Путь из леса
Часть 27 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Тьфу, что у него за корабли! Флот придёт и разобьёт их вдребезги, — ответил маркотриас, не выдав, однако, точной цифры.
— Помилуйте, Ваше высочество! Я человек маленький, всего-то гильдмайстер, что могу я против примеса?
— Вот то-то, Флоан, ты забыл, что ты всего лишь гильдмайстер, и всего лишь один из шести гильдмайстеров Марки! — Подбородок маркотриаса задрался едва ли не к потолку, его презрение к собеседнику бросалось в глаза не только через позу и выражение лица, но и через интонацию. — Ты бы сейчас бегом бежал в Гильдию, со всеми деньгами, и всех людей своих заставил бы мальчишке палки в колёса вставлять! А ты ему помогаешь! Понимал бы хоть, что и ты, и семья твоя под богами ходите — вице-король вас малым пальцем своим раздавит!
«Для чего же ты тогда, маркотриас, лично примчался сюда, в Фианго, мне угрожать? Ведь здесь опаснее для тебя, чем для меня», — подумал Флоан. Он тяжело и искренне ненавидел председателя Гильдии после первой же встречи, когда тот морально втоптал Флоана Ронде в землю, несмотря на то, что тот в этот год принёс гильдии две трети её годового дохода от Марки — и рассчитывал на поощрение, или хотя бы на похвалу.
Ему большого труда стоило не скривить рот в презрительной усмешке: председатель Гильдии явно не понимал, где находится и с какими рисками лично для него это связано.
Более того, он не понимал, чего требует, и гильдмайстер попытался в последний раз добиться чего-то реалистичного от маркотриаса Айали — в расчете на то, что его хоть как-то можно будет использовать:
— Ваше высочество, простите меня, скудоумного, но что будет с Гильдией и её руководством, — (ага, прямой намёк) — если победит все-таки Его Императорское Величество?
— Да ты сдурел, Флоан! — Председатель Гильдии вовсе перестал стесняться в выражениях. — Куда мальчишке побеждать? Он же мальчишка! Тупой, необученный мальчишка! Если он кого и победил до сих пор, так только тех, кто ещё тупее!
С этим Флоан не мог не согласиться: все, с кем до сих пор пришлось воевать, были беспредельно тупы, — и кивнул:
— Ваше высочество, вы меня практически убедили. Осталось только договориться о деталях.
С этими словами он полез под стопку бумаг. Председатель Гильдии воспринял это как призыв обозначить интерес Флоана Ронде лично, и начал что-то обещать, что, впрочем, не сильно заинтересовало гильдмайстера. Он вытащил из специально сделанной под лотком для бумаги ниши каретный мустон, короткоствольный, но жуткого, нечеловеческого калибра, и с раструбом на конце. Штука эта предназначена для того, чтобы, когда разбойники, остановив карету, откроют её дверцу — выпалить им в лицо три десятка разлетающихся широким снопом тяжёлых картечин, снеся одним выстрелом до десяти человек в радиусе пятнадцати шагов и на такую же ширину. Он отсушивал руку, но, если был под рукой на дороге — обычно спасал жизнь.
В комнате же перед срезом ствола не осталось бы вообще ничего живого.
Маркотриас Айали, разумеется, не поверил тому, что увидел:
— Ты окончательно рехнулся, Флоан?
Гильдмайстер, наконец-то, дал себе волю и ледяным голосом, наполненным презрением, сказал:
— Ваше высочество, извольте выставить обе руки перед собой на уровне груди и раскрытыми ладонями ко мне. Так, чтобы я их видел.
— Да ты не понимаешь, что ли, с кем разговариваешь?
Флоан левой рукой взвел новомодный батарейный замок:
— Ваше высочество, я буду считать до трёх. На счёт «три» вы точно узнаете, существует ли посмертие. Итак: раз… два…
Руки председателя Гильдии вытянулись вперед, ладони растопырились и, трясясь, застыли; губы его тряслись в такт рукам.
— Что ты собираешься делать? — Задал он совершенно бессмысленный и нелепый вопрос.
Флоан Ронде, по природной и благоприобретенной воспитанием сдержанности, не показал того наслаждения, которое испытывал, унижая того, кто безнаказанно унижал его до сих пор. Он просто левой рукой дотянулся до стоящего на привычном месте бронзового колокольчика и дал давно условленный звонок из трёх трелей, означавший сейчас: вошедшего в кабинет взять, тех, кто пришёл с ним — убить.
