президентом, и все же немногое было известно о его взглядах. Был ли он в глубине души реформатор, сочувствующим либералам, или же консерватором? Хотел ли он изменить страну, или он видел своим главным приоритетом успокоение страны и восстановление спокойствия после многих лет беспорядка? Было бы нереалистично ожидать от бывшего офицера КГБ демократизации российского общества. Но примет ли он изменения, произошедшие при Горбачеве, или он снова введет строгий авторитарный режим, смещающийся все более вправо, основанный на консервативном реакционном мировоззрении? Будет ли новый режим делать основной упор на внутренней или же на внешней политике? Эти и другие основные вопросы оставались открытыми в течение долгого времени. Были противоречивые признаки, но приблизительно к 2005 году укрепилось впечатление, что консервативный и националистический импульс становился самым сильным. Те, кто работали в тесном сотрудничестве с ним и готовы были поделиться своими впечатлениями, говорили о нем как о патриоте, очень осторожном, скрытном и не говорящим лишнего, не доверяющим людям кроме, возможно, очень немногих с прошлым, подобным его собственному. Он, очевидно, никогда не верил в социализм, не говоря уже о коммунизме. Он, похоже, определенно не думал, что Россия была готова быстро (если вообще готова) двигаться по пути к демократии.
Его героем в это время был Юрий Андропов. Но Андропов был невысокого мнения о русских националистах в органах, которые он возглавлял. Путин, с другой стороны, хотя и не являлся членом этой фракции, был более склонен прислушиваться к ним; его привлекали националистические политические лидеры и мыслители царской России и некоторые из тех, кто уехал из России после 1917 года. Как это ни парадоксально, в это время поддержка Путина в органах была слабее, чем в других частях государства и общества. Неизвестно, почему это должно было быть так, и это положение, вероятно, изменилось с тех пор, особенно со Второй чеченской войной. Путин не доверял иностранным правительствам, что не особенно удивительно, так как его как раз для этой работы и учили.
Много было написано о «безликом Путине», о его мужественности, его активном интересе к дзюдо и другим видам спорта. Он появлялся в комиксах и в триллерах, по телевидению показывали, как он целует спящую тигрицу и осетра, и также представляли его как отца нации и противостоящего большому экономическому кризису. Рейтинг его поддержки был постоянно высок, иногда взлетая до 80 процентов и даже еще выше. Контролируемые государством СМИ играли решающую роль в этом росте его популярности.
Можно было бы вспомнить о некоторых других лидерах двадцатого века, которые добились у народа такой же большой поддержки и даже энтузиазма, и стали объектом культа. Но также верно и то, что Путин превосходно соответствует роли такого лидера, которого хотело множество россиян в то время. Демократические институты не пользовались спросом, но страна хотела лидера, вождя, излучающего силу и уверенность в себе. Большинство россиян пришло к убеждению, что демократия — это то, что происходило в их стране между 1990 и 2000 годами, и они точно больше не хотели этого. В России никогда не было демократии, кроме, возможно, на протяжении нескольких месяцев в 1917 году, отсюда укоренившееся недоверие и отвращение к ней, вера в то, что демократия — это такая ситуация, когда несколько человек становятся очень богатыми, а все остальные остаются бедными или даже еще больше беднеют.
После многих лет неуверенности и хаоса Путин, должно быть, предстал как рыцарь в сверкающих доспехах, не в глазах интеллигенции, но большой части остальных людей. Возможно, он не был идеальным героем. Но он был, разумеется, предпочтительнее того, что им пришлось претерпевать в недалеком прошлом. Телевидение было очень важным фактором, но даже самые большие дозы телевидения не смогли бы представить общественности старика Леонида Брежнева или Константина Черненко в роли спасителя. Будет ли прорыв Путина иметь длительный эффект, удастся ли ему провести основные структурные изменения, которые страна должна пережить и стать успешной в двадцать первом веке, еще неизвестно.
Мы должны будем вернуться к этой проблеме, когда станем рассматривать перспективы России. Целование осетров и спящей тигрицы может на некоторое время усилить оптимистическое настроение в стране; это может вызвать чувство того, что Россия больше не слабая страна, окруженная сильными и опасными зверями, но сильное государство, окруженное слабаками. Но это оптимистическое настроение будет иметь ограниченную продолжительность. Оно никак не приблизит Россию к демократическому порядку; оно, вероятно, даже не сможет способствовать проведению экономических реформ, столь крайне необходимых. Оно, вероятно, не поможет россиянам рожать больше детей. Если бы спрос на нефть и газ не поднялся, и цена на них не возросла бы так резко, то Путин был бы печальным провалом. Но ему повезло, и с учетом полной бед истории страны и настроения народа, Россия просто не была готова к кому-то вроде Александра Яковлева или любому другому, кто повел бы ее к порядку, не являющемуся авторитарным.
Террористические атаки на Кавказе и проведенные чеченцами в 2003–2004 годах стали проверкой для режима Путина. Самыми серьезными неудачами были убийство Ахмада Кадырова, партнера России на посту чеченского президента, в мае 2004, и осада Беслана, когда 330 человек, преимущественно дети, были убиты в Северной Осетии, в другой плохо проведенной спасательной операции. Однако даже после многих других террористических актов Москве удалось навязать свое правление Северному Кавказу, и сын Кадырова Рамзан стал преемником своего убитого отца. Но за это пришлось заплатить высокую цену не только в форме финансовых субсидий; Северный Кавказ в значительной степени утратил свой русский характер и стал исламским анклавом.
В 2004 году Путин был избран президентом во второй раз. На внутреннем фронте были захвачены активы «Юкоса», гигантской нефтяной компании. Ее владелец, Михаил Ходорковский, был арестован в 2003 году и приговорен к девяти годам за уклонение от налогов и другие преступления. Приговор было расширен на втором процессе; он был освобожден только после сильного лоббирования в 2013 году. Ходорковский не смог понять изменение равновесия сил в России, противореча президенту и публично споря с ним. Он был одним из самых богатых людей в мире; согласно оценкам, после освобождения из тюрьмы и лагеря его состояние все еще составляло приблизительно 200 миллионов долларов.
2006–2007 годы стали свидетелями напряженных отношений России с ее соседями, такими как Украина, Грузия и балтийские страны. Дмитрий Медведев стал президентом в 2008 году, с Путиным в качестве премьер-министра — начало тандемной договоренности, которая позволила Путину играть ведущую роль в российской политике и после окончания своего президентского правления, ограниченного законом двумя сроками. Также в 2008 году Россия вступила в войну с Грузией. Война продлилась несколько дней и привела к потере Грузией Южной Осетии и Абхазии, которые стали «независимыми».
