Путинизм. Россия и ее будущее с Западом

Факт в том, что диссертация Мединского вызвала ожесточенные споры в российском академическом мире. Когда Мединский писал о ранних западных путешественниках, посетивших Россию, Мединский отверг всех тех, кто написал что-то критическое о России, как лгунов и русофобов, например, Сигизмунда (Зигмунда) фон Герберштейна (1486–1566), австрийского дипломата, который немного знал русский язык и имел поэтому больше доступа, чем другие иностранцы. Его книга — одно из самых ранних подробных сообщений; эта книга была также переведена на английский язык и, как правило, считается надежным, подробным источником. В подходе Герберштейна иногда можно найти некоторый снобизм культурного европейца, как бы смотрящего свысока на примитивного русского. Но так как есть немного сомнений, что Европа в это время находилась на более продвинутом культурном уровне, это отношение не удивительно, и при этом оно не проявляется в чрезмерной форме. Однако для Мединского это просто русофобия, таково же его отношение и к другим ранним посетителям России, включая некоторых из Англии, например, это касается сообщения поэта, дипломата и путешественника Джайлса (Джильса) Флетчера-старшего (1548–1611), члена парламента, который написал книгу «Of the Russe Common Wealth» («О государстве русском»). Мединский говорит о Флетчере: «Его книга — злая клевета на российское государство, его правителей и народ». Но Мединский не смог продемонстрировать должное мастерство критики источников, и многие его противники сравнили уровень его творчества с уровнем курсовой работы студента-первокурсника. Его защитники, с другой стороны, говорили, что, хотя его книга и была, возможно, несколько неортодоксальной, но она проникнута любовью к России, и это, в конечном счете, имело самое большое значение.

Действительно ли это дело правительства вмешиваться в культурные дебаты? Даже предположив, что Путин и Мединский правы в своих утверждениях, что Россия и русская культура не могут ожидать от иностранцев ничего хорошего, что русская культура превосходит европейскую культуру, что Россия также нравственно выше, расхваливая ее чистосердечность и гостеприимство — но действительно ли такое хвастовство полезно и в хорошем вкусе? Ответом может быть то, что современная Россия не является демократией (по крайней мере, не такой, как ее понимают на Западе), что она — «управляемая демократия», термин, изобретенный индонезийским правителем Сукарно, и что поэтому западные критерии здесь не применимы.

Почему мы здесь занимаемся Мединским и культурными директивами его министерства культуры и туризма? Потому что они указывают на определенный основной подход, который будет применяться правителями России в последующие годы. Если воспитание в патриотическом духе и насаждение в населении традиционных ценностей с упором на достижения, а не на недостатки и провалы является естественным и осуществлялось всюду, то абсолютное утаивание отрицательных событий и тенденций и систематическое поношение и принижение других культур являются опасными действиями даже в военное время, не говоря уже о мирном периоде. Это создает, увековечивает и усиливает конфликты и значительно затрудняет нормальные отношения. Не было ли бы для правительства более уместно увеличить свою поддержку образования и культурных задач, чтобы остановить падение образовательных и культурных стандартов, которое продолжается в России в течение уже продолжительного времени? Атмосфера подозрительности к иностранцам была традиционно сильна в России. Если только иностранец не расточает льстивые похвалы всему русскому без исключения — глубокой духовности русского народа, русской душе, русской идее и непереводимой «широкой натуре», то такого иностранца следует считать врагом, который хочет нанести вред стране, и обращаться с ним нужно как с врагом.

Весь такой подход озадачивает, сбивает с толку. Официальные представители режима будут отрицать какую-либо враждебность к Западу, которая (как они говорят) была бы несовместима с традиционным дружелюбием и доверием, демонстрируемым русскими по отношению к иностранцам. К сожалению, доказательства указывают в другом направлении, служа дурным предзнаменованием для отношений России с внешним миром в будущем.