Обе створки дверей, снова отвратительно скрипнув, распахнулись настежь и впустили шестерку опытных солдат, которых гильдмайстер позаимствовал у Сино Папалазу на второй день его выхода из леса и уже успел хорошо прикормить, так что они стали солдатами не Сину, а его личными. Флоан показал стволом на маркотриаса; того стремительно обыскали, освободили от всего, что не могло быть полезным в заточении, и повязали.
— Этого — в такое место, где он не сможет ни с кем разговаривать. Сами тоже с ним не общайтесь, кто нарушит — тот ОЧЕНЬ сильно пожалеет. Кляп ему сразу. Кто из его людей остался жив — тоже распихать поодиночке, нечего им обмениваться мнениями. И пригласите комеса Агуиры.
Люди, которые получали живые и хорошие деньги из рук гильдмайстера, никогда не задерживались с исполнением его приказаний.
Когда — теперь уже точно бывшего — председателя Гильдии увели, Флоан легко поднялся из-за стола и постучал в угол стеновой панели.
Та бесшумно сдвинулась, открыв крошечную, шириной чуть больше плеч взрослого человека, каморку с конторкой и скамьёй, из-за которой, чтобы открыть панель, поднялся запачканный чернилами юноша.
— Арснель, всё ли было слышно?
— Всё слышно, и всё записано, хозяин. Я быстро пишу, и перьев у меня достаточно.
— Отлично. Перебели, если надо, и давай как можно скорее мне.
— Нет нужды, хозяин, я не делаю кляксы, — Арснель протянул пачку гладких листов дорогой бумаги. Гильдмайстер не скупился, когда шла речь о его безопасности.
Да, мы же говорили, что были две вещи, которые гильдмайстер Флоан Ронде всегда приказывал сделать, прежде чем в первый раз ложился спать на новом месте?
Так вот что это было: оборудовать закуток для писца в его официальном кабинете и положить мустон со свежим зарядом в стол.
2
Стаунлафер элс Жерресшерзер был в состоянии крайнего раздражения, практически бешенства. В гальвийской миссии, спешно собранной и направленной в Фианго после того, как некие неизвестные ему люди доложили руководству Всеобщей торговой компании о приближении к порту мальчишки-императора (да станет ли он им ещё?), стаунлафер был единственным человеком, который на самом деле работал. По крайней мере, так считал он сам — и не без оснований: если номинальный руководитель миссии высокородный граб элс Штесшенжей ещё как-то влиял на ведение дел, давая указания (как правило, либо расплывчатые, либо неуместные), то визенграб элс Зейсшенсен вообще ничего не делал, кроме того, что блевал за борт при морском переходе и надувал щёки по всякому удобному случаю. От него и слов-то почти никто никаких не слышал.
Это было, однако, не самое худшее, потому что и поручений стаунлаферу он не давал.
Зато граб элс Штесшенжей в этом смысле был неугомонным. Стаунлафер ни на минуту не мог принадлежать себе: руководитель миссии мог вызвать его пред свои блёклые очи, обрамлённые мешками, в любое время суток.
И выдавать задания, как минимум половина из которых была либо унизительной, либо неисполнимой.
Сегодняшнее было наполовину неисполнимым, а наполовину унизительным.
У стаунлафера практически сразу установились прекрасные отношения с гильдмайстером Ронде, благодаря рекомендательным письмам от торговых партнёров последнего. И вот сейчас он рисковал эти отношения разрушить, поскольку то, чего хотел от него высокородный граб — было, как понимал стаунлафер, благодаря многолетнему знакомству с элитой Заморской Марки — для гильдмайстера неисполнимым, а значит, унизительным. Требовать от свободного состоятельного человека, не обязанного требующему ничем, кроме коммерческой связи с теми, кто его рекомендовал, любой ценой сделать то, что сделать принципиально невозможно — значит этого человека унизить.
И поставить требующего в ложное, сомнительное положение.
Не граба элс Штесшенжея — а именно стаунлафера элс Жерресшерзера. Человека, между прочим, не менее благородного, чем граб, и с не меньшим количеством предков в дворянских книгах.