Была ограниченная оттепель в отношениях с Соединенными Штатами в 2009 году, но это длилось недолго. Отношения с европейскими странами и соседями России не улучшались, а на внутреннем фронте происходило медленное, но систематическое сокращение свобод, урезание гражданских и политических прав. Государство брало под свой контроль СМИ или оказывало на них давление, и победа Путина на выборах президента в марте 2012 года с 63 процентами голосов, отданными за него, поэтому не стала большим сюрпризом. Медведев снова занял должность премьер-министра. Некоторые западные комментаторы полагали, что Медведев представлял собой умеренную альтернативу Путину как во внутренней, так и во внешней политике, но это предположение, как оказалось, было ошибочно. Он был выбран как раз потому, что он не преследовал политику, заметно отличающуюся от политики Путина, и при этом у него не было очевидных амбиций представить себя в качестве альтернативы.
Во время третьего президентского срока Путина последовало значительное ужесточение российской внутренней и внешней политики (например, присоединение Крыма в 2014 году). Демонстрации, проводившиеся представителями нового среднего класса и интеллигенции против «жуликов и воров», создали ошибочное представление о появлении сильной оппозиции, но это было неправильным пониманием ситуации. Поддержка националистической политики Путина привела к такому рейтингу его поддержки, который был выше, чем когда-либо.
Его агрессивная антизападная линия усиливала его положение дома. Как выразился один комментатор: пока цена на нефть и газ оставалась высокой, правительству не угрожала серьезная опасность.
Стиль правления был деспотичным, хотя официально использовался термин «вертикаль». Это означало, что приказы спускаются сверху вниз и не подвергаются сомнению, не говоря уже о возражениях. Эта система гарантировала, что время не тратилось впустую на обсуждения, но она не гарантировала эффективного управления. Были сделаны обещания бороться с коррупцией, напастью, мучившей Россию с незапамятных времен.
Были объявлены и различные социальные программы. Но в действительности мало что (если вообще, хоть что-то) было достигнуто в борьбе против коррупции, хотя иногда обвинения в коррупции использовались для того, чтобы победить или, по крайней мере, ослабить политических врагов. Определенные социальные программы не были выполнены или удались только частично, что привело к открытому недовольству со стороны Путина.
На протяжении большей части этого времени у Путина было три начальника штаба. Второй, Владислав Сурков, который занимал эту должность с 2004 до 2011 год, был, безусловно, самым талантливым из них. Сурков начал работать на Путина на более низкой должности в 2000 году. Чеченец по отцу, он вырос в полностью русском окружении. Он был человеком идей, дополняя Путина, интерес которого к предмету был ограничен определенными основными позициями, такими как патриотизм/национализм. В большой степени именно Сурков дал режиму идеологию, включая идею ограниченной демократии (суверенной или управляемой демократии). Согласно сообщениям посвященных лиц, Путин всегда держал его на расстоянии, так как Сурков происходил из мира бизнеса (или связей с общественностью, чтобы быть точным) и никогда не имел ничего общего с органами.
Сурков также, кажется, был немного более либеральным, чем другие в этой группе, не испытывал большого восторга по поводу более жесткой, более диктаторской линии Путина после 2010 года. Во время массовых протестов в 2012 году, он, как сообщается, сказал, что «среди протестующих были некоторые из лучших людей в нашей стране», и это высказывание не могло понравиться консервативному большинству в руководстве. Он был менее успешным в попытке создать молодежную организацию правящей партии под названием «Наши», работа, которая, возможно, была навязана ему. Однако даже после своего увольнения он продолжал работать на Кремль на различных должностях и выполнять специальные поручения. История показывает, что Путин был сторонником ротации такого рода, чтобы не оставлять чиновников слишком долго на их должности, но и не увольнять их вообще, если они не были нелояльны. Он понимал опасность появления растущей группы рассерженных, недовольных людей.
Сурков был слишком умен, не скрывал этого, и поэтому выглядел несколько подозрительным в глазах бюрократов, которые составили значительное большинство в высших эшелонах Кремля. Он мог использовать Александра Дугина (с кем он позже рассорился), так же как и Глеба Павловского, бывшего диссидента, который заключил мир с «органами». Но, в конечном счете, у него, кажется, было слишком много идей для его босса.
Суркову предшествовал Александр Волошин, который позже стал главой «Норильского никеля», одной из ведущих корпораций России. Преемником Суркова стал Сергей Иванов, один из бывших коллег Путина по КГБ, который также занимал должность заместителя министра обороны. Путин, очевидно, считал его менее непредсказуемым.
Путинизм
Что такое путинизм? Много интеллектуальной энергии было посвящено поиску точного определения, как это так часто происходит, когда появляется какой-то новый режим. Но это было не очень успешным предприятием: путинизм — это государственный капитализм, либеральная экономическая политика, но также и сильное государственное вмешательство — даже почти тотальное вмешательство, когда затронуты важные проблемы. Это автократия, но в ней нет ничего нового для российской истории, и она почти смягчена неэффективностью и коррупцией. Есть парламент, но оппозиционные партии на самом деле не находятся в оппозиции. Есть свободная пресса, но свобода ограничена небольшими газетами, и критика не должна заходить слишком далеко. Есть конституция, но это не лучший путеводитель для реальностей современной России. (В 1935 году была сталинская конституция, предположительно самая демократическая в мире, но она не имела никакого отношения к практике сталинизма.) Это стало вопросом печальной иронии и многочисленных шуток. Историки знают, что каждая система, в особенности каждая экстремальная политическая система, отличается от других и часто уникальна. Поиски новой российской политической доктрины особенно уникальны, потому что было мало переходов от коммунизма, и каждый из них отличался от других, будь то в Китае, Вьетнаме, или в Восточной Европе.
Многие близкие наблюдатели за российскими событиями полагают, что в настоящее время нет никакого большого спроса на новую идеологию, и к этой теме существует очень небольшой интерес. Если люди спорят, то они спорят из-за финансов — из-за их доходов, их инвестиций и прибылей, и того, как лучше всего увеличить свою долю — это не спор об идеологических вопросах или о диалектическом материализме.
Леонид Савин, с другой стороны, считает, что российское православие никак не может предложить панацею. Хотя он признает, что церковь является «тезаурусом мудрости», он, кажется, сомневается в глубине религиозной преданности многих верующих, которые на самом деле ходят в церковь только два раза в год, на Пасху и на Рождество.