Русофобия и западофобия (страх перед Западом)




Поиск идентичности в России продолжается, не на высоком уровне абстракции, как это было двести лет назад, но все еще с большой страстью. В основе этого поиска лежит убежденность в том, что Россия — не Европа, и что существует гигантский заговор, направленный на уничтожение России. Сопровождается это другим набором верований, что все, что в России пошло не так, как надо, это вина иностранцев; идея, что русские тоже могут быть ответственными, является чуждой и неподобающей. Благодаря такому менталитету у России вовсе нет потребности даже задуматься о хотя бы небольшой самокритике.

Интеллектуальные корни этих взглядов происходят из воздействия немецкого романтизма, который совпал с войной против Наполеона и резким усилением национализма в Европе. Немецкая романтическая школа имела огромное влияние в России, и ни один философ не был здесь популярнее Фридриха Шеллинга, которого почти считали российским философом, так же как Фридрих Шиллер, как думали, был российским поэтом. Среди корреспондентов Шеллинга был Федор Тютчев и Сергей Уваров, будущий министр просвещения и автор известной «триады» («православие, самодержавие, народность»). Шеллинг был философом с широким кругом интересов, в значительной степени ответственный за идеи «национальной души» и мировой души («anima mundi»). Эти понятия, в свою очередь, уходят еще намного дальше и имели отношение к тому, что Шеллинг назвал «духом природы»; но они также могли быть применены и к политике. В случае России они привели к мессианству и вере в явное предначертание. Это дало славянофилам новый импульс. Константин Аксаков писал, что Запад (западная душа) была истощена и в состоянии упадка. Совесть была заменена законом, внутренние побуждения — регламентом. И исторической задачей России было продолжить свой поиск национальной идеи с того места, где Запад пошел в неправильном направлении.

Такое разочарование не было, однако, ограничено правыми и славянофилами. Александр Герцен приехал на Запад полный восхищения и хотел следовать по западному пути, но уже через несколько лет им овладело разочарование. То же самое произошло с Михаилом Бакунином, который приехал в Берлин убежденным западником. Но первым, что он увидел на стене какого-то здания, был гигантский прусский орел, а под ним надпись, объявляющая, что это была мастерская портного. Надпись гласила:

«Unter deinen Flügeln

Kann ich ruhig bügeln».





Это означало: «Под твоими крыльями я могу спокойно гладить».

Но Бакунин и его друзья приехали на Запад не для того, чтобы спокойно гладить. Они ненавидели прагматизм.

От этого вида разочарования оставалось только один или два шага до дистанцирования от Запада и до поиска национальной идеи. Большую часть времени русская интеллигенция не могла решить, двигалась ли их страна к блестящему будущему или же неслась к катастрофе.

Они не были готовы полностью оставить надежду. Славянофилы, такие как Иван Киреевский, заявляли, что они все еще любят Европу. Но многие полагали, что только Россия все еще была в рассвете своих сил в возрасте зрелости, хотя даже очень рано, еще во времена Михаила Лермонтова, были страшные предчувствия:

«Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет».





Подобные предчувствия появлялись и в европейских странах, но насколько серьезно их нужно было воспринимать? Это была эпоха великого смятения и неразберихи, не только среди русских, но также и среди тех, кто пытался понять Россию издалека. Русская интеллигенция задавала вопрос: должны ли мы держаться Европы или оставить ее навсегда?

Корни такого негативного отношения к Европе лежали не столько в разочаровании, сколько в чувстве неполноценности. И так как Россия никогда не верила в достоинства умеренности, это привело к опасным крайностям враждебности и подозрения. Это не было бы столь важно, если бы такая враждебность ограничивалась лишь малочисленным меньшинством, таким, которое можно найти в любой стране. Но есть причина полагать, что она стала мнением большинства со времен славянофилов.

Немецкие романтики всегда искали свой знаменитый синий цветок, так же, как русские националисты искали русскую идею. Ни тот, ни другой поиск не увенчался успехом, поскольку не было никакого синего цветка и никакой русской идеи за исключением лишь на уровне мифологии. Но так как мифы были необходимы, были предприняты попытки создать их искусственно. Искусственные цветы, если они хорошо сделаны, могут быть похожими на настоящие, но они все равно не настоящие цветы — и то же самое касается и русской идеи.

