Прошлая настоящая жизнь
Часть 23 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– От кого она убегает? Неужели от нас? Но как она могла узнать? – засыпал Петр вопросами Джона; он хоть и рад был такому исходу, все же стоял в недоумении. – Объясни мне, что происходит.
– Нет, убегала она не от нас. Там что-то случилось.
– Так давай догоним.
– Нет, операцию отменяю. Эх, жалко, ты в спортивной форме, нельзя тебя послать за ней, будешь привлекать внимание. Я попробую догнать ее сам на машине, посмотрю, куда это она так спешит.
Джон успел заметить, как Лида села в автобус, доехал за ним до Текстильщиков и последнее, что он видел, – как Лида нырнула в метро. Все, след оборвался.
Он вернулся к Лидиному дому, но Петр уже ушел. Закончил свою работу и тщедушный старичок с седым венчиком редких волос, который все утро возился в открытом капоте «победы» у соседнего подъезда; ушла, видимо нагулявшись, мамаша с коляской, которая долго маячила утром на углу дома; закончил свою работу газовщик и закрывал на ключ дверь домика «Газ – опасно».
А Петр тем временем возвращался домой. От облегчения, заполнявшего душу, он насвистывал, безбожно фальшивя, марш «Прощание славянки»…
Лидина бабушка Поля была человеком верующим. Она родилась в 1906 году, с детства воспитывалась в любви к Богу, была воцерковленным человеком, всю жизнь ходила в церковь, исповедовалась, причащалась, соблюдала посты, знала все церковные праздники. И никакая советская власть не пугала ее, никто не мешал ей ходить в церковь и не пытался перевоспитывать и агитировать. Тем более когда она вышла на пенсию.
9 сентября, в День преподобного Пимена Великого, в Елоховском соборе на службу ждали Патриарха Московского и всея Руси Пимена, и бабушка, конечно, решила ехать. Народа в храме набилось столько, что дышать было нечем. А еще в храме яблоку было негде упасть, и, когда у бабушки закружилась голова, она не упала только поэтому. Добрые люди проводили на воздух, позвонили Лиде из автомата поблизости, и вот она спешила к бабушке на помощь. Когда Лида приехала, то уже издалека увидела, что пройти за забор храма невозможно – открыты только одни ворота и «вратарями» стояли милиционеры. Их, конечно, не так много, как бывает на Пасху, но все равно незамеченной не просочишься, ведь особенно строго они отсекают молодых, приказ у них такой – старушкам препятствий не чинить, а молодых не пущать. Если сейчас ей ответят что-то вроде «Плохо бабушке? Пусть скорую вызывают», то что тогда делать?
Она выбрала парня помоложе, подбежала к нему:
– Молодой человек, только вы сможете мне помочь! Вы ведь не откажете? У вас такое доброе лицо. Пожалуйста, пропустите меня, у меня там бабушке плохо стало!
Лиде повезло, потому что этот милиционер видел, как женщины вывели и посадили на лавочку старушку, а потом выпускал одну из них позвонить. И когда он был маленький, у него тоже была бабушка. Милиционер приоткрыл ворота, Лида протиснулась. Но бабушки Поли на лавочке не было; оказывается, она почувствовала себя лучше и вернулась на службу. С каким удовольствием Лида вошла под золотые своды Елоховского собора! Правда, ей пришлось прорываться внутрь, деликатно шепча извинения, но настойчиво работая локтями. Народу было очень много, но молодых людей в церкви почти не было, в основном только пожилые. Она нашла бабушку сидящей на скамеечке и до конца службы стояла рядом, вдыхая забытый запах восковых свечей и ладана. Если бы могла знать Лида, что бабушка и Господь уберегли ее сегодня от беды…
Джон внешне выглядел совершенно спокойно, только порозовевшие скулы и нездоровый блеск в глазах выдавали его состояние. Петр не обманывался насчет его спокойствия. И со всей очевидностью понял, что Лиду придется сдать – не в его силах бороться с целой системой. Откажется он – значит, это сделают другие. Петр страдал, но, понимая, что никто ему не поможет, малодушно уговаривал себя, что ничего страшного с Лидой Джон не сделает и девушкой все-таки придется пожертвовать.
– В понедельник операцию повторяем. Надеюсь, она пойдет в школу!
«Два дня отсрочки, – думал Петр. – Но все равно придется, Джон не отстанет, он ведь не сам себе хозяин, над ним тоже начальство есть».
