Проснись в Никогда
Часть 23 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А что с ним не так?
— Оно длится всего одиннадцать целых и две десятых часа. Мы не успеем.
— Как это? — нахмурился Кип. — До Ист-Хэмптона лететь всего ничего. Мы будем в Уотер-Милле, поместье Мейсонов, меньше чем через два часа.
— Они не в Уотер-Милле. Мейсоны проводят каждое лето на Аморгосе.
Это остров в Эгейском море. Одиннадцать часов на самолете и три на катере. А потом еще надо подняться в гору, чтобы добраться до дома.
Судя по всему, они не очень-то мне поверили, поэтому я позвонила в нью-йоркскую квартиру Мейсонов на Пятой авеню. Мне ответила экономка, подтвердившая, что хозяева в отъезде.
— Они на вилле «Анна-София», на острове Аморгос? — спросила я.
— Да, верно. Хотите оставить сообщение для мистера и миссис Мейсон?
Джим называл их семейный летний дом в Греции «молочным коктейлем»: тот плавно стекал с утеса, откуда открывался вид на безбрежный морской простор. К большому неудовольствию моих родителей, я провела там с Джимом пять дней на летних каникулах перед третьим школьным годом. Эти пять дней, подернутых солнечной дымкой, стали калейдоскопом из выбеленных солнцем песчаных пляжей, пикников на свежем воздухе, лодочных прогулок на закате, греческой музыки и попыток Джима в свободное время заняться своим мюзиклом. И все же остров, вместе с головокружительным домом Мейсонов, остался в моей памяти как одно из самых нечеловечески прекрасных мест, виденных мной.
— Можно попробовать позвонить им по скайпу, — предложил Киплинг. — Привет, мы старые друзья Джима, звоним вам из чистилища. Требуем немедленно рассказать все, что вам известно о смерти вашего сына.
— Думаю, это тупик, — мрачно сказала Уитли.
— Не совсем, — подала голос Марта.
Я обернулась к ней, чувствуя, как по моей спине от страха бегут мурашки.
— Пора вам узнать правду.
— Ты о чем? — спросила Уитли.
Марта откашлялась.
— Никогда устроено несколько сложнее, чем вы считаете. Никто не замечал никаких странностей?
— Ну что ты, тут все совершенно обыденно, — с улыбкой отозвался Киплинг.
— А что мы считаем странностями? — уточнила я.
— Необычные сбои. Магнетизм. Нестабильность.
Мне немедленно вспомнилась плесень, отваливающиеся обои, шатающиеся деревья, падающие стеллажи, лопающиеся снежные шары, чернила, сочащиеся из папок в архиве.
Марта, судя по всему, знала, что это такое и в чем причина этого. Она порылась в своей объемистой сумке и вытащила тонкую черную тетрадку.
Я мгновенно узнала ее. Именно эту тетрадку Марта постоянно держала в руках на протяжении наших первых дней в Никогда — повсюду ходила с ней, останавливалась, торопливо записывала что-то и шла дальше.
— «Замечено в восемнадцать тридцать шесть, — прочитала она вслух. — На вершине клена сидит загадочная сова с пурпурным оперением, принадлежащая к неизвестному виду». — Она перевернула страницу. — «Услышано. Ряд песен восьмидесятых годов в исполнении группы „The Cure“, доносящиеся из каждой проезжающей машины и каждого дома».
Марта закрыла тетрадку и обвела нас взглядом:
— Помните, что сказал Хранитель? «Представьте, что сознание каждого из вас помещено в блендер. Блендер включают на полную мощность. Получившийся коктейль и есть настоящий момент».
— Ну да, — нервно отозвалась Уитли.
— Он говорил о физических принципах устройства Никогда. Рада сообщить вам, что они частично основаны на революционном шедевре Дж. Ч. Госсамера Мэдвика. И это моя вина.
— Что ты несешь? — спросил Кэннон.
— Я написала об этом романе исследовательскую работу в двести страниц. Я прочитала все редкие книги, посвященные ему. Все малоизвестные блоги. Я разговаривала с профессорами, экспертами и учеными. И даже наведалась к дочери Мэдвика на островок Белло-Коста у побережья Флориды, побывала в ее крохотной развалюхе на берегу отдаленной бухты с аллигаторами. Она позволила мне изучить записные книжки Мэдвика, которые не видел никто, кроме членов семьи, даже ребята из Гарварда, которые терроризируют ее запросами о передаче его архивов. Я просмотрела все одиннадцать записных книжек, переведя их с лурроскрипта, языка, придуманного Мэдвиком.