Когда Бердяев искал русскую идею, он имел в виду взгляд Бога на Россию. Поиски в наши дни направлены на формулирование (или, возможно, преобразование) религиозных и метафизических исканий в прагматический поиск государственной идеологии, которая, как думали власти, была необходима, чтобы создать единство и чувство общей цели, подальше от космополитизма. Те, кто был не в состоянии принять новый единый взгляд, являлись предателями и должны были быть устранены.

Существует общераспространенное мнение, что отношение россиян к Западу и демократии ухудшилось за одно или два последних десятилетия. В 2008 году на вопрос о том, является ли западное общество хорошей моделью для России, около 80 процентов сказали «нет», приблизительно самый высокий уровень негативных ответов в Европе и один из самых высоких в мире. Российский Левада-Центр — независимая социологическая исследовательская организация, расположенная в Москве — провел исследование, которое достигло более положительных результатов: приблизительно 60 процентов выступали за демократию, а не за сильную руку. Но из этих 60 процентов около половины хотели демократию в гармонии с потребностями России, что можно было бы интерпретировать как путинизм, а не как демократию.

Эти отрицательные отношения, без сомнения, тесно связаны с отрицательными сопутствующими обстоятельствами реформ 1990-х, с появлением класса олигархов. На них также повлияла сильная пропагандистская обработка официальными средствами массовой информации. Некоторые предполагали, что отношение к демократии изменится к лучшему с ростом процветания, но этого не произошло. Уровень жизни улучшился, но это не породило больше демократии.

Даже если принять во внимание все допущения, нет сомнения, что поддержка сильной руки в России столь же сильна как всегда, а вера в демократию довольно слаба. Если уж на то пошло, то ситуация в этом отношении ухудшилась, и возникает вопрос о том, может ли и при каких условиях произойти уменьшение враждебности к Западу и поддержка свободы и демократии.

Однако в то же самое время давление за региональную автономию росло на всем протяжении этой огромной страны, вероятно, неизбежный процесс как раз из-за этого самого ее гигантского размера. Это давление вовсе не идентично с сепаратизмом, но оно все еще сталкивается с глубокой враждебностью со стороны Кремля и его настоянием на превосходстве государственной власти и нежеланием пойти на уступки. Легко предсказать возникновение напряженности в контексте этих конфликтов. Оппозиция проиграла сражение против правительства, потому что она показала недостаточный патриотизм во время возвращения Крыма. Но вполне может случиться так, что эта новая напряженность, требование большей региональной автономии, может стать новым главным полем битвы между центральной властью и возрастающей оппозицией, а именно, сильными местными интересами.

Несколько лет назад дискуссионный клуб «Валдай», полуофициальное российское учреждение, созданное в 2004 году, чтобы способствовать диалогу между российской и международной интеллектуальной элитой, подготовил исследовательский отчет о российском национальном самосознании. Клуб консультировался с мужчинами и женщинами разного политического спектра, и было общее согласие относительно того, что российская идентичность действительно существует. Но что это такое? С исторической точки зрения, русский характер — свободолюбивый и многострадальный: «Мы открыты для других культур и религий», говорилось в отчете. «Мы храбрые и радушные. Мы яркие и талантливые. У нас сильная воля, и мы умеем побеждать. Но большинство качеств из этого списка мы забыли за последние двадцать лет. С другой стороны, мы позволили развиться в нас самым худшим качествам нашего национального характера, таким как лень, пессимизм, хищный индивидуализм, безответственность и полное недоверие к другим». Отчет также упоминал «тонкое чувство справедливости, которое является более широким понятием, чем правосудие в западном мире». В исследовании отмечалось, что за последние двадцать лет ценности граждан России изменились, и не в лучшую сторону. Среди ценностей сегодняшних россиян материальное благосостояние и потребление занимают первое место: 55 процентов в 2006 году, по сравнению с 31 процентом в 1986 году. Учитывая очень неравное распределение доходов России, это приводит к еще большей фрагментации общества и росту социальной напряженности.

