Проклятие убийцы

– Да?

– Одевайся давай, – сказал я. – Мне нельзя опаздывать.

Том пробурчал несколько нелестных слов о французах. Я не стал с ним спорить.

Дворяне собрались в вестибюле Пале-Рояля – с десяток пар, разодетых в лучшие свои наряды. Они ожидали, беседуя между собой. Чуть поодаль стояли несколько леди без сопровождавших их мужчин – в том числе и Салли. Для поездки в Лувр она надела самое красивое платье из тех, что выдал ей лорд Эшкомб: потрясающая парча изумрудного цвета, которая словно бы сверкала в свете свечей. Её каштановые кудри, перевязанные лентой, заманчивым каскадом спадали на белое плечико. Я посматривал на Салли с другого конца комнаты, и мой взгляд то и дело задерживался на ней – выглядела она бесподобно.

Увы, вскоре пришлось отвлечься на то, что видеть совершенно не хотелось: к толпе присоединился граф Амио. Его сопровождала стройная дама с простоватым лицом – по всей видимости, его жена. Казалось, они повздорили. Женщина отвернулась, опустив голову; вид у неё был обескураженный и немного смущённый. Похоже, даже собственной супруге Пьер Амио нравился не больше, чем мне.

Я вздохнул. Было ясно, что нужно положить конец этой истории, но я слишком устал от неё, чтобы общаться с Амио прямо сейчас. Посему я попытался спрятаться за высоким мужчиной в парике, надеясь, что граф меня не заметит. Дело не выгорело. Оставив свою расстроенную жену в одиночестве, Амио подошёл ко мне.

– Двадцать луи, – заявил граф. – Столько вы мне должны за Маргариту.

Я раскрыл рот. Амио отнюдь не выглядел честным человеком, но цифра была настолько нелепой, что меня охватило бешенство. Двадцать луидоров? Это же больше двадцати фунтов! Змея – пусть даже и ядовитая – не могла столько стоить.

Усилием воли я подавил гнев.

«Веди себя непринуждённо, – мысленно проговорил я. – Нельзя устраивать очередной скандал, когда все на тебя пялятся».

А все пялились. И ожидали нового развлечения. Похоже, местные дворяне отлично знали этого человека.

Стиснув зубы, я ответил со всей возможной вежливостью:

– Буду рад обсудить вашу змею позже, граф.

Но нет, он собирался обсудить это сейчас.

– Вы мне запла́тите. Золотом. Или же обмен.

Я не понял его.

– Обмен?

– Животное за животное. У вас есть голубь. Платите мне двадцать луи или отдайте птицу.

Это было уж слишком.

– Троньте хоть пёрышко Бриджит – и я проткну вас насквозь!

Сверху донёсся чей-то раздражённый голос:

– Что тут за шум?

Все обернулись. По ступенькам спускался на удивление низкорослый мужчина с узким лицом и большими глазами, сверкающими из-под кудрявого чёрного парика. На парике сидела широкополая шляпа с перьями. Он был одет в соответствии с последними веяниями французской моды: в парчовый жилет и ренгравы – свободные бриджи, сшитые так, что они напоминали юбку. Под жилетом виднелась льняная рубашка с длинными пышными рукавами, кружевными манжетами и кружевным же жабо. Из штанин торчали шёлковые чулки. Его туфли – с каблуками высотой никак не меньше трёх дюймов – были украшены причудливыми бантиками.

Толпа, казалось, пребывала в восхищении. Меня же этот наряд ужаснул – и не только лишь потому, что он был таким безвкусным. Судя по выделке ткани, он, вероятно, стоил никак не меньше ста луи.

Рядом шла Миэтта, одетая как обычно. На ней было лавандового цвета платье, такого же цвета юбки и лиф с кружевной отделкой. Пышную верхнюю юбку украшали несколько рядов крошечных зелёных ленточек. Корсет с глубоким вырезом, сужавшийся к талии, был затянут шёлковым шнуром. Наряд завершали короткие рукава-буфы. Следом шла горничная, неся длинную меховую накидку.

Миэтта держала мужчину под руку, а значит, это мог быть только Филипп, герцог Орлеанский, брат короля.

