Прыжок
Часть 36 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И пол был залит чем-то тёмно-красным.
— Это плохо… — глупо прошептал Валентин, быстрым шагом направившись к модулятору. Он понимал, что спешить бесполезно. Он вообще не хотел этого видеть. Куда лучше уйти куда-нибудь в рубку и попросить Соколовского разобраться… В конце концов, Валентин даже готов был выйти из шлюза в червоточину…
Ксения рванулась за ним, но, к удивлению командира, всех опередил Уолр, мгновенно утративший свою меланхоличность. Он первым заглянул за прозрачный куб, в котором собирался и рассыпался состоящий из крошечных элементов графитово-черный шар.
И завопил:
— Во имя всех, за кого я живу![20]
Горчаков отстранил Уолра. И воскликнул:
— Что это, чёрт возьми?
Да, разумеется, на полу лежал мёртвый феолец. Горло у Двести шесть — пять было перерезано, а крепко сжатый в руке нож выпачкан в крови.
Но, помимо феольца, на полу лежало ещё одно существо. Оно напоминало не то тощую восьминогую ящерицу, не то многоножку, огромную, метра полтора в длину. В диаметре существо было не больше двадцати сантиметров, его покрывала тёмно-оранжевая кожа, из которой беспорядочно торчали тонкие ниточки — то ли щупальца, то ли усики. Ярко выраженной головы у существа не имелось, но посередине тело утолщалось, отмечая какой-то важный центр. В этом месте кожа существа была распорота, обнажая сероватую губчатую массу, истекающую почти прозрачной жидкостью.
— Как же так… — Ксения осеклась. — Простите, командир. Мы никогда не говорим одним видам Соглашения о ключевых особенностях других членов…
— Это Толла, — сказал Уолр с глубоким почтением в голосе. — Точнее, Толла-нуб, дарственный сегмент местного Двести шесть — пять.
— Ты знал? — воскликнул Горчаков. — Марк! Доктора!
— Уже, — подтвердил Марк.
— Бесполезно, — сказала Ксения, коснувшись руки феольца. — Он убил себя час или два назад, тело уже остыло. А Толла убит ударом в мозг.
— Какой ещё Толла! Толла — крошечный червь… — Валентин осёкся.
Он вдруг увидел, что на обоих концах многоножки имеются маленькие выступы, поразительно схожие с Толлой. Если предположить, что основная часть тела куда-то исчезнет, как-то сложится… то оставшееся будет выглядеть, как маленький симбионт.
Но куда прячется масса симбионта?
А где он берёт энергию для существования, неужели гуманоид-носитель способен прокормить такое огромное существо?
Отходы куда деваются? Или пищеварительная система Двести шесть — пять работала за двоих?
Горчаков вдруг представил себе, как та часть многоножки, которая обычно находится в двухмерности, что-то там ест, что-то выделяет, быть может, взаимодействует с другими особями.
А что же такое находится в обычном мире, принимаемое всеми за истинного симбионта?
Валентин подумал, что даже не хочет этого знать.
Его начало подташнивать.
— Мы предполагали это. — Уолр мягко коснулся его руки. — Видите ли, командир Горчаков, столь крошечный организм не способен мыслить, да и его влияние на мораль очень сомнительно. В то же время Феол использует живые корабли, которые перемещаются через двухмерность и всегда частично в ней скрыты. Родство ползунов и лучшей части феольцев не вызывает сомнений, и мы предположили, что общность происхождения…
— Не просто общность. Симбионт — это личинка ползуна, — тихо сказала Ксения. — Они живут дольше, чем гуманоидная особь, и никогда не меняют хозяина, эмоциональный контакт слишком силён. После смерти гуманоидной особи симбионт либо уходит жить в моря, что происходит чаще, либо становится ползуном.
— Как же вы достали со своим тайнами! — прошептал Валентин. — Если бы мы знали…
— То что? — спросила Ксения. — Вы бы ещё больше опасались феольцев. И это ничего бы не изменило.
— Тогда, быть может, вы понимаете, что тут произошло? — спросил Валентин. — Кто их убил? Симбионт вылез в обычное пространство и напал на носителя, тот защищался?
— Конечно же, нет! — резко ответила Ксения. — Они решили совершить самоубийство. Толла вышел и раскрылся. Двести шесть — пять убил его ударом в мозговой центр, а потом зарезал себя.
— Что? — воскликнул запыхавшийся Соколовский, появившись в дверях. За его спиной стояли Анге и Криди.
— Но почему, ведь… — Валентин наклонился, поднял с пола залитый кровью планшет. Встряхнул, загустевшая кровь неохотно закапала с экрана. И командир прочитал единственную запись, оставленную им Двести шесть — пять и Толлой:
— Ничто не имеет смысла…
Подошёл Соколовский, охнул, увидев Толлу. Уолр стал тихо объяснять произошедшее и, судя по затейливой польской брани, доктор понял всё сразу.
— Вы сможете сделать вскрытие, доктор? — спросил Горчаков. Ксения нахмурилась, и он пояснил: — Обязательная процедура в таких случаях. Без вариантов.
— Смогу ли я сделать вскрытие? — Глаза старого доктора блеснули. — Вы ещё спрашиваете! Это же мой шанс остаться в истории ксенобиологии! Первая особь феольца, да ещё и парная, включая организм, частично живущий в двух измерениях! Я, простой парнишка из села Пшеводув, где за всю историю не произошло ничего примечательнее пожара на зерносушилке, стану знаменитым!
Он осёкся и добавил уже другим тоном:
— Очень жаль нашего феольского друга. А что его довело до самоубийства?