Поиски определения русского национального характера и будущей русской идеи должны оставаться ускользающими и труднодостижимыми. Каковы перспективы смягчения, уменьшения антизападничества и недоверия, восстановления, по крайней мере, частично ценностей свободы и гуманизма, отхода от автократии к большей свободе? Если реакционеры были сильны в России, то и у партии свободы, пусть даже очень слабой в настоящее время, есть глубокая традиция в истории страны. Каковы ее перспективы в обозримом будущем? Такие резкие изменения настроения происходили во многих странах на протяжении всей истории, и они ни в коем случае не могут быть исключены в России, даже если шансы этого могут в настоящее время показаться мрачными. При каких обстоятельствах эти изменения произойдут в России?

История показывает, что такие изменения имели место, например, в случае проигранной войны или большого экономического кризиса. Но они также происходили, когда правящая партия, засидевшись у власти, надоела людям и не выполнила свои обещания. Это происходило из-за скуки или с появлением нового поколения — в результате конфликта поколений. Это происходило вообще не по какой-то очевидной причине, или потому что правящая партия и ее идеология утратили всякий динамизм и силу притяжения, которую они первоначально имели. Полного списка всех этих условий не существует, так же, как нет никаких полных объяснений того факта, что некоторые страны в истории возвышаются, а другие падают, что некоторые приходят в себя после неудач, которые кажутся разрушительными, необратимыми и окончательными, тогда как другие так никогда и не встают на ноги.

Но некоторые из факторов, которые могут быть причиной окончательного падения или внезапного выздоровления, выделить можно.






Экономическое будущее




Есть много расходящихся экономических прогнозов для России. Вышеупомянутый дискуссионный клуб «Валдай» рассматривает четыре сценария. Согласно очень оптимистическому, доходы от нефтяного и газового экспорта будут высоки, в районе 146 долларов за баррель. Поэтому правительство сможет и захочет провести запоздалые, давно назревшие экономические реформы. В этом случае российский рост будет выше, чем в большинстве других стран, и доход на душу населения в 2030 году будет равен нынешнему доходу на душу населения в Швейцарии.

Согласно более пессимистическому прогнозу, цена нефти будет низка, не будет никаких реформ, и российская экономика будет в состоянии застоя. В этом случае российский экономический рост будет ниже, чем у других стран, приблизительно 2 процента, и доход на душу населения будет равен нынешнему соответствующему показателю Чехии.

Более вероятны, согласно российским экономистам, два «центристских» сценария. Один основывается на предположении, что цена нефти составит 94 доллара за баррель, но широкомасштабные реформы будут проведены. Другой прогноз строится на предположении об относительно высокой цене за нефть (140 долларов за баррель), но реформ будет мало и только на локальном уровне. В этом случае ожидается доход на душу населения, подобный сегодняшнему доходу на душу населения во Франции. В момент, когда я пишу эти строки (январь 2015), российские прогнозы предсказывают экономический спад — изменения к лучшему ожидаются только в 2017 году.

В ходе этих дебатов, которые имели место в ноябре 2012 года, всплыли некоторые интересные факты. Социологи сообщили, что существенное желание реформ есть среди тех, доход которых выше среднего уровня. Однако приблизительно 68 процентов из них хотят, чтобы их дети учились и работали вне России, по крайней мере, в течение многих лет, и 37 процентов хотят, чтобы они уехали из России навсегда. Почему? Частично, без сомнения, из-за общей неуверенности по поводу будущего страны, но главным образом, возможно, потому что перспективы получения подходящей работы для талантливых молодых людей плохи.

Члены Валдайской группы полагают, что существование евразийского экономического пространства, включая Казахстан, окажет положительное влияние на экономический рост.

Другой оптимистический отчет, опубликованный «Pricewaterhouse Coopers» в 2013 году, видит для России обоснованные шансы стать ведущей экономикой Европы к 2030 году и продолжить идти этим путем, обогнав Германию. Но этот прогноз опирается на утопическую предпосылку, что строгие принципы экономики, а не политика, будут решающим фактором, управляющим российской экономикой.