Савин — редактор журнала «Геополитика» и в большой степени вовлечен в деятельность Евросинергической школы геополитики. Как главный координатор евразийского движения, он работал в тесном сотрудничестве с Дугиным и по различным поводам подчеркивал важность кибергеополитики, очевидно, ссылка на воздействие технологического прогресса на политику. В одном интервью в 2013 году он пытался разъяснить цели своего движения и свои собственные представления о мировой ситуации. Основная цель евразийцев, утверждал он, состоит в том, чтобы установить многополюсное мироустройство из пяти или больше центров власти. К сожалению, Европа в настоящее время преследует проатлантистскую политику. Ислам, как он видит его, не является угрозой для России, потому что мусульмане были хорошо интегрированы. Он видит хорошие перспективы оси Москва-Берлин; Германия была привязана к Вашингтону, потому что Америка во время Холодной войны использовала очень черную пропаганду и вызвала страх перед советским вторжением. Но теперь это уже преодолено. Он обнаружил много азиатских элементов в Германии, особенно в Баварии, которая несколько столетий назад была заселена аварами. Возможно, Бавария найдет дорогу назад к своим азиатским истокам?
Что можно сказать о Китае? Сотни миллионов китайцев противостоят приблизительно сорока миллионам россиян (не все они этнические русские) к востоку от Урала. Савин знает, что некоторые русские и европейцы описывают Китай как возможного врага, но даже при том, что некоторые пограничные инциденты имели место, у Китая нет никакого интереса к этой части мира. Китай сосредоточится на Тайване и островах в Тихом океане, и геополитическое внимание его сателлитов сосредоточится на этом, не на Сибири и Дальнем Востоке. Ему будет нужна поддержка со стороны России и других — интересный пример того, как принятие желаемого за действительное торжествует над геополитическими фактами и здравым смыслом.
А что же относительно ситуации в России? Как видит это Савин, ключевая проблема для России — неолиберальная группа в Кремле. У Путина есть поддержка определенных людей, которые хотели бы более радикальных действий против коррупции, западных агентов и так далее. Массы не верят в распространяемые прозападной оппозицией идеи демократии и прав человека. Михаил Ходорковский, доказывает Савин, является другом барона Ротшильда — и все мы знаем, что это значит. Знания российских правых радикалов о местоположении главных состояний в современном мире является устаревшим примерно на столетие; они, похоже, не подписываются на «Bloomberg» и другие источники информации.
Если подвергнуть эту нынешнюю российскую литературу критическому анализу, возникает вопрос: какое отношение имеет эта смесь всяческой чепухи к геополитике?
Геополитика изучает политическую географию, державы суши и державы моря и их дихотомию, пространства и большие регионы, и стратегическое доминирование в отдельных определенных областях. Она не имеет никакого отношения к неолиберализму и православной церкви, не имеет она отношения даже к ЦРУ и КГБ. Она имеет дело с идеями Челлена, Ратцеля и Хаусхофера и, вероятно, с попытками применить их к современному миру, если это возможно. Она не имеет никакого отношения к Ротшильду и Ходорковскому, и даже к Путину.
Короче говоря, этот вид «геополитики» не геополитика, но просто присвоение ее имени. Это — случай ложно понятого создания теории. Намерение, по-видимому, состояло в том, чтобы показать и доказать, что «атлантистские» морские державы являются либерально-демократичными и поэтому злыми, и что сухопутная держава является консервативной и поэтому религиозной, патриотичной и хорошей. Здесь хотели показать, что сухопутная держава имеет право, даже обязана расширяться, пока она не достигнет своих естественных границ, какими бы они ни были. Для этой цели сегодняшние геополитики вполне могли бы позаимствовать также теорию из органической химии или второй закон термодинамики, как Дугин действительно поступил при случае.
Конфабуляция?
На протяжении уже достаточно продолжительного времени элемент фантазии в российской политической литературе был силен (и становится еще сильнее) — и не только на популярном уровне. Как это объяснить? Откуда это взялось, и насколько это важно в общем контексте новой «российской доктрины»? Экстремистские, даже фанатичные заявления, направленные против «врага», можно найти в почти всех случаях во многих странах. В этом нет ничего специфически российского. Но если заявления или теории будут демонстративно ложными, даже абсурдными, то они чаще всего не будут отвергнуты. Как это пояснить?
Йозеф Геббельс, нацистский министр пропаганды и достигший совершенства практик в этом жанре, является основным примером преднамеренной фабрикации фальшивок. Начальником полиции в Берлине в годы как раз перед приходом нацистов к власти был еврей по имени Бернхард Вайс, бывший офицер и профессиональный чиновник с умеренными взглядами. Геббельс начал широкомасштабную кампанию против него, превращая Вайса в демоническую фигуру, очень опасного, невероятно хитрого и неискреннего человека, стремящегося уничтожить все на его пути. Когда друзья указали Геббельсу, что Вайс (которого он называл Исидором) был совершенно безопасным бюрократом, Геббельс засмеялся и сказал: «Вы думаете, что я и сам этого не знаю?» [Прим. ред. ВС: О Бернхарде Вайсе читайте в книге Йозефа Геббельса «Борьба за Берлин».]
Это — типичный пример циничного подхода. Но не все высказывания, заявления, идеи, и теории, которые явно абсурдны, сознательно сфабрикованы и цинично эксплуатируются как часть более широкой пропагандистской кампании. Некоторые, как в современной России, действительно верят в них по причинам, которые были недостаточно исследованы. «Протоколы сионских мудрецов» были продуктом преднамеренной фальсификации, и то же самое верно относительно заговора врачей в последний год жизни Сталина. Но и в «Протоколы», и в историю о еврейских врачах-убийцах верили многие, и на вопрос, почему они верили, очевидно, не так легко ответить.
Есть широко распространенная тенденция (не специфически российская и не изобретенная там) верить в оккультные, скрытые силы, которые реально управляют мировой политикой, тогда как те, о которых мы читаем и слышим в СМИ, являются просто их марионетками. Некоторые российские идеологи верят (или делают вид, что верят), что реальная борьба в мировой политике происходит между двумя партиями — партией Ротшильдов и сторонниками Рокфеллеров. Согласно более эрудированным последователям Линдона Ларуша, например, эта ожесточенная борьба происходит между фракциями на более высоком философском уровне: последователи Аристотеля и последователи неоплатонизма. Но не было ясно сказано, где они держат свои деньги — уж конечно не в современной Греции. В последние годы имело место тесное сотрудничество между российскими правыми радикалами и сторонниками Ларуша (недавний пример — статья Сергея Глазьева «О еврофашизме» в «Executive Intelligence Review», органе Ларуша, а сам Глазьев является советником президента Путина, другое интервью Глазьева с Дмитрием Саймсом можно прочесть в «National Interest» от 27 июня 2014).
