Проклятие пражской синагоги
Часть 20 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сам Войтех, удивленный признанием – или почти признанием – брата, замер посреди родительской спальни. Его внимание привлек шкаф, в котором, если ему не изменяла память, мама хранила альбомы с фотографиями.
В прошлом году, когда они все были в Санкт-Петербурге и расследовали загадочные сообщения в Скайпе от мертвой девушки, обстоятельства сложились так, что он и Саша оказались вынуждены переночевать в квартире ее родителей. Он тогда увидел на стеллаже несколько ее фотографий, а она заявила, что он теперь должен показать ей пять своих детских снимков. Он пообещал, что возьмет для нее фотографии, если снова окажется в Праге. В тот вечер Войтех считал, что этого никогда не произойдет, но раз уж он все-таки приехал сюда и даже пришел в квартиру родителей, ему стоило выполнить свое обещание.
Мама застала его в тот момент, когда он просматривал свои детские фотографии и выбирал из них наименее компрометирующие.
– Вот ты где, – тихо констатировала она, улыбаясь. Манеру говорить и смеяться тихо Войтех унаследовал именно от нее. – Там кофе остывает. Что ты делаешь?
– Смотрю фотографии.
– Это я вижу, – мама села рядом с ним на кровать и взяла в руки уже отложенные снимки. – Для чего они тебе?
– Обещал показать кое-кому, – признался Войтех.
– Свои детские снимки? – переспросила мама. – Это особенный «кое-кто», я полагаю?
– Нет, просто подруга, – как можно равнодушнее отмахнулся Войтех.
Впрочем, даже если бы он действительно воспринимал Сашу как «просто подругу», мама бы ему не поверила. Ее улыбка стала многозначительной, она перевернула несколько страниц в альбоме и указала ему на одну из фотографий.
– Возьми эту, – предложила она. – Тебе здесь два года, и ты похож на хомяка.
Войтех нахмурился, глядя на фотографию. На его вкус здесь он выглядел нелепо. Впрочем, на всех детских снимках он казался себе нелепым, а эта была точно не хуже других.
– Хорошо, так и сделаю, – вздохнул он.
Войтех почувствовал, как мамина рука коснулась его коротко стриженных волос. Хотя он давно уволился из армии, он продолжал носить стрижку «по уставу». Почему-то именно сейчас это показалось ему нелепым.
– Я рада, что ты вернулся, Теша.
Войтех посмотрел на маму и широко улыбнулся.
– Я тоже рад.
1 мая 2013 года, 22.30
Osadní, Holešovice Praha 7
Прага, Чешская Республика
Домой Войтех вернулся в состоянии полного умиротворения. Чувство казалось ему даже немного неправильным, так он отвык от него за последние три года. Даже разговор с отцом под занавес вечера не портил общего впечатления.
Тот подловил его уже перед самым уходом. Войтех так и не понял, как они оказались наедине, и подозревал, что мама подстроила это специально.
– Ты собираешься вернуться в Прагу? – без хождений вокруг да около спросил отец. Он не любил задавать наводящие вопросы и намекать.
Войтех знал, какого ответа от него ждут, и понимал, что его честный ответ отец слышать не захочет и не примет, поэтому выдал компромиссную ложь:
– Я пока не знаю.
– Зачем тебе оставаться в Москве? Тебя ведь там ничего не держит.
– Зачем мне возвращаться сюда? Здесь меня тоже ничто не ждет.
Это прозвучало почти дерзко. Гораздо более дерзко, чем Войтех когда-либо себе позволял, не считая своего последнего разговора с отцом, после которого и началась его добровольная самоизоляция от родных.
– Здесь твоя семья, – важно напомнил Ладислав. – Твоя родина, в конце концов.
– А там последние восемь лет моей жизни, – не сдавался Войтех. – Дом, к которому я привык. Друзья. Работа. – Последние заявления были откровенным преувеличением, но он напомнил себе, что отец никак не может этого знать. – Едва ли Прага может предложить мне больше.
– Здесь у тебя тоже есть друзья, ты просто забыл о них в последнее время. – Ладислава тоже было трудно свернуть с выбранного пути. – И ты мог бы найти здесь нормальное занятие.