Менее жизнерадостный прогноз был сделан Евсеем Гурвичем, известным российским экономистом. Он считает, что подавляющее большинство русских хочет жить хорошо, но они также хотят и того, чтобы их страна была сверхдержавой. Он сомневается, что обе цели могут быть совместимы в настоящее время. Россия сейчас тратит на военные расходы вдвое больше (4,5 процента от своего бюджета), чем страны НАТО, и деньги, необходимые для вооруженных сил, будут в наличии только при том условии, что финансирование образования и здравоохранения будет урезано. Если только налоги не будут существенно увеличены (текущий максимальный уровень составляет 13 процентов), то более высокие военные расходы будут означать более низкую продолжительность жизни и более низкую грамотность. Даже в настоящее время, согласно статистике ООН, Россия по продолжительности жизни занимает 134-е место из 207 стран, уступая Бангладеш, Гватемале, Гондурасу и другим странам. Гурвич думает, что введенные в 2014 году из-за Крыма санкции окажут небольшое непосредственное воздействие; однако они могут значительно уменьшить количество иностранных инвестиций. В этом случае темп роста российской экономики не превысит в ближайшие годы 2 процента и может даже уменьшиться до 1 процента.

Желание иметь пушки и масло одновременно может быть психологически понятно, но оно очень опасно. Попытка достигнуть этого в послевоенный период привела к «крупнейшей геополитической катастрофе века» (как назвал это Путин), краху Советского Союза. Чтобы достигнуть существенного роста, Россия должна возвратить доверие зарубежных инвесторов; иначе у нее не будет ни пушек, ни масла, и она останется на уровне Турции или Индонезии.

Даже в настоящее время инвестиции в России относительно низки, приблизительно 20 процентов ВНП, что ниже среднего показателя для развивающихся рынков. Кроме того, большая часть инвестиций в настоящее время идет в энергетический сектор, являющийся именно той моделью, от которой, как все соглашаются, Россия должна попытаться уйти, зависимостью от экспорта природных ресурсов.

Российская политика возвратить некоторые или все территории, утраченные с распадом Советского Союза, действует как стимул для морали и усиливает популярность российского правительства. Но за эту политику надо платить свою цену.

Даже до присоединения Крыма (стоимость которого составила 7 миллиардов долларов в 2014 году), Россия должна была выделять существенные суммы на Южную Осетию и Абхазию и поддерживать режимы в Белоруссии и Приднестровье. Самопровозглашенные республики в восточной Украине должны Москве в настоящее время 4 миллиарда долларов за поставленный им газ. Россия предоставила существенные финансовые средства Армении, Кыргызстану и Таджикистану, чтобы поддерживать свое влияние на этих территориях, для того, чтобы сохранить военные базы в этих странах и в других целях. Маловероятно, что эти ассигнования уменьшатся в последующие годы.

Точных цифр этих расходов нет. Когда Крым был частью Украины, две трети его бюджета приходилось покрывать Киеву; Россия также несет на себе две трети таджикского бюджета. В совокупности стоимость империи в настоящее время может быть порядка от 25 до 35 миллиардов долларов в год, что составляет около 6 процентов российского бюджета, не считая расходов на вооруженные силы и полицию. Эти цифры не слишком велики, но они, вероятно, увеличатся; и если Москва не сможет выполнить свои обязательства или уменьшит свою финансовую поддержку, это вызовет разочарование и негодование среди получателей, у которых были большие и растущие ожидания от их отношений с Россией. В то же самое время в самой России обязательно возникнет недовольство, если в российском бюджете будут урезаны расходы на здравоохранение и образование, наряду с фондами, первоначально предназначенными для финансирования модернизации российской экономики.

Россия сможет заплатить цену за империю — если ее экономика будет процветать. Все зависит от цены нефти и газа. И уровень цен на нефть зависит от ряда обстоятельств, которые не могут быть предсказаны, таких как мировая экономическая ситуация и спрос на нефть и газ. Это зависит от политической ситуации на Ближнем Востоке, сможет ли этот регион сохранить свои поставки на нынешнем уровне или даже увеличить их. Это зависит от политической воли Евросоюза, сможет ли он договориться об общей энергетической политике, чтобы уменьшить свою зависимость от российских и ближневосточных поставок. Это зависит от технологического прогресса, который может сделать использование альтернативных источников энергии значительно более дешевым. Это зависит, среди прочего, от состояния инфраструктуры российской нефтегазовой промышленности, сможет ли Россия добывать и поставлять требуемое количество нефти и газа с такими затратами для производителей, которые не будут непомерными.