Эта вера в невидимую руку и злые силы обычно особенно усиливается во времена великих потрясений и переворотов, например, после Первой мировой войны и русской революции (событий мировой исторической важности, которые не просто объяснить), как и после распада Советского Союза, подобного случая с грандиозными последствиями. Как можно было объяснить, что великая держава, которая была установлена навсегда — «навеки», как пелось в тогдашнем гимне, которая казалась непобедимой, внезапно рухнула? Очевидный подход к исследованию этой проблемы должен был бы искать внутренние причины; что-то, должно быть, было неправильно в самом основании системы. Но это было бы слишком просто — и также слишком болезненно, потому что многие верили в систему и были убеждены, что ее фундамент был прочным. Отсюда непреодолимый соблазн заглянуть за грань очевидного, искать скрытые силы, секретные махинации оккультных, внешних сил, намеревавшихся уничтожить советскую власть.
Этот поиск виновных принимал различные формы. Одной из них был поиск суперплана, так называемой доктрины Даллеса. Это был план всеобъемлющей стратегии ЦРУ, созданной Алленом Даллесом в 1945 году и направленной на уничтожение Советского Союза. Стратегия эта была проста, но изобретательна. Она предусматривала не войну или подобные войне действия, а разрушение страны, государства и нации изнутри, подрывая и разлагая культурное наследие Советского Союза и моральные ценности советского народа. На советских писателей, актеров и режиссеров нужно было влиять, чтобы те распространяли насилие, развращенность, алкоголизм, склонность к наркотикам, бесстыдству, космополитические представления, коррупцию, межнациональную ненависть и всеобщее недоверие, если упомянуть только несколько задействованных факторов.
С самого начала должно было быть ясно, что в «Плане Даллеса» явно было что-то подозрительное. В 1945 году еще не было никакого ЦРУ и Холодной войны тоже не было. Даллес не занимал руководящие посты, и так как он не был экспертом по России, никто не ожидал бы от него большой стратегический документ о том, что нужно делать с Советским Союзом. Советская культурная жизнь не была его областью специализации. Кроме того, советская культурная жизнь была строго регламентирована Сталиным и Андреем Ждановым и различными другими цензорами. Они не позволили бы Борису Пастернаку торговать наркотиками, а Анне Ахматовой защищать порнографию и алкоголизм и проповедовать насилие. Любому, кто даже в общих чертах знаком с культурной жизнью в СССР, вся эта схема должна была показаться нелепой.
Некоторые исследователи, специализирующиеся на изучении советской сцены, попытались проследить происхождение этого документа. Как уже упоминалось ранее, определенные фразы, кажется, были взяты у Достоевского («Бесы»): «Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат, мы развратим молодежь». Предполагаемый план появился в 1960-х и 1970-х годах в политических романах некоторых незначительных советских писателей: Николая Яковлева, Юрия Дольд-Михайлика и Анатолия Иванова. Но в его нынешней форме он возник только в 1993 году, когда митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Иван Снычёв) в послании, озаглавленном «Битва за Россию» дал ему свое благословение (возможно, он даже был его автором). Этот церковный сановник так цитировал Даллеса (и даже сделал его генералом):
«Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей — отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности…»
Короче говоря, триумф Сатаны.
Покойный митрополит продолжал в этом же духе: «В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху». Он во всех подробностях рассмотрел печально известный антисемитский трактат «Протоколы сионских мудрецов», спонсором переиздания которого он был, отметив, что некоторые историки не верили в подлинность Плана Даллеса. Он также напал на католический Запад, который поддался тщеславию и ложной славе мирского величия и отпал от всемирной полноты истинного православия. Он упомянул цинизм «просвещенной Европы», для которого у него просто не нашлось слов. Но он всегда возвращался к «Протоколам». Признавая, что их история была довольно темной, и что он не обладал достаточными знаниями, чтобы судить, были ли они подделкой или нет, он не уклонялся от полного подтверждения их содержания, потому что все, что произошло за восемьдесят лет, прошедших с их первого появления, подтверждали это содержание.
План Даллеса в таком виде является модернизированной версией «Протоколов», его подтверждает и/или цитирует с одобрением целое множеством видных российских граждан, включая Владимира Вольфовича Жириновского, главу Либерально-демократической партии России (ЛДПР); Никиту Михалкова, одного из самых выдающихся кинорежиссеров России; Сергея Кара-Мурзу, профессора химии и политического комментатора; и Сергея Глазьева, еще одну известную политическую фигуру. Даже при том, что он ни в коем случае не является экстремальным примером политической конфабуляции, План Даллеса был представлен здесь в некоторых деталях, потому что он помогает понять готовность, с которой подделки принимались как истинная правда в современной России, сначала только экстремистами, но впоследствии также частями истеблишмента.
Сталинская система пришла в Россию восемьдесят лет назад, и с нею пришла и распространенная вера в явно неправдивые утверждения. Эта практика была в одни периоды более явной, в другие менее заметной — эксперты время от времени осуждали ее по определенным поводам, но никогда не отвергали полностью. Если в последние годы был рост симпатии, даже определенной тоски по периоду Сталина в российской истории, то не должно быть удивительно, что это включает в себя и готовность верить явно несоответствующим действительности утверждениям.
Согласно ИСИОМ и другим ведущим российским опросам общественного мнения, почти 50 процентов россиян высказали положительное представление Сталина в 2008–2009 годах, и это число, конечно, с тех пор не уменьшилось. Это не означает, что критика Сталина стала незаконной, или, что все аспекты правления Сталина считают желательными. Но избыточный, чрезмерный антисталинизм осужден властями, и учебники были соответственно приспособлены. На самом деле это означает, что определенные психологические воззрения, которые были распространены в эру Сталина, снова стали приемлемыми.
Это включает в себя и веру в заговоры, с помощью которых можно объяснить прошлые и настоящие события. Но один только этот тип мышления не может быть причиной склонности настоящего момента. Как объяснить тот факт, что умышленным неправдам часто действительно искренне верят?