Вся разница меж ними — в размере состояния (говоря честно, в сотни раз) и в близости к руководству Всеобщей торговой компании (граб элс Штесшенжей — двоюродный племянник одного из её основателей).
Ну, и ещё в возрасте: главе миссии было много меньше лет, чем элс Жерресшерзеру, зубы съевшему на службе Компании.
(Стаунлаферу в голову не пришло бы, что руководитель миссии с детства привык развлекаться, давая людям, от него зависимым, неисполнимые либо унизительные поручения. Ему было забавно наблюдать, как они выкручиваются.)
Вот и в этот раз стаунлаферу поручены были две задачи, одна из которых, как он понимал, была практически нерешаемой, а вторая — попросту невместной для дворянина.
В довершение всего пришлось ещё и ждать, покуда гильдмайстер изволит освободиться и принять представителя гальвийской миссии. К тому же он ещё и не сразу встал из-за огромного, массивного стола, украшенного со стороны посетителей затейливой резьбой на мифологические темы.
Глотая злобу, элс Жерресшерзер вымучил любезную улыбку и потратил с четверть часа на обмен бессмысленными и бессодержательными любезностями, единственным назначением которых было — создать впечатление, что представитель Компании пришёл не с наглыми требованиями, а с вежливой просьбой.
Когда, наконец, прелюдии были исчерпаны, и дошло до предметного разговора, стаунлафер решил начать с главного (и самого сложного, поскольку от надёжного человека было известно, что решение уже принято):
— Дорогой господин Ронде, нас чрезвычайно беспокоит, что Его Императорское Величество может подвергнуть свою жизнь и будущность неоправданному риску, если решит использовать в качестве своего флагмана недостаточно сильный корабль с экипажем, не обученным и не обладающим опытом в морских боях. Всеобщая торговая компания потому и озаботилась присылкой своих могучих и надёжных кораблей, дабы на одном из них доставить Его Императорское Величество в любое место, каковое Его Императорское Величество сочтёт необходимым. Согласитесь, что странно и неправильно было бы отказаться от такой благоприятной возможности.
Гильдмайстер склонился над необъятным своим столом, демонстрируя доверительную близость:
— Дорогой господин элс Жерресшерзер, и я так считаю! Но не всё в руках наших увы! Есть некто, чьи слова льются в уши Императора чаще и быстрее, чем мои…
— И кто же это, дорогой господин Ронде? — Отношения между представителем Компании и гильдмайстером так и не стали дружескими, что вынуждало обе стороны тратить время на формальные завитушки в разговоре.
— Его Императорское Величество чрезвычайно высоко ценит мнения и советы недавно им поставленного комеса Агуиры, Доранта из Регны.
— И означенный комес Агуиры?
— И означенный комес Агуиры категорически не советовал Его Императорскому Величеству выходить в море на кораблях, которые принадлежат не ему.
Если говорить точнее, то на предложение плыть на гальвийском корабле сказал он Императору тихо, на ухо — но гильдмайстер, стоя совсем рядом, смог его расслышать — буквально следующее:
«Это будет почётный плен, Ваше Величество».
Гильдмайстер был с этим согласен, но очень уж раздражал его Дорант: и близостью своей к Императору, и неперебиваемым влиянием на него, и, что греха таить, историей с дочерью. Дорант, конечно, благородно повёл себя, однако за Маисси отцу было обидно: с одной стороны, как смел каваллиер привлечь внимание девочки, а с другой — как смел он её отвергнуть?
— Есть ли какой-нибудь способ переубедить Его Императорское Величество? — Не унимал безнадёжных попыток стаунлафер, прекрасно понимающий, что Император не будет менять раз принятое решение — уж настолько-то он успел изучить парнишку. В этом смысле тот был весь в отца.
— Боюсь, что нет, мой дорогой друг, — ответствовал гильдмайстер, — я употребил все мои усилия, чтобы убедить Его Императорское Величество, но влияние комеса Агуиры сильнее моего.
Гильдмайстер солгал: на самом деле он и не пытался уговаривать Императора, понимая, что ничего, кроме августейшего неудовольствия, такие попытки не вызовут. Да и Дорант мог заподозрить нелояльность. Пока что Флоану Ронде удавалось сохранять искреннее расположение и того, и другого — рисковать этим расположением он отнюдь не хотел.