Есть тесная связь между стоимостью империи и экономическими факторами.

Результаты российской экономики в годы правления Путина были внушительны. Главной целью Путина, что касалось экономики, была стабильность. Это была разумная политика, но очень хорошие годы, которые породили еще более высокие ожидания на будущее, могут подойти к концу. Кажется маловероятным, что модернизация российской экономики сделает значительные успехи в последующие годы. Модернизация дорога, и есть большое сопротивление против нее, что опять возвращает нас к цене на нефть и газ. Если политическая слабость

Европы сохранится или даже углубится в последующие годы (что кажется довольно вероятным), российская экономика не должна бояться краха. Отвоевание некоторых территорий тоже может компенсировать болезненные экономические проблемы. Но слабая Европа также означает слабую экономику и меньший спрос. С учетом всех этих неопределенностей, все попытки дать полезный прогноз обязаны привести к целому ряду больших вопросительных знаков.





Лицо молодого поколения




Кардинальные политические изменения иногда происходили в результате экономического кризиса, в других случаях после войны, выигранной или проигранной. Но это также происходило как результат выдвижения на передний план нового поколения. Иногда это приводило к насильственным изменениям, произведенным радикальными движениями молодого поколения, такими как фашизм и коммунизм. Иногда такие перемены происходили постепенно, без больших беспорядков.

Один такой пример — движение молодого поколения, которое появилось во Франции приблизительно в 1900 году. До того времени настроение этой страны было в значительной степени пессимистичным (на самом деле, даже пораженческим) после проигранной войны с Германией; многие думали, что Франции пришел конец. Но затем появилось новое поколение, которому наскучил преобладающий пессимизм, увлеченное спортом, в целом оптимистическое по мироощущению. Патриотичное и даже милитаристское, а не пацифистское или капитулянтское, это новое поколение французов построило Эйфелеву башню, первым перелетело на самолете через Ла-Манш, и верило в будущее Франции.

Характер молодого поколения в России, разумеется, имеет первостепенное значение при размышлениях о будущем этой страны. Все же традиционно на это обращали мало внимания. В конце 1920-х немецкий студент по имени Клаус Менерт поехал в Советский Союз и написал книгу, которая стала чем-то вроде классики. Он родился в Москве и в более поздние годы стал ведущим немецким советологом. Менерт заметил, что в первые годы после революции молодые люди заметно фигурировали в советской беллетристике, воспринимаемые как символы будущего страны. В более поздние годы или при гласности, однако, они были заменены опросами общественного мнения и социологическими исследованиями.

Молодые люди 1930-х и, до некоторой степени, молодые поколения 1950-х и 1960-х годов были в целом оптимистичны. Как выражала это любимая песня того времени, «Молодым везде у нас дорога».

Молодым легко было быть оптимистичным в то время — те, кто ездил в летние лагеря, мало знали о суровых реалиях жизни, о жестокости политики. В столетии перед ними было поколение, находившееся в самом центре активной борьбы против деспотизма (и среди авангарда террористов) — эти молодые люди были среди самых горячих сторонников коммунистического режима, по крайней мере, в первые десятилетия.

Что касается современности, то исследования говорят, что ключевое слово относительно молодого поколения — «аномия», термин, введенный социологом Эмилем Дюркгеймом в 1893 году. Аномия означает социальный беспорядок, отчуждение, бесцельность и даже отсутствие надежды. Она означает и разрыв социальных связей между человеком и обществом. Выше уже упоминалось о росте числа молодых россиян, желающих жить за границей — и это несмотря на то, что у них есть причины думать, что они, оставшись в России (в сравнении с иммиграцией на Запад), будут более обеспечены, чем были их родители до них.

В первые годы после падения коммунизма в СССР в России было много оптимизма. К сожалению, от этого оптимизма мало что осталось. Как это объяснить? Согласно недавним исследованиям, российские молодые люди чувствуют себя отчужденными, не понятыми их родителями, и, прежде всего, они считают, что к ним предвзято относятся. Некоторые обвиняют высокий уровень разводов и насилие в семье. Но остается фактом, что если до недавнего времени молодежь чувствовала оптимизм относительно экономического будущего своей страны, то теперь молодые люди ощущают скорее пессимизм в отношении их собственного будущего, возможности сделать хорошую карьеру и неплохо зарабатывать. Они чувствуют себя эксплуатируемыми. Они считают, что вне Москвы трудно найти удовлетворительную работу; в Москве возможности лучше, но и конкуренция здесь намного жестче.