Это удивительное явление наблюдалось и описывалось невропатологами, психиатрами и психологами в течение долгого времени, и известно как «конфабуляция». Сначала оно было описано в 1889 году на примере утративших память пациентов ведущим российским психиатром Сергеем Корсаковым (1854–1900), и известно в современной медицине как синдром Вернике-Корсакова. Эта проблема подверглась интенсивному изучению в последние десятилетия, когда медицина и психология все более и более интересовались проблемами памяти. Приведу недавний клинический пример:
«В понедельник утром в доме для престарелых в Кёльне, Германия, медсестра спросила 73-летнего г-на К. о том, как он провел выходные. «О, моя жена и я полетели в Венгрию, и мы замечательно провели время», ответил он. Медсестра сделала паузу, поскольку жена г-на К. скончалась пятью годами ранее, и он много месяцев не покидал дом престарелых. Пытался ли он произвести на нее впечатление? Более вероятно, что у г-на К. была конфабуляция, явление, при котором люди описывают и даже действуют на основе ложных понятий, которые, как они верят, являются правдой». (Мария Доротея Хайдлер, «Врет ли вам ваш мозг?», «American Scientist», март 2014.)
Исследования конфабуляции показали, что есть различные ее типы, что страдающие конфабуляцией люди представляют свои истории со множеством подробностей, обычно с абсолютной убежденностью, и их невозможно заставить пересмотреть свой рассказ, если противопоставить им рациональные аргументы. Исследователи конфабуляции также выяснили, что ее причиной часто была некоторая форма повреждения головного мозга в результате дефицита витамина В1. (Доктор Корсаков сначала думал, что алкоголизм был самой частой причиной.) Но в целом не было единодушия относительно причин этого состояния, вероятно потому, что оно возникало не в результате какой-то одной определенной травмы или болезни, но из-за множества разных причин.
Литература о конфабуляции обширна, но не очень полезна при рассмотрении многих случаев политической конфабуляции. Маловероятно, что покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский и многие другие, кто распространял План Даллеса и подобные теории заговора, страдал от недостатка витамина В1. Некоторые, несомненно, знали правду, но все равно представляли свои рассказы, потому что так им легче было распространять свои идеи. Другие, возможно, верили, что их теории или доктрины, возможно, были только частично правильны, как раз достаточно для того, чтобы распространять их безнаказанно. Или они, возможно, думали, что даже в бездоказательных теориях могло быть зерно истины, достаточное, по крайней мере, для того, чтобы предложить их жаждущей публике. В любом случае есть поразительное сходство между клинической и политической конфабуляцией: глубокая убежденность говорящих в том, что они говорят правду, устранение сомнений там, где сомнения необходимы. И повторюсь: это вовсе не специфически российское явление. Но оно особенно широко распространилось в России, где его с готовностью приняла не только более легковерная и менее образованная часть общества, но и части интеллигенции, обученной, казалось бы, не верить слепо, но использовать критический подход. Политическая конфабуляция, естественно, представляет собой феномен, заслуживающий более широкого изучения, и Россия могла бы стать одним из лучших мест, где его можно было бы изучать.
4. Путин и путинизм
Справочника «Кто есть кто» в России до сих пор еще нет. Но если бы он был, то статья о Путине звучала бы в нем приблизительно так:
Путин, Владимир Владимирович, родился в Ленинграде 7 октября 1952 года. Отец, Владимир Спиридонович, умер в 1999 году, участник Второй мировой войны, был тяжело ранен. Дедушка Спиридон был поваром, который несколько раз готовил для Ленина и Сталина. Мать, Мария Ивановна, была фабричной работницей. Имел двух братьев, оба из которых умерли очень молодыми. Бедная семья, жила в коммуналке (коммунальная квартира, разделенная между несколькими семьями). Мы можем положиться на авторитет Веры Гуревич, любимой учительницы начальной школы Путина, к которой он оставался привязанным много лет, что мать была «очень хорошим человеком, добрым, самоотверженным…». Путин вспоминал, что в 1990-х, когда он работал в городском совете Санкт-Петербурга, он в составе делегации поехал в Израиль. Его мать дала ему крестильный крест, чтобы благословить его у Гроба Господня «Я сделал, как она сказала, и затем повесил крест на шею. С тех пор я никогда не снимал его».
Путин учился в школе номер 193 в Ленинграде; был известен буйным поведением. Рано продемонстрировал интерес к спорту, главным образом дзюдо и самбо. Учился в Ленинградском государственном университете, закончил в 1975 году юридический факультет, после написания дипломной работы о принципе наиболее благоприятствуемой стране в международном праве. Член коммунистической партии с 1972 года. Поступил на службу в КГБ в 1975 году. Работал сначала в управлении контрразведки, позже следил за иностранцами и консульскими работниками в Ленинграде. Служил в Дрездене, Саксония, 19851990. Какой-либо достоверной информации о природе его работы в Восточной Германии нет. Был отозван в Санкт-Петербург в 1991 году для работы в администрации местного университета. В августе 1991 года ушел в отставку из КГБ в звании подполковника. Начальник отдела международных отношений санкт-петербургской мэрии в 1991–1996 годах. Переведен в Москву в 1997 году, различные назначения в государственном аппарате, стал первым заместителем начальника президентского штаба (у Ельцина) в мае 1998 года. В июле 1998 года назначен главой ФСБ, одной из нескольких организаций-преемников КГБ. В августе 1999 года стал первым заместителем премьер-министра, назначен премьер-министром России семь дней спустя. С июля 1983 года женат на Людмиле Шкребневой; развелся в 2013 году. Две дочери, Маша и Катя; настаивают на частной жизни, живут под вымышленными именами. В 2014 году вступил в повторный брак с олимпийской гимнасткой Алиной Кабаевой.
Вот и все, что можно сказать о ранней карьере человека, которому суждено было стать правителем России на много лет. Это была успешная карьера. Он приобрел репутацию энергичного, трудолюбивого, надежного чиновника, демонстрирующего большую лояльность к своим боссам — сначала Анатолию Собчаку, а позже Борису Ельцину — но он был известен только в небольшом кругу бюрократов. Вскоре после первой встречи с ним Ельцин выразил свое желание видеть в нем своего преемника. Когда Путин стал премьер-министром в 1999 году, и даже год спустя (в мае 2000 года), когда он выиграл выборы и окончательно сменил Ельцина, он все еще не был известен. Есть причины полагать, что он не интересовался публичностью на данном этапе своей карьеры. Но уже спустя немного времени большая часть России знала о нем много, даже то, что президентского лабрадора назвали Кони, и как он выглядел, и что он лаял всякий раз, когда слышал прозвище Путина.
