Путь в Туркестан

– Тьфу ты… то есть, прошу прощения, баронесса, но меня сбил с толку ваш наряд!

– Ничего, – одними уголками губ улыбнулась она и исчезла за дверью.

– Фига себе, – хмыкнул про себя Дмитрий. – Интересно, с какого перепугу дочь придворного банкира и наверняка одна из самых богатых невест в России подалась в сестры милосердия? Хотя что гадать, сейчас вернется Щербак и расскажет со всеми подробностями. Уж он-то точно в курсе.

Как ни странно, кресло оказалось вполне удобным и мягким, а потому через некоторое время молодой человек задремал и проснулся только от звука присаживающегося соседа.

– Простите великодушно, – повинился доктор, – я вас, кажется, разбудил?

– Ничего страшного, – зевнул Дмитрий, – ночью выспимся.

– Тоже верно.

Некоторое время они сидели почти в тишине, разве что было слышно, как ехавшие по соседству офицеры развернули свои кресла друг к другу и начали резаться в карты. Щербак взялся за газету, а проснувшийся Будищев достал толстую тетрадь в клеенчатом переплете, в которую он записывал всё, что вспоминалось ему из будущего, и что, по его мнению, можно было внедрить и заработать на этом денег. В данный момент это были винтовки.

Хотя его опыт общения с большим начальством, ответственным за принятие на вооружение разного рода новинок, был довольно куцым, все же было понятно, что пока гром не грянет, русский генерал не перекрестится. А потому, несмотря на все достоинства, пулеметы его, да и любой иной конструкции в ближайшее время вряд ли станут широко распространены в российской императорской армии. А вот винтовки… винтовки у солдат будут в любом случае, тут уж никакой «штыколюб»[63] не возразит.

И вот здесь направление прогресса он себе более или менее представлял. Принятая сейчас на вооружение в русской армии берданка, будучи совсем неплохим оружием, как ни крути, очень скоро устареет. Впрочем, как и все однозарядные системы. Значит, нужна магазинка. Единственной винтовкой этого типа, которую ему доводилось держать в руках, разбирать и даже несколько раз выстрелить, была винтовка Мосина – знаменитая трехлинейка. Конструкцию её он себе более-менее представлял, так что стоило попробовать её воссоздать. В конце концов, не зря же она прослужила верой и правдой столько лет? Даже в Чечне применялись, хотя там чего только ни встречалось, особенно у «духов»…

Занятый этими мыслями, он не сразу расслышал, как появившийся из тамбура проводник громко спросил:

– Не угодно ли чаю, господа?

Надо сказать, что устройство тогдашних вагонов значительно отличалось от тех, к которым Дмитрий привык в своем времени. И дело даже не в отсутствии разделения на отдельные купе. К примеру, ещё совсем недавно даже в вагонах первого класса не было отопления, отчего случались совершенно дикие случаи с замерзшими насмерть людьми. Потом появились печи, тепла которых, впрочем, не хватало, да и топить их частенько приходилось самим же пассажирам.

Впрочем, прогресс быстро шел вперед, и теперь к услугам путешествующей публики было паровое отопление, умывальник и даже клозет. Но вот титан в оборудовании вагона всё ещё не появился, а потому понять, откуда служители берут кипяток для чая, было решительно невозможно! Более того, должностные инструкции и грозные приказы руководства прямо запрещали этот промысел, но… что есть воля высокого начальства по сравнению с желанием подчиненных получить «на чай»? Тлен… Химера… Зеро…

– Вы как? – поинтересовался тут же отложивший в сторону газету доктор и, видя, что занятый своими мыслями сосед ещё не понял, в чем дело, пояснил: – Чаю будете?

– Чаю? – машинально переспросил Будищев. – С удовольствием!

– Вот и славно, – обрадовался попутчик и обратился к служителю: – Любезнейший, принесите и нам с господином юнкером.

– Сей секунд, ваше благородие! – отозвался тот, и буквально через минуту на их столике материализовались два стакана крепко заваренного чая в металлических подстаканниках.

Пока он ходил, Дмитрий извлек из своих запасов сверток с, испеченных заботливой Стешей, и, развернув его, сделал приглашающий жест соседу – угощайтесь.