– Например?
– Ты мог бы восстановиться в ВВС.
От такого предложения Войтех даже вздрогнул. Он удивленно посмотрел на отца, не понимая, как тот может думать, что после всего случившегося он захочет вернуться. Даже если бы мог.
– На кой черт мне это нужно?
– Это достойное дело, – без тени сомнений заявил Ладислав, глядя на сына с легким раздражением, как будто тот вынуждал его озвучивать прописные истины. – Головокружительной карьеры тебе, конечно, уже не сделать, учитывая все обстоятельства, но ты еще успеешь получить звание хотя бы майора или даже подполковника.
– Класс, это, конечно, сделает мою жизнь более осмысленной, – неожиданно для самого себя огрызнулся Войтех. – С чего ты взял, что мне это нужно? – он продолжал с удивлением разглядывать отца, пытаясь заметить хотя бы тень сомнения. Хотя бы крошечный намек на то, что Ладислав Дворжак допускает мысль о том, что его сын не жаждет военной карьеры. – Я никогда не хотел быть военным, папа, – тихо заметил он, так и не отыскав ничего подобного. Отчасти он боялся, что отец выйдет из себя от такого заявления, а портить прекрасный вечер новой ссорой ему не хотелось, но и промолчать он сейчас не мог. – Никогда. Ты этого хотел. Я только хотел… полететь в космос, – он нервно рассмеялся. Сейчас собственная детская мечта казалась ему глупой. – Или я думал, что хочу этого, не знаю теперь уже. Это ты сказал мне, что проще всего сделать это, став военным летчиком.
– Но тебе же нравилось, – неожиданно спокойно напомнил Ладислав. – Тебе нравилось летать.
– Нравилось, – не стал отпираться Войтех. – Только ты прекрасно понимаешь, что после всего, что тот врач написал в своем отчете, я уже никогда не смогу быть пилотом. Ни военным, ни гражданским. – Он покачал головой. – Психов ведь не пускают за штурвал.
– Ты можешь пройти повторное освидетельствование, – уже не так уверенно предложил Ладислав. – И если в этот раз ты…
– Если в этот раз я что? – Войтех горько усмехнулся. – Если в этот раз я скажу, что понял свое заблуждение, признаю нервный срыв и галлюцинацию, заявлю, что теперь мне гораздо лучше и я сам больше не верю в свой шизофренический бред про НЛО, тогда мне милостиво разрешат вернуться за штурвал? Если я достаточно убедительно… солгу?
– Ты все еще веришь в то, что видел НЛО? – с досадой уточнил отец.
– Если я начну тебе перечислять все, что я видел и во что верю…
Ладислав поднял руку, останавливая его. А потом махнул этой же рукой, и Войтех понял, что его отец только что распрощался с последними призрачными остатками надежд на его счет. Он вспомнил слова Карела и попытался найти в себе силы принять это явное разочарование, смириться с ним и спокойно жить дальше, но горечь оказалась сильнее всех разумных доводов и призывов повзрослеть.
– Я подумаю над этим, – пообещал он, ненавидя сам себя.
Ладислав Дворжак едва заметно улыбнулся и хлопнул его по плечу.
– Подумай.
Хотя Войтех понимал, что не собирается думать ни о чем таком, тень новой надежды в глазах отца лишь добавляла ему умиротворения этим вечером. Они расстались на позитивной ноте, и Войтех не стыдился собственной малодушной лжи. В отличие от Саши, он верил в то, что ложь бывает во благо.
От воспроизведения в памяти всех событий этого вечера его оторвал звонок в дверь. Войтех не представлял, кто мог наведаться к нему на ночь глядя. Сидоровы или Саша скорее написали бы в Скайп, с братом он расстался меньше часа назад, а больше никого и не оставалось.
Кроме Кристины, о мимолетной встрече с которой он почти успел забыть. Зато она, по всей видимости, не забыла.
– Прости, что я так поздно. Я дважды заходила сегодня, но тебя не было, – сообщила она, переминаясь с ноги на ногу у его порога.
Это выглядело необычно. Войтех запомнил Кристину слегка бесшабашной и уверенной в себе. Сейчас это был словно кто-то другой.
