Прыжок тигра

– Это он? – спросил Максим у обалдевшего деда. Тот вопроса сначала не понял или не расслышал, пришлось повторить. Дед согласно затряс мокрыми седыми волосами, но с места не двинулся. Кирюше было очень неудобно, он ничего не видел и не мог понять, с кем говорит старик. Попытка обернуться и стряхнуть с себя обидчика закончилась неудачно. Максим оттащил мужика назад, развернулся вместе с ним, разжал руки и толкнул Кирюшу коленом ниже спины. Тот отлетел к помойке, упал на четвереньки и выругался. Максим одним прыжком оказался рядом с заместителем директора, и врезал Кирюше ногой в живот. А потом бил уже без разбору, куда придется, остервенело, молча и размерено, чтобы не сбить дыхание. Кирюша пытался отползти, приподнимался на локтях, извивался, но Максим рывком за шиворот возвращал заместителя директора в исходное положение. Кирюша сдался быстро, закрыл руками голову, сжался в комок и больше рыпаться не пытался. Максим пинком развернул мужика на спину, наклонился и парой хороших пощечин привел его в чувство. Кирюша повернул разбитую голову и приоткрыл глаза.

– Здорово, сволочь. – Слова давались с трудом. Максим убрал руки в карманы ветровки и присел на корточки.

– Применяете новые эффективные методы лечения пожилых людей? Трудотерапия? Ну, и как успехи? Как успехи, спрашиваю? На меня смотри, скотина! – рявкнул Максим, и окрик подействовал. Кирюша попытался сесть, но окровавленные пальцы скользили по скользкой вонючей подстилке, и заместитель директора так и остался в невыгодной для себя позиции. Он поджал колени, перевернулся на бок и закашлялся.

– Ты кто вообще? Тебе чего надо? – отплевавшись, спросил он. Максим отвечать не торопился, молча рассматривал разбитую Кирюшину рожу. Тот скривился, отвернулся, но удар в нижнюю челюсть заставил его снова повернуть голову.

– Я тебе сейчас башку оторву и через забор брошу. Чтобы все полюбовались. Вся ваша мразь, что на стариках наживается, – вполголоса, чтобы не услышал дед, пообещал Максим. От услышанного Кирюше стало нехорошо, ему даже удалось сесть, но ненадолго. Новый удар в грудь отбросил его назад, голова Кирюши мотнулась и врезалась затылком в бок старого холодильника. Заместитель директора вскрикнул и оглянулся, Максим не шевелился, не спуская с мужика глаз.

– Кто наживается, мы? Впахиваем целыми днями, как кони, семей не видим! – точно копируя интонации и голос своей туповатой «половины», проорал срывающимся голосом Кирюша.

– Да ладно? А в столовой случайно не твоя жена работает? – без интереса, так, для порядка поинтересовался Максим, и Кирюша подавился собственной слюной. Сплюнул, вытер губы рукавом пальто и снова попытался сесть. Максим поднялся на ноги, запихнул руки в карманы куртки. Кирюша вздрагивал от каждого движения Максима, трясся, как в припадке, и тянулся к внутреннему карману пальто.

– Не дергайся, – Максим толкнул мужика носком ботинка в грудь, рывком, выдирая с корнем пуговицы, «расстегнул» на нем пальто и вытащил из кармана на подкладке мобильник. Дорогая игрушка, сразу видно, что новая. И легкая – замаха и силы броска едва хватило до середины пруда. Булькнув, мобильник исчез под водой, и Кирюша выматерился в голос. Он почти плакал, и неизвестно, что причинило ему больше страданий – боль в избитом теле, унижение или потеря телефона. Максим убрал руки за спину, посмотрел на ветви берез над головой. Надо заканчивать этот концерт, и как можно скорее. Кирюша же понял это по-своему, он снова сплюнул и, выдал, еле ворочая языком:

– А жить, по-твоему, я на что должен? У меня зарплата официальная, с надбавками девять тысяч всего, на руки еще меньше! И ту не платят, кинули авансом половину месяц назад и все! Пусть старье это спасибо скажет, что их на улицу не выкинули – кормят, лечат, чего им еще надо? От них дети отказались и родственники, а мы им кто?