Командир молча протянул ему планшет. Спросил Ксению:
— Он пытался понять причину агрессивности Стирателей, но что именно изучал? Мы можем понять, что значат символы в модуляторе?
Ксения с сомнением покачала головой.
— Нет. Во всяком случае, не быстро. Мы видим логические структуры и их взаимодействие, но в модулятор не были внесены обозначения. Это может быть… — она пожала плечами, — что угодно. Цикл угасания звезды, график испарения нафталина, карта эмоциональных связей между членами экипажа. Всё, что угодно.
— Но это «всё, что угодно» заставило Двести шесть — пять написать «ничто не имеет смысла» и покончить с собой, — возразил командир.
— Меня куда больше пугает то, что они сделали это вместе с симбионтом, — негромко произнёс Уолр. — Видите ли, командир, Двести шесть — пять отвечает за логическую структуру сознания, а Толла — за эмоциональную сферу. Двойное самоубийство означает, что причина была невыносима как логически, так и морально. Это пугает.
— У нас меньше двух часов до выхода из червоточины, — сказал Горчаков. — Лев, я попрошу вас сделать вскрытие немедленно. И даже скажу, на что именно обратить особое внимание.
Он не отрывал взгляда от Ксении.
— Вероятно, ваша догадка подтвердится, — негромко сказала Первая-отделённая.
— Так, может быть, вы скажете сами?
— Ракс не открывают чужие тайны, — прошептала Ксения.
— А действительно ли она чужая? — спросил командир. Не дождавшись ответа, продолжил: — Хорошо. Вы с Уолром попытайтесь разобраться с модулятором. Марк, ты помогаешь им! И попроси кого-нибудь прийти сюда с грузовой платформой…
В двери заглянул Матиас, ещё улыбающийся и явно не знающий о случившемся.
— Я сразу попросил, — признался Марк. — Решение о вскрытии было предсказуемым.
Криди на удивление легко освоился в рубке «Твена». Он даже приспособился к человеческому креслу, потребовалось лишь слегка настроить ремни и фиксаторы.
— Ты хороший инженер, — сказал Гюнтер. — Но сейчас помощь требуется мне.
Когда оружейник сидел в своём кресле, ничто не выдавало его ранения. Скорей уж, о произошедшем можно было судить по не выведенным до конца пятнам на кресле и вмятине на пульте — одна из «мягких» пуль всё-таки прошила тело Гюнтера навылет.
— Как самочувствие? — деликатно спросил Криди. По его мнению, то, что оружейник мог самостоятельно передвигаться, хоть и с трудом, уже было чудом. Но люди, он это давно понял, любили пожаловаться.
— Ноги как ватные, в животе болит, голова тяжелая, на левой руке пальцы подрагивают… — начал перечислять Вальц. Криди участливо кивал, размышляя о том, что люди склонны заморачиваться на пустяках. Как бы они пережили настоящую травму, вроде потери хвоста, будь он у них? Наверное, рыдали бы без умолку… — И член пока не работает, — почему-то понизив голос, добавил оружейник. — Не то, чтобы на борту ему нашлось занятие, но всё-таки обидно.
Криди устыдился своих мыслей. Если и было, с точки зрения кота, что-то ужаснее травмы хвоста, так это импотенция. «Он нарочно жалуется на мелочи, но иронизирует над главным, подчеркивая свою отвагу и сдержанность, — подумал кот. — Это поведение настоящего воина».
— Для меня будет честью помочь в вашей работе, — сказал Криди. — И я уверен, что медицина вашего мира сумеет всё исцелить.
Про себя он подумал о том, что, возможно, и его хвост потерян не навсегда.
Это обнадёживало. Криди не хотел вернуться в родной мир калекой, пусть даже героическим.
Вошёл Горчаков, махнул рукой на попытку Гюнтера подняться. Уселся в своё кресло. Устало потёр лицо.
— Мои соболезнования по поводу гибели Двести шесть — пять, — сказал Криди.
— И Толлы, — добавил Гюнтер.
Марк сообщил им о произошедшем сразу же после того, как тело феольца было найдено.
— Мы сглупили, — сказал Горчаков и откинулся в кресле. — Нельзя было оставлять его без наблюдения.
— Но он же попросил! — не согласился Вальц.
— Да. Но я понял, как надо было обойти просьбу. Вести запись происходящего в изолированный блок данных. Мы не предотвратили бы трагедию, но сейчас, просмотрев запись, понимали бы намного больше.
— А я бы просто следил, — заметил кот. — Извините. Но когда на кону наши судьбы и всё Соглашение — никакие договорённости не значат ничего.
Горчаков не ответил, только вздохнул. Сказал:
— Может быть, Ксения поймёт, что произошло. Марк?
— Мы работаем, — тут же ответил искин. — Но пока никаких догадок нет.
— Что могло заставить покончить с собой существо, одновременно логичное и эмоциональное? — вслух рассуждал Горчаков. — Природа агрессивности Стирателей? Ну вряд ли же… Марк, ты уверен, что в разговорах с кораблём Стирателей не было полезной информации?
— Ни малейшей, — твёрдо ответил искин. — Он одобрил мой выбор и переход на его сторону, а далее лишь отдавал распоряжения. Запустил свои боты, удалившие взрывчатку в ядре… как я понимаю, он о ней знал. Но не дал никакой информации о своём мире, о собственном строении, о наличии на борту экипажа, о движущих мотивах.
— Точно это был искин? — в десятый уже, наверное, раз спросил Горчаков.