Собеседники ещё некоторое время обсуждали эту тему, выписывая вежливые словеса вокруг пустого места. Обоим было понятно, что средств повлиять на Императора у них нет.
Наконец, стаунлафер выдохся и решил перейти к теме, которую считал для себя унизительной — поскольку касалась она не политических манёвров, а личного каприза элс Штесенжея в той области, которой обыкновенно занимались слуги:
— Дорогой господин Ронде, есть мелкий вопрос, с которым я осмелюсь к вам обратиться, хотя, конечно, это не нашего с вами уровня дело: как вы думаете, за сколько можно приобрести тех забавных зверюшек, которых мы видели возле Его Императорского Величества?
— Зверюшек? — Удивился гильдмайстер, — кого вы имеете в виду, дорогой элс Жерресшерзер?
— Ну как же! Эти странные мохнатые существа, самец, две самки и детёныш?
— А, вы про альвов… — гильдмайстер, вопреки ожиданиям стаунлафера, оказался в явном затруднении. — Видите ли, дорогой мой друг, это ведь не совсем зверюшки, как вы изволили выразиться. Это разумные существа, владеющие речью и способные пользоваться орудиями.
— Не может быть! — Воскликнул поражённый элс Жерресшерзер. — Тем более интересно было бы заполучить их для Компании! Если не всех, то, может быть, какое-то одно? Скажем, самку — и лучше бы ту, что с детёнышем?
Гильдмайстеру, который имел возможность и наблюдать за альвами, и даже пообщаться с ними, мысль эта показалась довольно дикой. Тем не менее, он решил воспользоваться и этой оказией для своих целей:
— Дорогой друг, я боюсь, что это невозможно, ибо комес Агуиры убедил Его Императорское Величество, что альвы являются благородными воинами и нашими союзниками. После Сайтелера, где альв действительно помог взять крепость, Его Императорское Величество даже вознамерился пожаловать альву дворянство и весь Альвиан во владение.
Сказать, что гальвиец был потрясён — значило бы сильно преуменьшить. С трудом захлопывая челюсть, он недоверчиво всматривался в лицо гильдмайстера: не издевается ли тот над ним?
Флоан Ронде в ответ на недоверчивый взгляд собеседника пожал плечами:
— Помилуйте, Ваше высочество! Я человек маленький, всего-то гильдмайстер, что могу я против примеса?
— Вот то-то, Флоан, ты забыл, что ты всего лишь гильдмайстер, и всего лишь один из шести гильдмайстеров Марки! — Подбородок маркотриаса задрался едва ли не к потолку, его презрение к собеседнику бросалось в глаза не только через позу и выражение лица, но и через интонацию. — Ты бы сейчас бегом бежал в Гильдию, со всеми деньгами, и всех людей своих заставил бы мальчишке палки в колёса вставлять! А ты ему помогаешь! Понимал бы хоть, что и ты, и семья твоя под богами ходите — вице-король вас малым пальцем своим раздавит!
«Для чего же ты тогда, маркотриас, лично примчался сюда, в Фианго, мне угрожать? Ведь здесь опаснее для тебя, чем для меня», — подумал Флоан. Он тяжело и искренне ненавидел председателя Гильдии после первой же встречи, когда тот морально втоптал Флоана Ронде в землю, несмотря на то, что тот в этот год принёс гильдии две трети её годового дохода от Марки — и рассчитывал на поощрение, или хотя бы на похвалу.
Ему большого труда стоило не скривить рот в презрительной усмешке: председатель Гильдии явно не понимал, где находится и с какими рисками лично для него это связано.
Более того, он не понимал, чего требует, и гильдмайстер попытался в последний раз добиться чего-то реалистичного от маркотриаса Айали — в расчете на то, что его хоть как-то можно будет использовать:
— Ваше высочество, простите меня, скудоумного, но что будет с Гильдией и её руководством, — (ага, прямой намёк) — если победит все-таки Его Императорское Величество?
— Да ты сдурел, Флоан! — Председатель Гильдии вовсе перестал стесняться в выражениях. — Куда мальчишке побеждать? Он же мальчишка! Тупой, необученный мальчишка! Если он кого и победил до сих пор, так только тех, кто ещё тупее!