Филипп спустился и обвёл нас взглядом.

– Обязательно устраивать такой шум с утра?

Амио покраснел.

– Прошу прощения, мсье. Деловой вопрос.

– Это всё из-за вашей дурацкой сбежавшей змеи?

– Да, мсье.

– Ну, мой дорогой граф, скажу так: если я найду одного из ваших питомцев в своей спальне, то отрублю вам голову.

Амио побледнел.

– Д-да, мсье.

Филипп фыркнул.

– Сегодня позволяю вам остаться здесь, – сказал он и вышел, не удостоив никого вторым взглядом.


Миэтта пошла за ним, слегка улыбнувшись мне. Теперь Амио стал белым как мел. За его спиной графиня сжалась в комок, отчаянно пытаясь не заплакать. Я заметил, что девушки, стоявшие рядом с Салли, были в восторге. Их явно порадовало затруднительное положение графини.

Все, кроме графской четы, вышли на улицу следом за герцогом и герцогиней. Не желая и дальше провоцировать Амио, я тоже ушёл, не взглянув на него. Уже в дверях, я заметил, как графиня расплакалась и убежала…

Хотя Филипп одним махом решил дело со змеёй, я чувствовал неприязнь к этому человеку. Его чрезмерно богатая одежда… На такую сумму я мог бы жить несколько лет! И было в нём что-то ещё, вызывающее раздражение. Казалось, герцог постоянно оглядывает окружающих людей, будто пытаясь определить, как лучше всего ими манипулировать. И кроме того его словно бы вовсе не трогала красота Миэтты. Все прочие мужчины были, бесспорно, очарованы ею; герцог же относился к жене холодно и будто бы даже с пренебрежением. Но при том прожигал ревнивыми взглядами каждого кавалера, который осмелился дать понять, что общество герцогини ему приятно.

Если бы я не знал, что убийцы нацелились в том числе и на Филиппа, то наряду с Амио включил бы его в свой (условно короткий) список подозреваемых.

Кареты уже ждали у крыльца, но Филипп медлил, по непонятной причине оттягивая поездку, пока солнце не показалось над горизонтом. Хотя Лувр находился всего в нескольких сотнях футов от Пале-Рояля, идея использовать ноги даже не рассматривалась. Слуг это не касалось, само собой. В итоге они прибыли раньше нас. Все долго рассаживались по экипажам и отъезжали, и в итоге это заняло прорву времени. Просто дойти пешком было бы гораздо быстрее.

Я вышел из кареты, и ко мне поспешил Том. Он пытался удрать от бойкой горничной, которая оглядела моего гиганта-друга и решила «потренировывать свой англейский». К ужасу Тома, я отправил его обратно – к девушке, которая тут же затрепыхала ресницами. Выбора у меня не было: входя в Лувр, дворяне не брали с собой слуг.

Лувр был невероятен – трёхэтажный дворец, выстроенный из бежевого камня, окружённый величественными колоннами и изящными статуями. Вспомнив, что мне надлежит выглядеть аристократом, я старался не пялить глаза, как сделал бы простолюдин. А жаль. В результате мне так и не удалось вдосталь полюбоваться видом.

Дворцовый распорядитель подгонял нас, упрекая герцога за опоздание. Я успел заметить, что французские слуги зачастую грубят своим хозяевам. В доме Шателенов я такого не видел, зато в Пале-Рояле – сплошь и рядом. Это немного шокировало. В Англии за разговоры в подобном тоне прислугу бы выпороли.

В сопровождении распорядителя мы отправились прямиком в королевские покои. Дамы остались дожидаться в соседней комнате, а джентльмены вошли в опочивальню. Здесь – как и во всех богатых французских спальнях – большую часть места занимала огромная кровать с балдахином – такая широкая, что на ней можно было улечься ввосьмером. Её прикрывал лёгкий полупрозрачный синий занавес.

Мы сгрудились в углу комнаты, а слуга поднял ткань, и нашим взорам предстал почивающий Людовик. Затем распорядитель позвонил в колокольчик, и король сел на кровати.