Бешеный поток слов прервался: Марта сделала перерыв, чтобы набрать в грудь воздуха.
И тут до меня дошло, что она говорит о «Темном доме у поворота», фантастическом романе, на котором она была помешана. Романе, о котором слышали только она сама и несколько таких же чокнутых психов, обретающихся в Интернете.
— Мое помешательство на этой книге превратило ее в нашу реальность. Я жила этим романом. Дышала им. Теперь он здесь, в Никогда.
— Но что это означает, малышка? — спросил Киплинг. В голосе его прорезались визгливые нотки. — Мы все уплывем в космос? И станем андроидами?
Марта склонила голову набок и ухмыльнулась. Стекла ее очков блеснули на свету.
Мое сердце ухнуло. Я не знала, что именно она собирается нам сообщить, но знала, что доверять ее словам не стоит.
Я знала и другое: все, что нам было известно об этом мире, поставленном на повтор, готово измениться, решительно и бесповоротно.
Глава 16
— Прежде всего, — возбужденно заговорила Марта, — это значит, что вместо пробуждения в Уинкрофте мы можем пробуждаться где угодно: в прошлом, настоящем или будущем.
— Как именно? — спросил Кэннон.
— Нужно вылезти в незапертое окно.
Мы озадаченно уставились на нее.
Она вздохнула:
— Так. Ладно. Я слишком забежала вперед. — Марта снова раздраженно вздохнула. — Урок первый. Дж. Ч. Госсамер Мэдвик был писателем-фантастом. Он написал всего одну книгу — «Темный дом у поворота». Если вкратце, так «Темный дом». Потрясающий приключенческий роман, не похожий ни на какую другую книгу; действие его происходит в альтернативном мире. Книгу так и не опубликовали. Но ксерокопии, переснятые одна с другой и сшитые при помощи дырокола и пластиковых хомутиков для мусорных мешков, передавали друг другу безымянные путешественники, странствующие безденежные студенты и недовольные юнцы в хостелах. Что нужно сделать, прочитав «Темный дом»? Расписаться на специально отведенной для этого странице и оставить роман следующему счастливчику на скамейке в парке, на койке в общежитии, на кресле в самолете или в купе поезда. Долгое время его можно было раздобыть только у букинистов или на «eBay», причем количество подписей на некоторых экземплярах исчислялось сотнями тысяч. Если там были имена знаменитостей вроде Мэрилин Монро, Леонарда Бернстайна или Фрэнка Синатры, ксерокопия уходила за четыре-пять тонн баксов. Теперь же это официальная классика, культовое произведение, и даже у случайных людей вроде БВО Берта есть свой экземпляр.
К моему изумлению, Марта бросилась к стеллажу с книгами и сняла с полки объемистый томик в твердом переплете с серебристым тиснением. Вернувшись на диван, она протянула его мне. На обложке красовался коллаж из птичьих клеток, паровозов, мужчин и женщин в цилиндрах и маскарадных масках, точно переместившихся к нам прямиком из викторианской Англии.
Дж. Ч. Госсамер Мэдвик
Темный дом у поворота
Легендарная культовая сага о будущих прошлых. Загадки настоящего. Немеркнущая любовь на фоне конца света.
—
Я перевернула обложку и принялась рассматривать фотографию автора.
Она была зернистой и черно-белой. Облаченного в помятый костюм Мэдвика мало кто нашел бы привлекательным: понурое лицо спаниеля, необычной формы уши, голова, виновато втянутая в плечи и наводящая на мысль о том, что ему куда приятнее незаметно выскальзывать из комнаты, чем входить туда.
Джеремайя Честер Госсамер Мэдвик (2 декабря 1891 — 18 марта 1944) — американский писатель-романист из Ки-Уэста, штат Флорида. Его единственное произведение, посмертно изданный роман «Темный дом у поворота», получило премию Гилмор — Хекта за прозу в жанре фэнтези в 1968 году. На протяжении 37 лет он работал водителем автобуса в Ки-Уэсте, а по ночам писал свой 1397-страничный шедевр. В возрасте 53 лет был обнаружен мертвым на пороге салуна «Поспешное отступление». В его кармане были гармоника, жестяная банка с табаком и лист бумаги с заключительным абзацем романа.