– Спасибо, – отозвался Максим и с издевкой склонил голову, – спасибо тебе большое. А квартирками их вы тоже за «спасибо» приторговываете? Тех, кто умер? Или сдаете? В качестве компенсации за свой непосильный труд?

Кирюша поперхнулся и кое-как мокрыми, грязными руками попытался вытереть разбитый нос. И выкрикнул, как выплюнул:

– Да когда бабка в том году зимой помирала, я ей врача на своей машине, привез! Ночью! И заплатил из своих за капельницу и за лекарства!

– Да ты просто подвиг совершил, герой! Только я не понял – вам по штату разве врач не положен? Или хотя бы медсестра? Или вы так затраты оптимизируете? – Максим сгреб заместителя Гузикова за шкирку и оттащил подальше от груд мусора. Скользко там и неудобно, оступиться можно. И остановился на полпути, услышав:

– Мужик, ты что – вчера на свет родился? Все так живут, все. Я не знаю, кто тебя нанял, но я тебе больше заплачу. Только…

– Я тебе сам заплачу. – Дальше все происходило очень быстро. Кажется, Кирюша пытался говорить еще что-то, но Максим уже не слышал его. Тихий шум дождя и плеск исчезли, от воды поднялся мутный туман, он прилипал к лицу и рукам, забивался в глаза и в рот, и Максим чувствовал, что начинает задыхаться. Кирюша давно заткнулся, его крики перешел в стон, а скоро оборвался и он. Максим остановился, перевел дух и вытер мокрый от дождя и пота лоб рукавом, обернулся на шорох. Дед топтался за спиной, он отвернулся и закрывал руками лицо, его плечи дрожали, а спина согнулась еще больше, из-под синей в клетку ткани торчали острые лопатки. Максим за воротник отволок бездыханного Кирюшу в самую груду мусора за контейнер, швырнул тяжелое тело ничком в отбросы и заломил ему руки за спину. Скрутил их найденным тут же обрывком упаковочной ленты и вернулся назад, к старику.

– Все, дед, все, – проговорил Максим негромко, – жив он, жив, успокойся ты.

В этом он уверен не был. Надо бы проверить, ну да черт с ним, возиться еще со всякой швалью, тут дед, того гляди, Богу душу отдаст.

– Давай, давай, двигай, – Максим подтолкнул старика к тропе, сам шел следом. Они спустились к воде, Максим заставил старика умыться и сам долго тер прибрежным песком руки, задрав рукава куртки почти до локтей. Дед еще всхлипывал и вздрагивал от каждого шороха, но уже потихоньку приходил в себя. Надо подождать еще немного, отпускать старика одного в таком состоянии нельзя. Да и самому подумать, как быть дальше. Одной скотиной стало меньше, осталось еще трое. И если одна бродит поблизости, то где искать двух других?

Дед поднялся на дрожащие ноги, дополз кое-как до старой липы и привалился к мокрому стволу. Максим, не отрываясь, смотрел на тихую воду. Поверхность пруда была спокойна – ни кругов, ни ряби. Максим посмотрел в мутное небо, но тучи уже разгонял ветер, и дождь давно закончился. В дальнем углу пруда несмело квакнула одна лягушка, за ней вторая, третья и дивный лягушачий концерт охватил все заросшее старыми ивами побережье.

– Что дальше? – Максим поднялся на ноги, подошел к старику.

– Дальше будет так. Я сегодня уеду, но тут и без меня народа скоро будет много. Начальство приедет, понятно? Вот ему все и расскажете – про Кирюшу, про бабу его и про всех остальных. Дед, ты меня слышишь? – прикрикнул на старика Максим.

– Слышу, – отреагировал на звуковой раздражитель дед, – хорошо слышу. Я войну пацаном застал, эвакуацию, мне семьдесят девять лет, но я не глухой.

– Вот и отлично, я рад за тебя. Только помни и другим передай – ваше здоровье в ваших руках. И учти – будешь молчать, так и помрешь тут, на помойке. Теперь я тебя не слышу! – Максиму очень не нравилась реакция старика, дед все прекрасно понимал, но возвращаться в реальность не торопился. Там, где он находился сейчас – в ступоре, – все было значительно проще и безопаснее, чем здесь, на берегу пруда.