Учеба Путина в КГБ научила его преимуществам безликости. Однако у него, конечно, были собственные мнения и также свой рабочий стиль. За прошедшие десять лет это было описано и проанализировано в десятках биографий и политических исследований, изданных на русском, английском и других языках. Кроме того, интересны воспоминания о Путине его начальников и преподавателей в Институте КГБ. Один из них, отставной полковник, вспоминает:
«Я не могу сказать, что он карьерист. Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. Но я помню, что указал в качестве негативных сторон в его деятельности некоторую академичность. Я не имею в виду, что был он сухарь. Нет, он был остроумный, за словом в карман не лез. Путин был упорным курсантом без промахов. Не было никаких инцидентов. Не было оснований сомневаться в его честности и порядочности».
Когда Путин стал президентом, положение России было отчаянно плохим. Ни государство, ни экономика не функционировали. Много личных амбиций и/или патриотизма было необходимо, чтобы стремиться стать руководителем страны при этих обстоятельствах. Не будучи экономистом, Путин, вероятно, не полностью понимал серьезность ситуации, но он, должно быть, знал очень много благодаря его руководящим постам в прежние годы. Своим премьер-министром он назначил Михаила Касьянова, который позже стал резким критиком его режима. Касьянов провел важные и успешные реформы в экономической области (налогообложение, финансовые реформы, таможня). Инфляция уменьшилась, и экономика за время его пребывания на посту премьера выросла приблизительно на одну треть.
Однако он не согласился со стилем управления Путина, утверждая, что разделение властей было отменено и заменено «вертикалью власти», принципом, который означал, что все важные решения принимались правительством; ни у парламента, ни у судебной власти больше не было права голоса. Были утверждения, обвинявшие Касьянова в мошенничестве, но то же самое было верно и относительно Путина; трудно представить хоть одного российского политика в тот период или в последующие годы, кто не попадал бы под подозрение. Касьянов присоединился к оппозиции после своей отставки в 2004 году, но он не пользовался большой популярностью, и его политическая карьера закончилась.
За Касьяновым последовал Михаил Фрадков как премьер-министр; его кабинет включал двух хорошо известных либералов-экономистов: Германа Грефа и Алексея Кудрина. Они проводили благоразумную политику, но не продержались долго.
Начало президентства Путина не было благоприятно. Спустя три месяца после его избрания, в августе 2000 года, произошла катастрофа с подводной лодкой «Курск». «Курск» был атомной подлодкой, вооруженной крылатыми ракетами, и он утонул в Баренцевом море. Путин был в отпуске в это время, но не вернулся немедленно в Москву, не посетил место происшествия, и при этом не принял предложений помощи со стороны зарубежных стран. Но он вышел невредимым из этого дела, так же, как и другое бедствие не повредило ему: террористический акт в 2002 году, когда 130 человек погибли в ходе неэффективной попытки российского спецназа освободить заложников в московском театре. Это было нападение чеченцев на Театр на Дубровке в Москве. Нападение с захватом заложников произошло во время исполнения мюзикла, основанного на романе Вениамина Каверина «Два капитана». Спецназ накачал в систему вентиляции театра ядовитый газ, который привел к смерти многих невиновных людей. Тем не менее, популярность Путина не пострадала. Возможно, люди понимали, что было бы несправедливо приписывать вину за случившееся ему лично. Возможно, это было чувство, что Россия нуждалась в сильной руке, лидере, вожде, что власть государства должна была быть восстановлена, что страна должна проводить более жесткую, уверенную, националистическую внешнюю политику — и что при Путине она получила бы как раз то, что было необходимо.
Прежде всего, Путину повезло в том, что цена нефти и газа росла; без этого ни одна из его политических целей, возможно, не была бы достигнута. Цена барреля нефти во времена Ельцина (1994) составляла приблизительно 16 долларов. В 2002 году баррель стоил 22 доллара; в 2004 — 50 долларов; и в 2008 — 91 доллар. Эта цена оставалась на таком уровне в течение пяти лет. С 2001 по 2007 год экономика росла в среднем на 7 процентов в год. К 2006 году российский ВНП вдвое превысил ВНП конца периода Ельцина. Россия смогла оплатить все свои долги, возник новый средний класс, пенсии возросли вдвое — короче говоря, почти все извлекли выгоду из этого процветания, которое было приписано не везению, но мудрому и эффективному руководству Путина. Это был один из самых поразительных случаев везения в современной истории.
Взгляд Путина на экономику был сформирован, по всей вероятности, во время его пребывания в Германии — на западногерманском примере, если быть точным. Он выступал за рыночную политику в определенных рамках, настаивая на большой мере государственного контроля, и жестко сопротивлялся всем попыткам олигархов завладеть политической властью. Те, которые не покорились новым правилам, такие как Михаил Ходорковский и Борис Березовский, вскоре оказались в эмиграции или в Гулаге. Кроме того, возникла новая группа супербогачей, таких как Геннадий Тимченко, которые были лично знакомы с ним, и на чью лояльность он всегда мог полностью рассчитывать.
Новыми правителями России были не олигархи, а бывшие коллеги Путина по Санкт-Петербургу и по его работе в КГБ. Они также включали некоторых высокопоставленных военных и полицейских офицеров, некоторых специалистов, даже некоторых «либералов» (в первые годы), и все это были люди, которым можно было доверять. Стиль руководства был строго авторитарным. Возможно, прошлое у четверти или трети из них было связано с КГБ. Их доля в правительстве, вероятно, была даже выше, так как факты связей с органами в прошлом обычно широко не разглашались. Случай Михаила Фрадкова, второго премьер-министра Путина, представляет интерес в этом контексте. Вначале, когда он только был назначен, о нем было известно очень мало, за исключением того, что он работал в сфере внешней торговли. Однако после его отставки с поста премьер-министра в 2007 году он стал главой Службы внешней разведки России, и маловероятно, что на такой пост могли бы назначить человека без какого-то предшествующего опыта в этой области.
Большинство из тех, кто служит в самых высоких инстанциях, разбогатели, но насколько, из каких источников, и где, в конце концов, находились их деньги, все это было государственной тайной наивысшего порядка. Были определенные правила — никаких показных расходов, например (иногда жены внезапно становились главными кормильцами семьи). Вышло множество книг на эту тему, некоторые, вероятно, с преувеличениями (Путина порой описывали как самого богатого человека в мире), но кажется бесспорным, что никто не оставил руководящий пост в правительстве бедным и нуждающимся в социальной помощи.