А в воскресенье они приехали к нему сами. Не к нему, конечно, а к Васе на дачу. Он хотел, раз так удачно получилось, снять сканы с маячков, но Лида вырвалась! Может, это потому, что он отвлекся, да не на Васин окрик, а от того, что, когда коснулся ее руки, почувствовал словно легкий прохладный… ток, что ли. А дальше эта самая неудача росла как снежный ком – догнать не смог, на станции пришлось только наблюдать, как они в электричку забежали. Джону придется рассказать, ведь теперь в понедельник Петр не сможет в операции участвовать – морду лица своего теперешнего он засветил. Если она его срисует на подходе, тут же даст стрекача, не поймаешь. А может, как раз наоборот, пускай срисовывает и дает стрекача! И он вроде как ни при чем, а Лиду не сумеют взять. Но Петр очень хорошо понимал, что это только даст отсрочку и не более…
Когда Петр рассказал о воскресном визите Лиды в Щербинку, на лице у Джона не дрогнул ни один мускул. Но Петр все увидел по его глазам. Сказать, что Джон был зол, – не сказать ничего. Он был свиреп! Он был в ярости! Как бы он хотел сейчас топать ногами, орать благим матом, дико вращать глазами и крушить все вокруг. Но годы в разведке, привычка быть тихим и незаметным оставили свой след, а вернее, почти не оставляли следов на ровной, как маска, физиономии Джона. Петра, правда, этим было не обмануть, он хорошо представлял, какие бури сейчас бушуют в душе у америкоса. Какие бури бушуют в его, Петра, душе, не интересовало никого.
Петра отстранили от операции. Но в понедельник никакой операции не было, ничего не произошло, Петр наблюдал из укромного места. Шло время, а ничего не происходило, Лиду никто не трогал, он звонил и проверял каждый вечер. Вот девочка, наверное, теряется в догадках, кто это ей названивает и молчит в трубку!
А в конце сентября Джон вызвал его на встречу и показал три одинаковых прибора. Это были следящие устройства, и их нужно было подключить к маячкам. Петр сделал это не сразу, нужно было кое-что предпринять в этой связи, но потом он подловил Лиду, Витю и Иру, когда они собрались все вместе у Вити дома в середине сентября, и, стоя под дверью, сумел подключиться к их маячкам. Америкосы получили контроль за троицей. Отчитываясь перед Джоном, Петр спросил:
– Теперь захватывать никого не будете?
– Нет, руководство дало новое ЦУ – следить, снимать показатели, собирать статистику, никого не трогать.
Значит, моя девочка пока в безопасности. Надо же, я назвал ее моей! Но разве она моя? Хорошо, что хоть еще ничья, не знаю, как бы я это пережил…
А 3 декабря 1978 года жизнь Петра неожиданно переменилась. Умер Василий Иванович, и вернулся Константин. Докладывать Джону о возвращении Костика Петр пока не стал, любая информация стоит дороже, когда она «хороша к обеду», как та ложка из поговорки, Джон эту поговорку тоже наверняка знал.
Петр продолжил работать у Константина. Тот рассказал ему, что именно с ним случилось в октябре 1977 года, почему он отсутствовал целый год и где, а точнее – когда. Рассказал, что в 1985 году ему пришлось подождать и поработать, пока они с отцом довели машину до рабочего состояния и перебросили его назад; у Константина были необходимые записи в рабочих тетрадях для этого, но в 1985 году не сразу нашлись все необходимые технические компоненты. Константин с гордостью показал и рассказал, как ему удалось взять с собой из 2020 года рабочие материалы по машине времени, что несколько исписанных тетрадей формата А4 благополучно переместились во времени сначала в 1977-й, потом в 1985-й и вернулись в 1978 год. Рассказал, что вместе с отцом решили, что Константин должен быть там, где остальные путешественники во времени, для того чтобы попытаться вернуть их назад в будущее, конечно, если они все еще этого хотят. Константин попробует своими силами довести машину времени до нужной кондиции, в 1985 году появятся детали, которые он использовал для возвращения.
Все это огорчало Петра – не передать словами, ведь Лида была самым главным инициатором возвращения. Эта влюбленная парочка, Виктор и Ирина, скоро осознают, что в прошлых жизнях их особенно никто не держит, и захотят остаться здесь вместе, к гадалке не ходи, а Лида вернется при первой же возможности. Что делать?
Глава 4
В декабре 1978 года, когда наступила настоящая зима, Лида поняла, что в мороз ходить ей не в чем, ее каракулевая шубейка сыплется от старости, а в старенькие сапоги шерстяной носок уже не влезает. Фокус с «перемещенными» деньгами здесь не прошел бы, уж больно в солидную сумму обойдутся новое зимнее пальто и сапоги.
Когда Лида заговорила об этом с мамой, та ответила:
– Подожди до моей получки, плюс моя очередь в цеховой кассе взаимопомощи подошла, я как раз должна получить кругленькую сумму. И папа добавит, будут тебе обновки.
Касса взаимопомощи. Хитрая придумка. Договариваются, например, десять человек, чем больше, тем лучше (правда, тем дольше ждать свою очередь), и каждую зарплату отдают рублей по десять в общую копилку, получившуюся сотню забирает каждый по очереди. Отдавать по десятке – небольшая нагрузка для семейного бюджета, но зато через несколько месяцев, когда подойдет твоя очередь, получалась солидная сумма, можно планировать крупную покупку.
Вот и пришел день зарплаты, мама доверила дочери деньги, Лида взяла с собой по магазинам Ирку. Сначала пробежали по универмагам Люблино. Потом поехали в военный городок. Оттуда в Капотню. Во всех магазинах одинаковая беда – беда черного, темно-серого, серо-коричневого цвета с искусственными воротничками в тон, которые топорщились, словно они из меха ежа сшиты. Даже самый маленький размер Лиде был велик – в пальтецо легко можно двоих всунуть, а если эти двое потеснятся, то и третий влезет. В общем, потратили день впустую. В выходные решили ехать в центр.
«Детский мир» проигнорировали, не дети. Начали с ЦУМа. Ассортимент ничем не лучше, размеры такие же – начинались с размера для молодой упитанной доярки, заканчивались размером для доярки заслуженной, солидной и дородной. И Лида уже думала, что придется в старой шубе обманывать морозы быстрыми перебежками от школы домой и обратно, но решили с Ирой заглянуть напоследок в Петровский пассаж и увидели там огромную очередь. Сначала обрадовались. Но очередь оказалась за сапогами. Зимними. Австрийскими. Огорчаться не стали, в те времена брали любой дефицит, не особо задумываясь, надо или нет, только деньги были бы. А тут сапоги как раз к зиме! Подружки переглянулись. Их глаза загорелись алчным блеском.
– Лида, бегом! Где конец очереди?
Нашли конец, встали. Подошла тетка с шариковой ручкой, написала на ладошке Лиды номер 368, Иры – 369.
– Давай разделимся. Сейчас ты стоишь, а я пробегусь по магазину, вдруг еще чего интересное дают. Потом постою я, ты прогуляешься.
– Давай. Нам по-любому здесь часов шесть куковать.
Стояли стойко, как оловянные солдатики, дважды проходила перекличка. Лида сбегала перекусить в кафешке на Пушкинской улице шоколадными блинчиками. Ира сходила в ЦУМ за мороженым. После обеда они уже были внутри и даже подходили к финишной прямой – металлическим ограждениям вдоль витрин обувной секции. А в четыре часа они, счастливые, шли в обнимку с коробками к метро. Уфф, выдохнула Лида, полдела сделано. Сапоги! Настоящие австрийские. Сто двадцать рублей, целая зарплата, но оно того стоит!
А насчет пальто Лида решила поговорить с крестной. И они хорошо поговорили, крестная сказала, что поможет ей сшить новое пальто. Лида пришла к ней в ателье снять мерки и выбрать ткань и фасон. Девочка остановилась на черной, как раз под сапоги, ворсистой ткани, и, как ни отговаривала ее крестная, стояла на своем. Пусть не практично, пусть катышки пойдут, потерпим! Лида понимала, что скоро вырастет из этого пальто, носить его она будет эту и еще одну зиму, вряд ли больше. Ничего, не успеет ткань сваляться, а если сваляется, мелким гребешком причешем.
Тетя Лера смирилась с выбором Лиды. Обсудили фасон с высоким воротником. Крестная обещала, что, как своей, по блату, закончит пальто к зимним каникулам. А еще дала ей адрес мехового ателье на Краснопрудной улице.
Блат. Волшебное чудо-слово социалистической действительности, которая категорически отрицала волшебство и чудеса. Однако блат работал. Конечно, даже в годы тотального дефицита на рынках, у перекупщиков, у фарцовщиков можно было купить что угодно, но стоило это страшно дорого. Гораздо выгоднее было иметь блат – знакомых в разных областях распределения благ, чтобы «обмениваться возможностями» по государственным ценам. Она тебе открытку на ковер, ты ей чешскую хрустальную люстру; он тебе импортный кассетный магнитофон, лучше японский, ты ему югославскую стенку.
Лида сразу же поехала в ателье; когда подошла ее очередь, наклонилась к самому окошку приемщицы и сказала:
– Мне нужен Борис Ефремович, я от Валерии Никитичны, вам должны были звонить.
Волшебное заклинание сделало свое дело. Ее проводили к Борису Ефремовичу, он показал ей на выбор два воротника: один из песца, другой из енота. Практичная Лида выбрала енота, потому что мех песца с возрастом желтеет, а енота она, когда вырастет из пальто, на что-нибудь другое приспособит. А шапка у нее есть, вполне приличная черная цигейка. Для пятнадцати лет получилось очень модно, одноклассницы обзавидуются.
Я забываю, что ей нет и шестнадцати. Она же ребенок еще. Но в новом прикиде этого не скажешь. Ах, чертовка! Слава богу, Джон отстал от нее. Следит за ее показателями на расстоянии, и хорошо, что ему нет нужды наблюдать за ней самой. А то, не ровен час, вспомнит, что когда-то «хотел именно ее».
Перед Петром стояла архисложная задача, но, сколько ни ломал он голову, как выйти напрямую на американского резидента, так и не придумал. Это вам не шарашкина контора, у америкосов все отлажено – есть у тебя куратор, и все, остального знать не положено. Тупо в американское посольство не сунешься, свои не дадут, сторожат на совесть, перехватят еще на дальних подступах – все с лица, как с открытой книги, считают, Костиковы тетради за пазухой как рентгеном просветят. Возьмут под белы ручки, и прощай грин-карта. И как потом выкручиваться?
Джон вызвал Петра на встречу. По зимнему времени это была лыжная пробежка в Кузьминском лесопарке. Отъехали подальше, днем в будни народу немного, никто не мешал.
– Почему я не получил от тебя свежей информации в назначенный срок на прошлой неделе?
Вот это засада! Что ответить? На это были объективные причины, но Джону об этом знать не обязательно.
– Дык мы не работали эти дни, Константин объявил зимние каникулы.
– Петр, ты как будто забываешь, с кем имеешь дело. С тобой что-то происходит, и уже давно. Сначала я думал, что дело в твоей влюбленности в эту девочку, Лиду. Не перебивай меня, я знаю все, что ты скажешь, не трать своего красноречия и моего времени зря.
Петр опустил голову, чтобы не показать своего замешательства; пылающие уши не видны под лыжной шапочкой, но пылающие щеки скрыть не получилось.
– Но теперь, – продолжал Джон, – я понимаю, что все гораздо серьезнее. Ты что же, больше не хочешь с нами сотрудничать? Тебе надоели шальные деньги? Или ты решил стать честным комсомольцем, пойти в КГБ и все рассказать?
Вот так, в одной фразе все последствия. Если захочу спрыгнуть, то денег больше не будет, а разборки с «соответствующими органами» обеспечены.
– Джон, ты все не так понял!
– Слабая попытка, дружок. Но ты прав, попытка не пытка, как говорил Лаврентий Павлович. Правду говорить будем?
И хотя Петр все еще не решился, он как можно убедительнее ответил:
– Дайте мне несколько дней. Я назначу встречу у меня дома, мне нужно будет тебе кое-что показать. Пара-тройка дней – и я позвоню.
– Тянешь время? Смотри, со мной темнить не надо; если у тебя есть что-то важное для нас, то в твоих интересах сказать это важное по секрету мне на ушко или отдать мне лично в руки! Иначе…
– Ты же раньше никогда во мне не сомневался.
– Раньше – да. А сейчас ты ведешь себя так, словно хочешь сменить хозяина.
Петр промолчал. Джон внимательно всмотрелся в его лицо.
– Три дня. Я даю тебе три дня. На четвертый день – это что у нас будет, суббота? – жди крупных неприятностей.
– И кто же будет вам информацию поставлять?
– А я напрямую на Константина выйду. Можешь не сомневаться, я найду к нему ключик.
Костика срочно нейтрализовать! Никаких прямых контактов, обойдешься, только через меня. А самое главное, хоть понадобилось много времени и усилий, но решение принято, и теперь у меня есть стратегическое понимание всей картины. И понятен порядок действий для достижения поставленной цели.
– Нет, убегала она не от нас. Там что-то случилось.
– Так давай догоним.
– Нет, операцию отменяю. Эх, жалко, ты в спортивной форме, нельзя тебя послать за ней, будешь привлекать внимание. Я попробую догнать ее сам на машине, посмотрю, куда это она так спешит.
Джон успел заметить, как Лида села в автобус, доехал за ним до Текстильщиков и последнее, что он видел, – как Лида нырнула в метро. Все, след оборвался.
Он вернулся к Лидиному дому, но Петр уже ушел. Закончил свою работу и тщедушный старичок с седым венчиком редких волос, который все утро возился в открытом капоте «победы» у соседнего подъезда; ушла, видимо нагулявшись, мамаша с коляской, которая долго маячила утром на углу дома; закончил свою работу газовщик и закрывал на ключ дверь домика «Газ – опасно».
А Петр тем временем возвращался домой. От облегчения, заполнявшего душу, он насвистывал, безбожно фальшивя, марш «Прощание славянки»…
Лидина бабушка Поля была человеком верующим. Она родилась в 1906 году, с детства воспитывалась в любви к Богу, была воцерковленным человеком, всю жизнь ходила в церковь, исповедовалась, причащалась, соблюдала посты, знала все церковные праздники. И никакая советская власть не пугала ее, никто не мешал ей ходить в церковь и не пытался перевоспитывать и агитировать. Тем более когда она вышла на пенсию.
9 сентября, в День преподобного Пимена Великого, в Елоховском соборе на службу ждали Патриарха Московского и всея Руси Пимена, и бабушка, конечно, решила ехать. Народа в храме набилось столько, что дышать было нечем. А еще в храме яблоку было негде упасть, и, когда у бабушки закружилась голова, она не упала только поэтому. Добрые люди проводили на воздух, позвонили Лиде из автомата поблизости, и вот она спешила к бабушке на помощь. Когда Лида приехала, то уже издалека увидела, что пройти за забор храма невозможно – открыты только одни ворота и «вратарями» стояли милиционеры. Их, конечно, не так много, как бывает на Пасху, но все равно незамеченной не просочишься, ведь особенно строго они отсекают молодых, приказ у них такой – старушкам препятствий не чинить, а молодых не пущать. Если сейчас ей ответят что-то вроде «Плохо бабушке? Пусть скорую вызывают», то что тогда делать?
Она выбрала парня помоложе, подбежала к нему:
– Молодой человек, только вы сможете мне помочь! Вы ведь не откажете? У вас такое доброе лицо. Пожалуйста, пропустите меня, у меня там бабушке плохо стало!
Лиде повезло, потому что этот милиционер видел, как женщины вывели и посадили на лавочку старушку, а потом выпускал одну из них позвонить. И когда он был маленький, у него тоже была бабушка. Милиционер приоткрыл ворота, Лида протиснулась. Но бабушки Поли на лавочке не было; оказывается, она почувствовала себя лучше и вернулась на службу. С каким удовольствием Лида вошла под золотые своды Елоховского собора! Правда, ей пришлось прорываться внутрь, деликатно шепча извинения, но настойчиво работая локтями. Народу было очень много, но молодых людей в церкви почти не было, в основном только пожилые. Она нашла бабушку сидящей на скамеечке и до конца службы стояла рядом, вдыхая забытый запах восковых свечей и ладана. Если бы могла знать Лида, что бабушка и Господь уберегли ее сегодня от беды…
Джон внешне выглядел совершенно спокойно, только порозовевшие скулы и нездоровый блеск в глазах выдавали его состояние. Петр не обманывался насчет его спокойствия. И со всей очевидностью понял, что Лиду придется сдать – не в его силах бороться с целой системой. Откажется он – значит, это сделают другие. Петр страдал, но, понимая, что никто ему не поможет, малодушно уговаривал себя, что ничего страшного с Лидой Джон не сделает и девушкой все-таки придется пожертвовать.
– В понедельник операцию повторяем. Надеюсь, она пойдет в школу!
«Два дня отсрочки, – думал Петр. – Но все равно придется, Джон не отстанет, он ведь не сам себе хозяин, над ним тоже начальство есть».
А в воскресенье они приехали к нему сами. Не к нему, конечно, а к Васе на дачу. Он хотел, раз так удачно получилось, снять сканы с маячков, но Лида вырвалась! Может, это потому, что он отвлекся, да не на Васин окрик, а от того, что, когда коснулся ее руки, почувствовал словно легкий прохладный… ток, что ли. А дальше эта самая неудача росла как снежный ком – догнать не смог, на станции пришлось только наблюдать, как они в электричку забежали. Джону придется рассказать, ведь теперь в понедельник Петр не сможет в операции участвовать – морду лица своего теперешнего он засветил. Если она его срисует на подходе, тут же даст стрекача, не поймаешь. А может, как раз наоборот, пускай срисовывает и дает стрекача! И он вроде как ни при чем, а Лиду не сумеют взять. Но Петр очень хорошо понимал, что это только даст отсрочку и не более…
Когда Петр рассказал о воскресном визите Лиды в Щербинку, на лице у Джона не дрогнул ни один мускул. Но Петр все увидел по его глазам. Сказать, что Джон был зол, – не сказать ничего. Он был свиреп! Он был в ярости! Как бы он хотел сейчас топать ногами, орать благим матом, дико вращать глазами и крушить все вокруг. Но годы в разведке, привычка быть тихим и незаметным оставили свой след, а вернее, почти не оставляли следов на ровной, как маска, физиономии Джона. Петра, правда, этим было не обмануть, он хорошо представлял, какие бури сейчас бушуют в душе у америкоса. Какие бури бушуют в его, Петра, душе, не интересовало никого.
Петра отстранили от операции. Но в понедельник никакой операции не было, ничего не произошло, Петр наблюдал из укромного места. Шло время, а ничего не происходило, Лиду никто не трогал, он звонил и проверял каждый вечер. Вот девочка, наверное, теряется в догадках, кто это ей названивает и молчит в трубку!
А в конце сентября Джон вызвал его на встречу и показал три одинаковых прибора. Это были следящие устройства, и их нужно было подключить к маячкам. Петр сделал это не сразу, нужно было кое-что предпринять в этой связи, но потом он подловил Лиду, Витю и Иру, когда они собрались все вместе у Вити дома в середине сентября, и, стоя под дверью, сумел подключиться к их маячкам. Америкосы получили контроль за троицей. Отчитываясь перед Джоном, Петр спросил:
– Теперь захватывать никого не будете?
– Нет, руководство дало новое ЦУ – следить, снимать показатели, собирать статистику, никого не трогать.
Значит, моя девочка пока в безопасности. Надо же, я назвал ее моей! Но разве она моя? Хорошо, что хоть еще ничья, не знаю, как бы я это пережил…
А 3 декабря 1978 года жизнь Петра неожиданно переменилась. Умер Василий Иванович, и вернулся Константин. Докладывать Джону о возвращении Костика Петр пока не стал, любая информация стоит дороже, когда она «хороша к обеду», как та ложка из поговорки, Джон эту поговорку тоже наверняка знал.
Петр продолжил работать у Константина. Тот рассказал ему, что именно с ним случилось в октябре 1977 года, почему он отсутствовал целый год и где, а точнее – когда. Рассказал, что в 1985 году ему пришлось подождать и поработать, пока они с отцом довели машину до рабочего состояния и перебросили его назад; у Константина были необходимые записи в рабочих тетрадях для этого, но в 1985 году не сразу нашлись все необходимые технические компоненты. Константин с гордостью показал и рассказал, как ему удалось взять с собой из 2020 года рабочие материалы по машине времени, что несколько исписанных тетрадей формата А4 благополучно переместились во времени сначала в 1977-й, потом в 1985-й и вернулись в 1978 год. Рассказал, что вместе с отцом решили, что Константин должен быть там, где остальные путешественники во времени, для того чтобы попытаться вернуть их назад в будущее, конечно, если они все еще этого хотят. Константин попробует своими силами довести машину времени до нужной кондиции, в 1985 году появятся детали, которые он использовал для возвращения.
Все это огорчало Петра – не передать словами, ведь Лида была самым главным инициатором возвращения. Эта влюбленная парочка, Виктор и Ирина, скоро осознают, что в прошлых жизнях их особенно никто не держит, и захотят остаться здесь вместе, к гадалке не ходи, а Лида вернется при первой же возможности. Что делать?
Глава 4
В декабре 1978 года, когда наступила настоящая зима, Лида поняла, что в мороз ходить ей не в чем, ее каракулевая шубейка сыплется от старости, а в старенькие сапоги шерстяной носок уже не влезает. Фокус с «перемещенными» деньгами здесь не прошел бы, уж больно в солидную сумму обойдутся новое зимнее пальто и сапоги.
Когда Лида заговорила об этом с мамой, та ответила:
– Подожди до моей получки, плюс моя очередь в цеховой кассе взаимопомощи подошла, я как раз должна получить кругленькую сумму. И папа добавит, будут тебе обновки.
Касса взаимопомощи. Хитрая придумка. Договариваются, например, десять человек, чем больше, тем лучше (правда, тем дольше ждать свою очередь), и каждую зарплату отдают рублей по десять в общую копилку, получившуюся сотню забирает каждый по очереди. Отдавать по десятке – небольшая нагрузка для семейного бюджета, но зато через несколько месяцев, когда подойдет твоя очередь, получалась солидная сумма, можно планировать крупную покупку.
Вот и пришел день зарплаты, мама доверила дочери деньги, Лида взяла с собой по магазинам Ирку. Сначала пробежали по универмагам Люблино. Потом поехали в военный городок. Оттуда в Капотню. Во всех магазинах одинаковая беда – беда черного, темно-серого, серо-коричневого цвета с искусственными воротничками в тон, которые топорщились, словно они из меха ежа сшиты. Даже самый маленький размер Лиде был велик – в пальтецо легко можно двоих всунуть, а если эти двое потеснятся, то и третий влезет. В общем, потратили день впустую. В выходные решили ехать в центр.
«Детский мир» проигнорировали, не дети. Начали с ЦУМа. Ассортимент ничем не лучше, размеры такие же – начинались с размера для молодой упитанной доярки, заканчивались размером для доярки заслуженной, солидной и дородной. И Лида уже думала, что придется в старой шубе обманывать морозы быстрыми перебежками от школы домой и обратно, но решили с Ирой заглянуть напоследок в Петровский пассаж и увидели там огромную очередь. Сначала обрадовались. Но очередь оказалась за сапогами. Зимними. Австрийскими. Огорчаться не стали, в те времена брали любой дефицит, не особо задумываясь, надо или нет, только деньги были бы. А тут сапоги как раз к зиме! Подружки переглянулись. Их глаза загорелись алчным блеском.
– Лида, бегом! Где конец очереди?
Нашли конец, встали. Подошла тетка с шариковой ручкой, написала на ладошке Лиды номер 368, Иры – 369.
– Давай разделимся. Сейчас ты стоишь, а я пробегусь по магазину, вдруг еще чего интересное дают. Потом постою я, ты прогуляешься.
– Давай. Нам по-любому здесь часов шесть куковать.
Стояли стойко, как оловянные солдатики, дважды проходила перекличка. Лида сбегала перекусить в кафешке на Пушкинской улице шоколадными блинчиками. Ира сходила в ЦУМ за мороженым. После обеда они уже были внутри и даже подходили к финишной прямой – металлическим ограждениям вдоль витрин обувной секции. А в четыре часа они, счастливые, шли в обнимку с коробками к метро. Уфф, выдохнула Лида, полдела сделано. Сапоги! Настоящие австрийские. Сто двадцать рублей, целая зарплата, но оно того стоит!
А насчет пальто Лида решила поговорить с крестной. И они хорошо поговорили, крестная сказала, что поможет ей сшить новое пальто. Лида пришла к ней в ателье снять мерки и выбрать ткань и фасон. Девочка остановилась на черной, как раз под сапоги, ворсистой ткани, и, как ни отговаривала ее крестная, стояла на своем. Пусть не практично, пусть катышки пойдут, потерпим! Лида понимала, что скоро вырастет из этого пальто, носить его она будет эту и еще одну зиму, вряд ли больше. Ничего, не успеет ткань сваляться, а если сваляется, мелким гребешком причешем.
Тетя Лера смирилась с выбором Лиды. Обсудили фасон с высоким воротником. Крестная обещала, что, как своей, по блату, закончит пальто к зимним каникулам. А еще дала ей адрес мехового ателье на Краснопрудной улице.
Блат. Волшебное чудо-слово социалистической действительности, которая категорически отрицала волшебство и чудеса. Однако блат работал. Конечно, даже в годы тотального дефицита на рынках, у перекупщиков, у фарцовщиков можно было купить что угодно, но стоило это страшно дорого. Гораздо выгоднее было иметь блат – знакомых в разных областях распределения благ, чтобы «обмениваться возможностями» по государственным ценам. Она тебе открытку на ковер, ты ей чешскую хрустальную люстру; он тебе импортный кассетный магнитофон, лучше японский, ты ему югославскую стенку.
Лида сразу же поехала в ателье; когда подошла ее очередь, наклонилась к самому окошку приемщицы и сказала:
– Мне нужен Борис Ефремович, я от Валерии Никитичны, вам должны были звонить.
Волшебное заклинание сделало свое дело. Ее проводили к Борису Ефремовичу, он показал ей на выбор два воротника: один из песца, другой из енота. Практичная Лида выбрала енота, потому что мех песца с возрастом желтеет, а енота она, когда вырастет из пальто, на что-нибудь другое приспособит. А шапка у нее есть, вполне приличная черная цигейка. Для пятнадцати лет получилось очень модно, одноклассницы обзавидуются.
Я забываю, что ей нет и шестнадцати. Она же ребенок еще. Но в новом прикиде этого не скажешь. Ах, чертовка! Слава богу, Джон отстал от нее. Следит за ее показателями на расстоянии, и хорошо, что ему нет нужды наблюдать за ней самой. А то, не ровен час, вспомнит, что когда-то «хотел именно ее».
Перед Петром стояла архисложная задача, но, сколько ни ломал он голову, как выйти напрямую на американского резидента, так и не придумал. Это вам не шарашкина контора, у америкосов все отлажено – есть у тебя куратор, и все, остального знать не положено. Тупо в американское посольство не сунешься, свои не дадут, сторожат на совесть, перехватят еще на дальних подступах – все с лица, как с открытой книги, считают, Костиковы тетради за пазухой как рентгеном просветят. Возьмут под белы ручки, и прощай грин-карта. И как потом выкручиваться?
Джон вызвал Петра на встречу. По зимнему времени это была лыжная пробежка в Кузьминском лесопарке. Отъехали подальше, днем в будни народу немного, никто не мешал.
– Почему я не получил от тебя свежей информации в назначенный срок на прошлой неделе?
Вот это засада! Что ответить? На это были объективные причины, но Джону об этом знать не обязательно.
– Дык мы не работали эти дни, Константин объявил зимние каникулы.
– Петр, ты как будто забываешь, с кем имеешь дело. С тобой что-то происходит, и уже давно. Сначала я думал, что дело в твоей влюбленности в эту девочку, Лиду. Не перебивай меня, я знаю все, что ты скажешь, не трать своего красноречия и моего времени зря.
Петр опустил голову, чтобы не показать своего замешательства; пылающие уши не видны под лыжной шапочкой, но пылающие щеки скрыть не получилось.
– Но теперь, – продолжал Джон, – я понимаю, что все гораздо серьезнее. Ты что же, больше не хочешь с нами сотрудничать? Тебе надоели шальные деньги? Или ты решил стать честным комсомольцем, пойти в КГБ и все рассказать?
Вот так, в одной фразе все последствия. Если захочу спрыгнуть, то денег больше не будет, а разборки с «соответствующими органами» обеспечены.
– Джон, ты все не так понял!
– Слабая попытка, дружок. Но ты прав, попытка не пытка, как говорил Лаврентий Павлович. Правду говорить будем?
И хотя Петр все еще не решился, он как можно убедительнее ответил:
– Дайте мне несколько дней. Я назначу встречу у меня дома, мне нужно будет тебе кое-что показать. Пара-тройка дней – и я позвоню.
– Тянешь время? Смотри, со мной темнить не надо; если у тебя есть что-то важное для нас, то в твоих интересах сказать это важное по секрету мне на ушко или отдать мне лично в руки! Иначе…
– Ты же раньше никогда во мне не сомневался.
– Раньше – да. А сейчас ты ведешь себя так, словно хочешь сменить хозяина.
Петр промолчал. Джон внимательно всмотрелся в его лицо.
– Три дня. Я даю тебе три дня. На четвертый день – это что у нас будет, суббота? – жди крупных неприятностей.
– И кто же будет вам информацию поставлять?
– А я напрямую на Константина выйду. Можешь не сомневаться, я найду к нему ключик.
Костика срочно нейтрализовать! Никаких прямых контактов, обойдешься, только через меня. А самое главное, хоть понадобилось много времени и усилий, но решение принято, и теперь у меня есть стратегическое понимание всей картины. И понятен порядок действий для достижения поставленной цели.