– Какая прелесть! – обрадовался тот. – Дайте-ка попробовать, с чем они?

– С вареньем, – пояснил Будищев, накладывая в свой стакан кусочки колотого сахара и, зная, что растворяются они крайне неохотно, тут же принялся давить их ложкой.

– Любите сладкое? – с доброй усмешкой спросил Щербак, беря в руки пирожок. – Впрочем, вы ещё так молоды – вам простительно!

– Чай должен быть горячий, сладкий и крепкий, как поцелуй женщины! – возразил ему юнкер и, покончив, наконец, со своим занятием, осторожно отхлебнул.

– Да вы философ! – одобрительно засмеялся врач. – Никогда не слышал подобного афоризма[64].

– Пользуйтесь.

– Всенепременно, хотя, пожалуй, с моими нынешними спутницами не стоит. Они дамы серьезные.

– Вы про сестер милосердия, садившихся в следующий вагон?

– Да. Меня некоторым образом просили присмотреть за ними в пути, тем паче что направляются они, как и я многогрешный, в Красноводск.

– И графиня?

– Вы про Елизавету Дмитриевну Милютину?

– Наверное. Та милая девушка, что вас позвала, не говорила фамилии.

– Ваша правда. Она тоже направляется вместе с нами, хоть и не является одной из них.

– А кем является?

– Ну… – замялся доктор, явно подбирая выражение. – Елизавета Дмитриевна с давних пор отдает всю себя благотворительности и определяет себя как друга сестер. Заметьте, будучи несравнимо выше их по положению в обществе, она пожелала путешествовать вместе с ним в вагоне второго класса!

– Понятно, – хмыкнул Дмитрий, – фамилия, кстати, какая-то знакомая…

– Ещё бы, – удивился его невежеству Щербак. – Она же дочь Дмитрия Алексеевича Милютина – нашего военного министра!

– Точно, – кивнул юнкер, сразу же записавший графиню в категорию скучающих барынь, от безделья занявшихся благотворительностью.


– Вы хоть своего министра фамилию помните? – с легкой иронией поинтересовался врач.

– А зачем? – усмехнулся юнкер. – Мы его так и зовем – дядька Степан![65]

– Да вы, батенька – шутник!

– А что, Люсия Александровна тоже «друг сестер»?

– Кто, простите?

– Баронесса Штиглиц.

– Вы знакомы?!

Дмитрий в ответ лишь неопределенно пожал плечами, тем самым ещё больше возбудив любопытство своего собеседника.

– Однако! – хмыкнул тот. – Нет, юная баронесса как раз таки сестра милосердия. Неопытная ещё, конечно, но весьма старательная.

– Понятно, – безразлично отозвался Будищев и снова отхлебнул из своего стакана.

Щербак ещё какое-то время с легким недоумением смотрел на своего странного соседа, но развивать тему дальше не стал. Чай был весьма недурен, пирожки, столь кстати оказавшиеся у нового знакомого, вообще выше всяких похвал, так что им было чем заняться. Впрочем, в свой следующий свой визит к графине он все же рассказал той о странном попутчике, и вскоре им представилась возможность свести более близкое знакомство.

Это случилось на станции Бологое, где стоянка была дольше обычной, поскольку в тендер надо было набрать угля и воды. Пока железнодорожники были заняты своим делом, представители скучающей публики решили прогуляться по окрестностям. Причем, если большинство мужчин ограничили свое знакомство с ними посещением привокзального трактира, то дамы нашли время полюбоваться окружающими красотами.

Не успевший проголодаться Дмитрий в трактир не пошел, тем более что пирожки, испеченные заботливой Стешей, ещё не закончились. Поэтому он просто вышел на перрон и принялся наблюдать за окружающей суетой.

В этот момент поблизости появился Щербак с миловидной дамой, лет тридцати или около того, весьма примечательно одетой. Многое узнавший о мире моды от Геси, Будищев сразу же отметил, что её дорожное платье, при всей нарочитой строгости, было прекрасно сшито из довольно дорогой материи. То же можно было сказать и о накинутой поверх него накидке, отороченной мехом, шляпке с неширокими полями и лайковым перчаткам.