Путин теперь был президентом, и все же немногое было известно о его взглядах. Был ли он в глубине души реформатор, сочувствующим либералам, или же консерватором? Хотел ли он изменить страну, или он видел своим главным приоритетом успокоение страны и восстановление спокойствия после многих лет беспорядка? Было бы нереалистично ожидать от бывшего офицера КГБ демократизации российского общества. Но примет ли он изменения, произошедшие при Горбачеве, или он снова введет строгий авторитарный режим, смещающийся все более вправо, основанный на консервативном реакционном мировоззрении? Будет ли новый режим делать основной упор на внутренней или же на внешней политике? Эти и другие основные вопросы оставались открытыми в течение долгого времени. Были противоречивые признаки, но приблизительно к 2005 году укрепилось впечатление, что консервативный и националистический импульс становился самым сильным. Те, кто работали в тесном сотрудничестве с ним и готовы были поделиться своими впечатлениями, говорили о нем как о патриоте, очень осторожном, скрытном и не говорящим лишнего, не доверяющим людям кроме, возможно, очень немногих с прошлым, подобным его собственному. Он, очевидно, никогда не верил в социализм, не говоря уже о коммунизме. Он, похоже, определенно не думал, что Россия была готова быстро (если вообще готова) двигаться по пути к демократии.
Его героем в это время был Юрий Андропов. Но Андропов был невысокого мнения о русских националистах в органах, которые он возглавлял. Путин, с другой стороны, хотя и не являлся членом этой фракции, был более склонен прислушиваться к ним; его привлекали националистические политические лидеры и мыслители царской России и некоторые из тех, кто уехал из России после 1917 года. Как это ни парадоксально, в это время поддержка Путина в органах была слабее, чем в других частях государства и общества. Неизвестно, почему это должно было быть так, и это положение, вероятно, изменилось с тех пор, особенно со Второй чеченской войной. Путин не доверял иностранным правительствам, что не особенно удивительно, так как его как раз для этой работы и учили.
Много было написано о «безликом Путине», о его мужественности, его активном интересе к дзюдо и другим видам спорта. Он появлялся в комиксах и в триллерах, по телевидению показывали, как он целует спящую тигрицу и осетра, и также представляли его как отца нации и противостоящего большому экономическому кризису. Рейтинг его поддержки был постоянно высок, иногда взлетая до 80 процентов и даже еще выше. Контролируемые государством СМИ играли решающую роль в этом росте его популярности.
Можно было бы вспомнить о некоторых других лидерах двадцатого века, которые добились у народа такой же большой поддержки и даже энтузиазма, и стали объектом культа. Но также верно и то, что Путин превосходно соответствует роли такого лидера, которого хотело множество россиян в то время. Демократические институты не пользовались спросом, но страна хотела лидера, вождя, излучающего силу и уверенность в себе. Большинство россиян пришло к убеждению, что демократия — это то, что происходило в их стране между 1990 и 2000 годами, и они точно больше не хотели этого. В России никогда не было демократии, кроме, возможно, на протяжении нескольких месяцев в 1917 году, отсюда укоренившееся недоверие и отвращение к ней, вера в то, что демократия — это такая ситуация, когда несколько человек становятся очень богатыми, а все остальные остаются бедными или даже еще больше беднеют.
После многих лет неуверенности и хаоса Путин, должно быть, предстал как рыцарь в сверкающих доспехах, не в глазах интеллигенции, но большой части остальных людей. Возможно, он не был идеальным героем. Но он был, разумеется, предпочтительнее того, что им пришлось претерпевать в недалеком прошлом. Телевидение было очень важным фактором, но даже самые большие дозы телевидения не смогли бы представить общественности старика Леонида Брежнева или Константина Черненко в роли спасителя. Будет ли прорыв Путина иметь длительный эффект, удастся ли ему провести основные структурные изменения, которые страна должна пережить и стать успешной в двадцать первом веке, еще неизвестно.
Мы должны будем вернуться к этой проблеме, когда станем рассматривать перспективы России. Целование осетров и спящей тигрицы может на некоторое время усилить оптимистическое настроение в стране; это может вызвать чувство того, что Россия больше не слабая страна, окруженная сильными и опасными зверями, но сильное государство, окруженное слабаками. Но это оптимистическое настроение будет иметь ограниченную продолжительность. Оно никак не приблизит Россию к демократическому порядку; оно, вероятно, даже не сможет способствовать проведению экономических реформ, столь крайне необходимых. Оно, вероятно, не поможет россиянам рожать больше детей. Если бы спрос на нефть и газ не поднялся, и цена на них не возросла бы так резко, то Путин был бы печальным провалом. Но ему повезло, и с учетом полной бед истории страны и настроения народа, Россия просто не была готова к кому-то вроде Александра Яковлева или любому другому, кто повел бы ее к порядку, не являющемуся авторитарным.
Террористические атаки на Кавказе и проведенные чеченцами в 2003–2004 годах стали проверкой для режима Путина. Самыми серьезными неудачами были убийство Ахмада Кадырова, партнера России на посту чеченского президента, в мае 2004, и осада Беслана, когда 330 человек, преимущественно дети, были убиты в Северной Осетии, в другой плохо проведенной спасательной операции. Однако даже после многих других террористических актов Москве удалось навязать свое правление Северному Кавказу, и сын Кадырова Рамзан стал преемником своего убитого отца. Но за это пришлось заплатить высокую цену не только в форме финансовых субсидий; Северный Кавказ в значительной степени утратил свой русский характер и стал исламским анклавом.
В 2004 году Путин был избран президентом во второй раз. На внутреннем фронте были захвачены активы «Юкоса», гигантской нефтяной компании. Ее владелец, Михаил Ходорковский, был арестован в 2003 году и приговорен к девяти годам за уклонение от налогов и другие преступления. Приговор было расширен на втором процессе; он был освобожден только после сильного лоббирования в 2013 году. Ходорковский не смог понять изменение равновесия сил в России, противореча президенту и публично споря с ним. Он был одним из самых богатых людей в мире; согласно оценкам, после освобождения из тюрьмы и лагеря его состояние все еще составляло приблизительно 200 миллионов долларов.