– Дедуля, – Максим снова почувствовал, что звереет, – я тебя сейчас на корм рыбам выкину. Ей-богу, выкину.

– Не надо, – взгляд старика стал осмысленным, – я понял. Но зачем так…

– А как? Как с ними еще можно? Не знаешь? Вот и я другого способа не знаю, извини. Все, топай, я за тобой пойду. И никуда не заходи, орать будут, угрожать – не слушай. Вы где живете? – Максим уже волок старика за собой мимо мусорки к выложенной брусчаткой дороге.

– В сером корпусе, за забором, – молниеносно выдал место дислокации дед.

– Где бляди, что ли? – на всякий случай уточнил Максим.

– Да, где бляди. Они с правой стороны, там посуше и теплее. А мы с левой, там крыша прохудилась, и на стенах плесень. Директор говорит, что на ремонт денег нет, и кредитов отпускают в недостаточном количестве.

Неудивительно, все активы должны приносить доход. Ведь ночлежка, как известно, приносит гораздо больше дохода на вложенное бабло, нежели шикарный отель, а совмещенная с борделем, вообще превращается в Эльдорадо.

– Понятно. Все, иди. – Максим подтолкнул старика к щели в заборе. Дед, как сомнамбула, сделал несколько шагов и снова остановился.

– А про тебя говорить? Начальству? – спросил он, не оборачиваясь.

– Как хочешь. Но лучше не надо.

Глупо заставлять старика хранить тайну, да и незачем. Ну, даже если не выдержит дед и расколется, опишет внешность «паломника» – толку-то? Пусть ищут, все закончится еще до ночи. Максим дождался, когда дед скроется из виду, пролез в щель и пробежал вдоль глухой стены гостиницы и кирпичного забора до входа в столовую. Здесь он остановился, вытер мокрой травой перепачканные ботинки и неспешно, словно возвращался с прогулки, направился к своему корпусу. Глянул мельком на дверь столовой и отвернулся, всматриваясь в дождевую муть впереди. Деда не видно, вокруг все спокойно, не слышно ни воплей, ни стрельбы. Пробегают мимо, опустив глаза в землю, паломники, и на любого встречного им наплевать. Оно и к лучшему. У сетчатого забора Максим замедлил шаг, пошел неторопливо, не сводя взгляд с серых облезлых стен. Старик, похоже, добрался до места благополучно и затаился где-то в недрах старого барака. Можно возвращаться.

Со стороны КПП послышался рев двигателей, собачий лай и ругань, но все это перекрыла ревущая музыка из динамиков. Шлагбаум поднялся, и к торцу здания подкатили две покрытые засохшей грязью машины. Музыка ревела еще минут пять, пока из иномарок вываливалась очередная партия паломников. Хлопали дверцы и крышки багажников, из салонов выбирались веселые, уже основательно накачанные спиртным девицы. Наконец табор кое-как сорганизовался и двинул в сторону единственной на все здание двери. После того как она закрылась за последним посетителем, наступившая тишина оказалась сродни космической. Максим отступил с дорожки под деревья, проследил за вновь прибывшими, дождался, пока они скроются в сером здании. Постоял еще с минуту и двинул через двор к гостинице. Максим рванул на себя дверь, постоял внизу в тамбуре, прислушался. Кажется, все спокойно, вот и хорошо. Приступим. Только бы она была на месте.

«Сестра» с ресепшен сидела за стойкой, как белка в дупле, смотрела в монитор и водила мышкой по коврику. Максим в два прыжка преодолел ступени на входе, пересек холл и остановился перед стойкой. «Сестра» подняла глаза, моргнула некрашеными ресницами и отвернулась. Максим оперся локтями на стойку и широко улыбнулся.

– Не скучно? – поинтересовался он, но ответа не дождался. Женщина в платочке ответом его не удостоила, но Максим не расстроился.