С этим Флоан не мог не согласиться: все, с кем до сих пор пришлось воевать, были беспредельно тупы, — и кивнул:
— Ваше высочество, вы меня практически убедили. Осталось только договориться о деталях.
С этими словами он полез под стопку бумаг. Председатель Гильдии воспринял это как призыв обозначить интерес Флоана Ронде лично, и начал что-то обещать, что, впрочем, не сильно заинтересовало гильдмайстера. Он вытащил из специально сделанной под лотком для бумаги ниши каретный мустон, короткоствольный, но жуткого, нечеловеческого калибра, и с раструбом на конце. Штука эта предназначена для того, чтобы, когда разбойники, остановив карету, откроют её дверцу — выпалить им в лицо три десятка разлетающихся широким снопом тяжёлых картечин, снеся одним выстрелом до десяти человек в радиусе пятнадцати шагов и на такую же ширину. Он отсушивал руку, но, если был под рукой на дороге — обычно спасал жизнь.
В комнате же перед срезом ствола не осталось бы вообще ничего живого.
Маркотриас Айали, разумеется, не поверил тому, что увидел:
— Ты окончательно рехнулся, Флоан?
Гильдмайстер, наконец-то, дал себе волю и ледяным голосом, наполненным презрением, сказал:
— Ваше высочество, извольте выставить обе руки перед собой на уровне груди и раскрытыми ладонями ко мне. Так, чтобы я их видел.
— Да ты не понимаешь, что ли, с кем разговариваешь?
Флоан левой рукой взвел новомодный батарейный замок:
— Ваше высочество, я буду считать до трёх. На счёт «три» вы точно узнаете, существует ли посмертие. Итак: раз… два…
Руки председателя Гильдии вытянулись вперед, ладони растопырились и, трясясь, застыли; губы его тряслись в такт рукам.
— Что ты собираешься делать? — Задал он совершенно бессмысленный и нелепый вопрос.
Флоан Ронде, по природной и благоприобретенной воспитанием сдержанности, не показал того наслаждения, которое испытывал, унижая того, кто безнаказанно унижал его до сих пор. Он просто левой рукой дотянулся до стоящего на привычном месте бронзового колокольчика и дал давно условленный звонок из трёх трелей, означавший сейчас: вошедшего в кабинет взять, тех, кто пришёл с ним — убить.
Обе створки дверей, снова отвратительно скрипнув, распахнулись настежь и впустили шестерку опытных солдат, которых гильдмайстер позаимствовал у Сино Папалазу на второй день его выхода из леса и уже успел хорошо прикормить, так что они стали солдатами не Сину, а его личными. Флоан показал стволом на маркотриаса; того стремительно обыскали, освободили от всего, что не могло быть полезным в заточении, и повязали.
— Этого — в такое место, где он не сможет ни с кем разговаривать. Сами тоже с ним не общайтесь, кто нарушит — тот ОЧЕНЬ сильно пожалеет. Кляп ему сразу. Кто из его людей остался жив — тоже распихать поодиночке, нечего им обмениваться мнениями. И пригласите комеса Агуиры.
Люди, которые получали живые и хорошие деньги из рук гильдмайстера, никогда не задерживались с исполнением его приказаний.
Когда — теперь уже точно бывшего — председателя Гильдии увели, Флоан легко поднялся из-за стола и постучал в угол стеновой панели.
Та бесшумно сдвинулась, открыв крошечную, шириной чуть больше плеч взрослого человека, каморку с конторкой и скамьёй, из-за которой, чтобы открыть панель, поднялся запачканный чернилами юноша.
— Арснель, всё ли было слышно?
— Всё слышно, и всё записано, хозяин. Я быстро пишу, и перьев у меня достаточно.
— Отлично. Перебели, если надо, и давай как можно скорее мне.
— Нет нужды, хозяин, я не делаю кляксы, — Арснель протянул пачку гладких листов дорогой бумаги. Гильдмайстер не скупился, когда шла речь о его безопасности.
Да, мы же говорили, что были две вещи, которые гильдмайстер Флоан Ронде всегда приказывал сделать, прежде чем в первый раз ложился спать на новом месте?
Так вот что это было: оборудовать закуток для писца в его официальном кабинете и положить мустон со свежим зарядом в стол.