– Проходи, – он сделал шаг назад, пропуская ее в просторный холл.
Кристина вошла, закрыла за собой дверь и нерешительно замерла, сжимая в руках небольшой яркий пакет. Она оглядывалась по сторонам, как будто ее крайне интересовала скучная обстановка, но на самом деле она избегала смотреть на Войтеха.
– Я тут… принесла тебе сувенир, – в конце концов объявила она, протягивая ему пакет. – Я помню, что алкоголь ты не любишь, поэтому решила, что бутылка вина будет неуместна, а такой кофе вполне подойдет.
Войтех извлек из подарочного пакета упаковку кофейных зерен, ароматизированных корицей. Вспомнил, как по утрам после пробежки и душа всегда варил им кофе с корицей. Собственно, из-за Кристины он и придумал готовить его так: сдобу с корицей она просила ей не покупать, поскольку следила за фигурой, а он перестал ее есть из солидарности и начал просто добавлять корицу в молотый кофе при варке.
– Удивлен, что ты помнишь, – заметил он, разглядывая упаковку. Потом поднял взгляд на Кристину. – Зачем ты пришла?
– Попросить прощения, – прямо ответила та, а потом смущенно улыбнулась. – Оно слегка запоздало, я понимаю, но десять лет назад гордость, глупость и юность не позволили мне это сделать. Когда я увидела тебя в гостинице… Поняла, что время настало. Прости меня, если сможешь.
– За что именно ты просишь прощения? – Войтех вопросительно приподнял бровь. – За то, что переспала с моим братом? За то, что наговорила мне после этого? Или за всю ложь до?
– Наверное, за все сразу, – она неуверенно пожала плечами. – Я была юной, заносчивой и глупой, Войта. Считала себя чуть ли не королевой. Была уверена, что достойна большего. Я наговорила тебе гадостей тогда, но ты застал меня врасплох. Вся эта ситуация… Когда я поняла, что твой брат все подстроил, я разозлилась. На него, на себя. Я почувствовала себя униженной и оскорбленной, а еще впервые поняла, что он прав на мой счет, но мне так не хотелось быть «лживой шлюхой», что я попыталась переложить всю ответственность на тебя. Сделать тебя виноватым в том, что я тебе изменила. Глупо. Мерзко. Но такой я была. И мне действительно стыдно за это теперь.
Войтех выслушал ее молча, вернувшись к разглядыванию упаковки кофе. Он не знал, куда ее деть, и продолжал держать в руках. Когда Кристина замолчала, он снова посмотрел на нее. Когда-то его лицо легко отражало любые чувства, сейчас же оно выглядело равнодушной маской, поэтому его гостья так и не смогла понять, как именно он воспринял ее слова.
– Один вопрос, Криста. Он не давал мне покоя первые годы, пока я не уехал в Москву. Ты меня вообще любила когда-нибудь?
Она ответила не сразу, на долгую молчаливую минуту отвернувшись в сторону.
– Не так, как ты меня. Не так, как ты того хотел. Не так, как ты того заслуживал.
– Тогда зачем согласилась выйти за меня замуж? Тебе было двадцать: совсем не похоже на «последний шанс», который берут, не глядя.
– Да потому что ты меня любил! – возбужденно воскликнула Кристина и неожиданно шагнула к нему, но тут же снова замерла. – Потому что ты был точно таким, о каком девочки мечтают в детстве: добрый, честный, заботливый, внимательный, верный, очень милый и веселый. Только я по-настоящему не ценила этого тогда. В юности тянет на подлецов, а такие качества начинаешь ценить только с годами.
– Когда становится уже очень поздно, – заметил Войтех. – Добрую половину этих качеств я давно растерял.
– Только поэтому?
– Что?
– Становится поздно только поэтому? – Она сделала еще один маленький шаг к нему, глядя прямо в глаза, как Войтеху показалось, с надеждой. Он при этом окончательно перестал понимать, что происходит и что ей нужно. – Я имею в виду, есть ли хотя бы маленький, хотя бы крошечный шанс, что для нас еще не все потеряно? Если ты сможешь простить меня…
– Я давно тебя простил.
– Если сможешь снова любить меня…
– Я уже так не умею.