— Мэдвик умер в нищете и безвестности, — подала голос Марта. — Сейчас он считается одним из величайших авторов, писавших в жанре фэнтези. В Гарварде ему посвящен целый курс — «Скитальцы, странники и бродяги: литература Мэдвика». Благодаря его теории времени у него даже есть пылкие приверженцы среди физиков.
Марта сделала паузу и принялась торопливо чертить что-то в своей тетради. Это оказался схематический рисунок поезда.
— И это подводит нас к уроку номер два, — произнесла она. — Путешествия во времени. Мэдвик не рассматривал время как нечто линейное, или луч, или даже материю, наподобие Эйнштейна. Он представлял его в виде локомотива. В «Темном доме», чтобы путешествовать во времени, ты вылезаешь через окно своего купе в несущемся на полной скорости поезде и забираешься на крышу, как бандит из старого вестерна. После этого ты осторожно передвигаешься по крыше в начало поезда, то есть в будущее, или в конец поезда, то есть в прошлое. Очень важно двигаться не слишком быстро: это приводит к дестабилизации. Например, поезд может сойти с рельсов, или потерпеть крушение, или потерять один из вагонов, или внезапно свернуть на путь, ведущий в противоположную сторону.
Содрогнувшись от нескрываемого ужаса при мысли об этом кошмарном сценарии, Марта сделала глубокий вдох и убрала волосы за уши.
— Если случится такое несчастье, путешественник во времени обречен. Ты никогда не сумеешь вернуть поезд на правильный путь, а тем более сделать это вовремя, не говоря уже о том, чтобы пробраться в свое купе. Формально ты сможешь прожить остаток жизни в прошлом или в будущем, но вагон, где ты родился, — это твое исконное место, первоначальное настоящее. Всегда. Именно там твой жизненный путь будет самым гладким, все сложится как нужно, а любовь продлится долго. Жизнь, прожитая в любом другом времени, будет беспокойной, нелегкой и несчастливой. Можно бывать в прошлом и будущем, но нельзя там оставаться. Во всяком случае, если ты хочешь иметь шанс на то, чтобы стать счастливым.
— Какое отношение все это имеет к Никогда? — с тревогой спросил Кэннон.
— Мы хотим допросить родителей Джима? Думаю, мы можем это сделать. Просто нужно выбрать тот день в прошлом или в будущем, в котором мы сможем добраться до них за одиннадцать целых и две десятых часа. Тогда мы найдем в нашем поезде открытое окно и выберемся оттуда. И это окно… — Марта прикусила ноготь. — Оно где-то здесь. Пока не знаю, где именно, но на стыке жизни и смерти. Обычно окно связано с самоубийством. В «Темном доме» главный герой находит его случайно, в первой главе, когда пытается покончить с собой. А ни один из нас, надо полагать, самоубийства не совершал.
Я покачала головой. Уитли, Кэннон и Киплинг сделали то же самое.
— Значит, эта возможность исключается, — мрачно произнесла Марта. — Придется искать открытое окно другим способом. И тут я перехожу к уроку номер три. — Она прокашлялась. — Никогда создано не только мной, но и каждым из вас. Главный мой вклад — мэдвиковский «Темный дом у поворота». А что привнесли вы? Чем внимательней вы будете изучать Никогда, тем больше своего станете в нем находить. Свои темные тайны. Свои худшие кошмары. Свои страхи и мечты. Самые постыдные вещи, которые ни в коем случае не должен никто узнать. Все это здесь, под поверхностью, стоит лишь приглядеться внимательнее.
По спине у меня пробежал тревожный холодок.
Марта провозгласила это каким-то угрожающим тоном. Остальным, видимо, тоже было не по себе. Уитли неподвижно сидела на диване. Киплинг был бледен. Кэннон смотрел на Марту отсутствующим взглядом, с головой уйдя в свои мысли.
Та со слабой улыбкой пролистала свою тетрадку.
— Киплинг… — Она кашлянула. — Я все хотела тебя спросить… — Она открыла тетрадку на странице, где ее рукой была нарисована красная оса. — Алая луизианская оса. В Уинкрофте я видела таких трижды. Две выползли с чердака. Еще одна — из радиатора. Они не залетают так далеко на север. Ну как, узнаешь?
— Откуда ты?.. — вырвалось у Киплинга. Он издал нервный смешок. — Мама Грир ловила их и сажала в стеклянные банки для крупы. «Наши маленькие адские друзья» — так она их называла. Говорила, что их укус смертелен и что она напустит их на меня, пока я сплю, если буду вертеться на церковной службе.
Марта равнодушно кивнула, нисколько не удивленная, и перевернула страницу.