Их отношение к политике очень противоречиво. Поддержка Путина и его стиля управления среди молодежи больше, чем у старшего поколения. Но только приблизительно 24 процента проявляют какой-то интерес к политике. Около 80 процентов не доверяют правительству, политическим партиям, парламенту и политике вообще. Это, кажется, вопрос одновременно и недоверия, и скуки. Их знания политики очень ограничены. Они считают, что Россия должна быть великой державой, которую другие не только уважают, но и боятся. И ею должна управлять сильная рука. Главная задача президента состоит в том, чтобы поддерживать порядок в стране. Самый популярный политик после Путина — Владимир Жириновский, что является печальным отражением их политической зрелости и моральных ценностей, их неспособности понять разницу между видением будущего своей страны и цирковым выступлением. Политические взгляды этого поколения в значительной степени сформированы правительственным телевидением. Эта идеологическая обработка была определена как «западный стиль развлечений минус демократия», который оказался довольно эффективным.

Опросы общественного мнения, проведенные в 2008 году, и более свежие, в 2014, осуществленные Левада-Центром, не показали значительных отклонений от этих тенденций. Напротив, рейтинг одобрения Путина после событий в Крыму и восточной Украине среди респондентов от восемнадцати до двадцати четырех лет повысился до 92 процентов, выше, чем в группах более старшего возраста. Была подавляющая поддержка демонстрации силы, почти полная идентификация с правительственной властью, и ненависть к врагам — Западу и украинским националистам. Более 70 процентов опрошенных россиян выражали свое удовлетворение тем, что Россия снова стала великой державой. Когда же их спросили, предпочли ли бы они Россию как великую державу, которую уважают и боятся другие страны, или как страну с высоким уровнем жизни, но которая при этом не была бы одним из самых сильных государств в мире, 56 процентов выбрали первый вариант. И снова среди групп более старшего возраста такой энтузиазм был несколько ниже.

С другой стороны, опросы 2014 показали почти полное невежество в области характера российского общества и его институтов; знания молодого поколения были ограничены их непосредственным окружением. По мнению значительного большинства, в России есть национальный лидер, решающий все важные политические проблемы настоящего и будущего страны; остальная часть народа не имеет на это никакого влияния, и нет никакой причины менять такое положение дел. Активное участие в политике для них не было темой обсуждения, как и необходимость каких-либо реформ системы.

(Цифры, приведенные в этом разделе, основаны на самом подробном исследовании темы, доступном в настоящее время: Денис Дафлон, «Молодежь в России: Портрет поколения в переходном периоде», 2009, Швейцарская Академия развития в сотрудничестве с Левада-Центром.)

Эти опросы не проясняют, в какой степени эти взгляды отражают постоянное состояние умов, считающееся нормальным. И они также не указывали, был ли этот патриотический и глубоко антидемократический подъем временным явлением, на который, вероятно, могли бы повлиять неудачи правительства на внешнем или внутреннем фронте. Они, казалось, показывали, что Путин и другие представители режима были правы, когда в дискуссиях с Западом они указывали на то, что существуют фундаментальные различия между западной демократией и специфическим российским типом «суверенной демократии».

Согласно собранным доказательствам, деньги и преклонение перед властью определяют идеологию молодого поколения. Это больше не «Homo sovieticus». Вместо него, похоже, мы видим «Homo putinus».

Что же случилось с великим идеализмом и революционным жертвенным духом молодых русских девятнадцатого века? Когда-то давно в России существовала вера, что деньги это ничто, все, что имело значение, было безграничное рвение, желание жить свободно и построить новое общество и создать самоотверженного нового человека, модель для всего человечества. Видение это было наивным и утопичным, но даже на людей, политически далеких от этих представлений, оно не могло не произвести сильного впечатления. Нынешнее же отсутствие видения поразительно.