2
Стаунлафер элс Жерресшерзер был в состоянии крайнего раздражения, практически бешенства. В гальвийской миссии, спешно собранной и направленной в Фианго после того, как некие неизвестные ему люди доложили руководству Всеобщей торговой компании о приближении к порту мальчишки-императора (да станет ли он им ещё?), стаунлафер был единственным человеком, который на самом деле работал. По крайней мере, так считал он сам — и не без оснований: если номинальный руководитель миссии высокородный граб элс Штесшенжей ещё как-то влиял на ведение дел, давая указания (как правило, либо расплывчатые, либо неуместные), то визенграб элс Зейсшенсен вообще ничего не делал, кроме того, что блевал за борт при морском переходе и надувал щёки по всякому удобному случаю. От него и слов-то почти никто никаких не слышал.
Это было, однако, не самое худшее, потому что и поручений стаунлаферу он не давал.
Зато граб элс Штесшенжей в этом смысле был неугомонным. Стаунлафер ни на минуту не мог принадлежать себе: руководитель миссии мог вызвать его пред свои блёклые очи, обрамлённые мешками, в любое время суток.
И выдавать задания, как минимум половина из которых была либо унизительной, либо неисполнимой.
Сегодняшнее было наполовину неисполнимым, а наполовину унизительным.
У стаунлафера практически сразу установились прекрасные отношения с гильдмайстером Ронде, благодаря рекомендательным письмам от торговых партнёров последнего. И вот сейчас он рисковал эти отношения разрушить, поскольку то, чего хотел от него высокородный граб — было, как понимал стаунлафер, благодаря многолетнему знакомству с элитой Заморской Марки — для гильдмайстера неисполнимым, а значит, унизительным. Требовать от свободного состоятельного человека, не обязанного требующему ничем, кроме коммерческой связи с теми, кто его рекомендовал, любой ценой сделать то, что сделать принципиально невозможно — значит этого человека унизить.
И поставить требующего в ложное, сомнительное положение.
Не граба элс Штесшенжея — а именно стаунлафера элс Жерресшерзера. Человека, между прочим, не менее благородного, чем граб, и с не меньшим количеством предков в дворянских книгах.
Вся разница меж ними — в размере состояния (говоря честно, в сотни раз) и в близости к руководству Всеобщей торговой компании (граб элс Штесшенжей — двоюродный племянник одного из её основателей).
Ну, и ещё в возрасте: главе миссии было много меньше лет, чем элс Жерресшерзеру, зубы съевшему на службе Компании.
(Стаунлаферу в голову не пришло бы, что руководитель миссии с детства привык развлекаться, давая людям, от него зависимым, неисполнимые либо унизительные поручения. Ему было забавно наблюдать, как они выкручиваются.)
Вот и в этот раз стаунлаферу поручены были две задачи, одна из которых, как он понимал, была практически нерешаемой, а вторая — попросту невместной для дворянина.
В довершение всего пришлось ещё и ждать, покуда гильдмайстер изволит освободиться и принять представителя гальвийской миссии. К тому же он ещё и не сразу встал из-за огромного, массивного стола, украшенного со стороны посетителей затейливой резьбой на мифологические темы.
Глотая злобу, элс Жерресшерзер вымучил любезную улыбку и потратил с четверть часа на обмен бессмысленными и бессодержательными любезностями, единственным назначением которых было — создать впечатление, что представитель Компании пришёл не с наглыми требованиями, а с вежливой просьбой.
Когда, наконец, прелюдии были исчерпаны, и дошло до предметного разговора, стаунлафер решил начать с главного (и самого сложного, поскольку от надёжного человека было известно, что решение уже принято):
— Дорогой господин Ронде, нас чрезвычайно беспокоит, что Его Императорское Величество может подвергнуть свою жизнь и будущность неоправданному риску, если решит использовать в качестве своего флагмана недостаточно сильный корабль с экипажем, не обученным и не обладающим опытом в морских боях. Всеобщая торговая компания потому и озаботилась присылкой своих могучих и надёжных кораблей, дабы на одном из них доставить Его Императорское Величество в любое место, каковое Его Императорское Величество сочтёт необходимым. Согласитесь, что странно и неправильно было бы отказаться от такой благоприятной возможности.