— Оно длится всего одиннадцать целых и две десятых часа. Мы не успеем.
— Как это? — нахмурился Кип. — До Ист-Хэмптона лететь всего ничего. Мы будем в Уотер-Милле, поместье Мейсонов, меньше чем через два часа.
— Они не в Уотер-Милле. Мейсоны проводят каждое лето на Аморгосе.
Это остров в Эгейском море. Одиннадцать часов на самолете и три на катере. А потом еще надо подняться в гору, чтобы добраться до дома.
Судя по всему, они не очень-то мне поверили, поэтому я позвонила в нью-йоркскую квартиру Мейсонов на Пятой авеню. Мне ответила экономка, подтвердившая, что хозяева в отъезде.
— Они на вилле «Анна-София», на острове Аморгос? — спросила я.
— Да, верно. Хотите оставить сообщение для мистера и миссис Мейсон?
Джим называл их семейный летний дом в Греции «молочным коктейлем»: тот плавно стекал с утеса, откуда открывался вид на безбрежный морской простор. К большому неудовольствию моих родителей, я провела там с Джимом пять дней на летних каникулах перед третьим школьным годом. Эти пять дней, подернутых солнечной дымкой, стали калейдоскопом из выбеленных солнцем песчаных пляжей, пикников на свежем воздухе, лодочных прогулок на закате, греческой музыки и попыток Джима в свободное время заняться своим мюзиклом. И все же остров, вместе с головокружительным домом Мейсонов, остался в моей памяти как одно из самых нечеловечески прекрасных мест, виденных мной.
— Можно попробовать позвонить им по скайпу, — предложил Киплинг. — Привет, мы старые друзья Джима, звоним вам из чистилища. Требуем немедленно рассказать все, что вам известно о смерти вашего сына.
— Думаю, это тупик, — мрачно сказала Уитли.
— Не совсем, — подала голос Марта.
Я обернулась к ней, чувствуя, как по моей спине от страха бегут мурашки.
— Пора вам узнать правду.
— Ты о чем? — спросила Уитли.
Марта откашлялась.
— Никогда устроено несколько сложнее, чем вы считаете. Никто не замечал никаких странностей?
— Ну что ты, тут все совершенно обыденно, — с улыбкой отозвался Киплинг.
— А что мы считаем странностями? — уточнила я.
— Необычные сбои. Магнетизм. Нестабильность.
Мне немедленно вспомнилась плесень, отваливающиеся обои, шатающиеся деревья, падающие стеллажи, лопающиеся снежные шары, чернила, сочащиеся из папок в архиве.
Марта, судя по всему, знала, что это такое и в чем причина этого. Она порылась в своей объемистой сумке и вытащила тонкую черную тетрадку.
Я мгновенно узнала ее. Именно эту тетрадку Марта постоянно держала в руках на протяжении наших первых дней в Никогда — повсюду ходила с ней, останавливалась, торопливо записывала что-то и шла дальше.
— «Замечено в восемнадцать тридцать шесть, — прочитала она вслух. — На вершине клена сидит загадочная сова с пурпурным оперением, принадлежащая к неизвестному виду». — Она перевернула страницу. — «Услышано. Ряд песен восьмидесятых годов в исполнении группы „The Cure“, доносящиеся из каждой проезжающей машины и каждого дома».
Марта закрыла тетрадку и обвела нас взглядом:
— Помните, что сказал Хранитель? «Представьте, что сознание каждого из вас помещено в блендер. Блендер включают на полную мощность. Получившийся коктейль и есть настоящий момент».
— Ну да, — нервно отозвалась Уитли.
— Он говорил о физических принципах устройства Никогда. Рада сообщить вам, что они частично основаны на революционном шедевре Дж. Ч. Госсамера Мэдвика. И это моя вина.
— Что ты несешь? — спросил Кэннон.
— Я написала об этом романе исследовательскую работу в двести страниц. Я прочитала все редкие книги, посвященные ему. Все малоизвестные блоги. Я разговаривала с профессорами, экспертами и учеными. И даже наведалась к дочери Мэдвика на островок Белло-Коста у побережья Флориды, побывала в ее крохотной развалюхе на берегу отдаленной бухты с аллигаторами. Она позволила мне изучить записные книжки Мэдвика, которые не видел никто, кроме членов семьи, даже ребята из Гарварда, которые терроризируют ее запросами о передаче его архивов. Я просмотрела все одиннадцать записных книжек, переведя их с лурроскрипта, языка, придуманного Мэдвиком.