2006–2007 годы стали свидетелями напряженных отношений России с ее соседями, такими как Украина, Грузия и балтийские страны. Дмитрий Медведев стал президентом в 2008 году, с Путиным в качестве премьер-министра — начало тандемной договоренности, которая позволила Путину играть ведущую роль в российской политике и после окончания своего президентского правления, ограниченного законом двумя сроками. Также в 2008 году Россия вступила в войну с Грузией. Война продлилась несколько дней и привела к потере Грузией Южной Осетии и Абхазии, которые стали «независимыми».
Была ограниченная оттепель в отношениях с Соединенными Штатами в 2009 году, но это длилось недолго. Отношения с европейскими странами и соседями России не улучшались, а на внутреннем фронте происходило медленное, но систематическое сокращение свобод, урезание гражданских и политических прав. Государство брало под свой контроль СМИ или оказывало на них давление, и победа Путина на выборах президента в марте 2012 года с 63 процентами голосов, отданными за него, поэтому не стала большим сюрпризом. Медведев снова занял должность премьер-министра. Некоторые западные комментаторы полагали, что Медведев представлял собой умеренную альтернативу Путину как во внутренней, так и во внешней политике, но это предположение, как оказалось, было ошибочно. Он был выбран как раз потому, что он не преследовал политику, заметно отличающуюся от политики Путина, и при этом у него не было очевидных амбиций представить себя в качестве альтернативы.
Во время третьего президентского срока Путина последовало значительное ужесточение российской внутренней и внешней политики (например, присоединение Крыма в 2014 году). Демонстрации, проводившиеся представителями нового среднего класса и интеллигенции против «жуликов и воров», создали ошибочное представление о появлении сильной оппозиции, но это было неправильным пониманием ситуации. Поддержка националистической политики Путина привела к такому рейтингу его поддержки, который был выше, чем когда-либо.
Его агрессивная антизападная линия усиливала его положение дома. Как выразился один комментатор: пока цена на нефть и газ оставалась высокой, правительству не угрожала серьезная опасность.
Стиль правления был деспотичным, хотя официально использовался термин «вертикаль». Это означало, что приказы спускаются сверху вниз и не подвергаются сомнению, не говоря уже о возражениях. Эта система гарантировала, что время не тратилось впустую на обсуждения, но она не гарантировала эффективного управления. Были сделаны обещания бороться с коррупцией, напастью, мучившей Россию с незапамятных времен.
Были объявлены и различные социальные программы. Но в действительности мало что (если вообще, хоть что-то) было достигнуто в борьбе против коррупции, хотя иногда обвинения в коррупции использовались для того, чтобы победить или, по крайней мере, ослабить политических врагов. Определенные социальные программы не были выполнены или удались только частично, что привело к открытому недовольству со стороны Путина.
На протяжении большей части этого времени у Путина было три начальника штаба. Второй, Владислав Сурков, который занимал эту должность с 2004 до 2011 год, был, безусловно, самым талантливым из них. Сурков начал работать на Путина на более низкой должности в 2000 году. Чеченец по отцу, он вырос в полностью русском окружении. Он был человеком идей, дополняя Путина, интерес которого к предмету был ограничен определенными основными позициями, такими как патриотизм/национализм. В большой степени именно Сурков дал режиму идеологию, включая идею ограниченной демократии (суверенной или управляемой демократии). Согласно сообщениям посвященных лиц, Путин всегда держал его на расстоянии, так как Сурков происходил из мира бизнеса (или связей с общественностью, чтобы быть точным) и никогда не имел ничего общего с органами.
Сурков также, кажется, был немного более либеральным, чем другие в этой группе, не испытывал большого восторга по поводу более жесткой, более диктаторской линии Путина после 2010 года. Во время массовых протестов в 2012 году, он, как сообщается, сказал, что «среди протестующих были некоторые из лучших людей в нашей стране», и это высказывание не могло понравиться консервативному большинству в руководстве. Он был менее успешным в попытке создать молодежную организацию правящей партии под названием «Наши», работа, которая, возможно, была навязана ему. Однако даже после своего увольнения он продолжал работать на Кремль на различных должностях и выполнять специальные поручения. История показывает, что Путин был сторонником ротации такого рода, чтобы не оставлять чиновников слишком долго на их должности, но и не увольнять их вообще, если они не были нелояльны. Он понимал опасность появления растущей группы рассерженных, недовольных людей.
Сурков был слишком умен, не скрывал этого, и поэтому выглядел несколько подозрительным в глазах бюрократов, которые составили значительное большинство в высших эшелонах Кремля. Он мог использовать Александра Дугина (с кем он позже рассорился), так же как и Глеба Павловского, бывшего диссидента, который заключил мир с «органами». Но, в конечном счете, у него, кажется, было слишком много идей для его босса.
Суркову предшествовал Александр Волошин, который позже стал главой «Норильского никеля», одной из ведущих корпораций России. Преемником Суркова стал Сергей Иванов, один из бывших коллег Путина по КГБ, который также занимал должность заместителя министра обороны. Путин, очевидно, считал его менее непредсказуемым.
Путинизм
Что такое путинизм? Много интеллектуальной энергии было посвящено поиску точного определения, как это так часто происходит, когда появляется какой-то новый режим. Но это было не очень успешным предприятием: путинизм — это государственный капитализм, либеральная экономическая политика, но также и сильное государственное вмешательство — даже почти тотальное вмешательство, когда затронуты важные проблемы. Это автократия, но в ней нет ничего нового для российской истории, и она почти смягчена неэффективностью и коррупцией. Есть парламент, но оппозиционные партии на самом деле не находятся в оппозиции. Есть свободная пресса, но свобода ограничена небольшими газетами, и критика не должна заходить слишком далеко. Есть конституция, но это не лучший путеводитель для реальностей современной России. (В 1935 году была сталинская конституция, предположительно самая демократическая в мире, но она не имела никакого отношения к практике сталинизма.) Это стало вопросом печальной иронии и многочисленных шуток. Историки знают, что каждая система, в особенности каждая экстремальная политическая система, отличается от других и часто уникальна. Поиски новой российской политической доктрины особенно уникальны, потому что было мало переходов от коммунизма, и каждый из них отличался от других, будь то в Китае, Вьетнаме, или в Восточной Европе.
Многие близкие наблюдатели за российскими событиями полагают, что в настоящее время нет никакого большого спроса на новую идеологию, и к этой теме существует очень небольшой интерес. Если люди спорят, то они спорят из-за финансов — из-за их доходов, их инвестиций и прибылей, и того, как лучше всего увеличить свою долю — это не спор об идеологических вопросах или о диалектическом материализме.