– Вижу, что скучно. Охота тебе здесь сидеть, все равно нет никого. Тебя как звать? – С тем же успехом Максим мог пытаться вызвать на диалог стоящий в углу фикус в деревянной кадке. «Сестра» пробормотала что-то неразборчиво себе под нос и вместе со стулом отодвинулась назад. Хвост мыши натянулся до отказа, штекер вывалился из гнезда, и тетенька вздохнула с досадой. Она подняла, наконец, голову, посмотрела на Максима и ответила нехотя:

– Вам что нужно?

«Девку» – едва не выпалил Максим, но сдержался, улыбнулся еще шире и проговорил, еле ворочая языком:

– В гости тебя пригласить хочу. Придешь? Давай, соглашайся, – гнул он свое.

– Нет, конечно, – отрезала «сестра» и отвернулась. Оторванный «хвост» мыши сильно обеспокоил ее, и она не знала, что теперь делать с оптическим грызуном, как вернуть его к жизни.

Максим не сдавался, он перегнулся через стойку, лег на нее животом, протянул руку и схватил «сестру» за запястье.

– Хорош выделываться, пошли. У меня и коньячок есть, как раз то, что нужно в постный день. Тебе понравится. Пошли, кому говорят, – и рывком выдернул тетку со стула.

– Ой, да вы что?! Какой коньяк, прекратите сейчас же! Отпустите! – «Сестра» билась так, словно через нее пропустили ток. «Она припадочная, что ли?» – Максим сжал пальцы еще сильнее, и тетка заверещала, как попавшаяся в ловушку мышь.

Максим обошел стойку, не выпуская из рук добычу, и выволок, наконец, «сестру» из-за ее укрытия. Женщина запуталась в длинной юбке, оступилась и упала на одно колено. В свободной руке она продолжала держать оторванную мышь, провод тащился по полу следом. «Сестра» взвизгнула, сначала слабо, словно пробуя голос, потом громче, потом взяла самую верхнюю ноту и заорала во весь голос на разные лады, как сигнализация у потревоженной машины.

– Отпустите… прекратите… я не пойду… здесь нельзя… – и осеклась на последнем слове.

– А где можно? – мигом отреагировал Максим, – там, через дорожу, за забором можно? Так туда со своим самоваром надо, где ж я его тут возьму? Да какая разница, где? Пошли, и заткнись уже! – последние слова он проорал тетке в лицо, она вздрогнула и захлюпала носом.

– Ну, не хочешь за так, давай за деньги, мне все равно Я тебе заплачу, – шепотом пообещал Максим и разжал пальцы. «Сестра» немедленно вскочила на ноги и ринулась обратно к стойке.

– Не подходите ко мне! – визжала женщина. – Уходите сейчас же, или я охрану вызову!

«Дошло наконец-то». Максим даже выдохнул с облегчением.

– Ладно, ладно тебе, я пошутил, – Максим изобразил испуг и растерянность одновременно, но сестру было уже не остановить. Она визжала так, что поднимавшиеся по лестнице паломники – пожилая пара – дружно прижались к стене и боком проскочили опасный участок холла.

– Что ты сказал? – Женщина в платочке вошла в раж. – Да я кто, по-твоему!? Тут тебе что – публичный дом!?

«А разве нет? Вывеску сменил – и все дела». Максим отступал от налетевшей на него озверевшей тетки и, защищаясь, выставил перед собой руки. Где-то он сделал неверный шаг, и беседа пошла по другому пути, надо немедленно исправляться. Максим сгреб визжащую «сестру» в охапку, зажал ей ладонью рот и предложил негромко:

– Так пошли туда. Здесь же недалеко. – И в обнимку с «барышней» сделал несколько шагов к входной двери. Тетка билась и изворачивалась, платок давно сполз с ее головы и болтался на плечах, короткие крашеные волосы поднялись «ирокезом». Кто-то попытался войти в помещение с улицы, но, услышав крики и визг, передумал, и дверь грохнула у «сестры» перед носом.

– Пусти меня! – Она вцепилась обеими руками в перила у лестницы. – Отпусти сейчас же, козел!

– Дура, – Максим оттолкнул от себя тетку и поплелся назад, – могла бы денег заработать. – И пошел неторопливо по коридору, добрался до стойки, притормозил и пинком загнал в угол притаившуюся на полу компьютерную мышь. Потом вернулся назад, перегнулся через стойку и швырнул на пол монитор.

– Сволочь! – визжала «сестра». – Стой там, куда пошел! Петр Сергеевич! Петр Сергеевич, скорее! – завопила она во все горло. – Быстрее сюда! Да, да, срочно!

– Я не Петр Сергеевич, – Максим обернулся и посмотрел на растрепанную раскрасневшуюся тетку с бесовским мобильником в руке, – передумала?

– Да мне похеру, кто ты! Погоди, тебе сейчас все объяснят, далеко только не уходи! – «Сестра» вбежала за стойку, охнула, и вылетела обратно.

– А, ладно. Надумаешь – приходи, я у себя буду, – Максим больше не оборачивался. Он уже шел к лестнице, поднялся на второй этаж и зашагал по коридору. Кирюшу пришлось ждать почти полчаса, хоть бы Петр Сергеевич поторопился. На полпути в коридоре Максиму попалась странная конструкция – этажерка на колесиках. Швабры, тряпки, ведра, емкости с моющими средствами громоздились на ней вперемешку. Стояло это сооружение рядом с открытой дверью одной из комнат. Оттуда выползла бабка в сером халате и резиновых тапках, она потянулась к пластиковому ведру, но увидела Максима и бросилась назад, как застигнутый врасплох на кухне таракан. Дверь хлопнула, бабка признаков жизни не подавала. Максим постоял с минуту возле двери, но старуха не показывалась – то ли она пряталась от паломников по собственной инициативе, то ли выполняла приказ Петра Сергеевича. Каков у него норматив на прибытие к месту происшествия, интересно? «Эх, жаль я время не засек». – Максим пошел дальше по коридору, добрался до своей комнаты и едва успел войти в номер и закрыть за собой дверь. Второй заместитель Гузикова ждать себя не заставил, примчался через несколько минут и немедленно, с налету, загрохотал кулаками в дверь.

– Кто? – громко и развязно крикнул Максим. Куртку он уже сбросил на кровать, свитер валялся рядом, накрыв собой рюкзак.

– Конь в пальто! – гаркнули в ответ.

– Пошел ты… – Максим распахнул дверь в санузел и отступил назад, в темноту.

– Открывай, или я дверь вышибу! – Голос явно принадлежал крупной и уверенной в себе особи мужского пола. Максим ход пропустил и ничего не ответил. Зато мужик за дверью продолжал бесноваться, на два его ругательства приходился один ответ «паломника», дверь дрожала, Максим ждал. Вообще люди по способу усваивания информации делятся на три типа: аудиалы – они воспринимают информацию на слух; визуалы – лучше усваивают зрительно и кинестетики – они усваивают информацию тактильно. По опыту Максим знал, что в мире больше всего кинестетиков – пока в морду не дашь, никто ничего не поймет. Петр Сергеевич явно принадлежал к третьей категории. Он быстро дошел до кондиции и с ним уже можно поговорить один на один. Максим повернул ключ в замке и снова отступил назад. Дверь распахнулась, ее ручка с силой грянула о шкаф, по зеркалу пробежала трещина. Но разлетелось оно в осколки позже, когда Петр Сергеевич, неповоротливый откормленный мужик лет сорока с небольшим, вломился в номер, пролетел мимо дверей санузла, но недалеко. Максим рванул его за рукав куртки на себя, одной рукой сгреб за ворот, второй – за короткие редкие волосенки и швырнул мужика башкой в противоположную стену. Пострадал кафель от удара или нет, в темноте было непонятно, зато оппонент сдулся мгновенно. Он даже не пытался сопротивляться, три удара лбом о край чугунной ванны вмиг остудили весь его пыл. Максим бросил тушу заместителя директора на пол, кинулся в коридор, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Вроде, обошлось, в коридоре никого. Максим снова ринулся в ванную, обшарил карманы куртки и штанов противника, нашел мобильник. Мужик лежал ничком и не шевелился, Максим перевернул его, нагнулся, посмотрел на оплывшее заросшее лицо. То ли дышит, то ли нет – непонятно, лоб и волосы в крови, нос тоже. Максим перешагнул через тело, повернул кран и выплеснул Петру Сергеевичу в лицо горсть холодной воды. Не помогло, пришлось повторить процедуру, потом еще раз и еще. Наконец мужик очнулся, мотнул башкой, промычал что-то и заерзал на полу.

– Лежать, – Максим толкнул замдиректора носком ботинка в плечо, бросил ему на грудь найденный мобильник, – хозяину своему звони. Давай, давай, не спи, – подогнал он Петра Сергеевича. Тот захлюпал носом и попытался вытереть кровь со лба. Максим перехватил руку мужика за запястье, чуть ввернул его и повторил негромко:

– Звони, скотина. Или сдохнешь прямо здесь. Звони.

Заместителя директора перекосило от боли, он грохнулся затылком об пол и выгнулся, как гусеница. Максим разжал пальцы и уселся на край ванны. Петр Сергеевич уже возился с телефоном в темноте, жал на все клавиши подряд, экран осветил его сморщенную окровавленную физиономию и проплешину надо лбом. Наконец он нашел нужный номер, и промычал что-то, обращаясь к Максиму:

– Что говорить-то? – еле ворочая языком, выжал из себя заместитель директора.

– А сам не соображаешь? Как есть, то и говори. Приехал тут не пойми кто, жену племянника директора изнасиловать хотел, про бордель, про рабов ваших все знает. Мало? Про квартиры стариков еще в курсе, – перечислил все грехи клана Гузиковых Максим. Мужик на полу скривился, как от боли, отвернулся и едва не выронил телефон.

– Слушай, дядя, – терпение Максима подходило к концу, – я ведь тебя могу прямо здесь и прямо сейчас. Фрагментами в канализацию. Полдня на это убью, но сделаю, без тебя воздух только чище станет. И потом хозяина твоего найду. А если сам позвонишь, то поживешь еще. Но как долго и счастливо – сказать не берусь. Тридцать секунд у тебя, двадцать уже прошло. Звони, падла! – Максим двинул мужика ногой по ребрам, тот хрюкнул и нажал на мобильнике кнопку вызова. Максим затаил дыхание, в тишине он отчетливо слышал длинные гудки – один, другой, третий.

– Да? – прервал их раздраженный голос, и Петр Сергеевич гнусаво, растягивая слова, доложил в трубку обстановку.

– Здесь ты нужен… нет… да, пробовали… пока здесь… понял, – разговор оборвался. Петр Сергеевич уронил телефон себе на грудь и выпалил:

– Приедет. Сказал, что приедет. И что мы…

– Вот и молодец. Спасибо тебе, – улыбнулся Максим и вскочил на ноги. Первый удар пришелся заместителю Гузикова в челюсть, второй – в висок, третий по ребрам, дальше в пах, в живот. Петр Сергеевич отключился после второго или третьего и признаков жизни не подавал. Максим выдрал у него из штанов ремень, перевернул тяжеленную тушу на живот и скрутил мужику руки. И весь взмок, пока затаскивал тело второго заместителя директора в ванну, умылся, вытер лицо, край полотенца затолкал связанному в рот. Максим нашел под раковиной отлетевший туда мобильник и вышел из ванной. Под ногами хрустели осколки разбитого зеркала стенного шкафа, Максим прошел к окну, уселся верхом на стул и проверил записи в журнале звонков. Последний был сделан почти четверть часа назад на имя абонента «Феогност». «Почти как отец Федор». Максим вытащил из мобильника аккумулятор, выбросил его в заросли за окном. Сам телефон пихнул себе в карман – надо будет выкинуть мобильник потом, подальше отсюда. Максим натянул свитер, куртку и рюкзак положил рядом. Теперь ждать, только ждать. А времени уже много, третий час дня. Обед, скорее всего, уже закончился, на ужин сегодня тоже рассчитывать не приходится. При мысли о еде в желудке заурчало. Раздобыть пропитание в ближайшие часы не получится, придется довольствоваться сухим пайком. Максим вытащил из рюкзака шоколадку и яблоко, и неторопливо сжевал все это, глядя в окно. Жаль, ворот отсюда не видно, приходится подниматься и высовываться почти по пояс, перегнувшись через подоконник. Зато клумба и часть забора из «рабицы» как на ладони, а также двор и вся движуха в нем.