Призна́юсь, мне было любопытно посмотреть, как он выглядит. Я заметил несомненное сходство с Филиппом – то же овальное лицо, прямой благородный нос и полные губы. И хотя Людовик не произнёс ни слова, мне он сразу показался более приятным и дружелюбным, чем его брат.

Слуги принесли несколько чаш. В одной была вода – и король умылся. В остальных лежали фрукты, мясо и хлеб. Он съел из каждой понемногу, а потом жестом велел всё убрать.

Мой учитель всегда говорил, что политика ему претит. Я никогда не понимал толком, что это значит. Оглянувшись вокруг, я с удивлением понял, что все остальные с восхищением взирают на Людовика. Что ж, в какой-то мере я мог это понять – всё же он был их королём… но не моим. И пусть он был самым важным человеком во Франции, однако облачённый в ночную рубашку Людовик походил на любого мужчину, сующего в рот кусок дыни.

Наконец мы вышли из спальни и воссоединились со своими слугами. Наверное, у меня был малость растерянный вид, потому что Том ухмыльнулся.

– Было ли захватывающе наблюдать, как проснулся король, мсье? – спросил он.

– Невероятно, – буркнул я.

– Я хочу услышать всё-всё, месье! Скажите, что он сделал в первую очередь?

– Мне не кажется, что…

– Он открыл глаза? Потянулся? Зевнул? Скажите, что он зевнул!

– Может, прекратишь уже?

Вид у Тома стал задумчивым.

– Хотел бы я увидеть, как король садится.

– Ты будешь доводить меня целый день?

– Это Франция, мсье, – надменно отозвался он. – Я могу грубить вам, сколько захочу.



Том упорно продолжал величать меня «мсье». Я напомнил ему, что в Пале-Рояле у меня под кроватью лежит целая коробка ядов. Ещё я сказал, что если он не прекратит, я воспользуюсь своим правом сеньора и организую его свадьбу с той чрезмерно пылкой горничной. Тут он наконец-то заткнулся.

По прошествии нескольких минут ожидания и ничегонеделания мне снова пришлось оставить Тома со слугами. Теперь, когда король позавтракал, настал черёд всех прочих. Нас провели в большую комнату, где на длинном столе ждали несколько блюд с едой. Все брали что кому нравилось и ели, одновременно беседуя. Мужчины и женщины снова разделились. Теперь, когда мне предстояло общаться с людьми, я вновь почувствовал себя неуютно.

За исключением Филиппа, с которым мне разговаривать не хотелось, я никого толком здесь не знал. Более того: хотя мне надо было провести расследование – выяснить что-нибудь насчёт Амио и прочих, кто мог быть связан с убийцами, – я понятия не имел, как разговаривать с этими людьми. Пока я сидел в карете и притворялся бароном, всё выглядело очень просто. Но совсем иное дело – убедить цвет французского дворянства, что я им ровня. По пути в Париж, сидя в экипаже и прячась за шторами, я практиковался вести подобные разговоры, и тогда мне казалось, что это звучит великолепно. Теперь же я не мог вымолвить ни слова – и стоял болван болваном. С изумлением я заметил, что Салли чувствует себя как рыба в воде. Её окружала группка девушек, жадно внимавших рассказам Салли; глаза их возбуждённо блестели. Правда, немного беспокоило то, что они время от времени с интересом поглядывали на меня…

Я мысленно застонал. Какая жалость, что здесь нет Симона! Мне надо было перед расставанием расспросить его, как общаться с такими людьми. А вскоре Симон уедет из города, и я останусь совсем один.

И тут кто-то решился заговорить со мной. Человек в жилете с золотыми пуговицами подошёл и представился как маркиз де Ножан-сюр-Сен.

– Я слышал, нынче утром граф де Кольмар устроил сцену, – сказал он.

Мне тут же вспомнились слова Симона. Самая ходовая монета в этом королевстве – сплетни. Возможно, надо двигаться этим путём.

– Да, месье, – сказал я. – Мой др… мой слуга разрубил змею напополам.

Мужчина рассмеялся.

– О, так это были вы! Что ж, рад за вас.

– Амио обещал мне неприятности.

Маркиз махнул рукой.

– Фу ты ну ты. Он мантия, а не шпага. – Маркиз посмотрел на меня с возрастающим интересом. – А вы?