Встретившись с попутчиками глазами, юнкер машинально кивнул своему соседу и получил от них обоих такой же вежливый ответ. В этот момент к ним подбежал какой-то человек в форме железнодорожника и стал что-то оживленно докладывать сразу ставшему озабоченным доктору. Дослушав его, доктор хотел было извиниться перед своей спутницей и уйти за служителем, но та неожиданно пожелала пойти с ними. Эта мимолетная сценка отчего-то заинтересовала Дмитрия, и он незаметно двинулся вслед за их процессией.

Как оказалось, Щербак сопровождал не только сестер милосердия, но ещё и небольшой груз из нескольких ящиков, содержащих разного рода медикаменты, находившийся в багажном вагоне. И вот с этим грузом и случился казус. Занимавшиеся погрузкой багажа железнодорожники обнаружили безбилетного пассажира, прячущегося за этими самыми ящиками. Им оказался невысокий парень, очумело глядевший на своих конвоиров из-под козырька картуза. Одет он был как средней руки приказчик или преуспевающий мастеровой. Что до телосложения, то про таких как он говорят: не ладно скроен, да крепко сшит. Но недоуменное выражение лица сразу же выдавало в нем человека в высшей степени простодушного. Двое здоровенных служителей крепко держали его за руки, причем, судя по заплывшему глазу у одного из них, к тому были веские основания.

– Ишь что удумал, каналья! – хрипло заявил пострадавший и страдальчески поморщился.

– Сейчас я тебя поучу, как воровать! – рявкнул второй и в порыве усердия замахнулся, чтобы ударить задержанного.

Доктор, по своему характеру крайне отрицательно относившийся к рукоприкладству, хотел было вмешаться, чтобы остановить экзекуцию, но не успел.

– Уймитесь, любезный! – заявил вышедший вперед Будищев таким тоном, что проводнику и в голову не пришло его ослушаться.

Собравшиеся вокруг зрители с недоумением уставились на своего попутчика, так что ему поневоле пришлось тут же объясниться.

– Всё в порядке, господа. Я знаю этого человека, он совершенно безобиден. Это мой слуга – Фёдор. Я не хотел брать его с собой, вот он и учудил. К сожалению, с ним такое бывает.

С этими словами Дмитрий подошел к железнодорожнику с подбитым глазом и с видом крайнего расположения похлопал по плечу ладонью, между пальцев которой неведомо как оказалась трехрублевка.

– Да мы что, – тут же сдулся тот. – Мы со всем нашим удовольствием, разве что господа пожелают претензию заявить?

– Пожелаете, Александр Викторович? – повернулся к доктору Будищев.

– Ни в коем случае! – отрицательно помотал головой врач.

– Я все же настаиваю, чтобы весь багаж был осмотрен. Так сказать, во избежание.

– Разумно, – согласился врач и, извинившись перед своей спутницей, отправился вместе с железнодорожником внутрь вагона.

Милютина, не пожелав оставаться на перроне одна, вернулась на своё место, напоследок удостоив Дмитрия и его внезапно появившегося «слугу» испытующим взглядом. Те, впрочем, не обратили на неё никакого внимания, занятые разговором друг с другом.

– Спасибо, Граф, – еле слышно прошептал Шматов и благодарно посмотрел на своего спасителя.

– Федя, это что за на хрен? – поинтересовался в ответ совершенно не расположенный к сантиментам Будищев.

– Не мог я иначе, – тяжко вздохнул бывший ефрейтор. – Мы с тобой всю войну прошли, а теперь что же?

– Началось в колхозе утро! Блин, ты каким местом думал, когда такое отмочил? Ну, ладно, загорелось у тебя в одном месте, так зачем же тайком в багажный вагон лезть?!! Купи билет да и езжай, куда душа просит…

– Анна не пустила бы.

– Я офигеваю, дорогая редакция! – чуть не сплюнул от переполнявших его чувств Дмитрий, но потом смягчился и сочувственно спросил: – Замерз?

– Маненько.

– Жрать хочешь?

– Ага.