Бешеный поток слов прервался: Марта сделала перерыв, чтобы набрать в грудь воздуха.
И тут до меня дошло, что она говорит о «Темном доме у поворота», фантастическом романе, на котором она была помешана. Романе, о котором слышали только она сама и несколько таких же чокнутых психов, обретающихся в Интернете.
— Мое помешательство на этой книге превратило ее в нашу реальность. Я жила этим романом. Дышала им. Теперь он здесь, в Никогда.
— Но что это означает, малышка? — спросил Киплинг. В голосе его прорезались визгливые нотки. — Мы все уплывем в космос? И станем андроидами?
Марта склонила голову набок и ухмыльнулась. Стекла ее очков блеснули на свету.
Мое сердце ухнуло. Я не знала, что именно она собирается нам сообщить, но знала, что доверять ее словам не стоит.
Я знала и другое: все, что нам было известно об этом мире, поставленном на повтор, готово измениться, решительно и бесповоротно.
Глава 16
— Прежде всего, — возбужденно заговорила Марта, — это значит, что вместо пробуждения в Уинкрофте мы можем пробуждаться где угодно: в прошлом, настоящем или будущем.
— Как именно? — спросил Кэннон.
— Нужно вылезти в незапертое окно.
Мы озадаченно уставились на нее.
Она вздохнула:
— Так. Ладно. Я слишком забежала вперед. — Марта снова раздраженно вздохнула. — Урок первый. Дж. Ч. Госсамер Мэдвик был писателем-фантастом. Он написал всего одну книгу — «Темный дом у поворота». Если вкратце, так «Темный дом». Потрясающий приключенческий роман, не похожий ни на какую другую книгу; действие его происходит в альтернативном мире. Книгу так и не опубликовали. Но ксерокопии, переснятые одна с другой и сшитые при помощи дырокола и пластиковых хомутиков для мусорных мешков, передавали друг другу безымянные путешественники, странствующие безденежные студенты и недовольные юнцы в хостелах. Что нужно сделать, прочитав «Темный дом»? Расписаться на специально отведенной для этого странице и оставить роман следующему счастливчику на скамейке в парке, на койке в общежитии, на кресле в самолете или в купе поезда. Долгое время его можно было раздобыть только у букинистов или на «eBay», причем количество подписей на некоторых экземплярах исчислялось сотнями тысяч. Если там были имена знаменитостей вроде Мэрилин Монро, Леонарда Бернстайна или Фрэнка Синатры, ксерокопия уходила за четыре-пять тонн баксов. Теперь же это официальная классика, культовое произведение, и даже у случайных людей вроде БВО Берта есть свой экземпляр.
К моему изумлению, Марта бросилась к стеллажу с книгами и сняла с полки объемистый томик в твердом переплете с серебристым тиснением. Вернувшись на диван, она протянула его мне. На обложке красовался коллаж из птичьих клеток, паровозов, мужчин и женщин в цилиндрах и маскарадных масках, точно переместившихся к нам прямиком из викторианской Англии.
Дж. Ч. Госсамер Мэдвик
Темный дом у поворота
Легендарная культовая сага о будущих прошлых. Загадки настоящего. Немеркнущая любовь на фоне конца света.
—
Я перевернула обложку и принялась рассматривать фотографию автора.
Она была зернистой и черно-белой. Облаченного в помятый костюм Мэдвика мало кто нашел бы привлекательным: понурое лицо спаниеля, необычной формы уши, голова, виновато втянутая в плечи и наводящая на мысль о том, что ему куда приятнее незаметно выскальзывать из комнаты, чем входить туда.
Джеремайя Честер Госсамер Мэдвик (2 декабря 1891 — 18 марта 1944) — американский писатель-романист из Ки-Уэста, штат Флорида. Его единственное произведение, посмертно изданный роман «Темный дом у поворота», получило премию Гилмор — Хекта за прозу в жанре фэнтези в 1968 году. На протяжении 37 лет он работал водителем автобуса в Ки-Уэсте, а по ночам писал свой 1397-страничный шедевр. В возрасте 53 лет был обнаружен мертвым на пороге салуна «Поспешное отступление». В его кармане были гармоника, жестяная банка с табаком и лист бумаги с заключительным абзацем романа.
— Мэдвик умер в нищете и безвестности, — подала голос Марта. — Сейчас он считается одним из величайших авторов, писавших в жанре фэнтези. В Гарварде ему посвящен целый курс — «Скитальцы, странники и бродяги: литература Мэдвика». Благодаря его теории времени у него даже есть пылкие приверженцы среди физиков.
Марта сделала паузу и принялась торопливо чертить что-то в своей тетради. Это оказался схематический рисунок поезда.
— И это подводит нас к уроку номер два, — произнесла она. — Путешествия во времени. Мэдвик не рассматривал время как нечто линейное, или луч, или даже материю, наподобие Эйнштейна. Он представлял его в виде локомотива. В «Темном доме», чтобы путешествовать во времени, ты вылезаешь через окно своего купе в несущемся на полной скорости поезде и забираешься на крышу, как бандит из старого вестерна. После этого ты осторожно передвигаешься по крыше в начало поезда, то есть в будущее, или в конец поезда, то есть в прошлое. Очень важно двигаться не слишком быстро: это приводит к дестабилизации. Например, поезд может сойти с рельсов, или потерпеть крушение, или потерять один из вагонов, или внезапно свернуть на путь, ведущий в противоположную сторону.
Содрогнувшись от нескрываемого ужаса при мысли об этом кошмарном сценарии, Марта сделала глубокий вдох и убрала волосы за уши.
— Если случится такое несчастье, путешественник во времени обречен. Ты никогда не сумеешь вернуть поезд на правильный путь, а тем более сделать это вовремя, не говоря уже о том, чтобы пробраться в свое купе. Формально ты сможешь прожить остаток жизни в прошлом или в будущем, но вагон, где ты родился, — это твое исконное место, первоначальное настоящее. Всегда. Именно там твой жизненный путь будет самым гладким, все сложится как нужно, а любовь продлится долго. Жизнь, прожитая в любом другом времени, будет беспокойной, нелегкой и несчастливой. Можно бывать в прошлом и будущем, но нельзя там оставаться. Во всяком случае, если ты хочешь иметь шанс на то, чтобы стать счастливым.
— Какое отношение все это имеет к Никогда? — с тревогой спросил Кэннон.
— Мы хотим допросить родителей Джима? Думаю, мы можем это сделать. Просто нужно выбрать тот день в прошлом или в будущем, в котором мы сможем добраться до них за одиннадцать целых и две десятых часа. Тогда мы найдем в нашем поезде открытое окно и выберемся оттуда. И это окно… — Марта прикусила ноготь. — Оно где-то здесь. Пока не знаю, где именно, но на стыке жизни и смерти. Обычно окно связано с самоубийством. В «Темном доме» главный герой находит его случайно, в первой главе, когда пытается покончить с собой. А ни один из нас, надо полагать, самоубийства не совершал.
Я покачала головой. Уитли, Кэннон и Киплинг сделали то же самое.
— Значит, эта возможность исключается, — мрачно произнесла Марта. — Придется искать открытое окно другим способом. И тут я перехожу к уроку номер три. — Она прокашлялась. — Никогда создано не только мной, но и каждым из вас. Главный мой вклад — мэдвиковский «Темный дом у поворота». А что привнесли вы? Чем внимательней вы будете изучать Никогда, тем больше своего станете в нем находить. Свои темные тайны. Свои худшие кошмары. Свои страхи и мечты. Самые постыдные вещи, которые ни в коем случае не должен никто узнать. Все это здесь, под поверхностью, стоит лишь приглядеться внимательнее.
По спине у меня пробежал тревожный холодок.
Марта провозгласила это каким-то угрожающим тоном. Остальным, видимо, тоже было не по себе. Уитли неподвижно сидела на диване. Киплинг был бледен. Кэннон смотрел на Марту отсутствующим взглядом, с головой уйдя в свои мысли.
Та со слабой улыбкой пролистала свою тетрадку.
— Киплинг… — Она кашлянула. — Я все хотела тебя спросить… — Она открыла тетрадку на странице, где ее рукой была нарисована красная оса. — Алая луизианская оса. В Уинкрофте я видела таких трижды. Две выползли с чердака. Еще одна — из радиатора. Они не залетают так далеко на север. Ну как, узнаешь?
— Откуда ты?.. — вырвалось у Киплинга. Он издал нервный смешок. — Мама Грир ловила их и сажала в стеклянные банки для крупы. «Наши маленькие адские друзья» — так она их называла. Говорила, что их укус смертелен и что она напустит их на меня, пока я сплю, если буду вертеться на церковной службе.
Марта равнодушно кивнула, нисколько не удивленная, и перевернула страницу.