Гильдмайстер склонился над необъятным своим столом, демонстрируя доверительную близость:
— Дорогой господин элс Жерресшерзер, и я так считаю! Но не всё в руках наших увы! Есть некто, чьи слова льются в уши Императора чаще и быстрее, чем мои…
— И кто же это, дорогой господин Ронде? — Отношения между представителем Компании и гильдмайстером так и не стали дружескими, что вынуждало обе стороны тратить время на формальные завитушки в разговоре.
— Его Императорское Величество чрезвычайно высоко ценит мнения и советы недавно им поставленного комеса Агуиры, Доранта из Регны.
— И означенный комес Агуиры?
— И означенный комес Агуиры категорически не советовал Его Императорскому Величеству выходить в море на кораблях, которые принадлежат не ему.
Если говорить точнее, то на предложение плыть на гальвийском корабле сказал он Императору тихо, на ухо — но гильдмайстер, стоя совсем рядом, смог его расслышать — буквально следующее:
«Это будет почётный плен, Ваше Величество».
Гильдмайстер был с этим согласен, но очень уж раздражал его Дорант: и близостью своей к Императору, и неперебиваемым влиянием на него, и, что греха таить, историей с дочерью. Дорант, конечно, благородно повёл себя, однако за Маисси отцу было обидно: с одной стороны, как смел каваллиер привлечь внимание девочки, а с другой — как смел он её отвергнуть?
— Есть ли какой-нибудь способ переубедить Его Императорское Величество? — Не унимал безнадёжных попыток стаунлафер, прекрасно понимающий, что Император не будет менять раз принятое решение — уж настолько-то он успел изучить парнишку. В этом смысле тот был весь в отца.
— Боюсь, что нет, мой дорогой друг, — ответствовал гильдмайстер, — я употребил все мои усилия, чтобы убедить Его Императорское Величество, но влияние комеса Агуиры сильнее моего.
Гильдмайстер солгал: на самом деле он и не пытался уговаривать Императора, понимая, что ничего, кроме августейшего неудовольствия, такие попытки не вызовут. Да и Дорант мог заподозрить нелояльность. Пока что Флоану Ронде удавалось сохранять искреннее расположение и того, и другого — рисковать этим расположением он отнюдь не хотел.
Собеседники ещё некоторое время обсуждали эту тему, выписывая вежливые словеса вокруг пустого места. Обоим было понятно, что средств повлиять на Императора у них нет.
Наконец, стаунлафер выдохся и решил перейти к теме, которую считал для себя унизительной — поскольку касалась она не политических манёвров, а личного каприза элс Штесенжея в той области, которой обыкновенно занимались слуги:
— Дорогой господин Ронде, есть мелкий вопрос, с которым я осмелюсь к вам обратиться, хотя, конечно, это не нашего с вами уровня дело: как вы думаете, за сколько можно приобрести тех забавных зверюшек, которых мы видели возле Его Императорского Величества?
— Зверюшек? — Удивился гильдмайстер, — кого вы имеете в виду, дорогой элс Жерресшерзер?
— Ну как же! Эти странные мохнатые существа, самец, две самки и детёныш?
— А, вы про альвов… — гильдмайстер, вопреки ожиданиям стаунлафера, оказался в явном затруднении. — Видите ли, дорогой мой друг, это ведь не совсем зверюшки, как вы изволили выразиться. Это разумные существа, владеющие речью и способные пользоваться орудиями.
— Не может быть! — Воскликнул поражённый элс Жерресшерзер. — Тем более интересно было бы заполучить их для Компании! Если не всех, то, может быть, какое-то одно? Скажем, самку — и лучше бы ту, что с детёнышем?
Гильдмайстеру, который имел возможность и наблюдать за альвами, и даже пообщаться с ними, мысль эта показалась довольно дикой. Тем не менее, он решил воспользоваться и этой оказией для своих целей:
— Дорогой друг, я боюсь, что это невозможно, ибо комес Агуиры убедил Его Императорское Величество, что альвы являются благородными воинами и нашими союзниками. После Сайтелера, где альв действительно помог взять крепость, Его Императорское Величество даже вознамерился пожаловать альву дворянство и весь Альвиан во владение.
Сказать, что гальвиец был потрясён — значило бы сильно преуменьшить. С трудом захлопывая челюсть, он недоверчиво всматривался в лицо гильдмайстера: не издевается ли тот над ним?
Флоан Ронде в ответ на недоверчивый взгляд собеседника пожал плечами: