Противостояние
Часть 14 из 212 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Подбородком включил переговорное устройство и произнес:
– Если это не подействует, к полуночи мы его потеряем.
Для Вика Полфри «волшебный час» закончился.
– Просто закатайте рукав, мистер Редман, – попросила его хорошенькая темноволосая медсестра. – Это не займет и минуты. – Она держала в руках – в перчатках – манжету для измерения давления. И улыбалась за пластиковой маской, словно сообщила ему какой-то веселый секрет.
– Нет, – отказался Стью.
Улыбка чуть поблекла.
– Нам надо только измерить давление. Это не займет и минуты.
– Нет.
– Распоряжение доктора. – Ее тон стал деловым. – Пожалуйста!
– Если это распоряжение доктора, дайте мне с ним поговорить.
– Боюсь, сейчас он занят. Если вы только…
– Я подожду, – спокойно ответил Стью, даже не пытаясь расстегнуть пуговицу на рукаве рубашки.
– Это просто моя работа. Вы ведь не хотите, чтобы у меня были неприятности, не правда ли? – Она обаятельно заулыбалась. – Если б вы только позволили мне…
– Не позволю, – сказал Стью. – Идите и скажите им. Они кого-нибудь пришлют.
С обеспокоенным видом сестра подошла к стальной двери и повернула в замочной скважине квадратный ключ. Включился насос, дверь с шипением открылась, и медсестра вышла из палаты, с упреком взглянув на Стью. Тот смотрел на нее с каменным лицом.
Едва дверь закрылась, он встал и нетерпеливо подошел к окну, двойному и зарешеченному, но на улице уже совсем стемнело, поэтому увидеть что-либо не удалось. Стью вернулся и сел. На нем были линялые джинсы и клетчатая рубашка, а его коричневые высокие ботинки с прошитой подошвой уже начали выпячиваться по бокам. Он провел рукой по щеке и недовольно поморщился: колется. Ему не позволили побриться, а борода у него росла быстро.
Стью не возражал против обследований. Его возмущало другое: неведение и страх. Он не заболел, по крайней мере пока, но сильно перепугался. Тут велась какая-то нечестная игра, и он не собирался принимать в ней участие, пока кто-нибудь не объяснит ему, что произошло в Арнетте и какое отношение к случившемуся имеет тот бедолага Кэмпион. Тогда Стью хотя бы будет знать, что его страхи не беспочвенны.
Они ожидали, что он начнет расспрашивать их раньше, – это читалось в их глазах. Они умели скрывать правду от тех, кто попадал в больницу. Четыре года назад его жена умерла от рака в возрасте двадцати семи лет. Болезнь зародилась у нее в матке, а потом с быстротой лесного пожара распространилась по всему телу, и Стью помнил, как они обходили ее вопросы, либо меняя тему, либо пускаясь в долгие, пересыпанные специальными терминами объяснения. Поэтому он и не спрашивал ни о чем, отмечая про себя, что их это беспокоит. Сейчас же настало время вопросов, и он рассчитывал получить на них ответы. Простые и ясные.
Некоторые белые пятна он мог заполнить самостоятельно. Кэмпион, его жена и ребенок заболели чем-то чертовски опасным. Начиналась болезнь как обычный грипп или летняя простуда, но дальше состояние ухудшалось и ухудшалось до тех пор, пока, по всей видимости, ты не захлебывался в собственных соплях или тебя не сжигала температура. При этом болезнь была чрезвычайно заразной.
Они приехали и забрали его семнадцатого, во второй половине дня, двумя сутками ранее. Четыре солдата и врач. Вежливые, но решительные. Об отказе вопрос не стоял – солдаты пришли с оружием. Именно тогда Стью Редман начал бояться.
Потом колонна автомобилей покинула Арнетт и прибыла к взлетно-посадочной полосе рядом с Брейнтри. Стью ехал с Виком Полфри, Хэпом, Бруэттами, Хэнком Кармайклом и его женой и двумя сержантами. Все они набились в армейский фургон, и военные за всю дорогу не произнесли ни слова, не ответив ни на один истерический вопрос Лайлы Бруэтт.
В другие фургоны людей набилось не меньше. Всех Стью, конечно, не видел, но разглядел пятерых Ходжесов и Криса Ортегу, брата Карлоса, водителя «скорой». Крис работал барменом в «Голове индейца». Стью увидел Паркера Нейсона с женой, пожилую пару, которая жила в трейлере на стоянке неподалеку от дома Стью. Он догадался, что вывозили тех, кто находился на заправочной станции, когда Кэмпион сшиб колонки, и всех, с кем они после этого общались.
На выезде из города дорогу перегораживали два оливково-зеленых грузовика. Стью решил, что точно так же блокированы и остальные дороги, ведущие в Арнетт. Солдаты натягивали колючую проволоку, а потом, взяв город в кольцо, наверное, выставили по периметру часовых.
Получалось, что все серьезно. Смертельно серьезно.
Он терпеливо сидел на стуле рядом с больничной кроватью, которой так и не воспользовался, и ждал, что сестра кого-нибудь приведет. Но не слишком скоро. Может быть, к утру они наконец пришлют к нему человека, имеющего право ответить на вопросы. Он мог подождать. Стюарт Редман всегда отличался завидным терпением.
Чтобы чем-то себя занять, он начал вспоминать состояние людей, которые приехали вместе с ним на взлетно-посадочную полосу. Совсем больным выглядел только Норм. Он кашлял, отхаркивал мокроту, температурил. У остальных симптомы ничем не отличались от обычной простуды. Люк Бруэтт чихал. Лайла Бруэтт и Вик Полфри покашливали. У Хэпа лило из носа, он непрерывно сморкался. Да, они не слишком отличались от учеников младших классов тех времен, когда Стью ходил в начальную школу. Две трети детей постоянно чихали, сморкались и кашляли.
Но больше всего его испугало событие – возможно, речь шла о простом совпадении, – случившееся в тот момент, когда они ехали по взлетно-посадочной полосе. Водитель фургона трижды оглушительно чихнул. Да, вероятно, совпадение, ничего больше. В июне восток центральной части Техаса – не лучшее место для аллергиков. Или, может, водитель всего лишь простудился, а не подхватил то же дерьмо, что и они все. Стью хотелось в это верить. Потому что если болезнь распространялась с такой скоростью…
Их армейские сопровождающие тоже загрузились в самолет. На контакт не шли, отказываясь отвечать на любые вопросы, за исключением места назначения. Они летят в Атланту, там их введут в курс дела (откровенная ложь). Чего-то большего от военных добиться не удалось.
Во время полета Хэп сидел рядом со Стью и крепко набрался. Самолет за ними прислали тоже военный, чисто функциональный, но кормили и поили, как в салоне первого класса. Разумеется, заказ принимала не смазливая стюардесса, а сержант с каменным лицом, но если не обращать на это внимания, в остальном претензий к обслуживанию не было. Даже Лайла Бруэтт чуть успокоилась после двух «Кузнечиков»[21].
Хэп наклонился ближе, обдав Стью теплым туманом паров скотча.
– Забавная компания добрых старичков, Стюарт. Все старше пятидесяти, ни у одного нет обручального кольца. Профессиональные военные, низкий ранг.
За полчаса до посадки Норм Бруэтт впал в забытье, и Лайла начала кричать. Двое каменнолицых стюардов завернули Норма в одеяло и вынесли из салона. Лайла – от спокойствия не осталось и следа – продолжала голосить. Через какое-то время она выблевала «Кузнечиков» и ранее съеденный сандвич с куриным салатом. Пара добрых старичков бесстрастно принялась за уборку.
– Что все это значит? – кричала Лайла. – Что с моим мужем? Мы все умрем? Мои крошки умрут? – Руками она обхватила шеи обеих «крошек», вдавив их головы в свои внушительные груди. Люк и Бобби выглядели испуганными, смущенными и даже раздраженными из-за того, что она привлекала к себе, а потому и к ним, всеобщее внимание. – Почему мне никто не отвечает? Или мы не в Америке?
– Никто не может заткнуть ей рот? – пробурчал Крис Ортега из хвостовой части салона. – Кричащая женщина хуже музыкального автомата с заевшей пластинкой.
Один из армейских стюардов заставил Лайлу выпить стакан молока, и она таки замолчала. Остаток пути она провела, уставившись в иллюминатор на проносящуюся под крылом страну и что-то напевая себе под нос. Стью догадался, что в стакан налили не просто молоко.
После посадки их поджидали четыре «кадиллака»-лимузина. Жители Арнетта расселись по трем. Их армейские сопровождающие разместились в четвертом. Стью предполагал, что добрые старички без обручальных колец – и, возможно, их близкие родственники – находятся сейчас в других палатах этого же здания.
Над дверью вспыхнула красная лампочка. Когда компрессор или насос (или что там у них за штука) наконец прекратил работать, в комнату шагнул человек в белом космическом скафандре. Доктор Деннинджер. Молодой, с темными волосами, смуглой кожей, резкими чертами лица и бледными губами.
– Патти Грир говорит, что вы доставляете ей много хлопот, – донеслось из динамика на груди у Деннинджера. – Она очень расстроена.
– Не из-за чего ей расстраиваться, – непринужденно ответил Стью. Ему с трудом удалось добиться такой непринужденности, но он чувствовал, насколько важно скрыть свой страх от этого человека. Судя по виду и поведению Деннинджера, он не давал спуска своим подчиненным, однако, как верный пес, вылизывал зад начальству. Такого человека не составляло труда подвинуть в нужном направлении, если он думал, что в твоей руке кнут. Но стоило ему учуять в тебе страх, ситуация менялась с точностью до наоборот: ты слышал от него лишь «Извините, больше ничего не могу сказать» и видел полнейшее презрение к тупым гражданским, которые хотели знать слишком много, не соображая, что для их же блага лучше не знать ничего. – Я хотел бы получить кое-какие ответы.
– Извините, но…
– Если вы хотите, чтобы я с вами сотрудничал, ответьте мне на мои вопросы.
– Со временем вам…
– Я могу усложнить вам жизнь.
– Это мы знаем! – раздраженно бросил Деннинджер. – Я просто не имею права что-либо вам говорить, мистер Редман. И сам знаю очень мало.
– Думаю, вы сделали анализ моей крови. Все эти иголки…
– Это так, – осторожно сказал Деннинджер.
– Для чего?
– Повторяю, мистер Редман, я не могу сказать вам то, чего сам не знаю. – В его голосе вновь появились раздраженные нотки, и Стью решил, что он говорит правду. В сложившейся ситуации Денниджера использовали втемную, как почетного лаборанта, и все это, похоже, не слишком-то ему нравилось.
– В моем городе введен карантин.
– Об этом мне также ничего не известно. – Но теперь Деннинджер отвел глаза, и Стью подумал, что это ложь.
– Почему об этом до сих пор ничего не сообщили? – Он указал на привинченный к стене телевизор.
– Простите?
– Если блокируют выезды из города и натягивают вокруг колючую проволоку, это из разряда новостей, – пояснил Стью.
– Мистер Редман, если вы позволите Патти измерить вам давление…
– Нет. Если вам что-нибудь от меня понадобится, лучше прислать двух крепких, здоровых мужиков. Но сколько бы вы их ни прислали, я приложу все силы, чтобы проделать несколько дырок в их защитных костюмах. Они не выглядят слишком уж прочными, знаете ли.
Он шутливо протянул руку к костюму Деннинджера, и тот отпрянул, едва не упав. Из динамика вырвался испуганный писк, а за двойным стеклом засуетились.
– Думаю, вы можете подсыпать мне что-нибудь в еду и вырубить меня, но это скажется на результатах анализов, верно?
– Мистер Редман, вы ведете себя неблагоразумно! – Деннинджер старался держаться на приличном расстоянии. – Ваше нежелание сотрудничать с нами может причинить огромный урон всей стране. Вы понимаете меня?
– Нет, – покачал Стью. – В настоящий момент у меня такое ощущение, что это моя страна причиняет мне огромный урон. Меня заперли в больничной палате в Джорджии в компании со сладкоголосым кретином-врачом, который не может отличить говно от варенья. Вали отсюда и пришли кого-нибудь, кто поговорит со мной, или дюжих молодцов, которые смогут силой добиться того, что вам нужно. Но я буду сопротивляться, даже не сомневайтесь.
После ухода Деннинджера Стью так и не слез со стула. Медсестра больше не появлялась. Не появились и два крепких санитара, чтобы помочь ей измерить его давление. Поразмыслив об этом, он решил, что даже такой пустяк, как показатели давления, не принесет особой пользы, если получить их силой. Похоже, на какое-то время его оставили вариться в собственном соку.
Он поднялся, включил телевизор, невидяще уставился в экран. Страх внутри разрастался, грозя выйти из-под контроля. Двое суток он ждал, что начнет чихать, кашлять, отхаркивать черную слизь и сплевывать ее в горшок. Ему хотелось знать, как обстоят дела у других – тех, с кем он провел всю жизнь. Плохо ли кому-нибудь так же, как было плохо Кэмпиону? Стью подумал о мертвой женщине с ребенком в старом «шеви», только теперь женщина превратилась в Лайлу Бруэтт, а ребенок – в Черил Ходжес, какими он их запомнил во время перелета в Атланту.
Телевизор крякал и потрескивал. Сердце медленно билось в груди. Едва слышно шумел очиститель воздуха. Стью чувствовал, как за его бесстрастным лицом извивается и ворочается страх. Иногда он становился огромным и паническим, сокрушающим все на своем пути, будто слон. Иногда оставался маленьким и гложущим, с острыми зубками, будто крыса. Но не отпускал ни на мгновение.
Только через сорок часов к нему прислали человека, который имел право говорить…
Глава 8
Восемнадцатого июня, через пять часов после разговора со своим кузеном Биллом Хэпскомбом, Джо Боб Брентвуд остановил лихача на техасском шоссе 40, примерно в двадцати пяти милях к востоку от Арнетта. Звали лихача Гарри Трент, жил он в Брейнтри и работал страховым агентом. Гарри Трент мчался со скоростью шестьдесят пять миль в час при разрешенных пятидесяти. Джо Боб выписал ему штрафную квитанцию. Трент покорно взял ее, а потом позабавил Джо Боба, попытавшись уговорить застраховать дом и жизнь. Джо Боб чувствовал себя прекрасно и вовсе не думал о смерти. Тем не менее он уже заболел. На автозаправочной станции «Тексако» Билла Хэпскомба Джо Боб заправился не только бензином. И Гарри Трент, в свою очередь, получил от него не одну лишь штрафную квитанцию.
Гарри, мужчина общительный, любил свою работу и в ближайшие дни заразил более сорока человек. Скольким людям передали заразу эти сорок, подсчитать невозможно – с тем же успехом можно спрашивать, сколько ангелов могут танцевать на булавочной головке. Если брать по минимуму, скажем, по пять на каждого, получится двести. Исходя из того же минимума нетрудно подсчитать, что двести заразили тысячу, тысяча – пять тысяч, пять тысяч – двадцать пять тысяч.
Под калифорнийской пустыней, на деньги налогоплательщиков, кто-то наконец изобрел эффективное «письмо счастья». По-настоящему смертоносное «письмо счастья».
Девятнадцатого июня, в тот самый день, когда Ларри Андервуд вернулся домой в Нью-Йорк, а Фрэнни Голдсмит рассказала отцу о грядущем появлении Маленького Незнакомца, Гарри Трент, находясь в восточном Техасе, остановился на ленч в кафе «У Бейба едят быстро». Заказал комплекс с чизбургером и фирменный клубничный пирог на десерт. Его донимала легкая простуда, а может, аллергический насморк, и он постоянно чихал, иногда сплевывая мокроту. По ходу ленча он заразил Бейба, женщину, которая мыла посуду, двух дальнобойщиков, сидевших в угловой кабинке, мужчину, что привез хлеб, и еще одного, приехавшего поменять пластинки в музыкальном автомате. Обаятельной официантке, которая обслуживала его столик, он оставил на чай доллар, обсиженный смертью.
Когда Гарри Трент направлялся к своей машине, на автомобильную стоянку свернул универсал с багажником на крыше, набитый детьми и вещами. Гарри обратил внимание на нью-йоркские номерные знаки, да и водитель, который опустил стекло, чтобы спросить, как проехать к федеральному шоссе 21, говорил с нью-йоркским акцентом. Гарри подробнейшим образом объяснил дорогу – и при этом, сам того не зная, подписал смертные приговоры и водителю, и всей его семье.
Эдуард М. Норрис, лейтенант полиции, отдел расследования убийств, служил в 87-м участке «Большого яблока» и вырвался в настоящий отпуск впервые за пять лет. Он и его семья отлично проводили время. Дети были на седьмом небе, попав в «Дисней уорлд» в Орландо. Понятия не имея, что вся его семья умрет еще до второго июля, Норрис намеревался сказать этому мрачному сукину сыну Стиву Карелле[22], что очень даже возможно вывезти жену и детей куда-нибудь на машине и нисколько об этом не пожалеть. «Стив, – собирался сказать он, – ты, может, и хороший детектив, но человек, который не в состоянии держать в узде собственную семью, не стоит скважины, пробуренной мочой в сугробе».
Семья Норриса быстренько поела у Бейба, а потом, следуя замечательным указаниям Гарри Трента, поехала к шоссе 21. Эд и его жена Триш восторгались гостеприимством южан, тогда как трое их детей возились на заднем сиденье. «Одному только Богу известно, – думал Эд, – что бы в такой вот ситуации выделывала парочка монстров Кареллы».
– Если это не подействует, к полуночи мы его потеряем.
Для Вика Полфри «волшебный час» закончился.
– Просто закатайте рукав, мистер Редман, – попросила его хорошенькая темноволосая медсестра. – Это не займет и минуты. – Она держала в руках – в перчатках – манжету для измерения давления. И улыбалась за пластиковой маской, словно сообщила ему какой-то веселый секрет.
– Нет, – отказался Стью.
Улыбка чуть поблекла.
– Нам надо только измерить давление. Это не займет и минуты.
– Нет.
– Распоряжение доктора. – Ее тон стал деловым. – Пожалуйста!
– Если это распоряжение доктора, дайте мне с ним поговорить.
– Боюсь, сейчас он занят. Если вы только…
– Я подожду, – спокойно ответил Стью, даже не пытаясь расстегнуть пуговицу на рукаве рубашки.
– Это просто моя работа. Вы ведь не хотите, чтобы у меня были неприятности, не правда ли? – Она обаятельно заулыбалась. – Если б вы только позволили мне…
– Не позволю, – сказал Стью. – Идите и скажите им. Они кого-нибудь пришлют.
С обеспокоенным видом сестра подошла к стальной двери и повернула в замочной скважине квадратный ключ. Включился насос, дверь с шипением открылась, и медсестра вышла из палаты, с упреком взглянув на Стью. Тот смотрел на нее с каменным лицом.
Едва дверь закрылась, он встал и нетерпеливо подошел к окну, двойному и зарешеченному, но на улице уже совсем стемнело, поэтому увидеть что-либо не удалось. Стью вернулся и сел. На нем были линялые джинсы и клетчатая рубашка, а его коричневые высокие ботинки с прошитой подошвой уже начали выпячиваться по бокам. Он провел рукой по щеке и недовольно поморщился: колется. Ему не позволили побриться, а борода у него росла быстро.
Стью не возражал против обследований. Его возмущало другое: неведение и страх. Он не заболел, по крайней мере пока, но сильно перепугался. Тут велась какая-то нечестная игра, и он не собирался принимать в ней участие, пока кто-нибудь не объяснит ему, что произошло в Арнетте и какое отношение к случившемуся имеет тот бедолага Кэмпион. Тогда Стью хотя бы будет знать, что его страхи не беспочвенны.
Они ожидали, что он начнет расспрашивать их раньше, – это читалось в их глазах. Они умели скрывать правду от тех, кто попадал в больницу. Четыре года назад его жена умерла от рака в возрасте двадцати семи лет. Болезнь зародилась у нее в матке, а потом с быстротой лесного пожара распространилась по всему телу, и Стью помнил, как они обходили ее вопросы, либо меняя тему, либо пускаясь в долгие, пересыпанные специальными терминами объяснения. Поэтому он и не спрашивал ни о чем, отмечая про себя, что их это беспокоит. Сейчас же настало время вопросов, и он рассчитывал получить на них ответы. Простые и ясные.
Некоторые белые пятна он мог заполнить самостоятельно. Кэмпион, его жена и ребенок заболели чем-то чертовски опасным. Начиналась болезнь как обычный грипп или летняя простуда, но дальше состояние ухудшалось и ухудшалось до тех пор, пока, по всей видимости, ты не захлебывался в собственных соплях или тебя не сжигала температура. При этом болезнь была чрезвычайно заразной.
Они приехали и забрали его семнадцатого, во второй половине дня, двумя сутками ранее. Четыре солдата и врач. Вежливые, но решительные. Об отказе вопрос не стоял – солдаты пришли с оружием. Именно тогда Стью Редман начал бояться.
Потом колонна автомобилей покинула Арнетт и прибыла к взлетно-посадочной полосе рядом с Брейнтри. Стью ехал с Виком Полфри, Хэпом, Бруэттами, Хэнком Кармайклом и его женой и двумя сержантами. Все они набились в армейский фургон, и военные за всю дорогу не произнесли ни слова, не ответив ни на один истерический вопрос Лайлы Бруэтт.
В другие фургоны людей набилось не меньше. Всех Стью, конечно, не видел, но разглядел пятерых Ходжесов и Криса Ортегу, брата Карлоса, водителя «скорой». Крис работал барменом в «Голове индейца». Стью увидел Паркера Нейсона с женой, пожилую пару, которая жила в трейлере на стоянке неподалеку от дома Стью. Он догадался, что вывозили тех, кто находился на заправочной станции, когда Кэмпион сшиб колонки, и всех, с кем они после этого общались.
На выезде из города дорогу перегораживали два оливково-зеленых грузовика. Стью решил, что точно так же блокированы и остальные дороги, ведущие в Арнетт. Солдаты натягивали колючую проволоку, а потом, взяв город в кольцо, наверное, выставили по периметру часовых.
Получалось, что все серьезно. Смертельно серьезно.
Он терпеливо сидел на стуле рядом с больничной кроватью, которой так и не воспользовался, и ждал, что сестра кого-нибудь приведет. Но не слишком скоро. Может быть, к утру они наконец пришлют к нему человека, имеющего право ответить на вопросы. Он мог подождать. Стюарт Редман всегда отличался завидным терпением.
Чтобы чем-то себя занять, он начал вспоминать состояние людей, которые приехали вместе с ним на взлетно-посадочную полосу. Совсем больным выглядел только Норм. Он кашлял, отхаркивал мокроту, температурил. У остальных симптомы ничем не отличались от обычной простуды. Люк Бруэтт чихал. Лайла Бруэтт и Вик Полфри покашливали. У Хэпа лило из носа, он непрерывно сморкался. Да, они не слишком отличались от учеников младших классов тех времен, когда Стью ходил в начальную школу. Две трети детей постоянно чихали, сморкались и кашляли.
Но больше всего его испугало событие – возможно, речь шла о простом совпадении, – случившееся в тот момент, когда они ехали по взлетно-посадочной полосе. Водитель фургона трижды оглушительно чихнул. Да, вероятно, совпадение, ничего больше. В июне восток центральной части Техаса – не лучшее место для аллергиков. Или, может, водитель всего лишь простудился, а не подхватил то же дерьмо, что и они все. Стью хотелось в это верить. Потому что если болезнь распространялась с такой скоростью…
Их армейские сопровождающие тоже загрузились в самолет. На контакт не шли, отказываясь отвечать на любые вопросы, за исключением места назначения. Они летят в Атланту, там их введут в курс дела (откровенная ложь). Чего-то большего от военных добиться не удалось.
Во время полета Хэп сидел рядом со Стью и крепко набрался. Самолет за ними прислали тоже военный, чисто функциональный, но кормили и поили, как в салоне первого класса. Разумеется, заказ принимала не смазливая стюардесса, а сержант с каменным лицом, но если не обращать на это внимания, в остальном претензий к обслуживанию не было. Даже Лайла Бруэтт чуть успокоилась после двух «Кузнечиков»[21].
Хэп наклонился ближе, обдав Стью теплым туманом паров скотча.
– Забавная компания добрых старичков, Стюарт. Все старше пятидесяти, ни у одного нет обручального кольца. Профессиональные военные, низкий ранг.
За полчаса до посадки Норм Бруэтт впал в забытье, и Лайла начала кричать. Двое каменнолицых стюардов завернули Норма в одеяло и вынесли из салона. Лайла – от спокойствия не осталось и следа – продолжала голосить. Через какое-то время она выблевала «Кузнечиков» и ранее съеденный сандвич с куриным салатом. Пара добрых старичков бесстрастно принялась за уборку.
– Что все это значит? – кричала Лайла. – Что с моим мужем? Мы все умрем? Мои крошки умрут? – Руками она обхватила шеи обеих «крошек», вдавив их головы в свои внушительные груди. Люк и Бобби выглядели испуганными, смущенными и даже раздраженными из-за того, что она привлекала к себе, а потому и к ним, всеобщее внимание. – Почему мне никто не отвечает? Или мы не в Америке?
– Никто не может заткнуть ей рот? – пробурчал Крис Ортега из хвостовой части салона. – Кричащая женщина хуже музыкального автомата с заевшей пластинкой.
Один из армейских стюардов заставил Лайлу выпить стакан молока, и она таки замолчала. Остаток пути она провела, уставившись в иллюминатор на проносящуюся под крылом страну и что-то напевая себе под нос. Стью догадался, что в стакан налили не просто молоко.
После посадки их поджидали четыре «кадиллака»-лимузина. Жители Арнетта расселись по трем. Их армейские сопровождающие разместились в четвертом. Стью предполагал, что добрые старички без обручальных колец – и, возможно, их близкие родственники – находятся сейчас в других палатах этого же здания.
Над дверью вспыхнула красная лампочка. Когда компрессор или насос (или что там у них за штука) наконец прекратил работать, в комнату шагнул человек в белом космическом скафандре. Доктор Деннинджер. Молодой, с темными волосами, смуглой кожей, резкими чертами лица и бледными губами.
– Патти Грир говорит, что вы доставляете ей много хлопот, – донеслось из динамика на груди у Деннинджера. – Она очень расстроена.
– Не из-за чего ей расстраиваться, – непринужденно ответил Стью. Ему с трудом удалось добиться такой непринужденности, но он чувствовал, насколько важно скрыть свой страх от этого человека. Судя по виду и поведению Деннинджера, он не давал спуска своим подчиненным, однако, как верный пес, вылизывал зад начальству. Такого человека не составляло труда подвинуть в нужном направлении, если он думал, что в твоей руке кнут. Но стоило ему учуять в тебе страх, ситуация менялась с точностью до наоборот: ты слышал от него лишь «Извините, больше ничего не могу сказать» и видел полнейшее презрение к тупым гражданским, которые хотели знать слишком много, не соображая, что для их же блага лучше не знать ничего. – Я хотел бы получить кое-какие ответы.
– Извините, но…
– Если вы хотите, чтобы я с вами сотрудничал, ответьте мне на мои вопросы.
– Со временем вам…
– Я могу усложнить вам жизнь.
– Это мы знаем! – раздраженно бросил Деннинджер. – Я просто не имею права что-либо вам говорить, мистер Редман. И сам знаю очень мало.
– Думаю, вы сделали анализ моей крови. Все эти иголки…
– Это так, – осторожно сказал Деннинджер.
– Для чего?
– Повторяю, мистер Редман, я не могу сказать вам то, чего сам не знаю. – В его голосе вновь появились раздраженные нотки, и Стью решил, что он говорит правду. В сложившейся ситуации Денниджера использовали втемную, как почетного лаборанта, и все это, похоже, не слишком-то ему нравилось.
– В моем городе введен карантин.
– Об этом мне также ничего не известно. – Но теперь Деннинджер отвел глаза, и Стью подумал, что это ложь.
– Почему об этом до сих пор ничего не сообщили? – Он указал на привинченный к стене телевизор.
– Простите?
– Если блокируют выезды из города и натягивают вокруг колючую проволоку, это из разряда новостей, – пояснил Стью.
– Мистер Редман, если вы позволите Патти измерить вам давление…
– Нет. Если вам что-нибудь от меня понадобится, лучше прислать двух крепких, здоровых мужиков. Но сколько бы вы их ни прислали, я приложу все силы, чтобы проделать несколько дырок в их защитных костюмах. Они не выглядят слишком уж прочными, знаете ли.
Он шутливо протянул руку к костюму Деннинджера, и тот отпрянул, едва не упав. Из динамика вырвался испуганный писк, а за двойным стеклом засуетились.
– Думаю, вы можете подсыпать мне что-нибудь в еду и вырубить меня, но это скажется на результатах анализов, верно?
– Мистер Редман, вы ведете себя неблагоразумно! – Деннинджер старался держаться на приличном расстоянии. – Ваше нежелание сотрудничать с нами может причинить огромный урон всей стране. Вы понимаете меня?
– Нет, – покачал Стью. – В настоящий момент у меня такое ощущение, что это моя страна причиняет мне огромный урон. Меня заперли в больничной палате в Джорджии в компании со сладкоголосым кретином-врачом, который не может отличить говно от варенья. Вали отсюда и пришли кого-нибудь, кто поговорит со мной, или дюжих молодцов, которые смогут силой добиться того, что вам нужно. Но я буду сопротивляться, даже не сомневайтесь.
После ухода Деннинджера Стью так и не слез со стула. Медсестра больше не появлялась. Не появились и два крепких санитара, чтобы помочь ей измерить его давление. Поразмыслив об этом, он решил, что даже такой пустяк, как показатели давления, не принесет особой пользы, если получить их силой. Похоже, на какое-то время его оставили вариться в собственном соку.
Он поднялся, включил телевизор, невидяще уставился в экран. Страх внутри разрастался, грозя выйти из-под контроля. Двое суток он ждал, что начнет чихать, кашлять, отхаркивать черную слизь и сплевывать ее в горшок. Ему хотелось знать, как обстоят дела у других – тех, с кем он провел всю жизнь. Плохо ли кому-нибудь так же, как было плохо Кэмпиону? Стью подумал о мертвой женщине с ребенком в старом «шеви», только теперь женщина превратилась в Лайлу Бруэтт, а ребенок – в Черил Ходжес, какими он их запомнил во время перелета в Атланту.
Телевизор крякал и потрескивал. Сердце медленно билось в груди. Едва слышно шумел очиститель воздуха. Стью чувствовал, как за его бесстрастным лицом извивается и ворочается страх. Иногда он становился огромным и паническим, сокрушающим все на своем пути, будто слон. Иногда оставался маленьким и гложущим, с острыми зубками, будто крыса. Но не отпускал ни на мгновение.
Только через сорок часов к нему прислали человека, который имел право говорить…
Глава 8
Восемнадцатого июня, через пять часов после разговора со своим кузеном Биллом Хэпскомбом, Джо Боб Брентвуд остановил лихача на техасском шоссе 40, примерно в двадцати пяти милях к востоку от Арнетта. Звали лихача Гарри Трент, жил он в Брейнтри и работал страховым агентом. Гарри Трент мчался со скоростью шестьдесят пять миль в час при разрешенных пятидесяти. Джо Боб выписал ему штрафную квитанцию. Трент покорно взял ее, а потом позабавил Джо Боба, попытавшись уговорить застраховать дом и жизнь. Джо Боб чувствовал себя прекрасно и вовсе не думал о смерти. Тем не менее он уже заболел. На автозаправочной станции «Тексако» Билла Хэпскомба Джо Боб заправился не только бензином. И Гарри Трент, в свою очередь, получил от него не одну лишь штрафную квитанцию.
Гарри, мужчина общительный, любил свою работу и в ближайшие дни заразил более сорока человек. Скольким людям передали заразу эти сорок, подсчитать невозможно – с тем же успехом можно спрашивать, сколько ангелов могут танцевать на булавочной головке. Если брать по минимуму, скажем, по пять на каждого, получится двести. Исходя из того же минимума нетрудно подсчитать, что двести заразили тысячу, тысяча – пять тысяч, пять тысяч – двадцать пять тысяч.
Под калифорнийской пустыней, на деньги налогоплательщиков, кто-то наконец изобрел эффективное «письмо счастья». По-настоящему смертоносное «письмо счастья».
Девятнадцатого июня, в тот самый день, когда Ларри Андервуд вернулся домой в Нью-Йорк, а Фрэнни Голдсмит рассказала отцу о грядущем появлении Маленького Незнакомца, Гарри Трент, находясь в восточном Техасе, остановился на ленч в кафе «У Бейба едят быстро». Заказал комплекс с чизбургером и фирменный клубничный пирог на десерт. Его донимала легкая простуда, а может, аллергический насморк, и он постоянно чихал, иногда сплевывая мокроту. По ходу ленча он заразил Бейба, женщину, которая мыла посуду, двух дальнобойщиков, сидевших в угловой кабинке, мужчину, что привез хлеб, и еще одного, приехавшего поменять пластинки в музыкальном автомате. Обаятельной официантке, которая обслуживала его столик, он оставил на чай доллар, обсиженный смертью.
Когда Гарри Трент направлялся к своей машине, на автомобильную стоянку свернул универсал с багажником на крыше, набитый детьми и вещами. Гарри обратил внимание на нью-йоркские номерные знаки, да и водитель, который опустил стекло, чтобы спросить, как проехать к федеральному шоссе 21, говорил с нью-йоркским акцентом. Гарри подробнейшим образом объяснил дорогу – и при этом, сам того не зная, подписал смертные приговоры и водителю, и всей его семье.
Эдуард М. Норрис, лейтенант полиции, отдел расследования убийств, служил в 87-м участке «Большого яблока» и вырвался в настоящий отпуск впервые за пять лет. Он и его семья отлично проводили время. Дети были на седьмом небе, попав в «Дисней уорлд» в Орландо. Понятия не имея, что вся его семья умрет еще до второго июля, Норрис намеревался сказать этому мрачному сукину сыну Стиву Карелле[22], что очень даже возможно вывезти жену и детей куда-нибудь на машине и нисколько об этом не пожалеть. «Стив, – собирался сказать он, – ты, может, и хороший детектив, но человек, который не в состоянии держать в узде собственную семью, не стоит скважины, пробуренной мочой в сугробе».
Семья Норриса быстренько поела у Бейба, а потом, следуя замечательным указаниям Гарри Трента, поехала к шоссе 21. Эд и его жена Триш восторгались гостеприимством южан, тогда как трое их детей возились на заднем сиденье. «Одному только Богу известно, – думал Эд, – что бы в такой вот ситуации выделывала парочка монстров Кареллы».